Such a liar

— Честно, Сонхуни, Чонвон такой… такой вау, — голова Джея с громким хлопком встречается с дубовой поверхностью стола, заставляя Сонхуна вздрогнуть и кинуться к другу в порыве беспокойства за его глупую голову. Но разомлевший Чонсон лишь расплывается в широкой счастливо-влюбленной улыбке и продолжает свои бубнения о том какой этот Ян Чонвон хороший-добрый-милый-восхитительный и, главное, любимый. В отличие от самого Сонхуна. Любимый ни кем иным, а его лучшим другом, от которого Сонхуна ведет уже второй год и, кажется, только последний идиот не заметит его глаза-сердечки направленные строго в одном направлении. В направлении чертового придурка Пак Чонсона.       Сонхун вздыхает тяжелее обычного и откидывается обратно на спинку кресла, пытаясь как можно сильнее абстрагироваться от всех этих разговоров, но сказать Джею напрямую, что слушать это он не в силах, Пак не может. Потому что предательская влюбленность не должна быть преградой их дружбе. Пусть хоть что-то связывает их. Сонхун потерпит разъедающую внутренности ревность, сможет вытерпеть и бесконечный сладкий трёп о Чонвоне, лишь бы Чонсон улыбался. И откуда в Сонхуне столько сердоболия, он и сам не ответит. Пак кривится не то от мыслей, не то от очередной порции влюбленных улыбочек Джея в экран своего телефон (кто же там ему написывает, интересно…) и резко подхватывает массивный стакан с пивом. — Я рад за тебя, честно, — слова приходится вытаскивать из себя волоком, они неприятно царапают стенки горла, цепляясь за всё подряд, лишь бы не оказаться снаружи. Лишь бы не быть сказанными. Потому что вранье всё это. Враньё и лицемерие. — А чего мина такая кислая тогда? — Джей тоже откидывается на сиденье, повторяя действия друга, и смотрит так… пронзительно, словно пытается мысли Сонхуна уловить. Пак даже подбирается на секунду, улавливая в глупых пьяных мыслях промелькнувшее сомнение в том, что у Джея никаких сверхспособностей нет. Уж слишком часто друг понимал его без слов, чувствуя состояние Сонхуна словно фибрами души. И все равно не смог прочувствовать всю нежность, которую отбивает сердце Пака лишь для него, Чонсона. Или просто не захотел это чувствовать. — Пиво, кажется, старое, кислое, — отмахивается Пак и отводит взгляд, чтобы Чонсон не заметил мелькнувшую боль и безысходность, которая неумолимо растекалась по венам с того самого дня, когда Джей притащил на перемене в их класс президента школы и представил как своего парня. Сонхун передергивается от воспоминаний и подрывается с насиженного места, — Домой пора, завтра математика первым уроком, — он даже не смотрит в сторону друга, кидая на стол чуть больше половины суммы по его подсчетам.       Душный августовский вечер принимает его в свои объятия, окутывая мысли уже начинающейся осенней хандрой. В этом году рановато.       «Это трагедия» — Сонхун чувствует себя просто отвратительно, когда ловит на мысли, что, кажется, больше не справляется со всеми накатившими эмоциями в одиночку, приходится вызывать тяжелую артиллерию — Ким Сону.       «Мне позвонить, хён?» — Сонхун, не дожидаясь ничего, набирает номер младшего, присаживаясь на корточки возле ближайшей стены. — Добегался? — звучит издевательски сладкий голосок на другом проводе. Кажется, посвятив однажды Сону в свои страдания, Сонхун подписал себя на вечные подколы со стороны Кима. Но каким бы язвительным иногда младший не был, вот в такие моменты всегда мог собрать Сонхуна по частям заново. Подлатать разваливающееся и потрескавшееся сердце, стряхнуть пылинки отчаяния с внутренностей и вдохнуть немного жизненных сил, которых у самого Сону, кажется, было хоть отбавляй. И откуда только такой активный вылез.       В следующий раз буря тщательно скрываемых эмоций захлестывает его на вечеринке в баре, когда не найдя друга в общем зале, Сонхун решает проверить их тайный закуток на крыше. И лучше бы Пак туда нос не сувал, знал же, что картина ему не понравится.       