Норма.

      — Я не могу спать с этой ебанутой, — дверь распахивается слишком резко, врезается в стену и выбивает из подобия сна. Хаякава вскакивает, ёжится, будто окаченный ледяной водой. Глаза привыкнут к темноте через: пять, четыре…       — Причины? — изломанный силуэт Денджи в проеме скорее напоминает явление сонного паралича.       — Пауэр дерётся, иногда вопит, пускает слюни и…       — И? — две строгие секунды ожидания ответа. — Спи на полу в гостиной.       — Вот вы все считаете меня собакой, но я… — изверг заминается. Сложно не знать, кто ты, хотя именно его случай не вызывает даже малейшего укола сочувствия.       — Да. И собаки слушают приказы хозяина, — устало потереть лицо, немного нервно проходясь пальцами по глазам. Безучастно вглядеться в темноту.       — Аки-сан, сэр, — топчется на пороге, бездумно и глупо тянет себя за край футболки.       Это действительно сложно — искренне просить. Его такому не учили.       — Нет, — во рту Хаякавы уже начинает скапливаться тошнотворная кислота пробуждения.       — Да срать я хотел на все это! Неделя — отстой. Ты — мудак. Я — устал, — Денджи раздраженно пинает коробку, содержимое которой противно позвякивает, — и сейчас, вообще-то, пытался быть вежливым.       Скорости ему не занимать, как и решимости, в конце концов.       Его цели — все также глупы и бесхитростны.       Его действия — рывком подойти к кровати, устроиться более-менее прилично, закрыть глаза.       — Ты…       — Охуел? Возможно, — ночной гость утыкается лицом во вторую, в целом-то нахер не нужную изначально подушку.       И это… до мерзости неловко.       «Аки-сан-сэр» встает, открывает окно и выбивает сигарету из пачки. Что, черт возьми, происходит?       Холод улицы похож на слизь. Он затягивает в себя руки и стекает с кончика носа.       — Третье правило, — вмешивается голос со стороны постели.       «Курить — только на балконе». Да, точно, Хаякава сам составил этот список «можно-нельзя», которому не следует ровным счетом никто.       Заметка: сорвать его с холодильника и отправить в урну утром.       Но сейчас Аки способен только на меланхоличное:       — Пошёл ты.

***

      — Даже ты глупый и примитивный. Ненавижу, — Пауэр мешает. Неделя с момента заезда — слишком малое время, чтобы привыкнуть.       Она невероятно громкая, хаотичная и надоедливая.       Она заноза, которую вечно цепляешь и никак не можешь достать.       Она злится и сжимает банку с соком, выплескивая содержимое на пол.       Правило номер два:       «Не мусорить в общих комнатах».       — Что? — Аки поднимает усталый взгляд, с неохотой отрываясь от кружки кофе.       — Развлекаешься с ним, да? — изверг указывает пальцем на приоткрытую дверь его спальни.       — Заткнись, это твоя вина.       — Моя? — с минуту ее лицо блестит заинтересованностью, но после все стирается, возвращая привычное безумие. — То есть, я виновата в том, что ты извращенец и…       Никто не даст договорить, по крайней мере, не сейчас. Что-то щелкнуло, взорвалось, оставив после себя только звон в ушах.       Приятного мало.       Прижимая демона крови за горло к стене, Хаякава почти шепчет, с целью… не разбудить Денджи?       Да, так правильно.       Она спровоцирует этого кретина, дом снова встанет с ног на голову. Никаких вторичных мотивов, но пока он спит, должна стоять тишина.       — Слушай внимательно, — рука сжимается сильнее, и это вызывает лёгкое онемение в кончиках пальцев, — мне плевать, что ты обо мне думаешь, мне плевать на твои фантазии, да даже если тебя порвут на куски — мне абсолютно похуй, дорогая. Иди, куда шла, и прекрати творить херню хотя бы во сне, чтобы этот придурок не шатался здесь посреди ночи. Ясно?       Страх, вызов и лёгкая паника в глазах изверга успешно списаны на последствия раннего утра и, даже не удостоив ее лишним взглядом за вульгарное: «Псих» -, Аки выходит на балкон, поджигая сигарету на ходу.

***

      — Хлопнешь дверью, и я поменяюсь местами с Пауэр, — до смешного детская и нелепая угроза, но такой придурок, как Денджи, точно купится.       — Не нужно. Пожалуйста, — что-то невероятное. Раньше словарный запас тупицы не содержал данного слова, — Аки.       — Сан.       — Аки-сан, — последняя гласная тянется оплавленным гудроном.       Сгорбленная от усталости фигура пересекает комнату лениво и безупречно шумно.       Кровать прогибается под тяжестью чужого тела и дыхание почему-то спирает — Хаякава громко откашливается в кулак.       Оправдание здесь не требуется, но все же:       — Не смей снова забираться под одно одеяло со мной, перетягивать его или прикасаться. Даже случайно. Ты важен для Макимы-сан, для меня — нет, ясно?       — Больно, блять, надо, — по тону голоса можно понять, что Денджи хмурится. — Как-то не тянет обжиматься с мужиками. И вообще, я без одеял, там, и без подушек спать могу. Типа, привык.       — Так спи в гостиной. Почему ты снова притащился сюда?       Это нельзя назвать злостью, скорее упрёк. Издевка.       Вся ситуация — одна большая шутка. Не использовать такую возможность — безвозвратно грешнó.       — Потому что в этот раз ты даже не пытался отказать.       Он честный. Кристально прозрачный. Немного жалкий… ребёнок.       Во сне он морщится и постанывает.       Во сне он ни на грамм не смахивает на демона.       Это наглое противоречие не даёт рассчитать шансы на сопротивление и сомкнуть глаз.

