Sickness

      Музыка долбила по ушам, дикий, отвратительный бит резонировал где-то внутри. Огни били по глазам, очертания беснующейся толпы сменяли друг друга в лихорадочном темпе. Даже если прикрыть веки, то под ними вырисовываются размытые темно-красные образы, которые мельтешат до боли в мозгу. На трезвую голову не понимаешь, с чьей помощью на танцполе дрыгаются тела. Хорошо, что он уже напился до полуобморочного состояния.       Нет, все-таки это не музыка, а набор зубодробительных шумов. Такое чувство, будто их крутят на повторе, проверяя, насколько тебе хватит нервов, пока ты не сорвешься. Что-то точно из разряда увеселений в Яме. Мысли о них леденили кровь, вырывая из комфортной зоны отрицания реальности. Рука сама потянулась к граненому стакану виски. Он залпом выпил; поморщился. Алкоголь отвратителен. Девушки отвратительны. Они вились какое-то время вокруг их столика, как мухи над мертвой тушей. Вспомнить их лица было невозможно, как будто эту часть воспоминаний накрыла пьяная пелена. В воспаленном мозгу отпечатались их кислотно-яркие платья, которые сверкали пайетками в голубой подсветке их столика. Все было чуждо и непонятно, словно в затянувшемся лихорадочном сне, который расслаблял его уставшую душу, ничего не давая.       Помнил ли Горо, зачем здесь оказался? Опрокинув плохо сделанный шот, он начал смутно припоминать. Кажется, это была очередная кутежная идея Нишитани. Кстати, где он? Давно его не было слышно. Маджима тряхнул головой: нет, какой глупый вопрос. Очевидно, где-то в астрале. Не было нужды отвлекаться от залипания в одну точку в попытках собраться с мыслями, чтобы увидеть Хомаре развалившемся на диванчике пурпурного цвета. Такого же, как и у пиджака, который мешал ему «мацать телочек» и был скинут на заботу Горо.       К такому он привык. Глава клана всегда тянулся к чему-то животному, зрелищному, грязному. Неудивительно, что почти каждое посещение очередного модного клуба-однодневки заканчивалось тотальной попойкой или дебошем; только рядом с Горо ему срывало крышу, прямо как сейчас. В таком непрекращающемся потоке разговоров ни о чем, кокетливых прикосновений девушек, которые не шевелили воображение, а вызывали отвращение, попыток заглушить это адской смесью алкоголя, было сложно заметить, в какой момент Нишитани умолк и убрал руку с его плеча. Сейчас она покоилась на колене, придерживая полупустой стакан.       Стол был завален бутылками виски, скотча, водки, и даже вина. Перевернутые рюмки, карточки, визитки собутыльников, салфетки с написанными помадой номерами, в которые были завернуты окурки сигарет, смятые чеки за услуги, о которых они никогда бы не попросили. Зрелище в любое другое время жалкое, однако в данный момент — завораживающее, как горящая мусорка. Мертвый, застывший хаос на столе, несмотря на всю поэтичность, утомлял, тут же разбудив давно назревавшее желание склонить потяжелевшую голову куда-нибудь. Когда голова опустилась на что-то мягкое, Маджима тут же очнулся; он исподлобья взглянул на обладательницу подвернувшейся груди. Она настойчиво не замечала его, о чем-то переговариваясь с Нишитани. Девушка лукаво щурилась, по-змеиному зубоскалясь сальным шуткам. Что-то в ее виде, небрежной манере держать шампанское, и той легкости, с которой ночная бабочка заняла все их пространство, задевало за живое, будоражило и беспокоило пьяную голову Маджимы. Он грубо ее отстранил за талию, выпихивая с дивана. Она тут же встала, что-то крикнула, метнув на него быстрый, презрительный взгляд: ее рот открывался и закрывался, но ничего не было слышно. Горо уже не смотрел на нее, когда та развернулась на каблуках и пропала в толпе. Кажется, она исчезла также неощутимо, как и появилась. — Маджима-кун, не думал, что ты такой грубиян, — хихикнул откуда-то Нишитани, приподнявшись из-за стола, чтобы разглядеть ее вслед. В ответ Горо пожал плечами, выпив еще одну рюмку, удивляясь самому себе. Даже в пьяном угаре такой резкой реакции он не ожидал. — Я не в настроении для девочек, — просто признался Горо. — Как насчет танцев? — куда-то в пространство, ни к кому не обращаясь, бросил Нишитани.       Танцы? Маджима и забыл, что они пришли ради этого тоже. На шестой песне, походившей на ад, «Король ночи» признал, что слишком стар для такого. За светским времяпровождением он и не заметил, что ночь подходила к концу, сменилась музыка. Нишитани закурил, затянулся, закатив глаза, кажется, не ожидая ответа. Наверное потому что он уже сам все решил: он рывком встал с дивана, и, покачиваясь, потянул за рукав Горо. Серьезно? «Нишитани еле стоит на ногах», — мелькнула мысль, тут же завязнув в ленности. Танцы? Да пусть. Вечер и так становился томным. На танцполе было душно. Воздух, в котором витала сладковатая нотка коктейлей, неимоверно давил. Было людно и тесно; подуставшая разноцветная толпа начинала утихать.       «Потанцуем, и, может, я смогу убраться отсюда», — мантра, которую Маджима бубнил себе под нос каждый раз, когда Нишитани таскал его по увеселительным заведениям, зачастую его самого не спрашивая. Хомаре нравилось изводить Горо, делая вид, будто он внимательно слушает топ-5 причин, почему менеджер сегодня не сможет уйти пораньше с работы, а потом уронить, как бы невзначай: «Ты такая ханжа, Маджима-кун». И Маджима-кун почему-то велся.       Нишитани, словно читая его мысли, нагло улыбнулся, взяв его руки в свои. И сейчас он дразнил приятеля, всем своим видом заявляя, что пальцы в ближайший месяц ему не нужны. Не дав обдумать столь заманчивую идею, мужчина утянул его в самый угол танцпола и беззастенчиво налег на него почти всем телом. Нестерпимо несло алкоголем и до боли знакомым сигаретным дымом; Горо не отстранился. Руки сами обессиленно опустились, сомкнувшись на чужой талии. Ладони Хомаре нагло бродили по его спине и бедрам. Только в его движениях не было той циничности, которую он позволял себе с женщинами. Его сухие губы коснулись напряженной шеи. Маджима тщетно цеплялся за сознание, лишь бы не упасть вместе с ним, потому что с каждым смазанным поцелуем к расстегнутой рубашке, ему казалось, что он тонет все глубже. — Я скучал, щеночек, — промурлыкал в ключицы Нишитани, склонив голову на его плечо, просто качаясь в такт. Горо хотел было ответить, но он не мог. Не было сил забыть то, что происходило прямо сейчас, и потом, натянув служебную улыбку раба сферы услуг, вернуться к нормальной жизни; не хотел оставлять мирок, состоящий из них двоих, и на выходе сделать вид, что так и должно быть.       Ведь он тоже скучал.

***