Путники

      На отдалении в пятнадцати стадиях от города, на краю безводной пустыни, гладкой и чистой, подобно лысине, виднелось огромное паровое облако, в котором с трудом угадывались смутные тени нелепых гигантских фигур, расхаживавших на тонких журавлиных ногах. Эти причудливые твари иногда издавали оглушительное гудение и отсвечивали среди молочного тумана ярко-красными огнями. С высоты птичьего полёта казалось, что пустыня полностью безмолвна и неподвижна. Лишь ядовитые зеленоватые испарения время от времени вырывались из трещин в земле со злобным шипением, искажая прогретый воздух дрожащими образами далеких мест. Восточная половина неба была плотно затянута черными тучами. Они сулили грядущий дождь и нависали над отдалённым на сотни парасангов горным хребтом, который был еле различим по смутным очертаниям, уподобляясь пробному наброску художника. Наконец, солнечный диск, утомившийся наблюдать за одинаковой картиной всеобщего опустошения, медленно закатился за горизонт. Пустынная почва перестала извергать отравленное дыхание, и равнина, раскалённая днем дотла, походила на тихое и безлюдное кладбище. Это впечатление подкреплялось видимым отсутствием в округе любых живых существ (даже самых неприхотливых). Рядом с одной из замолкнувших ядовитых трещин лежала большая куча, сложенная из комьев высохшей глины. Она напоминала чей-то могильный курган посреди безжизненной равнины, ненавистной даже скорбному Гелиосу, блуждающему по небу в сверкающей колеснице. Внезапно, куча судорожно затряслась и начала рушиться. Из-под неё вылез тощий человек, носивший широкополую войлочную шляпу и потертую маску из козлиной кожи. Он был плотно завернут в тёплый шерстяной гиматий. В правой руке мужчина держал короткую отточенную лопатку, а в левой — поношенную сумку, набитую до краев. Странник с уверенностью выпрямился и неторопливо оглядел унылый ландшафт. Пустыня простиралась на 20 дней непрерывного пути к востоку. Оттуда дул сильный свежий ветер, называемый Эвром, который и гнал грозные темные облака. Путешественник посмотрел в этом направлении и остановил взор на некоем неясном глазу силуэте с белым свечением. Человек покачал головой в сомнении, засунул забинтованную руку в сумку, пошарил немного и достал маленький драгоценный камень. Предмет имел гладкую прозрачную поверхность в обрамлении тонкого бронзового диска с короткой стрелкой. Металл был покрыт символами первых четырех букв эллинского алфавита. Мужчина повернул стрелку к знаку «дельты» и приставил камень к глазнице. Хрупкая вещица обладала удивительными свойствами: она позволяла в точности рассматривать очень далёкие окрестности, словно пользующийся предметом взобрался на вершину высокой скалы. Благодаря эффекту зелёного камня таинственный силуэт приобрел четкость линий и принял форму невысокой башни. Она состояла из трех круглых ярусов. В верхнем из них было вырезано узкое окно, будто у прибрежного маяка. У основания строения лежали большие чёрные завалы, собранные, казалось бы, из песка. — Кому понадобилось строить маяк посреди пустыни? — пробормотал вслух странник. — Не забрал ли Танатос мой рассудок? Похоже, слышанное оказалось правдой. Надо поскорее достигнуть этого убежища до рассвета. *** Продвижение к башне заняло у странника почти целую ночь утомительно долгого пути. Время от времени он останавливался для коротких привалов и сверял свое местоположение по ярчайшей звезде среди ночного неба. Её сияние уверенно указывало на север. Сама же звезда была инкрустирована в рамку верхнего созвездия, что походило по форме на Лиру из черепашьего панциря. Когда-то давно этот музыкальный инструмент принадлежал Фебу, одному из великих богов прошлого. — Какое чистое небо! Нет, совсем не как в городе. — прошептал путешественник рассматривая сверкающий ночной небосвод. — Быть может, отсюда оставшиеся в мире боги могли бы смотреть на нас и скорбеть. Человек запел пеан сбивчивым голосом, иногда запинаясь на тех частях, слова которых он уже забыл. Пение коротало затянувшийся поход и отдаляло скуку. Наконец, странник вплотную приблизился к башне и остановился. Он с любопытством разглядывал чудную постройку. Как оказалось, темные кучи были сложены вовсе не из песка, а из тельц бесчисленного множества мертвых насекомых с черными блестящими панцирями. Среди гор жучиных трупиков неравномерно торчали согнутые железные прутья. Их покрывал многолетний налёт ржавчины. Каждый из прутьев разделяла дистанция в два или три локтя. Заинтересовавшись, мужчина кругом обошёл маяк. Башня имела четыре верхнеярусных бойницы, расположенных друг напротив друга в форме креста, и две нижних входных арки. Над одной из них была грубо вырезана надпись по-эллински «смерть жукам» («канфаролефрон»). Внезапно, странник заметил большой красный след, который отпечатался на одном из участков жучиного завала. Путешественник принялся лихорадочно раскапывать окровавленную часть кучи. Под грудой безжизненных останков насекомых он обнаружил к своему удивлению тело маленькой девочки. У неё были светлые волосы, свалявшиеся от нескольких слоев грязи. Из головы девочки росли тонкие ветвистые рога, как у лани. Вокруг её глаз виднелись ярко-красные отметины, глубоко въевшиеся в кожу. От этих следов исходили чуть блеклые линии в сторону лба и щек. Единственным одеянием для неё служила только толстая и грубая овчина, накинутая на плечи. Темя девочки обильно кровоточило. Рана обнажала кость и подгнившее мясо с прилипшими клочьями волос. Несмотря на жуткие повреждения, пострадавшая всё ещё дышала. Странник перенес ее в башню, закрыл за собой все двери и зажёг светильник, вынутый из сумки. Мужчина снял помятую шляпу, скрывавшую плешь, покопался в своих запасах и достал малый котелок с треножником, тонкую связку хвороста, хирургический нож, флакончик с черной жидкостью, припарку из ячменной муки и стопку шерстяных повязок. Он разместил эти предметы у тела лежавшей. Путешественник приподнял голову девочки и аккуратно надрезал скальпелем рану, внимательно изучая повреждения. Кость чуть вдавилась внутрь, и на ней был заметен знак от тупого оружия. Судя по всему, мозг понес незначительный урон. Мужчина разогрел в котелке черное лекарство, обмазал им рану и наложил повязки. Он бегло осмотрел внутреннее помещение маяка. Большую часть комнаты занимал широкий столб. Он превышал по толщине столетние дубы и устремлялся к верхним ярусам вместе с извивающейся винтовой лестницей. Странник прислонил ладонь к стенке столба, которая была слеплена из глиняных кирпичей и источала тепло на ощупь. По видимому, столб был полым: внутри свободно проходил горячий воздух. Мужчина осторожно поднял и положил девочку у теплой поверхности столба, сбросил с её плеч овчину и взамен накрыл гиматием. Под плащом целитель носил узкие одежды, удобные для ходьбы. *** Мужчина поспешно поднялся на верхний этаж строения, сжимая светильник в руке, и методично осмотрел помещение. В его центре расположенный ниже столб оканчивался круглым железным люком, имевшим колесообразную ручку с восемью спицами. Крышку покрывали следы царапин от когтей и зубов каких-то животных. К потолку комнаты крепилось несколько зеркал для отражения солнечного света. По противоположным сторонам помещения были разбросаны восемь шкафов из гнилого дерева с ветхими дощечками. На одном из выпячивающихся углов этой старинной мебели остались сгустки крови. Угол этот находился рядом с окном, устремленном к западу. Мужчина мелкими шагами приблизился к проему и выглянул. Внизу ясно виднелось кровавое пятно на жучиной куче. На отдалении небесного горизонта появилась крохотная крылатая тень. Она издавала еле слышимый гул наподобие скрежета от трения бронзовых жерновов. Скиталец задрожал и встревоженно промолвил: — Великий Зевсид, неужели меня не бросят преследовать даже в безжизненной пустыне? Он кинулся прочь от окна и прижался к одному из шкафов, где долго сохранял неподвижность, не шевеля ни одним членом. Сердце билось всё чаще. Наконец, врач вновь бегло посмотрел в проём. Таинственная тень уже растворилась в воздухе. — Поднялась к облакам? — буркнул под нос мужчина и вздохнул спокойнее. Он бросил случайный взгляд на комнатные шкафы и подметил особенность, незамеченную ранее. Дело в том, что вся эта мебель была пронумерована восемью буквами алфавита в следующем странном порядке: альфой, дельтой, эпсилоном, тхетой, этой, дзетой, гаммой и бетой. Целитель подошёл к шкафу, который был отмечен символом «эты», и наугад вытащил дощечку, соблюдая необходимую деликатность. Он сжал в руке находку, спустился вниз по лестнице и посмотрел на лежавшую девочку. Она дремала самым праведным образом и громко храпела. Время от времени её левый висок охватывали судороги, и пострадавшая дрыгала во сне руками и ногами, словно пытаясь что-то схватить. Странник шумно выдохнул, присел на корточки, опустил на пол фонарь, отряхнул от пыли древесину и стал читать нацарапанное на ней: «Сестре Агнессе — радоваться! Как же я рад писать тебе эти новые строки. Надеюсь, что это письмо дойдет до тебя лучше, чем прочие. После многих трудов я завершил работу над проектом «Навплий» и ввёл текст комбинации. Для заметки: прочти первое письмо. Мной уже заготовлено непортящегося провианта на 30 лет пользования. Я настроил моего нового автоматона на функцию обороны. Вероятно, что здесь меня не затронут вредные остаточные явления от применения Вспышек. Приезжай поскорее. Можешь не беспокоиться, я следую твоим советам. Не держу ноги в сырости и ежедневно надеваю новенькие носки. Твой Луций скучает по тебе, душа моя.» Чтец вновь пробежал глазами написанные слова и нахмурил лоб в мысленном напряжении. Он вытянул из сумки новенькую восковую табличку и заострённый стилос. Странник тщательно переписал весь текст и после некоторых раздумий засунул свою табличку обратно. Взамен целитель стал доставать остатки собственного продовольственного пайка. Запасы пищи скитальца состояли из семи мешочков с зерном, стопки сушёного свиного мяса и маленькой кучки фиников. Для одного человека всего этого провианта хватило бы, в лучшем случае, на неделю, для двух людей — на несколько дней. Из остатков хвороста путешественник развёл на полу костерок. — Если ты даже переживешь ночь и утро, пустыня заморит тебя голодом. Чего стоит такое спасение, клянусь Зевсидом? — прошептал врач с нерешительностью в голосе. Он схватил нож и приставил к горлу лежавшей раненной. Внезапно, пламя с шипением выбросило сноп искр. В огне показался образ доброго бородатого бога, в верности которому клялись врачеватели. — Знамение! — с трепетом воскликнул скиталец. — Быть может, не суждено ей роком погибнуть здесь? Он отвёл скальпель от шеи девочки и вернул его обратно в сумку. У ребенка начинался жар. Целитель поспешно наложил на её лоб кусок ткани, смоченной водой из питьевого меха. Завершив уход за больной, человек свернулся калачиком в углу. — Поспать бы, хотя бы немного.- сказал он и широко зевнул. Он скрестил ноги и заснул. *** Во сне странник плыл на длинной белой лодке по зеркально чистой поверхности мрачного подземного озера. Рядом с ним сидела прекрасная черноволосая девушка. Её лицо было будто бы вырезано из мрамора. Она бросила на человека пристальный взгляд. Сей взор полнился таинственной невинностью и нежностью, наводившей на мысли об обрывках истинных мечтаний. — Андрокл, ты слышал, что на дне этого озера живёт кровопийца-мурена с человеческими глазами? — промолвила девушка и улыбнулась, показав жемчужные зубы. — Эта рыба приносит на своих крыльях сны из прошлого. — Я тебя не понимаю. — недоуменно ответил Андрокл. — Ты можешь жениться на мне. Мы убежим. Это будет забавно. — сказала собеседница. Она внезапно залилась хохотом, склонилась над поверхностью воды и постучала по ней кулаком. Вдруг стены пещеры задрожали от воздействия сильного землетрясения. Возникла высокая волна воды и разбила лодку на мелкие куски. Андрокл и его спутница оказались за бортом. Скиталец медленно тонул. Он не мигал и в полумертвом забытьи смотрел на беспросветное дно, с которого за ним следили злые человеческие глаза, источая холодное свечение. *** Врач резко проснулся в холодном поту и попытался вспомнить, что ему привиделось. Прошедший сон был скрыт в его разуме непроницаемой туманной дымкой. Он потянул отекшие костлявые руки, повернулся к мирно спавшей девочке и ловкими движениями снял с её головы все повязки и припарки. Затем Андрокл грубо скомкал их и бросил на пол. На месте раны осталось овальное пятно почерневшей плоти. Мужчина облегчённо улыбнулся и достал из сумки обычный распаторий и короткую толстую деревяшку, которую просунул больной меж зубов, принявшись соскабливать гнилое чёрное мясо, пока не достигнул черепной кости. На ней виднелся отпечаток знака от оружия. — Слава сыну Корониды! Похоже, на этот раз трепан не понадобится. — заметил со вздохом скиталец, удерживая рукой дергавшееся тело девочки, погруженной в глубокий болезненный сон. Наконец, врач закончил свой скорбный труд, вернул медицинские орудия на место и наложил на голову девочки свежие повязки. Его очи вновь начали слипаться. — Проклятье! Никак не могу выспаться, как следует. Ещё бы отдохнуть чуть-чуть. — произнёс Андрокл и, примостившись поудобнее, задремал повторно. *** Внезапно, врач ощутил резкую боль от укуса пальца и пробудился. Он увидел, что девочка уже очнулась и взобралась высоко на столб, цепляясь за глиняную поверхность с ловкостью кинокефала. Она злобно скалилась и пялилась прямо на скитальца. Тот грустно промолвил: — Неужели я спас какую-то дикарку? Странник достал сухой кусок свинины, положил его на свой расстеленный на полу гиматий и поднял вверх ладони, показывая, что в руках нет оружия. Дикарка недоверчиво посмотрела на сидевшего мужчину, быстро и ловко спустилась вниз и жадно сгрызла мясо в мгновение ока. — Приветствую. Меня зовут Андроклом. — важно и торжественно представился путешественник. — Позволь, спросить, каково твое имя? Девочка вновь недоуменно поглядела на говорившего и ответила с грубым и сложно воспринимаемым на слух акцентом: — Я — Афрофора. Где болото, двуногий? — Болото? Сейчас мы находимся посреди пустынных земель, расположенных за границей моего прежнего города. — Это место, из которого ты пришел? Опиши его. — Хм, удивительно! Ты ни разу не бывала в Мегалополе? Помню, как я жил в конце Бычьей улицы при храме Асклепия. Улица была совсем новой, и по ней не успели выложить каменную мостовую. Поэтому проезжие колесницы постоянно вязли там в грязи. Да, а воздух был наполнен густым дымом, исходившим от угольных мастерских, которые располагались в центре города. Какие приятные воспоминания! — Фу! Местечко, кажется, погаже будет, чем логовище горного льва! — воскликнула Афрофора и, скривившись, высунула язык от отвращения. Она нервно ощупала свою повязку, лицо и гортань. Неожиданно девочка выпучила глаза и хлопнула себя по лбу. — Великие Духи! Куда я его подевала, к воронам? — завопила дикарка. Она подбежала