***

      Несколько дней Денджи не заявлялся. Упорно игнорировал любые вопросы, забрасывал свои обязанности по уборке.       Кажется, это можно назвать прятками.       Что касается Хаякавы, он просто…       — …начал слишком много курить, — Химено здесь только для того, чтобы передать документы и не задержится надолго, но щеки все равно окатывает стыдом за окружающий бардак.       Она задаёт дежурный вопрос, по крайней мере складывается такое ощущение:       — Ты как? Порядок? Или что-то случилось?       — Да нет, все хорошо, — капитан знает его настоящую улыбку. Эта вымученная для ее успокоения фальшивка никуда не годится.       — Постарайся подружиться с новичком, Макима-сан возлагает…       — Будет сделано, — Хаякава опускает голову на руки, задевая уже переполненную пепельницу.       Тонкие пальцы девушки еле ощутимо и как-то успокаивающе надавливают на затылок, растрепав волосы:       — Извини за такие неудобства, — неоспоримая и непрогибаемая оптимистичность неброско отпечатывается в этой фразе.       Её улыбка согревает, выводит из транса и гипнотизирует снова. Наводит на мысли о…       Впрочем, уже через минуту Химено исчезла также бесшумно, как и вошла.       «Подружись с новичком. Начни брататься с извергом. Не кури в комнате. Засыпай один».       Попавшая под руку кружка вылетает в балконный проем и рассыпается кусками керамики по асфальту возле мусорных баков.       — Ого! Мне кажется, это ненормально, Аки-сан, — Денджи, наблюдавший за всем, оперевшись на перила лоджии, почему-то не решается наглеть сейчас.       В его руках — дотлевающий окурок.       Голова — вжата в плечи.       Воровство — уголовно наказуемо.       — Тебе знакомо понятие «норма»? — исказившая лицо Хаякавы насмешливая ухмылка режет его собственный мир напополам. В этом есть что-то забавное.       — Если прям понятие, то нет, — кажется, про риторические вопросы парень также ничего не слышал. — Но поступки же делят на плохие и хорошие.       — Как и привычки, Денджи, — взгляд многозначительно цепляется за пачку своих сигарет в чужой руке. — Ты выбрал худшую. Поздравляю.

***

      «Пауэр не будет ближайшие несколько дней», — информация, поступившая слишком резко, потянула за собой череду счёта секунд.       Короткая передышка в работе отряда превратилась для Хаякавы в бесконечное ожидание ночи, ведь именно в темноте происходят разные запредельные, отвратительные и по-своему заурядные вещи.       Убийства, грабежи, поджоги… спокойные прогулки Денджи с одеялом в руках к порогу не своей комнаты.       Дверь открыта заранее, и стоит часам пробить половину первого, из-за неё раздаётся громкое и неуверенное:       — Тебе…       — Вам, — Аки не то, чтобы рад, он, скорее…       Нет, что-то подобное: настолько близкое к восторгу и далекое от здравого смысла… недостойно описания.       — Вам снятся кошмары? — безнадежный вопрос, ответа на который не последует.       Поэтому:       — Да, бывает и такое.       — То есть, типа, всем снятся? — Денджи приближается слишком резко, приземляется на середину кровати ровно напротив, поджав колени, как перед извинением или наказанием.       — Почти. Людей миллионы, — нервное сглатывание приравнивается к сдаче с поличным.       — Это хорошо, — мальчишка демон корчит одобрительную гримасу, но вовремя одергивает себя. — То есть, плохо, но, я такой не один хотя бы.       — Думать — явно не твоё. Ложись спать, — попытка Хаякавы отвернуться номер раз.       Безуспешно.       — И бросай курить, — безуспешно.       — Если продолжишь, то, когда тебе все же удастся выклянчить у Макимы-сан поцелуй, её стошнит от отвращения.       — Но я не…       Попытка номер три — провал.

В случае невозможности отступить стоит бороться до последнего.

      Жизнь короткая и в целом ничего не значит.       Хотя бы раз за этот жалкий промежуток времени стоит позволить себе прикоснуться к обветренным и искусанным губам человека с щенком-бензопилой вместо сердца. В непроницаемой темноте обхватить его голову руками, притянуть ближе, с силой схватив за волосы. Потратить на подобное доказательство своей правоты ровно столько минут, сколько потребуется, чтобы в лёгких не осталось воздуха.       — Видишь, — Хаякава отстраняется, открывает глаза, но ничего не вписывается в фокус, — горько и мерзко.       — Не согласен, — реагировать так — не то чтобы адекватно, но допустимо. — То, что я почувствовал… приятно?       — Можешь продолжать оспаривать очевидное. Ты ведешь себя неподобающе, — голос внешне непоколебимого истребителя демонов дрожит, как перед расстрелом.       Что ж. Со всеми случается.       — Да, я всегда веду себя «не так», «неправильно» и пятое-десятое. Денджи то и Денджи, блять, это. Но что мне тогда делать вообще? — смахивает на извращённый крик о помощи.       Пусть спасает себя сам.       — Хорошенько пораскинь мозгами сейчас, и делай, что хочешь.

***

      — Норма — признанный обществом стандарт поведения, регулирующий устойчивость социального индивида, — подобные нравоучения, правила здорового взаимодействия и общечеловеческая мораль не коррелируют со сбивчивым дыханием, головокружением и ломотой удовлетворения.       Все наперекосяк и невпопад.       Но ведь кто-то же должен был сломать тишину, чтобы мир пошатнулся и снова пришёл в движение? Или…       — Норма… — Денджи открывает истерзанный поцелуями рот, нервно кашляет, пытаясь прочистить измученное стонами и криками горло, но в итоге крутит головой и сдаётся. — Я не понял. Повтори, Аки-сан.       — Нет. Забудь. Тебе это уже не нужно.