Тогда ему казалось, что он выплакал всю душу, задыхаясь и хватаясь за руки Сону, пытаясь отыскать в нём мнимую опору. Младший отходил от его истерики ещё с пару недель, каждый день таская Сонхуну шоколадное молоко, чтобы подбодрить. Он даже однажды поделился, что думал о том, что Сонхун в таком состоянии может себе что-то сделать. — Хун, — Чонсон подсел к нему поближе, наклоняясь к самому уху Пака, чтобы учитель не смог услышать шепот, — Между тобой и Сону что-то есть? — Сонхун подавился воздухом, пытаясь сдержать рвущийся наружу истерический хохот. И правда. Что-то есть. Расшатанная психика Сонхуна, которую младший всеми силами пытался поставить на место, например. Или часовые истерики из-за Чонсона, а ещё, конечно, вагон нравоучений от мастера отношений Ким Сону. — С чего ты взял? — шипит он в ответ, стараясь сохранить спокойный вид. — Ну, вы просто стали словно слипшиеся пельмешки, — хмыкает Джей, придвигаясь ещё ближе и кладя свою руку на бедро Сонхуна. Пак почти задыхается от чрезмерной близости, — Даже обедать со мной в столовой перестал. — Прости, в следующий раз обязательно влезу между тобой и Вони, — нарочито сладко растягивая имя младшего, говорит Пак. — Зачем же между, можешь и напротив сесть, — глупо хлопая глазами, Чонсон поворачивает голову в его сторону, встречаясь с тяжелым взглядом Сонхуна. — Когда вы рядом, флюиды вашей любви не дают пище мне в горло пролезть, блевать тянет, — даже не врет, надеясь, что Джей сочтет его слова веселым сарказмом. Лицо Чонсона на секунду становится каким-то чересчур строгим, заставляя Сонхуна посеять зерно паники внутри себя. Он сказал лишнего? Он точно сказал лишнего, черт. Теперь Джей будет думать, что он какой-то идиот. Но уже в следующий момент друг вдруг разражается негромким смехом. — Чувак, найди себе кого-нибудь, серьезно, ты придурок, — Сонхун сконфуженно улыбается в ответ, мысленно закатывая глаза на происходящее. Придурок здесь только один. И это точно не Сонхун.       Но, кажется, кого-то находит себе не Сонхун, а… Чонвон. Пак столбенеет, приглядываясь в толпе к знакомой ярко изумрудной блузке, которую Чонсон так долго выбирал в подарок младшему, боясь, что тому такой стиль не придется по душе. Конечно, не придется, думал Сонхун. Тот предпочитает бесформенные толстовки и широкие штаны. Именно поэтому он и посоветовал другу её купить. Ну, а что? Сонхун хоть и желал Джею всего самого наилучшего, но никто же не запрещал ему немного насолить Чонвону. В голове тогда что-то щелкнуло, загорелся красный свет тревоги и сирены вопили о том, что Ян то ни в чем не виноват и это ребячество Сонхуна просто глупая попытка вылить свою ревность и агрессию на другого человека.       Но что же это получается? Чонвону подарок всё-таки пригодился. Например, в ахмурении каких-то высоких незнакомцев в клубе.       Сонхун хмыкнул, чувствуя, как злостное наслаждение заполняет его нутро вместе со стаканом виски, и достал свой телефон. Фотографии вышли прекрасными, а главное качественными и отчетливо кричащими о довольно развязном поведении младшего в компании какого-то парня. Выходя из клуба, он нарочно прошелся возле стола, где зависал Чонвон, чтобы тот точно его заметил. План был прост — отправить все доказательства Джею в этот же вечер, но его нарушил поток слезных сообщений Сону, который, неожиданно, оказался таким же разбитым в то время, как и он сам. Младший так и не рассказал, что произошло, но Сонхун просидел с ним до самого утра, утирая слезы рукавами свитера и убаюкивая Кима, словно мать ребенка, как когда-то он делал для самого Сонхуна.       Все нелепые надежды на то, что Джей откроет глаза на поведение Яна и посмотрит в сторону Сонхуна, наконец; всё злорадство, которое тешило нутро — стало вдруг таким пустым и неважным, когда образ Сону как какой-то эмоциональной опоры, рушился с каждой секундой всё быстрей и быстрей.       