к стене, обернулась к Андроклу и сказала: — Двуногий, побереги мою шкуру, пока не вернусь. Афрофора скинула с себя овчину, превратилась в филина и вылетела в окно. Врач облегчённо вздохнул и провёл рукой по бровям. — Какой же сегодня странный день! — устало заметил он. Андрокл взял в руки табличку с прочитанным посланием, разломал ее на щепки и вновь развёл костерок. Над огнем странник разместил маленький складной треножный котелок с водой из шерстяного меха и высыпал внутрь зерно из мешочка. Не успела пища свариться, как на верхнем этаже послышался шорох птичьих крыльев. С лестницы сбежала Афрофора и накинула на плечи овчину. — Зачем вернулась? Могла бы и улететь прочь. Оборотню и не такое под силу, — поинтересовался мужчина. — Не только оборотню. Приближается могучий вихрь, двуногий. Он обрушится на эту голую землю очень скоро. Дай ещё мяса. Ведь ты меня перевязал? Странник кивнул и протянул ещё несколько кусков сушёной свинины. Девочка резко схватила их. Она с любопытством и подозрением покосилась на собеседника и спросила: — Не находил нигде какой-нибудь нелепой безделушки? Скиталец пожал плечами и ответил: — Нет, только деревяшки. Как ты здесь оказалась? Афрофора быстро засунула мясо в рот и прожевала. Громко чавкая, она заявила: — Вкусно и нежно! Ладно уж, расскажу, но сначала надо прикрыть сквозные отверстия в камне. Андрокл согласился с предложением, и оба они поднялись на вершину башни. Странник заметил, что девочка с явным раздражением смотрит на исцарапанный люк в полу. Она с любопытством оглядела оставшуюся часть комнаты и, остановив взор на зеркалах, приказала: — Сейчас я сниму четыре блестящие штуки. Закрой ими проёмы. Надо спешить. Снаружи послышались завывания бурного ветра. Они напоминали рёв зверя. Афрофора снова обратилась в филина и воспарила к потолку. Осторожно орудуя лапами, она поочередно сняла зеркала вниз, а Андрокл затворил ими окна. После завершения дела дикарка расслабленно присела на корточки в углу, а врач, предварительно разостлав плащ на холодной каменной кладке, возлег. Афрофора набрала полную грудь воздуха и, ковыряя пальцем ухо, начала вести рассказ: — Живу я тут, неподалеку. Однажды я забыла промыть мясо убитого кабана, и на запах подкралось жуткое страшилище. То был огромный волк размером с быка с ярко-красными глазами, свалявшейся шерстью и острыми клыками, с которых капал яд. От зверя исходила терпкая и нестерпимая вонь крови. Девочка ненадолго прервалась, согнула ладони, вытянула руки и изобразила на лице зловещий оскал. Всего лишь на миг сверкнула вспышка молнии, высветившись через щели окон, и на стене помещения выросла массивная зубастая тень монстра. Афрофора продолжила: — Я испугалась и кинулась бежать, а чудище погналось за мной. К счастью, я успела забежать внутрь этой штуки, запереться и спастись от преследования. Конец. — Это правда? — поинтересовался странник. — Хе-хе, нет, конечно! Это страшилка. Её мне обычно рассказывала мама перед сном. Она хотела приучить меня заранее полоскать пищу. — Нет ничего хорошего в вранье. Что было на самом деле? — строго спросил Андрокл. Дикарка закатила глаза, сморщила лицо, будто бы съела что-то кислое, и с явной неохотой ответила: — На самом деле я живу с мамой рядом с озером. И заболоченной рекой. Посреди ясеневой рощи. Мы каждый день охотимся в чащобе на вепрей, медведей, волков и львов. Вчера утром гуляла по берегу озера. Собирала ракушки. Для маминого ожерелья. Я встретила пару нимф, купавшихся в воде. Они сказали, что видели в болоте очень яркое свечение. Я нашла место, о котором мне рассказали. Я увидела немного странное чудо. Из глади воды вырастала, как гриб, высокая скала с прорезанной наверху щелью. Отверстие светилось. Я запрыгала по кочкам и добралась до входа. Потом раскрыла дверь и зашла внутрь. Девочка прервалась и пощелкала голову пальцем. Она принялась невнятно бормотать, и Андроклу пришлось придвинуться поближе, чтобы разбирать слова: — Странно… Я смутно помню путь… Узоры на стенах и факельные огни… Афрофора вытаращила глаза и, ахнув, воскликнула: — Великий Дух, я вспомнила! Я вылезла наружу и уронила вниз мою важную вещь. Круглый камень захлопнулся перед носом. Вот дрянь! Я попыталась разодрать мерзкий холодный камень. Он не поддавался. Я пнула камень ногой и споткнулась. Потом упала, и мне стало очень больно. Разум окутал мрак. Что произошло? Не понимаю… Дикарка умолкла. На её лице отразилась озадаченность. Андрокл размешал деревянной ложкой кашу и зачерпнул немного. Затем он подул на содержимое и произнес с задумчивостью: — На самом деле, всё просто. Ты споткнулась и ударилась об острый угол шкафа. Потом потеряла сознание и вывалилась в окно. Тебе удалось пережить последствия падения. — С чего ты это взял? — недоверчиво спросила девочка. Странник указал пальцем на острый угол шкафа, придвинутого к окну. На острие угла были видны высохшие остатки крови. Он терпеливо объяснил: — Видишь сей окровавленный угол? Об него ты ударилась и упала вниз. Прямо под этим окном тельца насекомых впитали пятно твоей крови. Боги милостивы к тебе! Жучиный завал смягчил удар, опасный для жизни. — Какой ещё, к воронам, жучиный завал? — смущённо и недоверчиво спросила дикарка и прислонила глаз к щелочке, видимой между стеной и зеркалом, заслонявшим окно. — Нет там, снаружи, никаких дохлых жуков! Я вижу только, что тучи песка вздымаются под напором ветра. — уверенно заявила Афрофора. — Должно быть, их вихрь и разметал… — устало заметил Андрокл. — Лжешь! Ты просто выдумщик. — грубо перебила девочка. — Но, всё-таки, объясни мне кое-что, навек обтянутый кожей. Куда пропали мой лес и болото? Откуда взялась пустыня? Скиталец попробовал кашу на вкус и принялся размеренно размешивать ложкой варево. Они долго молчали и смотрели на пламя. Костер хрустел ломкими осколками дощечек и время от времени поскрипывал. Огонь казался живым и очень жадным. Наконец, будто очнувшись, странник недовольно промолвил: — А мне-то откуда это знать? Однако, я слышал легенду о семи юношах в пещере. Они проспали там пятьдесят лет и не постарели ни на день. — Я помню, что не засыпала. — ответила Афрофора с упрямством. — Нельзя быть уверенным в этом, ведь спящий помнит лишь о пробуждении. Думаю, что тебя затронуло чудо богов. — благоговейно сказал Андрокл. Девочка иронически ухмыльнулась. -А всё же, что ты здесь делаешь? Зачем сюда пришел? — спросила она с подозрением. Странник сщурил глаза и произнес: — Давай, скажем так: один весьма близкий для меня человек даровал мне важное поручение, и я не могу его не исполнить. — А как твой дорогой друг выглядит? — задала новый вопрос Афрофора. Скиталец немного удивился, но всё-таки ответил: — У него были большие зелёные глаза, подобные бездонным колодцам, внутрь которых падают капельки вечного дождя. — Наверное, он красив! — восхищённо воскликнула девочка. Лицо врача на мгновение стало серьёзным, и он сухо сказал: — Да. А как ты могла бы описать внешность своей матери? — Ну, у неё есть хвост, и проколото ухо, — поразмыслив, изрекла дикарка. — У меня горло пересохло. У тебя осталась вода? — Нет, мой мех уже опустел. И во всей башне нет источников для питья. Ты очень много выпила. — С укоризной промолвил путешественник, ощупывая мех. — Чудно. Тогда, что капает позади тебя столь громко и отчётливо? — Что ты имеешь в виду? — удивлённо осведомился Андрокл и внимательнее прислушался к шорохам. И в самом деле до него донеслись звуки падения мелких капель воды. Странник тщательно осмотрел поверхность потолка. Внутри него, по-видимому, были проложены керамические трубы, обшитые листовым железом. В одном месте керамика треснула, а металл проржавел. Вследствие этого возникла маленькая течь. Андрокл поднялся на цыпочки и попытался расширить пробоину с помощью ложки. Однако все усилия оказались тщетными. — А ну-ка, подсади меня, человечек. В облике филина будет немного сложнее, — приказала Афрофора с немыслимым высокомерием. Мужчина послушно поднял её к потолку, со злорадством ожидая позорного провала. Девочка засунула несколько пальцев в брешь, прогнула железную обшивку и этим же движением отломила кусочек терракотовой оболочки. Редко падавшие капли воды превратились в небольшую струйку. Дикарка подставила под неё лицо, раскрыла рот и алчно наполнила водой глотку. — Ну, вот и все. Теперь у нас есть вода, а я пойду спать. Не тревожь меня, а то убью, — удовлетворённо изрекла Афрофора, разглядывая выдранный после тяжёлой работы ноготь. Он лежал на ладони. Снаружи вечерело. Грозная и жестокая буря быстро улеглась. После этого в пустыне вновь воцарилась гробовая тишина. Это безмолвие изредка перебивалось бойким свистом ветра. Девочка прислонилась лицом к стенке и уснула, ворча и издавая тревожные стоны. Странник поднял котелок на колени и начал, не спеша, поедать кашу. Попутно он размышлял о произошедшем: «В разуме этого ребенка равным образом соединены грубость, наглость, жестокость с детской наивностью и непоседливостью. Какое странное смешение! Она напоминает мне о тебе.» Им полностью завладели воспоминания о былом: «Когда мы встретились у руин заброшенного храма, уже стало темнеть. На удивление небо было чистым от облаков, и мы ясно видели сияние звёзд. Я пришёл намного позже тебя. Ты сидела на вершине большого камня, достигавшего сорока четырех локтей в высоту, и дрыгала ногами в нетерпении. Сбоку ты поставила маленький глиняный светильник. Мы устроились почти у самой границы города и могли видеть гигантские фигуры механических стражей-талосов. Они застыли в ожидании следующего дневного обхода рубежей и даже перестали, как обычно, испускать струи пара из своих несоразмерно больших стеклянных голов. Я поднялся наверх по лестнице, вырезанной в породе. Ты была всё так же прекрасна, но выглядела истощенной и больной. В твоем лице читались страх и тревога. Под глазами образовались черные круги из-за недостатка сна. Я спросил: — Сколько ночей ты не спала? — Не знаю. Я не считала. Разве это важно? Я дружески обнял тебя и настойчиво попросил: — Это важно для меня. Скажи же, что тебя мучает? — Отец сказал, что собирается выдать меня замуж. Он отказался назвать даже имя будущего жениха. Похоже, батюшка презирает меня гораздо больше, чем я думала. — Почему ты так решила? — Наша свадьба пройдет сразу после Лемуралий (чествования мертвых) в мае-месяце. Дурной знак! Судьба сулит мне преждевременную смерть. Что же произойдет с моими записями, чертежами, подсчётами? Сколько сомнений! — Принеси щедрую стотельчую жертву Зевсиду, и он защитит тебя от зла. Кроме того, разве совместная жизнь с достойным мужем так уж и дурна? Ты происходишь из благородной семьи… Услышав эти слова, ты засмеялась и промолвила: — Андрокл, а знаешь ли ты, откуда ведёт свое начало достопочтеннейший род Ф***? Я немного порылся в памяти, пытаясь найти подвох в её вопросе, и ответил: — Об этом не знают лишь люди с капустой вместо головы. Твой род относят к древнейшим патрицианским семьям. Или я не прав? — Не прав, конечно. Впрочем, ты в этом не виноват. Никто не знает этот постыдный секрет, кроме членов семьи. Если даже кто-то узнает, то не посмеет разгласить. Недаром, мой добрый дядюшка Авл владеет шестьюдесятью гладиаторскими школами по всему городу. Ты ведь не ведал, что мой прапрадед был вольноотпущенником? Я замер, будучи потрясенным, и члены мои одеревенели от смятения. Ты заметила мой испуг и с улыбкой продолжила: — Вижу, что ты немного удивлён. На самом деле это весьма забавная история. Мой прапрадед (звали его до возвышения Куспием Поппеем) работал в рыбной лавке. Он столь ловко продавал рыбные потроха, что смог понемногу скопить нужную сумму денег и выкупить себя (хозяин ценил его не слишком высоко). После этого Куспий открыл свое собственное дело и стал торговать постным гарумом. Так он сколотил большое состояние и даже смог жениться на девушке из знатного, но обедневшего патрицианского рода, сильно нуждавшегося в деньгах. После такой удачи мой любезный прапрадедушка поменял свое имя на нечто, более благозвучное и не пожалел средств на щедрые взятки куриалам. Ну вот, я и поделилась с тобой этой нелепицей. Чувствую себя свободней. Только, прошу тебя, не рассказывай об этом больше никому. Всё же, я беспокоюсь о тебе. Я прекрасно понял, что ты имеешь в виду. Распространение подобных слухов эдилы и городская стража наверняка сочли бы за клевету на уважаемую семью публиканов и подвергли бы болтунов суровому наказанию. Преступника бросили бы на арену для растерзания автоматонами или даже подвергли бы распятию на кресте, что было вдвойне позорней. Не скрою от тебя, что ужасно испугался, и потому попытался отшутиться: — Не знал, что на обрезанных можно сколотить хорошее состояние. Неужели ты об этом со мной и хотела поговорить? Твое лицо стало очень довольным. Ты закашляла, вытерлась платком, и только после сих действий призналась с искренней улыбкой: — Вовсе нет. Я хочу побеседовать с тобой о более примечательных делах. Кстати, слышала, что среди горожан началось стихийное моровое поветрие. Это так? Я кивнул. Ты продолжила: — Сколько несчастий… Храмы полнятся больными гораздо больше, чем обычно. У многих отнимаются ноги, слепнут глаза, кожа покрывается кровоточащими ранами. Никакие лекарства, даже маковые зерна, не помогают. И все пострадавшие работали в угольных мастерских в центре, что способно вызвать множество подозрений. — Ты говоришь так, будто знаешь причину сих горестных событий. Неужели ты узнала нечто об истоках болезни? Прошу, расскажи! — Хорошо! — кратко произнесла ты и достала из-за пазухи чёрный булыжник. Я удивился и с возмущением воскликнул: — Что это? Как какой-то камешек может привести к страданиям столь многих людей? — Вот так! — сухо ответила ты и сунула камень в пламя светильника, после чего метнула булыжник под ноги. Я поспешно бросился к тебе и схватил за руки. Они были отмечены легкими ожогами. — Что ты делаешь? Захотела ладоней лишиться? — гневно принялся укорять я тебя. — Не тревожься о пустяках. Смотри! — спокойно промолвила ты и указала на камень. С ним происходили странные превращения. Его поверхность стала прозрачной и засияла всеми цветами радуги. Сам булыжник источал едкий и маслянистый зеленоватый дым. — О, боги! Чудеса! — пораженно крикнул я. Мной овладело любопытство. — Вовсе нет. Это редкий минерал. Если его нагреть, он испускает ядовитый дым. Более того, при сгорании сей камень выделяет очень много тепла, гораздо больше, чем обычный уголь. Он, кстати, почти закончился в наши дни, ибо почти все леса вырублены. Поэтому этот минерал внедрён на наших мастерских почти повсеместно, пусть рабочие этого и не знают (настоящего угля они в жизни не видели). Видишь? Он источает жар и легко превращает воду в пар, который питает наших автоматонов, самооткрывающиеся двери и самодвижущиеся повозки. Помнишь, я сказала тебе во время нашей первой встречи, что душа этого города больна? Конечно, я прекрасно помнил нашу первую беседу. Мне никогда её не забыть. Я молча кивнул и продолжил восхищённо внимать твоим речам: — В Мегалополе поражены и душа, и тело. Каждый день горожане идут на работу или прогулку и немного вдыхают ядовитого воздуха. Один глоток отравы не может убить мгновенно, но множество вдохов на протяжении всей жизни иссушают и разваливают по кусочкам тело. Смерть, Андрокл, идёт к нам не Ахилловыми, но черепашьими шагами, и в один прекрасный светлый день город наш замрёт навеки. Как будто, так и должно быть. — Но почему подобное происходит? Откуда взялся этот камень? — взволнованно вопросил я. — А откуда появилась пустыня? — безучастно произнесла ты. — Не знаю. Должно быть, она существовала всегда. Ты снисходительно ухмыльнулась и задала ещё один вопрос: — А знаешь ли ты причину, по которой через центр нашего города проходят три прямые улицы и ни разу не пересекаются? Для чего они обращены лицом против пустоши? Я пожал плечами, честно признаваясь в своём невежестве. Мне стало понятно, что ты нуждаешься в молчаливом слушателе, а не болтливом собеседнике. Твой дух всё больше распалялся, и ты начала рассказывать смелее: — Мой дедушка, к примеру, хотел знать ответы на эти вопросы. Он думал, что скорее всего многие тысячелетия назад, когда наш город был основан, на месте пустыни располагалось нечто иное. Посему дедушка лет сорок назад собрал отряд опытных следопытов и отправил их вглубь пустыни. Он хотел знать, как далеко простирается эта земля, и где находится её предел. Во время похода его люди находили множество костей древних рыб и окаменевших раковин. — И что это значит? — восхищённо подивился я. — Некогда Мегалополь лежал у берега необычайно большого солёного озера. Такие гигантские скопища солёной воды называются в древних книгах «морями», и их немало было в глубокую старину. Теперь ты понял мой последний вопрос? Я кивнул. Мне пришло в голову, что возможно три главные улицы (cardo) в центре города располагались изначально напротив Великой Воды, которая успела высохнуть за многие тысячелетия. Ты заметила мой интерес и одобрительно похлопала рукой по плечу, а потом сказала: — Верно. Во время того путешествия следопыты смогли узнать, что в глубине расселин, разбросанных во множестве по всей пустыне, находятся залежи причудливых минералов, подобных тому, что я показала тебе. Когда земля раскалялась под лучами Солнца, минералы начинали извергать ядовитые испарения, убийственные для всего живого. Из-за сего обстоятельства никто не способен пересечь пустошь днем, хотя, в сущности, нельзя сказать, что у нее нет окончания. Следопыты принесли из своего похода для дедушки несколько образцов смертоносных камней, а он изучил их тщательно и совершил невероятное открытие: в глубоких гротах, расположенных прямо под нашей родной землей, также лежат скопления этих минералов. С тех пор мои родичи стали использовать сии камни вместо угля в производстве на своих мастерских. — Погоди-ка! — резко прервал я твою речь. — Только что ты рассказала, где были найдены минералы, но не ответила полностью на мой вопрос: «Как они появились?» В твоих глазах-колодцах мелькнули ехидные и бойкие искорки, и ты промолвила с насмешкой: — А тут мы приближаемся к самому интересному. Дело в том, что рядом с камнями нашли несколько уцелевших снарядов для Вспышек. Все эти минералы родились в результате тайных испытаний Вспышек под Мегалополем. — Невозможно! — воскликнул я в недоумении, не желая верить в сказанное тобой. — Но сии события произошли, пусть и многие тысячи лет назад, — возразила ты с уверенностью. — Вспышки были проведены в подземельях под нынешней пустыней и городом. После этого «море» вскипело и начало медленно испаряться, а вредные истечения от Вспышек осели на дне «моря» и в твердой породе, после чего и образовались камни смерти. Я покачал головой. Меня грызли сомнения. — Прости, но я одного не понимаю: зачем мне нужно знать всё это? Для чего ты рассказываешь о столь странных вещах? — взволнованно произнес я. — Я беседую с тобой об этом, поскольку нуждаюсь в твоей помощи, так же, как и многие неповинные люди, пусть им и неведома полностью истина. Ничто не может быть бесконечным. Месторождения горючих минералов скоро будут исчерпаны, и публиканы прекрасно знают об этом. У них давно готов наимудрейший план для предвосхищения этого рокового исхода событий. Думаю, ты не знаешь, но при отсутствии влажности воздуха снаряды для Вспышек могут сохранять разрушительные свойства в течение нескольких тысячелетий. Поэтому власти города вместе с откупщиками намереваются вновь задействовать снаряды и высвободить Вспышки в подземных пещерах, дабы воссоздать нужные условия для появления горючих минералов. — Безумие! Их разум объяли лемуры! Ведь так можно спалить всех жителей без остатка. — ужаснулся я твоему откровению. — Они считают, что будущая прибыль от продажи топлива покроет любые риски. Им кажется, что толстый слой почвы защитит поверхность от проникновения истечений Вспышек. Какая детская, наивная уверенность! Излияния Вспышек будут сохраняться десятилетиями в грунте и распространяться всё дальше, проникая в подвалы и впитываясь в привычные вещи. Стоит прикоснуться к такому предмету, и болезнь сразу же поразит тело. Не будем говорить уже о том, что ядовитые испарения свободно разносятся ветром. Много бессонных ночей заняло у меня размышление о решении этой задачи, и, похоже, я нашла ответ. О, сколько опытов пришлось провести для получения этого понимания! Если сильные мира сего проведут новые испытания, то гибель настигнет нас быстро, если всё останется по-прежнему, то смерть придет неторопливо. Решение проблемы — это обнаружение её сути. После сих слов, ты обратила десницу на восток, объятый туманом, и решительно заявила: — Суть нашей беды — отравленная земля, и поэтому мы должны найти новую! Судя по рассказам путешественников, вставший на краю пустыни может ясно видеть вдали силуэты горных вершин. Как известно, когда равнины поражает бедствие, горы остаются под сенью богов. Быть может, в горных долинах осталась чистая земля, на которой люди вновь могли бы разбить виноградники и маслиновые рощи? Но, разумеется, глупо следовать в неизведанный край без должной подготовки. Для начала кому-то придется пересечь пустошь, достичь новой земли и разведать её, дабы узнать: «Обитаема ли эта страна? Плодородна ли её почва? Защищен ли сей край от штормов и бурь?» Такой человек должен быть неприхотлив и верен, в его делах проявляются спокойствие разума и ловкость рук. Я могу полагаться лишь на твою помощь, Андрокл. Ты поможешь мне в этом деле? Поверь, я не забуду о твоей услуге… Мне осталось только улыбнуться и приложить ладонь к лицу. — О чем ты говоришь? — весело сказал я.- Тебе надо было лишь приказать. Раб понимает лишь повеления. Я согласен. Ты вновь рассмеялась и протянула мне в руке маленький стеклянный пузырек с маслянистой жидкостью, кожаную маску и карту, сотканную из пергамена. — Отлично! — изрекла ты с удовольствием. — Эта субстанция — противоядие от ядовитых испарений. Ингредиенты для изготовления этого лекарства редки и немногочисленны, потому его сложно изготавливать. На всякий случай пропитывай им эту маску, но всё же старайся переходить пустыню ночью. На этой карте указаны стоянки прошлых путешественников. Крайнее из сих мест, возможно, было древним убежищем. Похоже на маяк. Ты сможешь его распознать. Заря расцветала на горизонте. Талосы запыхтели и задвигались. Их металлические губы, крепившиеся к стеклянным головам, принялись, как обычно, испускать струи горячего пара, а разветвленные металлические шесты, выраставшие из макушек талосов, заискрились. Ты повернулась к восходу Гелиоса и промолвила с печалью: — Настала пора разойтись. Я обязана завершить сегодня важную работу. Надеюсь, мы снова увидимся. Ты поспешно захватила свои вещи в стопку, уронив на поверхность платок и стилос, и спустилась вниз. Я поднял платок с камня. На ткани остались сгустки твоей крови. Прошла наша предпоследняя встреча.» Андрокл закончил вспоминать, достал из-за пазухи стеклянный флакон с маслянистой жидкостью и сжал его в руке. — Я больше не следую твоей воле. — сказал он вслух и вздрогнул от какого-то шороха и тихого свиста. После этого скиталец снял по одному все зеркала с окон и собрал их в углу. Странник почти неподвижно сидел до самой полуночи и лишь изредка разминал колени и ладони. Он внимательно наблюдал за спавшей Афрофорой. Девочка не шевелилась и долго не издавала ни малейшего шума. Наконец, комнату заполнил громкий храп спящей. «Её разумом овладел белокожий Гипнос.» — подумал врач. Он осторожно подполз к лежавшей Афрофоре и сменил ей старые повязки. — Какая глупая беззаботность! Что же могло бы сниться такой дикой бестолочи? Сколько хлопот! — прошептал недовольно путешественник. Дикарка, и вправду, видела сон. *** Она была Охотницей. Все её чувства обострялись до предела, когда до слуха доносились треск сломанной ветки и шорох из кустов, наверняка, издаваемым злобным и хищным зверем. Ей было неприятно признаться себе, что мысли о неощущаемом враге могут испугать Охотника. Ведь любой невидимый противник мог скрываться за мраком неизвестности: и лев, и волк, и медведь. Но Афрофора ни капельки не боялась врага, если его можно было почувствовать, убить и съесть. Каждая успешная Охота должна заканчиваться убийством дичи. Она не страшилась странного двуногого, спасшего её. Он совершенно точно состоял из обычной плоти. Можно ли было доверять этому человеку? Нет! Он, наверняка, вылечил Охотницу, дабы не позволить её мясу сгнить. Афрофора была уверена, что человек просто хочет подкрасться к ней во сне, прикончить и пожрать. Охотница закрыла глаза и притворилась спящей. Все остальные чувства были обострены до предела в ожидании скорого нападения. Но пока оно почему-то не происходило, Афрофора призадумалась. Душу тревожили мысли о чудовищной ошибке, которую она совершила. Но что же Афрофора скажет маме, когда та узнает о потере той вещи? Мама никогда не простит потери отцовского подарка. В памяти всплыл величайший страх всей её жизни. Она задрожала и покрылась холодным потом. Эта тревога заставляла сердце сжиматься от обиды и беспокойства, словно все произошло вчера, а не много лет назад. В самой глухой и непролазной глубине её родной рощи на небольшой полянке произрастал полностью белый кипарис. Он мерцал в темноте, а рядом протекал маленький источник с чистой водой. Мама строго-настрого запрещала Афрофоре приближаться к этому месту и пить воду из ручья, поскольку под большим плоским камнем, оставленным у подножия дерева, были захоронены останки бабушки. Её злой дух томился в заточении и витал здесь. Однажды девочка спросила маму: — А почему бабушка придавлена валуном? Апчхи! — Под конец жизни твоя бабушка взбесилась и попыталась выпить мою кровь. Я задушила её и накрыла крупным камнем, дабы её тело не могло восстать. Будь здорова, милая! В один из дней, Афрофора гонялась, как обычно, за бабочками. Она пролезла вглубь лесных зарослей и услышала необычайно громкую и мерзкую какафонию. Доносились звуки флейты, шум трещоток, звон кимвалов, гром тимпанов, крики одобрения да ликования и топот ног. Все эти музыкальные тона налезали друг на друга, создавали жуткую путаницу в голове и соединяли противные чувства. «Если смешать суп из чечевицы, мёда, змеиного яда, капусты, дикого лука, желчи, бычьей крови и бараньего жира, то и тогда не получится столь сильная неразбериха.» — подумала девочка. Под это безумное музыкальное звучание у поляны белого кипариса собралась гигантская толпа двуногих. Среди них можно было видеть и женщин, и мужчин с зажженными факелами. Все собравшиеся скакали, пели и плясали. Многие из них также вопили и беспрерывно размахивали руками. Несколько девушек в цветочных венках вскарабкались на плоский камень и принялись неистово подпрыгивать. Они весело улыбались и размахивали трупиками убитых ими младенцев. Царил сумасшедший ритм беспорядочной оргии. «Зачем им надо кромсать собственных детенышей? — мысленно спросила себя Афрофора. — Впрочем, стоит ли искать в действиях глупых Двуногих хоть малейший смысл?» Девочка не испугалась развернувшегося пред ней жестокого празднования. Её сердцем повелевали детское незамутненное любопытство и небольшое беспокойство. Дело было в том, что поведение людей становилось со временем все более странным. Они начали кружиться в хороводах и кидаться друг в друга факелами. «Эти двуногие таким образом могут спалить лес! Я должна их остановить.» — решила Афрофора. Терпение её лопнуло («Жалко, что не со треском!» — подумала девочка), и она вылезла из зарослей кустарника, смело вышла на поляну и громко зарычала. Однако люди не обратили на её рёв ни малейшего внимания и продолжали плясать, как ни в чем не бывало. Музыка играла в таком же беспорядочном темпе. Тогда девочка вырвала из рук одного человечишки кифару и со всей силы ударила по голове, разломав музыкальный инструмент на куски. Двуногий потерял сознание и рухнул на землю. Какофония мгновенно замолкла, и люди встали, как вкопанные. Все они, словно один человек, повернулись к Афрофоре. Их лица были искажены гримасами. Двуногие, молча, уставились на вторженца и не моргали. Кое-кто боязливо взвизгнул и отшатнулся от неё подальше. Девочка несколько смутилась их невежеству. Даже жившие в чаще дикие звери знали, что лес принадлежал маме и ей, Афрофоре. Неужели никто из этих двуногих никогда не видел членов ее рода и не убегал в страхе за свою жизнь? Один из двуногих, сидевших подле кипариса, поднялся и мелкими шагами выбрался на лунный свет. Пред Афрофорой предстал дряхлый сгорбленный старик с длинной седой бородой. Он носил заляпанный дорожный плащ и держал в руке посох с навершием в форме шишки. От этой палки исходили виноградные лозы и по-змеиному извивались вдоль шеста. Дед порылся в складках своего одеяния и достал деревянный сосуд, наполненный какой-то жидкостью. Кивнув, он предложил варево Афрофоре. Девочка обожала приобретать дары, хоть получала она их редко и только от мамы. Поэтому Афрофора с удовольствием приняла подарок. Для начала она поднесла напиток к лицу и обнюхала его. Её нос безукоризненно распознал вонь тёртого козьего сыра и незнакомого ягодного сока. Вдобавок, изнутри исходил ещё один непонятный аромат, который Афрофора никогда не встречала. Наконец, безграничное любопытство победило осторожность: девочка жадно выпила смесь одним глотком и облизнулась. Её разум померк. Душу охватила необоримая ярость. Расслабленные мускулы наполнились силой. Тело двигалось само по себе и не подчинялось приказам сознания, которое почти полностью затуманилось. Последующие воспоминания остались крайне расплывчатыми. Она лишь смутно помнила, как гналась за кем-то, впивалась зубами в горло, ломала кости, вырывала сердца и кишки. В её плоть будто вселился дух кровожадного животного. И сей зверь крушил всё, что мог достать. Афрофора очнулась в луже крови. Она покрывала кожу, овчину и волосы, высохнув до состояния твердой