Тогда голова Пака была заполнена лишь горечью и неприязнью к своей собственной персоне. Он ведь, в правду, никогда в серьез не интересовался состоянием младшего, создав из него какой-то образец спокойствия и положительных эмоций. Сонхун даже на секунду не допустил мысль о том, что у Кима у самого проблем может быть выше крыши, что его собственные тревоги Сону воспринимает так близко к сердцу, потому что сам весь словно напичкан взрывными страхами, в которые ткни легонько и они разнесут все рамки здравомыслия, которые младший выстраивал по крупицам. Тогда Паку впервые и приходят мысли о том, насколько же он, оказывается, отвратительный друг. Для всех, получается.       Он врёт одному, пытаясь казаться счастливым и поддерживающим товарищем, когда на самом деле безнадежно влюблен и готов сердце в щепки разорвать, лишь бы не видеть чужого благополучия. Он абсолютно плюет на мысли и чувства другого, воспринимая все его действия как должные, словно Сону какая-то жилетка для слёз, а не живой человек со своими тараканами в голове. Сонхун… отвратителен.       И после той ночи он почти забывает обо всём, полностью погружаясь в съедающую его ненависть по отношению к себе. И, на этот раз, даже Чонсон чувствует, что что-то не так, потому что друг становится совсем уж отстраненным. Даже смотреть в сторону Сону или Джея становится страшно. Но полностью закрыться ему не дают цепкие руки Кима, которые с какой-то невообразимой силой, наперекор всем желаниям Пака, тащат его на совместную встречу с Джеем, Чонвоном и ещё парочкой знакомых. Дураку понятно, что они с Чонсоном сговорились, заметив подавленное состояние Сонхуна.       Но веселья не выходит. В середине вечера к ним неожиданно подходит тот самый парень из клуба, который слишком уж не по-дружески обнимал тогда Чонвона. И, кажется, младший его увидеть здесь тоже не ожидал, потому что Сонхун замечает как испуганно бегают глаза Яна от него к их новому знакомому, как беспокойно Чонвон складывает и рвет на части несчастную салфетку, как сидя между Джеем и Хисыном, поочередно незаметно жмется то к одному, то к другому. Для Сонхуна всё это выглядит слишком уж занимательно. — Хён, — обращаясь к нему, вдруг прерывает разговор Рики, знакомый Сону, ещё более бестактный и язвительный, чем сам Ким, — Чонвон скоро в обморок упадет от беспокойства, ты его съесть глазами пытаешься что ли, как не повернусь — ты на него смотришь, — Пак хмыкает на проницательность младшего и ловит взглядом испуганные глаза Яна. Сонхун, наверняка, последняя причина его беспокойства сегодня, но, может, пришло время прибавить огоньку этому вечеру. Пицца с халапеньо с этой задачей справилась на троечку из десяти. Позвольте Сонхуну выйти на ринг. — Уверен, Рики, это всё потому что у нашего Вони гейская паника началась. Сидеть между двумя такими горячими парнями, наверное, сложно. Зажали там мальчика, дайте выдохнуть, — Ники шутку оценивает на твердое отлично, заливаясь смехом на всё помещение, но то, что сейчас действительно доставляет удовольствие — бледное и вытянутое лицо Яна, который тут же подрывается с места и убегает в сторону уборной. Хисын незамедлительно следует за ним. Сону неуверенно заглядывает в глаза Пака и в его взгляде мелькает понимание ситуации. Сонхун, кажется, живет среди чертовых телепатов, серьезно. Он несдержанно ухмыляется, но уже в следующую секунду вся улыбка слезает с его лица, когда он натыкается на осуждающие бездонные глаза Чонсона. Пак приподнимает брови в вопросе, с вызовом заглядывая в самую глубину черного омута. — Я же просил быть повежливее, — в голосе Джея мелькают стальные нотки, которых раньше Сонхун никогда не слышал. И это бьет больнее, чем сказанное. Но вместо очередной порции жалости к себе, он вдруг чувствует подступающую ярость. Чонсон просто беспросветный придурок. Каких ещё поискать нужно. — Ты… — Сонхун задыхается от накатывающей истерики, — блять, да пошли вы все, — кончики пальцев покалывает от желания разобраться со всем здесь и сейчас. Разобраться с Чонсоном, который дальше светлого образа своего парня не видит. С Чонвоном, который, кажется, думает о себе слишком много. С этим Хисыном, который лезет к чужим парням. И ведь, наверняка, про Джея знает. Не зря ведь не распускал руки сегодня вечером. Пришел поиздеваться? С… Сону. С Сону, который продолжает активно строить из себя мать Терезу, честное слово, таскаясь с Паком повсюду.       