корки. Вокруг были разбросаны куски тел тех двуногих. Она почувствовала себя жутко грязной и уродливой. Девочка торопливо подбежала к источнику и принялась лихорадочно выплескивать на себя воду, желая отмыть прилипшую кровь. Когда дело было сделано, Афрофора вдруг почувствовала сильную жажду. Она зачерпнула ладонями немного воды из ручья и поднесла ко рту. В таком виде девочку застала её мама. Она искала потерявшуюся дочь по всему лесу. Мама увидела, что намеревается сделать девочка, и ахнула. Непослушную дщерь схватили за ухо и потащили домой, в родную пещеру. Там ей безжалостно надавали пощёчин. Каждый удар мама наносила с особым смаком и приговаривала дрожащим от негодования и возмущения голосом: «Дурочка! Хоть понимаешь, что наделала?» Афрофора не понимала и боялась спросить. Завершив наказание, мама отправила её спать, а сама убежала в ночь. Девочка долго лежала на боку и плакала. Ей было страшно и стыдно. Позор, позор! Пусть и непонятный до конца. Тогда мама впервые ударила её. Афрофора ни капельки не сожалела об убийстве стольких двуногих и испытывала только лёгкую досаду от бесцельной порчи множества вкусного мяса. Разочарование мамы было для неё величайшей карой и мучением. Девочка поклялась себе, что больше никогда не совершит ничтожного поступка, постыдного для её или маминой чести. Именно тогда лоб и щёки Афрофоры осенили священные знаки Охоты, её предназначения. Мама говорила, что эти краски суть наследство их предков, бегавших ланями в зарослях. «Твое сердце полно зла. Гнев придает сил Охотнику, но излишнюю ярость нужно сдерживать для защиты рода.» — рассказывала она. — «Лучше тебе было бы извергнуть сердце из груди. После этого, возможно, ты сможешь заполнить дыру с чьей-то помощью. Впрочем, я вижу, что твое будущее подернуто дымкой тумана.» Охотница свернулась калачиком и задумалась. Что же она скажет маме, когда она узнает о потере той вещи? Нет, Охотница не могла позволить себе совершить одну и ту же ошибку, достойную лишь порицания. Афрофора твёрдо решила найти потерянное любым способом. Будоража себя подобными мыслями и мучаясь виной за совершенный проступок, она и сама не заметила, как мало-помалу задремала. К ней спустился изменчивый и странный сон. Он был подобен тому же видению, что преследовало её в болезненном бреду. Видению о Другом Месте. Сначала Афрофора не ощутила никаких значимых перемен. Она просто лежала в полностью пустой комнате и не могла шевельнуть ни одним членом. Воздух постепенно сгущался и становился холодней. Внезапно, девочке показалось, будто рядом с ней стоит некто с волчьим хвостом и пристально смотрит прямо на неё. До слуха приглушенно доносился мягкий и тихий женский голос. Он пел заклинание: «Я жду в ночи тебя И крыльями машу, Тревожным голосом сопя, Коварно я спрошу: «Когда замолкнут луны? Змея укусит хвост? У лиры лопнут струны? Оставит смерть погост?» Ответь, коль знаешь правду, Коль нет, молчи навек, Даруй в обмен лаванду В скрещеньи пёстрых рек.» После этих слов пространство начало искажаться и извиваться, напоминая цветной бульон. Иногда в этом хаотичном потоке красок возникали желто-зеленые вспышки. Временами, пред мысленным взором Афрофоры появлялись ворота, сложенные из человеческих костей. И множество сих ворот узреть она могла: все они следовали строго друг за другом, и Охотница пролетала чрез каждые врата. Наконец, окружающий мир вновь приобрел четкость линий. Афрофора поняла, что очутилась в настоящем месте. Она пощупала свою кожу и овчину. Тело тоже казалось вполне реальным. Охотница огляделась. Девочка стояла в широком коридоре. Он простирался вдаль, насколько хватало глаз. Пол был изукрашен последовательностью узоров из трёх удлинённых чёрных лепестков, разделяемых всякий раз белым. У края стен был грубо нарисован орнамент меандра, обрамленного в рамочку и тянущегося по всему коридору. Чуть выше, вдоль стен помещались карликовые полуовальные дверцы в форме восходящих солнц с круглыми лучами. Над каждой из них аккуратно крепилась крохотная табличка с неразборчиво нацарапанными значками. Между дверями было подвешено по одному факелу, изрыгавшему копоть. Под некоторыми из факелов располагались бронзовые курильницы, источавшие горькие запахи благовоний. На поверхности стен произрастали причудливо нарисованные значки водоворотов, ростков-загогулин, звёзд, Солнца и Луны. Афрофора невольно поежилась, ибо вспышки огней и курения навевали воспоминания о ночных безумствах двуногих в лесных чащах. «Двуногие — единственная говорящая добыча, которая приходит к тебе сама.» — подумала Охотница и тут же подивилась стройности своего рассуждения. Она стряхнула пыль с овчины, пригладила ладонью вздыбленные волосы, потянула расслабленные мышцы и отправилась на ознакомительную прогулку. В этом коридоре девочка ничего интересного поначалу не нашла. Правда, в некоторых местах помещения с потолка выпадали белые холодные перья, таявшие у самого низа, что образовывало узкие ручейки и широкие лужицы. Иногда из кладки пола прорастали крохотные деревья с набухшими почками. «Это же самая обычная весенняя погода. Как же скучно! Вот бы произошло что-нибудь забавное.» — разочарованно посетовала про себя Афрофора. До её слуха донёсся топот копыт, и мимо пронёсся белый конь. На нем сидела задом наперед обнаженная девушка, которая, хрюкая и гогоча, приветливо помахала девочке правой рукой и тут же левой показала дулю. «Зачем надо на мороз выбегать голой? Ведь так можно и простудиться.» — размышляла отстраненно Охотница, дрожа от дуновения холодного ветра, возникшего невесть откуда. Она, клацая зубами, скороговоркой пролепетала заклинание и превратилась в филина. Девочка зажала овчину в клюве и пролетела вперёд по коридору. Некоторые дверцы казались ей совсем изношенными: их петли шатались и жалобно скрипели. Неожиданно, её тонкого слуха достигли короткие постукивания крохотных молоточков. Девочка поспешила к источнику звуку. К одной из стен был придвинут полированный стол с металлическим каркасом. За столом, сгорбившись, сидел молодой человек. Он носил облегающее чёрное одеяние с повязанным вокруг шеи куском ткани клеточного окраса и блестящую цилиндрическую шляпу. Пред юношей лежало странное устройство, состоявшее из множества кнопок и изрыгавшее листы с надписями. Он беспрестанно набивал пальцами по клавишам сего механизма. Кожа вокруг его глаз почернела и обвисла, словно юноша не спал в течение многих лет. Вдобавок, его пальцы были сделаны не из обычной плоти, а из древесины. Рядом с человеком, на столе, лежали чернильница с гусиным пером; лампа, наполненная светлячками, и гигантские стопки ветхих бумаг, которые упирались в потолок. Когда юноша заканчивал печатать, он пытался забросить бумажку наверх, к одной из стопок. После провала сей затеи человек просто бросал листы на пол, к невообразимо большой груде таких же бумаг, разбросанных в жутком беспорядке. Одежда чужака показалось Афрофоре непонятной и жутко нелепой. Особенно по-варварски выглядело наличие штанов. Ведь все должны знать, что штаны носят только дураки и невежды. Охотница не выдержала и расхохоталась так громко, как только могла. Она даже испугалась, что сердце выпрыгнет из груди. Давясь смехом, девочка с трудом произнесла заклинание и вновь приняла истинный облик. Странный человек прекратил бить по клавишам и, не оборачиваясь, ровным голосом произнес: — Имя? В этом требовании заключалось столь много решительности и властности, что девочка послушно ответила: — Афрофора. Я следую делу Охоты. Незнакомец порылся немного среди своего барахла и выдернул нижний лист из-под бумажной стопки, не замедлившей с чудовищным грохотом рухнуть на пол и развалиться. «Как говорится, что хорошо лежит, лучше не поднимать,» — подумала девочка, с интересом наблюдая за чудесным действом. Юноша внимательно пробежал глазами текст и безразлично сказал: — Пройдите, пожалуйста, к выходу с номером девять тысяч семьсот двадцать два. Афрофора осмотрела расположенные рядом дверцы. Неужели начертанные над ними закорючки должны были что-то значить? Внезапно вдали послышались звуки шагов и трения. На стене возникла колышущаяся тень прямоходящего кролика. Чужак побледнел, затрясся и заклацал зубами. Он тревожно запричитал: — Проклятие! Начальство идёт! Куда же мне податься? — Так куда мне идти? — озадаченно спросила Охотница. Человек привстал, мягко ухватил девочку за плечи и провёл к одному из входов, ласково приговаривая: — Да, да, правильно, вот сюда. Какова умница! Плату с вас возьмут по прибытии. Также, внимание, даже не думайте подлетать к мертвым огням. Я предупреждаю вас только один раз. Удачи! С этими словами чужак открыл дверцу и, дав собеседнице хорошего пинка, отправил её в полёт по пространству безграничного космоса. *** Её разум погрузился в почти беспросветную мглу. Охотница летела в неосязаемом белом куполе. Она разгонялась всё быстрее и быстрее, пока время не замедлило бег. Вселенная была большой, просто необъятной. Бесчисленные россыпи звёзд, планет и комет проносились мимо неё. В воображении Афрофоры расцветали колыбели иных миров со своими океанами и материками, пульсировавшими дыханием жизни. Родной дом и всё, что она могла бы себе представить, казались ничтожными в сравнении с пляшущей чередой других миров; песчинкой, лежащей у подножия скалы. Она ощутила жжение на кончиках пальцев. Её тело начинало само собой распадаться. Плоть чернела и отваливалась крупными кусками, а кости трескались и разламывались на части. Невиданная боль мощным потоком заполнила ум, вытесняя любые четкие чувства и мысли. Этот мучительный процесс продолжался до тех пор, пока её телесная оболочка не превратилась в мерцающую пыль, развеянную по пределам Вселенной. Но Афрофора не умерла. Её душа в форме тончайшей серебристой эссенции продолжала нестись к звёздам. Лишившись оков плоти, она ощутила отдаленные отзвуки музыки сфер и в сей момент смутно осознала, что Вселенная живая. Она сжималась при вдохе и расширялась при выдохе. Космос вращался вокруг самого себя и двигался в Великой Пустоте. В центре Вселенной билось настоящее сердце, похожее больше всего на чёрную жемчужину. С сущностью девочки также стали происходить чудесные изменения. Её тело собиралось слой за слоем: внутренние органы обрамлялись огранкой из костей и сухожилий; кости обрастали мышцами; плоть, в свою очередь, покрывалась кожей и волосами. Охотница чувствовала, что тело восстанавливает некая длань. Она простиралась из недоступных ощущению тканей реальности. Казалось, будто искусный ремесленник мастерил соломенную куклу. Это новое тело являлось почти полной копией предыдущего. Впрочем, Афрофоре почудилось, что правую и левую руки поменяли местами. Сие тело было невесомым и полупрозрачным. Оно с лёгкостью проходило сквозь гигантские ледяные глыбы, которые совершенно бесшумно и без всякого порядка проносились мимо. «Я — сгусток воздуха, просто призрак. Я наверняка умерла и осталась в Другом Месте.» — равнодушно думала Охотница. Она решила, что её точно уже ничто более не удивит. Неожиданно, девочка обнаружила, что может наконец шевелить конечностями взад-вперед и руководить полётом тела, лёгкого, как пушинка. С наивным воодушевлением она бросилась совершать круговые пируэты вдоль ледяных валунов и быстро кувыркаться через голову. «Гонки, гонки! Интересно, можно ли перескочить через себя?» — возбужденно подумала Афрофора, вспомнив, что часто плавала с мамой наперегонки в озере. Мама была непобедима. Внезапно внимание Охотницы захватили проворно мелькавшие Желто-зеленые огоньки, висевшие над поверхностью одной отдалённой планеты, затянутой чёрными тучами. Девочка направила свой полет к этому мирку, будучи ведомой жаждой открытий. Она приблизилась к планете вплотную и опустилась вниз сквозь хмурые облака. Охотница окинула взглядом лик открывшейся планеты с зоркостью филина и подметила множество малейших деталей. Внизу простиралось царство смерти. Земли этого мира кишели ордами чудовищных химер, сложенных из частей тел разных насекомых, и полнились толпами нагих и грязных людей. Монстры без устали гнались за двуногими, разрывали их на куски жвалами и клешнями и с жадностью пожирали. Доносившиеся вопли боли и страха не поддавались ни малейшему описанию. В расщелинах земли текли реки крови. Высокие горы изрыгали потоки огня и раскалённых камней. Изредка на бесплодных каменистых пустошах возникали Желто-зеленые вспышки, охватывавшие сотни парасангов и выжигавшие все живое. Среди облаков лениво парили причудливые жирные твари, состоящие из слепленных пузырей со свисающими тонкими щупальцами. Афрофоре не свойственны были чувства милосердия и сострадания к людям. Но даже её душой овладели омерзение и страх. К горлу подступила тошнота. Девочке очень сильно захотелось вернуться к маминому костру. Она оглянулась вокруг в поисках убежища и заметила полупрозрачную сферу величиной с гору. Охотница неподвижно висела над облаками. Внутри пузыря парил гладкий черный куб, на котором был установлен медный трон огромных размеров. На нем восседал могучий гигант с темной кудрявой бородой, лоснившейся блеском. В глазах его царило мрачное торжество, на устах запечатлелась жестокая усмешка, а в груди билось железное сердце. В деснице великан держал алебастровый посох, порождавший молнии и гром. И могла потрястись Вселенная от одного помавания головы бога сего. Это был новый и безжалостный бог из иных пространств, и пред нею представал он во всем величии и славе царя над поверженным и слабым миром. Ничто не уклонялось от хмурого взора сего владыки. Афрофора поразилась глубоко, и дух её взбушевался и застыл в благоговейном почтении. Бог обратил пронзительный взор на Охотницу и, поманив пальцем, притянул её в сферу. Внутри неё пространство было очень вязким, словно мёд. Ни прошлого, ни будущего здесь не существовало, и мир тек в застывшем и кратком моменте настоящего. Великан заговорил, и глас его был подобен шуму вод многих: — Я — сын владыки Неба и морской девы. Злое сердце зажигает большой Пожар. Восстань, Искра Пожара! После этих слов великий бог дотронулся до Афрофоры мизинцем, схожем толщиной со стволом кедра и заставил выпрыгнуть её сердце из груди. После этого он поднес сердце ко рту и дунул. Парившее сердце быстро забилось и мерзко зачавкало. Из его центра распустился ослепительно яркий ореол из языков огня. В голове Охотницы зазвенело. Сознание раскололось, как одна стрела, летящая сразу в двух направлениях. Она чувствовала пробуждавшийся в её сердце мысленный крик боли, ярости, вожделения, тревоги и страсти. Сердце девочки в последний раз сжал мороз, будто от падения в глубокий колодец, и она проснулась резко, в холодном поту. В голове суетливо роилась стая мыслей: «Ложное видение от духов! Вот бы пробудиться с мамой. У тёплого костра.» Афрофора нервно почесала спину и на всякий случай ощупала рукой грудь. В ней зияло круглое сквозное отверстие с гладкими черными краями. В дырке свистел ветер и создавал сквозняк.

***       На востоке пустыни уже загоралась новая зарница. Андрокл проснулся в обнимку с парой восковых табличек. Он поднялся и отряхнул с себя пыль. С верхнего этажа башни доносились громкие кряхтения и разъяренные выкрики с проклятиями. — Чем она там занимается, во имя Гекаты? — спросил себя странник усталым голосом. Мужчина подобрал свой гиматий, оставленный у теплого глиняного столба, и накинул плащ на плечи. Затем он, неуклюже пошатываясь и шаркая ногами, поднялся в библиотеку. В комнате у одного из окон сидела Афрофора, скрестив ноги. Дикарка, судорожно пыхтя и высунув язык от напряжения, пыталась дотянуться пальцами до кончиков рогов, однако всякий раз терпела позорное поражение. После каждой неудачи она не замедляла злобно осыпать самой грубой бранью всё сущее. — Что ты делаешь? — промолвил с недоумением врач. — А ты не видишь? Я уже прочистила от шелухи все отростки, кроме самого верхнего. Никак не могу дотянуться до него! — возмущенно ответила Афрофора. — Не поможешь, двуногий? Андрокл недовольно вздохнул и подошёл к девочке, чтобы помочь. Целитель честно признался себе в душе, что подобная жалкая несамостоятельность в простых и обыденных делах раздражает его более всего. Стоило страннику коснуться рогов дикарки, как она сразу же успокоилась и неподвижно уселась на корточках, терпеливо ожидая окончания очистки. «Она привыкла зависеть от помощи других в мелких нуждах. Наверняка, даже не сможет без чужой помощи помыть овчину в воде.» — заключил мысленно мужчина, внимательно наблюдая за поведением девочки. — И кто обычно чистит твои рога в это время года? Мать? — спросил Андрокл нарочито спокойным тоном. Дикарка фыркнула и затем кивнула. На миг мужчиной овладело недовольство, и он с презрением выпалил: — Неужели твоя драгоценная матушка не научила дочь хоть что-то делать самой, клянусь Зевсидом? Например, почистить рога с помощью палочки. Или она нисколько не заботилась о тебе? Афрофора мягко ухватилась за локоть скитальца, и тот ощутил, будто его руку сдавили в железных тисках. Человек почувствовал себя в роли слабого и неразумного ребенка, осмелившегося перечить родителям. — Как же вкусно кушать нежное человеческое мясцо по утрам! Жаль, что у меня редко это получалось. Съела бы пораньше, но, знаешь ли, слишком уж тощим ты выглядел. Хотя может стоит сварить супчик из твоих костей? — сказала девочка с нежностью повара. Впрочем, Андроклу показалось, что голос дикарки немного подрагивал от возмущения. Афрофора ухмыльнулась, а странник увидел, что её рот усеян мелкими острыми зубами. Девочка облизнулась в предвкушении трапезы, и с её губ закапала слюна, а волосы встали дыбом, как у взбешенной кошки. Её лицо исказилось и покрылось множеством выступивших жил, уподобившись жестокому и кровожадному лику Горгоны. «Плохо дело.» — подумала скиталец, и душу его пронзил страх. Сердце бешено забилось, и в разуме стремительно проносились мысли. Врач напряг память до предела, и в голову ему, наконец, пришел идеальный план спасения своей жизни. — Послушай, если убьешь меня сейчас, то навредишь лишь себе, — произнес Андрокл с осторожностью. — Я думаю, что под этим люком расположена подземная комната. В ней наверняка оставлены большие запасы еды и воды от предыдущих хозяев. Этого продовольствия вполне хватит на путешествие до отдаленных и безопасных горных вершин. Чтобы открыть люк, надо всего лишь ввести несколько знаков. Думаю, что их можно найти, если перечитать оставленные в шкафах таблички и перебрать нужные комбинации на восьмигранной ручке. Ты же уронила вниз какую-то важную вещь? Я могу помочь отыскать её. Афрофора успокоилась и призадумалась. В словах двуногого был некоторый смысл. Охотница не знала, как вернуться домой или поднять холодный камень и вернуть ту вещь. Мама была бы разочарована такой нерешительностью. Девочка немного ослабила хватку. Андрокл заметил колебания дикарки и продолжил вещать: — Не хочешь ли сыграть? Если я выиграю, то ты поможешь исполнить мне задуманное предприятие для общей пользы. Проиграю, и ты сможешь меня съесть. Знаешь ли какие-нибудь игры? Афрофора оживилась. Ей очень нравилось играть и, в особенности, побеждать. — Мы с мамой играем обычно в «загадки.» Я почти всегда выигрывала. Только никак не могу понять смысл следующей загадки: «Он кусается и щекочется, Убегает, когда захочется, Он не дышит, но и храпит, И умирает, пока спит.» На самом деле мне не составит труда одолеть двуногого в любом соревновании. Предлагай! — радостно призналась девочка и отпустила из своей хватки локоть странника. Тот с нежностью погладил синяк, оставшийся на руке, и удивленно вопросил: — Ты уверена в этом? В ответ дикарка ударила себя в грудь и воскликнула: — Клянусь низом и верхом, ложбиной и горой, Чи и Гу! — Очень хорошо, — сказал врач, достал из-за пазухи тощий мешочек и высыпал из него тридцать два медных асса на пол. На обороте одной из монет был изображен лик толстого мужчины, увенчанного лавровым венком и наряженного в мантию. Охотница указала пальцем на сей образ и спросила с интересом: — Что это за свинья? — Хм, и в правду, этот человек — сущая свинья, также называемая некоторыми префектом. И налоги он сдирает усердно. — равнодушно промолвил врач. На пыльном камне Андрокл грубо начертил образ равносторонней игральной доски с шестьюдесятью четырьмя клетками. — Давай-ка, сыграем в «наемников.» Эта очень древняя и простая игра. Я поведаю правила, — хмуро сказал целитель. — Рассказывай! — заносчиво повелела Афрофора. Мужчина кивнул и продолжил: — Для начала каждый из нас должен расставить свои шестнадцать фигур (их нам заменят монеты) в любом месте принадлежащей ему половины поля. За ход игрок помещает по одной фигуре. Это ваги. Ими нельзя ходить и совершать захваты. Когда фигуры расставлены, они становятся ординариями. Значит, с этого момента сии фигуры могут ходить прямо на протяжении одной клетки в четыре стороны и делать захваты. Теперь смотри! Он сомкнул свою и вражескую фигуры и расставил за последней ещё несколько монет, соблюдая промежуток в одну клетку. Затем Андрокл ловко переставил фигуру через все противостоящие и объяснил: — Если за фигурой противника остается свободное поле, то чрез неё можно перескочить. Это правило действует без ограничений. Нельзя только ставить фигуру между двумя другими. — Почему? — беззаботно спросила дикарка, ковыряясь пальцем в носу. — Поскольку в этом случае фигура становится инцитусом и теряет возможность двигаться. Если участвующие в захвате фигуры сами остаются свободными, то следующим ходом игрок может убрать пойманную фигуру с поля. В обратном стечении обстоятельств уловленная фигура немедленно освобождается. Намеренно выдвигать свою фигуру меж двух вражеских позволено лишь тогда, когда этим же ходом одновременно проводится другой захват. После этого одна из фигур имеет право освободиться за счёт «самоубийства» другой. Проигрывает игрок, у которого осталась только одна фигура на поле. Ты точно всё поняла? Не хочешь переспросить? — Нет. Сыграем. — изрекла Афрофора с упрямством.

***       Они играли уже десятую партию подряд. Армии дикарки были разгромлены уже девять раз, но девочка все ещё не желала признавать поражения и без продыху отправляла своих «солдат» в лобовые атаки. Войско же Андрокла сначала притворно отступало под вражьим натиском, но потом находило брешь в рядах нападавших, проникало внутрь и с легкостью ловило множество фигур. Афрофора грызла ногти от напряжения. Неожиданно мастер прекратил избиение несчастного новичка и застыл в позе статуи. Лицо его помрачнело, и мужчина спросил: — Не хочешь ли послушать о моих тревогах за последние дни? — Ага, — безразлично ответила Афрофора. Она надеялась, что двуногий заболтается и утратит власть над игрой. — Мне кажется, что за мной наблюдают везде, куда бы я не пошёл, — сказал скиталец и вздрогнул от какого-то шороха. — В небе висит незримый глаз и беспрестанно ищет меня. А ночью на стенах появляются тени эриний с распущенными волосами и зажженными факелами в руках. Они жаждут выпить мою кровь. Будто нижний мир сближается с нашим. Тебе не знакомо это чувство? Дикарка пренебрежительно фыркнула и промолвила с презрением: — Ты говоришь о глупых и очевидных вещах. Духи пребывают с людьми везде и даже в этой пещере. — Если столь уверена в сказанном, то назови хотя бы одного! — недоверчиво заявил странник. Афрофора ткнула перстом в свою тень, простиравшуюся подле ног, и объяснила: — Посмотри на моего Чи. Подобный дух следует за каждым дышащим. Когда я засыпаю, он вытекает из моих ноздрей и улетает в образе бабочки в Другое место, к Стойбищу Духов. — А где можно найти это Стойбище? — Все вещи находятся и здесь, и Там. Кое-что проваливается Туда навсегда и остается видимым лишь в форме призрачной дымки. — Может тебе даже удавалось поговорить с ним, с твоим Чи? — спросил путешественник и сщурил глаза. — Дурак! Духи не говорят человеческим языком. Их голоса не отличаются от свиста ветра, шороха листьев и звуков падения капель дождя, — проговорила Афрофора поучительно. Андрокл кивнул и совершил новый ход. Предпоследняя фигура оказалась зажата в тисках без малейшего шанса на освобождение. Это был крах. — Проклятье! — завопила дикарка. Врач с улыбкой облегчения распластался на полу. — Не стоит так огорчаться из-за простой игры, — промолвил он с наставительными нотками в голосе. — Ты была весьма неплоха для новичка. Только зря отправляла свои фигуры в бездумные атаки. Я, позволь похвастаться, неплохо играю в «наемников» и легко одолеваю моих сверстников. — Жульничество! Мне не нужна ничья помощь! — злобно прошипела Афрофора. Она схватила пригоршню монет и в ярости швырнула их в стену. Затем девочка подбежала к окну, превратилась в филина и вылетела наружу. «Не подлая насмешка ли рока предстала пред моими очами?» — подумал мужчина.

***       Охотница долго и уныло плелась по пустыне, сжимая овчину в руке. Ей пришлось снова принять человеческий облик, поскольку в образе филина лучи Гу причиняли телу ещё больше мучений, а спасительные облака давно разбежались прочь по небу. Пот лился с кожи ручьем. Афрофора ненавидела жару и пустыню; сколь приятней и удобней были прохладные лесные заросли для того, чтобы бесшумно следовать за добычей и подстерегать наилучший миг к нападению. Даже глаза стали немного подводить девочку: простиравшийся пейзаж иногда сливался в ярком и беспорядочном танце. Живот скрутило от сильной боли, словно в чрево нагрузили скопище голышей. «Надеюсь, в съеденном мной мясе не роились черви.» — угрюмо заключила про себя Охотница. Из расщелин в земле извергались с шумом зловонные пары. Руки и ноги тяжелели и повиновались приказам с трудом. Внезапно Афрофора заметила нечто странное. Вид почвы изменился: она стала ровной, белой и кремнистой. На её поверхности отпечатался двойной след из прозрачных камней. Девочка пошла вдоль этой причудливой цепочки камешков. «Духи прислали мне знамение, чтобы привести к спасению! Я сама доберусь до гор. На вершинах скал можно будет и осмотреться вокруг.» — решила Охотница. Надежда уж было начала возвращаться к ней, но след вдруг прервался. Афрофору зашатало. «Что за злая шутка! Я не должна была выслушивать бредни этого двуногого. Просто убила бы и съела. Великие духи!» — подумала девочка. Она почувствовала горечь из-за осознания своей глупости: Охотница забыла о той вещи, оставленной под холодным круглым камнем. Ноги подломились, и девочка рухнула на землю. Её поразил солнечный удар.

***       Солнце закатилось за горизонт. Сначала наступили сумерки, а за ними пришел полный мрак, изредка прерываемый сиянием звёзд. Воздух стал более холодным и чистым. Что-то приближалось. Охотница ясно ощущала это. Она приподняла голову и посмотрела вперёд. Издали неторопливым шагом подходило нечто, с большим трудом напоминавшее человеческую фигуру. Оно было полной копией девочки, но только тело этой другой Афрофоры полностью состояло из меняющихся языков огня. В центре сего пламени билось настоящее сердце, бешено сжимавшееся и мерзко чавкающее кровью. Вид существа был подобен восходу сияющей зарницы. Земля под стопами твари плавилась и превращалась в стекло. Монстр издавал приглушенные звуки свиста и шороха. Разумы двух Афрофор слились в единое целое, как две разломанные половинки монеты. Они чувствовали зарождение мыслей и желаний друг друга. «Откуда оно пришло?» — подумала Охотница, пребывая в трепете и страхе. В её голове зазвучал спокойный голос, похожий на скрежет и слабо связанный с человеческой речью: «Большой пожар рассыпает искры, что летят в Великой Пустоте. Нет числа пузырям Космосов, и в каждом есть много-много скал. Как прекрасно пламя! Оно вздымается к звездам и пожирает треплющуюся плоть. Сплетаются небеса в ожерелье вечно пляшущих огней. Все великое обращается в пепел. Эта круглая скала ничтожна. Пожар не поглощает впадшее в Раздор.» Пред мысленным взором Афрофоры предстал полет по бескрайней холодной пустоте. Он был полон угнетения и незатухающей злобы. Существо видело в Охотнице лишь жалкое полураздавленное насекомое, лежавшее на дороге. «Я говорю с моим сердцем?» — спросила себя девочка. «Я — Искра Пожара! Здесь сад взойдет. И, когда муравьи воздвигнут башню к небесам, я обрушу на них пламя гнева и обращу все плоды их бессмысленного труда в прах.» «Зачем оно вернулось?» «Я заберу от тебя часть за частью. Как долог, скучен путь в предвечной темноте.» Афрофора, сотканная из плоти, с чудовищным напряжением подняла руку, отломила правый рог и протянула духу-близнецу. Существо приняло жертву и сжало дар в руке. Под воздействием пламени кость мгновенно почернела и обуглилась. Искра Пожара скрыла пепел в своих ладонях, и в разуме девочки в последний раз прозвенел жестокий глас: «Нельзя вернуть оплату, даже если та весьма ценна страждущему. Иди в некрополь и ключ свой обретешь.» Дух коснулся пальцем левого рога Охотницы, и она почувствовала, как боль и ломота в костях затихают. Афрофора опустила голову и крепко уснула.