Сонхун подрывается на ноги, чуть не роняя полный стакан с колой, и, отмахиваясь от руки Кима, который пытается остановить его, поворачивается в сторону выхода, замечая стоящих рядом с их столом Чонвона и Хисына, наблюдающих за происходящим с беспокойством. Он вздыхает, молясь всем богам, чтобы ему хватило сил пройти мимо и сохранить достоинство на планке чуть ниже среднего. Чонвон ойкает коротко, когда Пак слегка задевает его плечом и смотрит вслед. — Я пойду за ним, извините, — Сону подрывается следом, судорожно вытаскивая из кармана пальто несколько купюр. — Нет, — тихо произносит Чонсон, тоже вставая из-за стола. Он в несколько больших шагов преодолевает расстояние до двери. Веселый звон колокольчиков над входом сопровождает напряженную атмосферу, повисшую над их компанией. — Я... — Чонвон поворачивается в сторону, борясь с желанием бросится вслед Джею, но остается, когда Хисын хватает его под локоть и насильно усаживает на диван, отрицательно маша головой. — Ты совсем с катушек слетел, — Чонсон грубо разворачивает Сонхуна к себе, — Что за цирк? Что с тобой происходит, объясни, — Джей почти рычит, надвигаясь на друга, словно смертоносная змея, готовая к атаке в любой момент. Но Паку сейчас настолько всё равно. Он одним размашистым движением припечатывает друга к стене рядом. Чонсон хмурится от неприятных ощущений и хочет уже разразиться очередной тирадой, но не успевает. — Ты серьезно не замечаешь, как Чонвон смотрит на этого Хисына? — Сонхун заглядывает в глаза Джея, встречаясь с абсолютным непониманием и раздражением напрямую, — Джей, открой глаза! Ты сам мне говорил, что последнее время он стал всё чаще откладывать встречи, что всё время нервничает. Ты только и делаешь, что говоришь о нем, — Пак подходит чуть ближе, почти придавливая Чонсона своим телом. — Сонхун, скоро экзамены, мы все на пределе, — Джей пытается положить руку на плечо Пака, чтобы попробовать успокоить, но тот лишь отмахивается в раздражении, — но тебя, кажется, подкосило больше всего. Чувак, не неси чушь, — Сонхун вспыхивает, дрожащими от ярости руками, пытаясь достать телефон из кармана джинс. — Это меня подкосило? Меня? — правильный пароль набирается только с третьего раза, он открывает галерею, пролистывая немного вниз, и тычет телефоном в лицо Джея, — Посмотри на своего суженного, потеющего над уроками в клубе, — он хмыкает, когда Чонсон вырывает телефон из его рук, листая фотографии, — Хисын ему помогает, наверное. Сфотографировал лично, чтобы ты в рамку повесил над кроватью и любовался, какой у тебя умный и усердный парень, — Сонхун замечает как руки Чонсона слегка подрагивают, но он просто не в силах сейчас остановится и не нагнетать ещё больше. — Почему… — голос друга тоже дрожит, но он продолжает листать фотографию за фотографией, приближая и отдаляя их, словно пытаясь доказать себе, что всё это ошибка, — Почему ты не показал мне всё это раньше, Хун? — Джей поднимает на него глаза и Сонхун видит, что от прежнего раздражения там не осталось ни следа. Только тупая ноющая боль. Он может различить теперь безошибочно. Потому что каждый день упивался ей, смотря на себя в зеркало. Сонхун знает, что, несмотря на мужественную внешность, Джей крайне ранимый и, наверняка, держится из последних сил, но Пака, кажется, больше не пробивает. — Потому что видел каким взглядом ты смотришь на него, Чонсон, — Сонхун смаргивает подступающие слезы и продолжает, — Смотришь на него так же, как я всегда смотрел на тебя, — Джей вздрагивает, словно от звонкой пощечины. В его глазах проносится всё: от удивления до принятия. Сонхун, не дожидаясь какого-либо ответа, забирает телефон и уходит. Ни разу не обернувшись.       И больше не болит. Больше не выворачивает, не прибивает. Дышать становится легче.