***       Охотница пробудилась в круглой комнате с широким столбом в центре, у маленького костра, сложенного из деревянных щепок. Девочка была укрыта шкурой. У противоположной стены сидел двуногий и читал надписи, вырезанные на дощечке. Он быстро заметил, что Афрофора очнулась, отложил табличку в сторону и сказал спокойно: — Ты очнулась. Прекрасно. Тебе очень повезло, ведь ядовитых испарений ты вдохнула не очень много. Мне даже не пришлось давать тебе противоядие. Вдобавок, мне удалось найти тебя довольно скоро, в первую стражу, и перетащить в башню. Восславь богов! Девочка отвернулась, прижалась к столбу и тихо заплакала. Ей было стыдно из-за своей беспомощности и глупости. Андрокл вежливо отвел глаза. Он прекрасно понял, что чувствовала эта дикарка и промолвил с состраданием: — Думаю, у тебя есть разумная причина не доверять мне. Нельзя сотрудничать с иноземцем, не рассказавшем о своем происхождении. Я исправлю это упущение и поведаю тебе историю моих злоключений, приведших к нынешнему, столь жалкому состоянию. Слушай же! Афрофора небрежно примостилась на корточках, и Андрокл с методичной размеренностью повёл свой монолог: — Так как ты однозначно не местная, я начну рассказывать с событий, кажущихся мне началом. Разумеется, всё прошедшее в моем прошлом припоминается с некоторым трудом после блуждания по Асфоделову лугу. Ах, да, кажется, мой отец жил в центре города и служил куриалом. Как и подобает сим должностным лицам, он был обязан вносить обязательные добровольные пожертвования в пользу казны муниципия, вследствие чего жил весьма бедно и скромно, с немалым трудом содержа пару-тройку рабов да мою любезную матушку. По её словам, он привык брать денежную мзду от разного рода подлых людей, за что даже несколько раз был побиваем лёгкими ударами бичом со свинцовым наконечником. В результате, он, будучи государственным служащим, впал в низкий блуд и разврат. Затем сей человек принялся грабить мирных уличных прохожих в темных закоулках, пристрастился, словно скиф, к распитию неразбавленного вина и игре в кости. Ей он, впрочем, предавался столь посредственно, что скопил солидную сумму долга перед самыми богатыми и злобными ростовщиками. Жалкий глупец! В конце концов, родитель мой был вынужден продать жену и новорождённого сына в рабство. На наше счастье, нас обоих купил Филократ, иерофант храма Асклепия, что находился на улице Гармодия и Аристогитона (её позднее заменили Бычьей после разгрома демагогов-популяров). Мою мать определили на работу ткачихи, а меня с малых лет отправили на обучение при мастерской по сборке автоматонов для домашних работ. Там я, стоит похвастаться, достиг немалых успехов. Никогда не забуду мою первую жилую комнату: помещение было очень тесным и лишенным окон, душащим кольцом серых стен. Лежанкой мне служила груда соломы, собранная в углу. Впрочем, многие мои товарищи жили подобным образом. Однако, со временем, мои наставники заметили, что боги наделили меня сообразительностью, необычайною ловкостью рук и редким хладнокровием, и, в связи с вышеизложенным, приняли решение позволить мне постигать сокровенное искусство врачевания. Они подарили новому ученику жесткий матрас и шелковое одеяло. Иногда мне казалось, что я спал на облачной перине. Андрокл пожевал немного высохшими губами и угрюмо промолвил: — Думаю, это была самая счастливая часть моей жизни. Мой хозяин, Филократ, был очень добр и милостив к моей матушке и мне, так как когда-то давно он состоял в близкой дружбе с нашими дальними родственниками. Иерофант зачастую давал мне полезные советы о мастерстве целительства, научил работе с трепаном и даже обещал отпустить меня на свободу после наступления сорокалетия. Впрочем, я должен был клятвенно заверить Филократа, что останусь верным его клиентом, писцом и прихлебателем до конца отпущенных дней. Ах, да, ещё у моего покровителя имелась достаточно странная привычка, немного смущавшая его жену и слуг. Дело состояло в том, что Филократ развесил по всем стенам триклиния (столовой), в которой он любил кушать жареную свинину с гарумом, картины со горящими головами лошадей, мулов и оленей, лично переписываемые им с натуры. — Жуть! — процедила сквозь зубы Афрофора. Андрокл строго кашлянул и повел рассказ далее: — Действительно, я немного отвлекся. Давай продолжим обо мне. На чем я остановился? На описании моего хозяина? Хм, пожалуй, стоит признать, что я испытывал несомненный суеверный трепет перед сим человеком. Это чувство было основано не столько на страхе, сколько на безусловном уважении. Он — благостный демон, изволивший опуститься до жалких червей, копавшихся в грязи. Быть может, человеческой жизнью руководит перст слепой и беспощадной Случайности? Ведь именно подобная непреднамеренная встреча полностью вывернула наизнанку мою прежнюю судьбу, протекавшую гипнотически медленно, словно видение жаркого летнего полудня. Сразу следует упомянуть, что один раз в год, в празднование Сатурналий, я позволял себе посещать сначала тёплые термы, а затем и местный термополий. В нем подавали на удивление многих гостей весьма вкусное и сладкое вино с пряностями. Разумеется, этот хозяйский напиток был намного лучше мерзкого пойла, предлагаемого на работе… — Что такое вино? — моргнув, с интересом спросила Афрофора. Странник с недоумением уставился на дикарку и кратко пояснил: — Это божественно сладкий напиток. Он опьяняет разум и приготовляется искушенными в алхимии мастерами из выжимок и растираний каких-то трав и камней. Некоторые рассказывают о существовании вина, состоящего из перебродившего ягодного сока. Однако я же не какой-нибудь тучный всадник. Никогда не пробовал такого вина на вкус. — М-м-м, интер-р-ресно! — прорычала девочка, облизнувшись и обнажив клыки. Скиталец удивленно поглядел на свою слушательницу и продолжил монолог: — Так вот, в прошлом году, в празднование Сатурналий я навестил мой любимый термополий и после тоски рабочих будней принялся поглощать вино до изнеможения, проявившегося в наступлении сильной икоты. Вдруг во входном проёме завиднелась фигура человека с плащом и капюшоном, забинтованного с головы до пят и носившего маску из кожи. Любопытные зеваки и полупьяные посетители лупанаров кинулись было к пришельцу, решив, что новоприбывший является шутом или акробатом, но тут же в страхе разбежались в разные стороны и прижались к стенам, заметив прикрепленные к одежде странного гостя крохотные колокольчики и приняв незнакомца за прокаженного. Я же остался сидеть на прежнем месте, так как пребывал в крайне беззаботном расположении духа. Оно было вызвано временным помутнением рассудка. Пришелец, хромая и спотыкаясь, приблизился ко мне вплотную и важно и негромко произнес: — Приветствую тебя, слуга сына Корониды. Я видел тебя вчера работающим в вашем асклепийоне. Меня зовут Гиппомахом. Не можешь ли ты помочь страждущему, пусть и в праздничный день? Я мгновенно протрезвел и с большим интересом осмотрел тонкие и изящные очертания бёдер и талии просившего. В мою душу закралась крупица сомнения, и я ответил с лукавством: — Не беспокойся, путник. Сегодня же вечером я могу проводить тебя в абатон, где ночью Асклепий посылает целительные сны. Давай же, скрепим наше знакомство рукопожатием. Больной охотно протянул руку, и я, сжав ладонь, ощупал и тщательно изучил локоть. Подозрения мои полностью подтвердились. Я притянул прокаженного к себе и, желая избежать лишних ушей, тихо сказал: — Даже могучий бог, знаешь ли, не способен исцелить здоровье. Тем более, он будет гневен, если здоровая девушка притворяется больным мужчиной. Незнакомец, сщурив глаза, прислонился к моему боку и прошептал: — А ты немного поумнее будешь, чем выглядишь. Поднимемся на верхний этаж и там поговорим. Охваченный любопытством, я немедленно последовал за необычным гостем. Тот легким призраком проскользнул к лестнице и шепнул что-то на ухо хозяину заведения, который немедленно раскрыл пред нами дверь и проводил на второй этаж. Ведущая меня девушка поспешно пробежала по скрипучим ступенькам и, предварительно сунув в скрюченную ладонь подобострастно улыбающегося хозяина мешочек с золотыми монетами, зашла внутрь первой попавшейся пустой комнаты. В помещении царил полумрак. Моя проводница зажгла один из масляных светильников и, повернувшись ко мне сняла повязки и плащ. Представший портрет останется, должно быть, со мною на всю жизнь, поскольку он сиял чистой величественной красотой. На её лице, словно выточенном из мрамора и обрамленном легкими тенями, была запечатлена мягкая доброжелательная улыбка, таившая загадочную насмешку. Но самой поразительной и необычайной частью её внешности были сверкающие зелёные глаза, привлекавшие к себе внимание, подобно подвешенному на белую стену изумруду. Они завораживали и гипнотизировали глубиною своей: казалось, в этих очах сокрыли бездонный колодец, изредка тревожимый падающими каплями дождя. Даже черные шелковистые волосы, бережно обернутые золотой сеточкой, лишь украшали её глаза. Без сомнения, сия девушка являлась носителем благородной патрицианской крови. Я спросил с благоговением и страхом: — О достойнейшая госпожа, почему вы решили почтить наше жалкое захолустье своим присутствием? И позвольте узнать о ваших имени и роде? — Не вздумай лебезить предо мной. Это довольно-таки раздражает. Зовут меня Астерией. Происхожу я из рода Ф******, о котором ты наверняка знаешь. У меня есть к тебе важная просьба, лекарь. Назови свое имя. Я привстал и тревожно осмотрелся. Разумеется, я слышал о семье Ф******, богатство и могущество которых давно уже вошло в пословицу. От имени этих публиканов возводились новые мосты и дороги, и именно им принадлежали монструозные угольные мастерские в центре города. Кое-кто поговаривал даже, что члены сей фамилии владели большими плантациями виноградных лоз, выращиваемых в секретных парниках для личных нужд. Само собой, при сборах комициев Ф***** неизменно набирали наибольшее число голосов и всегда вступали в состав «первой десятки» (decem prima) всей курии. Я представился. Заметив моё замешательство, Астерия дружелюбно похлопала меня по плечу и заверила в честности своих намерений, попросив до срока никому не раскрывать её подлинную личность. — Не бойся. Если поможешь мне, то даже получишь награду. Я всего лишь хочу понаблюдать за звёздами с крыльца абатона. Тем более, в вашем квартале небо ещё не полностью затянулось угольным дымом от мастерских моего батюшки. Я охотно согласился, будучи ведомым не столько корыстными интересами, сколько незамутненным интересом. Девушка вновь обмоталась бинтами и набросила на плечи плащ, после чего я, спустившись вниз и выбравшись из здания термополия, повёл Астерию в сторону асклепийона. Наступала ночь. Вздрагивая от холода и укусов комаров, я шепнул моей новой знакомой: — Зачем же вы нарядились подобным странным образом? Кроме того, почему женщина столь почтенного происхождения не изучает астрономию в заранее отобранном и удобнейшем месте? Мне показалось, что хозяин термополия узнал вас… — Хм, в самом деле? Это вполне возможно, ведь подобные ему люди отличаются удивительною пронырливостью и прозорливостью. — Что вы имеете в виду? — Некоторые люди с рождения привыкли пресмыкаться пред господином. Притом они достигают на этом поприще столь значительных успехов, что обретают удивительную способность с первого взгляда определять кто является повелителем, а кто — рабом. Им достаточно взглянуть на жесты и осанку, услышать обрывки речи для определения благородства происхождения. В высшей степени опасно, когда подобные люди получают власть, ибо они подвергают своих слуг и рабов ещё большим истязаниям, чем прирожденные господа, дабы потешить свое самолюбие. — Разве угнетённые не могут объединиться и поразить тирана мечом? — Они слишком ненавидят друг друга, чтобы объединиться. Погонщику в высшей степени удобно, если рабы готовы поодиночке перегрызть друг другу горло. Впрочем, я говорю пустое. Каждый должен занимать предписанное Мойрами место. — Кто же вы тогда? — Я — сумасшедшая чудачка, которая пошла по стопам своего дедушки-софиста и желает изучать звездное небо. Престранная особа! Отец полюбил бы её только тогда, когда она изучила бы право или вышла замуж, желательно навсегда избавив родителя от своего надоедливого присутствия. После сего от неё может и выйдет толк. А пока её квадрант пусть будет заперт в кладовой, а саму глупую девчонку отправят в материнские покои на перевоспитание, сильно похожее на заключение. К сожалению, чудачка может заниматься любимым делом только скрытно, в ночное время. -Даже в таком случае, разве вы не счастливы проводить столько времени с вашей матерью? — осторожно заметил я с жалостью. Астерия горько усмехнулась и с разочарованием сказала: — Мать занята лишь одним делом, день ото дня. Она пытается выткать полотно с тонкостью паутинки. Вечером же, будучи страшно недовольной результатом, она распускает все нити ткани и начинает завтра всё сначала. Настоящая Пенелопа! Чем же я ей могу помочь в таком случае? Хм, вот мы уже пришли, и, кажется, дождь сейчас начнется. Давай, зайдем под крышу. Мы, уже приблизившись к порогу асклепийона, торопливо забежали внутрь, после чего на землю обрушился могучий ливень. Уличная пыль тут же смешалась с водой, образовав широкие грязевые потоки, в которых вязли даже самодвижущиеся повозки. Я поразился подобной прозорливости Астерии и постарался узнать, знакома ли девушка с высоким искусством предсказания будущего. — Нечему удивляться: всё и так очевидно, — промолвила спутница спокойно. — Уже с полудня Зефир гнал к нам грозовые облака. Честно говоря, я собиралась зайти в первый попавшийся термополий, чтобы укрыться от дождя. Встреча с тобой была случайной. Я хотела лишь немного подшутить над каким-нибудь незнакомцем. О, смотри-ка: к нам приближаются два твоих сотоварища. Скажи им, что бедный прокаженный готов довольствоваться местом у крылечка, раз уж все места заняты. Чтобы не упирались, подари им вот эту монетку. Действительно, к нам приближались два других врача, работавших со мной. Я подошёл к ним, попросил выделить дополнительное место в абатоне для ещё одного больного, желающего испытать чудо целительного сна Асклепия. — Мест нет! — уверенно и решительно заявил первый из врачей. — Все заполнено хромыми, слепыми, глухими, увечными, безумцами, язвенниками и трезвенниками. В ответ я заверил моих коллег, что несчастный готов заночевать у входа, и для подкрепления своих слов аккуратно вложил в ладонь второго слушателя монету, оказавшуюся золотым солидом. Целители посовещались немного шёпотом и признали, что в этом случае добрый Асклепий милостиво поддержит страдальца под сенью своего храма. Я поспешил обрадовать сей вестью Астерию, которая нисколько не удивилась, вновь продемонстрировав необычайную проницательность. Пешеходы в страхе перед грабителями и куриалами уже заперлись в домах. Я вдвоём с Астерией устроился на храмовых ступеньках. Темно-синее небо расцветало звездными узорами. Мы лежали и молчали в течение двух часов, озирая распростершуюся пред нами карту ночного небосвода. Честно говоря, наблюдение за звёздами никогда не вызывало прежде у меня особого интереса: всегда находились дела поважнее. Гораздо полезнее смотреть под ноги, чем упасть в колодец, уставившись вверх. Всё мое внимание было приковано к лицу Астерии, напряженному и полностью сосредоточенному на решении некой сложной задачи. Она чертила пальцем на песке разветвлённые линии и бормотала себе под нос о каких-то числах. Наконец, словно очнувшись от временного забытья, девушка медленно и задумчиво, будто обращаясь к кому-то далёкому, произнесла: — Манят красотой своей вопросы, волнующие разум философа. С какой скоростью вращается земной круг? Подобно ли Солнце гигантской раскалённой глыбе? Возможно ли добраться до Луны пешком? Однако, когда я прогуливаюсь по улицам вашего квартала и вижу толпы нищих и калек, меня тревожат мрачные мысли, терзающие душу страхом и стыдом. Услышав о её сомнениях, я постарался заботливо осведомиться об их сути. — Сомнения эти весьма просты, — охотно отозвалась Афрофора с грустью. — Наш город пропитан гнилью до самого основания. Живущий на рабочей окраине нищает и голодает, пока подобные мне объедаются и роскошествуют. Как же теперь получать удовольствие от красивых драгоценностей, если знаешь, что каждое твое дорогое ожерелье омыто кровью, потом, и слезами ремесленников, живущих в бедности. Пусть всадники и сенаторы ничтожны числом, но именно они предаются более всего всевозможным наслаждениям, похищенным у других. Однако, прямо сейчас я уже понимаю, что сия несправедливость — всего лишь часть какого-то могущественного зла, которое объемлет вселенную и никогда не отправится в небытие. За пределами сферы звёзд оно спит, ворочаясь в ожидании мига своего пробуждения. Меня насторожили столь путаные речи, и я, желая отвлечь собеседницу от столь дурных размышлений, заметил: — Пусть и так, но всё же поглядите на это неизменно красивое небо. С дальних вершин боги мудро приглядывают за нами. Астерия на мгновение радостно улыбнулась, но затем на её лицо вновь опустилась мрачная тень. — Звезды прекрасны, ведь все они суть праведные души, получившие после смерти достойное воздаяние. Но и они не вечны, и медленно движутся к забвению. Посмотри внимательнее на звезду, ведущую на север! — ответила девушка и указала пальцем на созвездие Лиры, подмигивавшее с небес. Я пристально вгляделся в северную звезду, но ничего особенного не нашёл в ней. — Более десяти тысяч лет назад на месте созвездия Лиры располагался большой семизвёздный ковш, — пояснила она, видя моё затруднение. — Это знание осталось в книгах древних писателей, живших задолго до первых Вспышек. Небо уже давно сдвинулось с места, а мы и не заметили. — А боги существуют? В ответ Астерия мечтательно вгляделась в небо и прочла стих: — «Если б руки имели быки или львы или кони, Если б писать, точно люди, умели они что угодно, Кони коням бы богов уподобили, образ бычачий Дали б бессмертным быки; их наружностью каждый сравнил бы С тою породой, к какой он и сам на земле сопричастен.» О, как мудр ты, философ, изрекший сие! Бесспорно, боги существуют, но они не похожи на людей, ибо ничтожен человек и преходящ. Когда бьёт молния и звучит гром, люди в страхе зовут богов, тела которых человек ищет везде, куда бы не пошёл. — Значит, боги отличны видом от людей? — Да. Не может быть в образе божием никакого несовершенства. Посему образ бога напоминает фигуру с равными сторонами и множеством углов. Богов можно только помыслить, но не почувствовать, ведь живут они за пределами миров, средь множества эонов. Боги существуют не вечно, но чрезвычайно дольше времени, отведенному смертным. Быть может, старые боги умерли, и мы молимся не тем? Новые боги не слышат наши мольбы. Меня поразила неподдельная искренность её речей, но в то же время ужаснула их кощунственность. Я взял девушку за руку и, желая утешить её, произнес с необычной для меня горячностью и решительностью: — Вам не стоит думать о столь бессмысленных вещах. Я — раб, но через девять лет обрету свободу. Вам же свыше даны прекрасные дары: свобода и великий ум. Этими орудиями можно проложить дорогу. Астерия пристально всмотрелась в мой лик и промолвила с удовлетворением: — А ты — интересный человек, Андрокл. Давай встретимся ещё раз. Мы стали тайно видеться раз в каждую неделю в заранее условленных местах. После каждой беседы мы все сильнее привязывались друг к другу. Да, я полюбил её, но не так, как любил мать или учителя. Она стала мне подругой. Я подметил немало несообразностей её характера, погрязшего в мелких пороках. В душе Астерии царили лень и беспечность, но только сложная работа помогала ей чувствовать себя живой и полезной, пусть и трудилась она с видимою неохотой. Астерия была весьма раздражительной, и относилась она к происходящему напоказ равнодушно или насмешливо, воспринимая жизнь, как весёлую и опасную игру, до тех пор, пока беда не касалась её. Она не алкала роскоши, а истинной страстью Астерии была астрономия. Наблюдая за звёздами, она часто забывала обо всём вокруг. Встречи со мной избавляли её от сумрака скуки. О, боги! Кто бы мог подумать, что наша последняя встреча окажется для меня роковой? Андрокл замолк и посмотрел на Афрофору. Девочка, вперив выпученные глаза в потолок, пускала слюни, явно витая разумом в облаках. Странник пощёлкал пред её лицом пальцами и принялся трясти дикарку за плечи. Афрофора очнулась и повернулась к собеседнику передом. — Ты все пропустила мимо ушей? Хоть что-то можешь сказать об истории? — строго вопросил скиталец. — Про вино ты хорошо рассказал, а всё остальное — чушь полная. Скука! — зевнув, ответила Афрофора. — Ты поможешь мне? — спросил Андрокл с надеждой. Девочка помолчала немного, думая о чём-то своем, и кратко ответила: — Да. — Тогда позволь узнать кое-что. Какую вещь ты обронила под люк? — Мамин золотой колокольчик. — Почему он столь ценен тебе? Охотница благоговейно вознесла очи к потолку и произнесла с гордостью: — Колокольчик — наше наследство! Множество моих братьев и сестёр с копытами и рогами бегают по рощам. И моя прапрабабушка походила на них. Только у неё были два острых клыка, торчавших изо рта, и совиные крылья, свернутые за спиной. Однажды, во время ночной охоты она увидела двуногого, стоявшего на круглой поляне. Его лик был суровым и жестоким, а в руке он держал оружие, обагрённое в крови. Но прародительница вострепетала, ибо она заметила, что в зрачках двуногого блестит искра из Другого места. Прапрабабушка скинула свою шкуру и вышла к воину в образе человека. Они сошлись вместе под сенью черного небесного меха. Этот двуногий поднял руку к верху, сорвал звезду и, превратив её в колокольчик, подарил моей прародительнице. С тех пор вещь сия передаётся в каждом поколении открывшему на своём теле знаки Охоты. — Я понял тебя и помогу найти этот колокольчик, — прервал странник с мягкостью речь девочки. — Теперь, прошу, собери дощечки, лежащие в шкафах, в противоположном углу. Мне нужно прочитать их, что займет немало времени. Кстати, что случилось с твоим рогом? — Случайный удар. Рог отрастет, но станет короче. — кратко ответила Афрофора и, приняв форму филина, отправилась выполнять поручение.

***

      Они без устали трудились в течение всей оставшейся ночи. Андрокл диктовал вслух комбинации, а Афрофора поворачивала ручку люка в разные стороны, следуя строгим указаниям человека. Странник наскоро обучил её первым восьми буквам, и девочка с трудом произносила их названия по слогам. Пока кипела работа, дикарка увлеченно рассказывала о том, как она однажды залезла на дерево в поисках птичьих яиц, случайно ткнулась головой в дупло с пчелиным роем и упала вниз на мягкую листву. — Что произошло дальше? — спросил врач. — Маме было хорошо, а мне — плохо, — ответила Афрофора. — А что случилось с твоим отцом? — Охотники никогда не остаются. Они уходят после рождения детёныша, — произнесла с недовольством дикарка. — Как вы поступаете с детьми мужеского пола? — Они рождаются мертвыми, — сухо сказала девочка и сжала губы в тонкую ленточку. Это значило, что она больше не желает разговаривать. Однако, несмотря на все усилия, проклятая крышка никак не желала поддаваться. К утру они чувствовали себя разбитыми. Девочка распласталась на полу и лениво тыкала пальцем в пробегавшие солнечные зайчики, а Андрокл, сидя на корточках, продолжал вгрызаться в невыносимо унылый текст писем. Неожиданно в его руках очутилась лежавшая в самой глубокой части стопки ветхая табличка, с которой сыпалась труха. На ней было написано следующее: «Сестре Агнессе — радоваться! Я воистину рад, что могу отправить тебе ещё одно письмо. Чувствую себя живым и весёлым, как никогда прежде. Гермес премудрый благоволит мне удачей. Недавно легат предложил поучаствовать в одном крупном и любопытном проекте по общественной безопасности. Я согласился. Названия проекту ещё не придумали. Мы уже начали строить прочное подземное убежище от возможного применения Вспышек. Я лично подобрал надежную буквенную комбинацию для запирания люка. Не бойся, милая: политики ни за что не решатся применить столь мощное оружие в ближайшее время. Что же касается текста комбинации, то, разумеется, я назову его тебе…» Дальше, по-видимому, упоминалось написание комбинации, однако от слова сохранились только первая и последняя буквы: дзета и эта. Возможно, восьмибуквенное слово было стерто в средней части до неузнаваемости неловким движением переписчика. Странник ненадолго отложил табличку в сторону и в который раз окинул взглядом комнату вокруг. Случайно его взор зацепился за символы, вырезанные на древесине шкафов, расставленных вдоль стен. Простая в причудливости своей мысль поразила разум мужчины, словно удар молнии. Он резко вскочил и с несвойственной для сего человека горячностью воскликнул: — Нашёл! Андрокл подбежал к люку и восемь раз быстро повернул ручку в какой-то странной последовательности. Механизм внутри крышки щёлкнул, и люк с тоскливым скрежетом раскрылся. Внутри виднелось нутро темного тоннеля с узкой приставной лестницей, изготовленной из дуба. Афрофора оживилась, подползла к отверстию в полу и посмотрела вниз с воодушевлением и азартом. — Ты смог поднять холодный камень! Но как? Невероятно! — промолвила она с восхищением. — Ничего особенного. Я лишь понял, что совершил ошибку при изучении комнаты, — ответил человек с удовлетворением. — Изображенные на поверхности шкафов знаки суть напоминания о входной комбинации, оставленные предыдущим владельцем здания. Следуя моим старым привычкам, я прочел последовательность этих букв с «альфы». Однако, прочитав одно из старых писем создателя укрытия, я смог мысленно составить следующую комбинацию: дзета, гамма, бета, альфа, дельта, эпсилон, тхета и эта. Сия последовательность и оказалась верной. Ты ведь поняла моё объяснение? Афрофора кивнула. Произнесенное было ей совершенно непонятно, но очень интересно. Андрокл подошёл к отверстию в полу и наступил на первую панель лестницы. Затем он повернулся к девочке и со всей возможной строгостью наказал: — Я опущусь первым и осмотрю подвал. Когда найду нечто необходимое, то позову тебя. Повторяю, пока не окликну, даже не вздумай спускаться! Дикарка обидчиво зашипела и села в углу. Странник помахал ей и начал медленно опускаться в темноту, вслепую. Он осторожно переставлял ноги с одной ступеньки на другую, благоразумно ощупывая иссохшее дерево. Внезапно одна из панелей предательски хрустнула и прогнулась внутрь. Странник поспешно отдернул ноги и завис над мрачной пропастью, удерживаясь руками за лестницу. С большим трудом он смог поместить ступни на следующую, более крепкую, ступеньку и продолжить спуск. «Кажется, я все же неглупо поступил, оставив ту бестолочь наверху. Она, наверняка, поспешно вскочила бы на повреждённую опору, сломала бы её, покатилась вниз кубарём, рухнула на пол, выругалась и случайно сдвинула бы какой-нибудь опасный механизм», — подумал с облегчением скиталец. — Похоже, что ты можешь поступать мудро, Андрокл. Хоть иногда.» Пока разум мужчины был занят подобными мыслями, его ноги уже успели уткнуться в пол. Он прощупал пальцами поверхность стены и ненароком нажал на некое устройство, втиснутое среди глиняных кирпичей. Раздался скрип, и странный предмет засветился, оказавшись повешенным на стене стеклянным сосудом с железным ядром. Тьма немного отступила, и пред взором врача предстала небольшая часть подземного зала. Андрокл припомнил, что в мастерской во время работы некоторые механики рассказывали ему о причудливом горшке, который немного источал искры при помещении внутри железного стержня и цилиндра вместе с уксусом и некоторыми алхимическими снадобьями. Сам он считал подобные разговоры чистым враньём. Целитель осторожно и боязливо коснулся стеклянной поверхности необычного светильника. Она ощущалась слегка теплой, но не горячей. «Неужели древним были ведомы даже такие чудеса?» — подумал он с уважением и осмотрелся. По бокам стояли во множестве большие пифосы, устремлявшиеся безмолвными рядами вглубь. Из нижних частей каждого сосуда торчало по одному изогнутому бронзовому сифону, проходившему далее в кирпичную кладку. Андрокл раскрыл и рассмотрел внутренности первых попавшихся трех пифосов. В них отдельно хранились сушеные финики, вяленое мясо и зерно. Рядом с лестницей из стены бил водный ключ, протекавший по вырубленному в полу каналу. Из стенной кладки торчал длинный красный рычаг. Над ним была выбита бронзовая табличка, вмещавшая надпись следующего содержания на эллинском языке: «Не трогать. Для выз. охр.» А прямо пред странником был расположен простой и грубо собранный деревянный столик, на котором лежал железный предмет длиной в человеческий рост. Мужчина подошёл поближе и тщательно осмотрел находку. Без всяких сомнений, пред его взором предстал автоматон, собранный по образу и подобию четырехлапого зубастого хищника. На его боку была оставлена печать в форме четырехугольной кометы. Андрокл удивился: у модели не наблюдалось никаких внешних повреждений и следов ржавчины. «В эолипиле закончилась вода? Или возникла неполадка в работе механизма внутреннего корпуса? Давай-ка, выясним», — заключил он мысленно. Мужчина отточенными движениями открутил часть грудных шарниров и обнажил внутреннее устройство машины. В центре механизма располагалось «сердце» автоматона — маленькое и изящное колёсико эолипила, от которого исходило множество сплетений тонких железных струн и цепей, отвечавших за контроль над движением конечностей. Внутри эолипила ещё оставалось немного жидкости. Однако в одной из струн запуталась длинная древесная палочка, мешавшая своевременной работе всего механизма. Странник аккуратно вытащил тросточку, бросил её на пол и, кропотливо работая пальцами, вернул погнутым струнам надлежащее положение. После завершения трудов он пристроил грудную пластину на прежнее место и вытер ладонью пот со лба. — Осталось совершить лишь ещё один шаг, — промолвил удовлетворенно Андрокл. Внезапно он наступил на какой-то небольшой предмет и ощутил болезненный укол в стопе. Мужчина поднял вещь и рассмотрел её. В его руке лежал крохотный золотой колокольчик. Сверху раздался скрип ступеней. — Проклятье! Она не стерпела! — воскликнул с раздражением путешественник и подошёл к центру комнаты. Вскоре послышался громкий треск, словно от разламывания надвое толстой дубовой доски, и на пол кубарем скатилась Афрофора, пересчитав спиной все оставшиеся ступени. — Пусть вас сожрёт вонючая зубастая ворона! Гнусные гнилые ветки! — завопила девочка и мгновенно вскочила на ноги. Она оскалила зубы, и её лицо во гневе покрылось жилами. Андрокл приблизился к дикарке и протянул колокольчик. — Распознаешь свою вещь? — спросил он сухо. Девочка безразлично посмотрела на его руку и ответила с недовольством: — Что ты хочешь мне показать? В твоей руке ничего нет. Хочешь поглумиться надо мной? «Она не видит свое сокровище?» — подумал скиталец и спрятал колокольчик за пазухой. Он разочарованно вздохнул и указал Афрофоре пальцем на оставленного на столе автоматона. — Там лежит оставленное предыдущими хозяевами. Не хочешь ли посмотреть? — спросил мужчина. Дикарка подошла к устройству, с осторожностью погладила его металлическую обшивку и изрекла: — Этот мертвый лев выглядит очень странно. — Что такое лев? Девочка нервно облизнула губы и промолвила с уважением: — У львов есть длинные клыки и могучие лапы. Иногда вокруг их шеи растет мех. Они ненасытны и сильны. Мясо львов жестко и жилисто. Андрокл понятливо кивнул, быстро шагнул к Афрофоре и вырвал с её головы волосяной локон. Она отшатнулась из-за наплыва боли и немного отошла вбок. Затем девочка невольно выбросила руку вперёд и сдвинула длинный красный рычаг, выступавший из стены. Мужчина вырвал также и у себя клок волос и торопливо поместил оба добытых локона в один из внутренних отсеков головы автоматона, из которой торчали две сгибающиеся тонкие антенны. Дикарка скоро пришла в себя, подбежала к врачу и схватила его за плечо. — Зачем ты это сделал? — спросила она злобно. — Я должен был изменить настройки автоматона. Он может оказаться полезным в скором времени. Девочка ощетинилась. Вдруг стены башни затряслись, а за ними нечто забурлило. С самого верха стали доноситься громкие хлопки, словно от ударов молнии. Афрофора и Андрокл, упрямо толкаясь, кинулись к лестнице и начали поспешно подниматься наверх. Царил ясный и испепеляюще жаркий день. Буря умчалась прочь и гнала хмурые грозовые облака вдаль, к великой стене из пара, лежавшей на грани пустыни. В её глубине возвышалась нелепая башня-маяк и подвергалась чудесным изменениям. В черепице крыши раскрылось широкое отверстие. Из него к небу взлетел огненный снаряд, сверкавший желто-зелёным цветом и испускавший вслед за собой дымку пурпурной краски. И, словно в ответ на этот вызывающий сигнал, с дальних небесных пределов, ранее скрытых под облаками, на верхнюю часть строения медленно опустилась пара больших зловещих фигур. Это были автоматоны, похожие на зубастых и безглазых птиц с кожистыми крыльями и длинными извивающимися железными хвостами, увенчанными тонкими жалами. Странные твари ткнули кончики своих заостренных морд, украшенных антенами, в окна. Афрофора и Андрокл стояли сбоку, в углу, тесно прижавшись друг к другу, стараясь не двигаться и не дышать. Антены-усики, венчавшие головы механических монстров, затрепетали. Чудища просунули свои хвосты в проем и схватили прятавшихся, скрутив их в прочных тисках. Странник понимал, что человеческая сила не идет в какое-либо сравнение с мощью боевых автоматонов, и не сопротивлялся. Охотница же яростно брыкалась, вырывалась из захвата и даже пыталась укусить обшивку. Все эти попытки борьбы казались мужчине глупыми и жалкими. Жала железных хвостов, обмазанные паралитической смесью, вонзились в плечо девочки, и она впала в беспамятство, расслабленно вытянув конечности. Механические твари схватили когтистыми лапами обеих жертв, взмахнули широкими крыльями и устремились в путь по небу. Афрофора проснулась в холодном воздухе. Она летела в жёстких объятиях большой бесперой птицы с твердой плотью. Девочка чувствовала себя озябшей и даже немного простывшей. Она чихнула и попыталась шевельнуть плечом. Рука повиновалась её указаниям с трудом. В мышцах оставалось ещё слишком мало сил. «Надо просто подождать», — подумала Охотница и поглядела вниз. Тварь высоко и стремительно проносила Афрофору над дальними землями, скукожившимися на вид до маленьких прямоугольных фигур и суетящихся разноцветных точек. Они располагались, будто бы, на расстоянии вытянутой руки. Крылатые монстры неслись к ужасающей и почти необъятной стене из пара, нависавшей над краем пустыни. Охотница услышала звуки человеческого дыхания. Она обернулась и узрела Андрокла, зажатого в другой лапе. Он не двигался. На лице странника виднелся отпечаток мрачных дум и всеобъемлющего отчаяния. — Куда эти птицы переносят нас? — спросила его Афрофора. Он равнодушно пожал плечами и ответил: — Должно быть, переносят пленников в город, к месту наказания. Тебе уготовят рабскую участь, а мне — казнь за преступление. — Что ты сделал? — промолвила невзначай девочка. Она зевнула и подумала о приятном и несравненном отдыхе. Мужчина сказал с горечью: — Я убил её. Много думая о совершенном зле, не могу допустить себе быть прощенным. Глаза Афрофоры начали слипаться. Она мысленно укорила себя за вопрос, заданный из-за неуместного любопытства. Её хотелось немного подремать, а не слушать нелепые россказни о нелегкой человеческой жизни. Однако избежать нового откровения мужчины уже было нельзя. — Наша последняя встреча стала началом ужаса, — произнес он. — Когда мы сошлись в оговоренном месте ночью, она провела меня по подземному лазу к тайному озеру. Мы прошли к кромке воды с причаленной лодочкой мимо сторожевого шалаша. Я спросил об опасности появления охраны. «Не беспокойся. Он нас не слышит.» — сказала она и улыбнулась. — «В эти дни Литократ, местный сторож, приходит домой с купленными скифскими семенами конопли, бросает их на камни и вдыхает испускаемый пар. После этого он вопит от удовольствия, пляшет, смешно дрыгая ногами, и засыпает. Глупец считает, что видит в своих грезах свистящих химер, носящихся в воздухе. Зато он отличается молчаливостью и послушностью. Поэтому дядя и терпит нерадивого слугу. Тем более, о сем месте ведают лишь члены семьи, некоторые приближенные прихлебатели и префект. Отец желает выдать меня за этого мудрого правителя. А чистая вода воистину прекрасна друг мой!» — «Ты говоришь о Гнее Корвусе? До меня доходили странные слухи о нём.» — «Да, именно он победил на прошлых скачках. Глупости сего мужа можно позавидовать. Я помню, как он в крайнем опохмелении упал на песок, и рабы дотащили своего господина до самого финиша. Наш префект решителен и отважен в борьбе с безоружными, но почтителен и скромен пред публиканами.» — «Почему же твой отец так желает заключения сего брака?» — «После проведения свадьбы со мной префект даст отцу разрешение от лица муниципия на воздвижение великой арены на форуме в свою честь. Народ так легко подкупить кровавым зрелищем! Впрочем, он не виновен в собственной порочности.» Она указала жестом на лодку, и мы сели в неё и отплыли. Я усердно грёб веслом, а Астерия стояла и молчала. Внезапно в её глазах зажегся огонёк озорства. Она закашляла и весело произнесла: «Не хочешь ли сбежать со мной? Будет забавно. Вдвоем легче пересечь Асфоделов луг и достичь райских островов. Если не можешь решиться, то не говори ни слова.» Моё тело сковал озноб ужаса, ибо я не мог понять, насколько серьёзны её слова. Вдруг стены пещеры задрожали под воздействием могучего землетрясения. Панический страх направлял мои руки, и я невольно вытолкнул Астерию в воду. Поднялась высокая волна и смыла меня за борт. Я чудом сумел спастись, так как меня выбросило на берег приливом. Она же утонула из-за своего неумения плавать. Мой разум помутился, и мне почудилось, будто к потолку пещеры взмывает всполох желто-зеленого пламени. Через некоторое время я был схвачен стражей и через несколько дней приговорен к казни по обвинению в убийстве. — Что произошло дальше? — Мой хозяин Филократ помог мне выбраться из заточения и сбежать за черту города. Мне остается лишь возносить молитвы богам за его здоровье. И вот сейчас я нахожусь здесь. До этого момента кровожадные эринии следовали за мной с распущенными волосами и зажженными факелами в руках. А сейчас меня дожидается наказание. И оно будет справедливым, ибо нет разницы между убийством умышленным и случайным. Но сердце гораздо больше терзается вопросом: «Та женщина действительно любила или только играла? Так и зажатый в руке муравей желает знать: раздавит его ребенок или отпустит?» Лицо Андрокла стало страшным и покрылось какой-то нечеловеческой тенью. В этом лике сплелись тревога, безумие и усталость обреченности. Афрофоре исступление человека казалось достойным презрения. Но в то же время ей было немного жалко его. Вдруг разум Охотницы охватили удивление и восхищение, когда она посмотрела в глаза двуногого. В них плясала искра из Другого места, осколок её настоящего мира. Автоматоны влетели сквозь завесу парового облака. Афрофора почувствовала, как маленькие теплые капли воды оседают на её лице. Над двумя летящими механическими птицами возникла круглая стеклянная голова стального монстра, достигавшего, видимо, колоссальных размеров. Голова была украшена металлическими губами, равно направленными друг напротив друга, и увенчана длинной и подобной корабельной мачте железной антеной со множеством отростков. Внутри стеклянного шара беспорядочно клубился пар. Охотница хотела воскликнуть, но язык прилип к гортани, и крик застрял в горле. — Что это? — спросила она удивленно. — Это талос, один из хранителей черты города. Они обходят границу каждый день. Будь осторожна, ибо их рога могут испускать раскалённые струи пара, способные расплавить плоть и размягчить кости. Андрокл потряс колокольчиком пред глазами девочки и промолвил: — Ты действительно ничего не видишь? Она оскалилась и прорычала: — Хочешь меня подразнить? Напрасно! Мужчина печально вздохнул, вытянул вперёд руку и с помощью заранее выдернутой нитки привязал колокольчик к оставшемуся рогу Афрофоры. Та зевнула и, помахав ладонью путешественнику, мгновенно уснула. Андрокл покачал в осуждении головой. Перед впадением в сон по примеру дикарки он заметил, что второй летевший автоматон переносил в когтях некий громоздкий железный предмет. Близился рассвет. Андрокл очнулся в темном коридоре. Мрак лишь слегка разгонялся светом нескольких масляных ламп, развешанных по стенам. Их поверхность была облицована новенькими гладкими кирпичами и украшена изображениями сражающихся людей и зверей. Он огляделся. Впереди странник увидел Афрофору. Она, передвигаясь бесшумным шагом на цыпочках, понемногу приближалась к выходу. Мужчина неторопливо последовал за дикаркой. Они вышли на арену амфитеатра. В своей внутренней части он имел несколько врат для вывода осуждённых на арену. Строение казалось большим и величественным. В длину этот амфитеатр почти достигал стадия, а в ширину — двух плефров. Арена отделялась от зрительских лож высокой стеной без каких-либо выступов. Места зрителей были сложены из трех уровней и заполнены публикой. Люди безмолвно и неподвижно сидели на скамьях, словно ожидая некого оповещения. Сверху над всем амфитеатром был натянут на длинных деревянных мачтах плотный кожаный тент, защищавший смотревших от солнечного зноя и непогоды. Раздались звуки труб. С грохотом раскрылись створки одних из ворот, и из них выскочил крупный четырехлапый автоматон. Железная тварь прижала упругое тело к земле, приготавливаясь к прыжку. Андрокл понял, что его наказанием станет растерзание заживо на глазах у ликующей толпы. Он печально вздохнул и повернулся лицом к монстру в ожидании своей скорой смерти. Афрофора же зарычала и приняла форму какого-то чудного животного. Оно напоминало маленькую косулю с обломленным рогом и остренькими копытцами, разделяющимися на несколько костяных пальчиков. На спине зверя были сложены крылья, а из его пасти торчала пара длинных клыков. Дикарка сжала свое тело в напряженной позе, приготавливаясь бороться за жизнь до самого конца. Автоматон начал приближаться к Охотнице мелкими шагами и внезапно застыл на месте. Афрофора прыгнула на механическое чудище, свалила его на землю и принялась яростно кусать металлическую обшивку и ударять по ней копытами. — Погоди! — воскликнул странник, освободившись от временного помутнения разума. Дикарка изумленно посмотрела на него, прекратила нападать на автоматона и отошла в сторону. Мужчина подошел поближе и попросил Афрофору перевернуть устройство набок. Она выполнила просьбу. Странник присел и бегло осмотрел поверхность тела твари и улыбнулся, как только нашел желаемое. На железной обшивке была изображена печать в виде четырехконечной кометы. Он поднялся и вытер пот со лба. Внезапно ему показалось, что он упускает нечто важное. — Что ты хочешь сделать с моей добычей? — спросила Афрофора с недовольством. — Ничего особенного. Я уже воздействовал на её механизм. По-видимому, наши похитители захватили этого автоматона ещё в башне и использовали для казни. К счастью, мне удалось заранее изменить расположение некоторых струн во внутренностях автоматона. Он более не нападет на нас. Вдруг по спине Андрокла пробежал холодный озноб, ибо он понял причину своей тревоги. В воздухе царило полное молчание. Не было слышно ни криков птиц, ни гула толпы. Обычно чернь разделялась на несколько частей, вопила оскорбления ненавистным бойцам и восхваления любимчикам и кидались тухлой рыбой (иногда дело доходило и до драки). Отсутствие звуков неистовства людей заставляло взволноваться дух от смутных подозрений. Путешественник повернулся к дикарке и приказал поднять его на трибуну. Афрофора злобно фыркнула и нехотя позволила человеку взобраться на свою спину. Затем она, сопя от напряжения и быстро помахивая крыльями, взлетела на нижнюю зрительскую ложу. — Неужели я настолько тяжел? — промолвил врач с усмешкой и спустился вниз. — Или ты таскала тела двуногих только по частям? — Да, — сказала девочка угрюмо. Мужчина подошел к одному из сидевших зрителей и коснулся его. Он оказался деревянной фигурой, искусно и ярко изукрашенной. Расположенные рядом люди также были лишь куклами, вырезанными из древесины и сходными образами с горожанами. — Пошли, — проговорил Андрокл и сморщил лоб. Его разум накрыли тени сомнений. Они прокрались по извилистым змейкам внутренних коридоров и предстали пред гигантскими воротами. Все щели, имевшиеся в них, были плотно заткнуты обрывками одежд и шерстяными шарфами, а рядом лежало несколько мертвых тел рабов-смотрителей. Афрофора вновь приняла облик человека. Странник печально вздохнул и, сунув руку за пазуху, достал стеклянный флакончик с маслянистой жидкостью. Затем он оторвал кусок ткани от своего плаща, пропитал тряпку тремя каплями зелья и протянул её девочке. — Повяжи вокруг лица. Снаружи опасно, — сказал человек. — Ни за что! — Если не наденешь, то, клянусь Зевсом, я тебя заставлю! Афрофора скорчила недовольную гримасу, но все же послушно надела маску. Они дружно навалились со всех сил на ворота и с большим трудом немножко раздвинули одну из створок. Охотница ловко протиснулась в образовавшуюся щель. Андрокл повторил за ней, судорожно кряхтя от натуги. Попутчики оказались на обширном, но пустоватом форуме с до нелепости маленьким портиком и длинной вереницей статуй гениев принцепсов. Затем они свернули за угол и вышли к узенькой грязной улочке. Там их ждало поистине необычное зрелище. В воздухе витали остатки странных зеленоватых испарений. Двери и окна низеньких домов были захлопнуты и заперты изнутри. У порогов и углов зданий лежали груды иссохших человеческих трупов, напоминавших опавшие пожухлые листья. При этом, запах гнили был совсем слабым. Андрокл и Афрофора ступали по одной из боковых каменных мостовых. Между ними, в центре улицы, располагалась широкая колесничная дорога, углубленная в землю и посыпанная мелким щебнем. Через каждые четыре шага поперек дороги было установлено по две или три высоких каменных плиты, предназначенных для перехода гулявших на другую сторону улицы во время непогоды. На обочине пути у дождевых желобов, заполненных нечистотами, застряло несколько опрокинутых самодвижущихся колесниц с мертвыми ездоками. Странник приблизился к мраморному фонтану, украшенному искусной резьбой в форме ворона, схватившего когтями рыбу. Из её рта торчала бронзовая трубка, испускавшая воду. Рядом с источником распласталось безжизненное тело беременной женщины с разбитым сосудом. «Что произошло?» — подумал скиталец. — «Внезапный и всеобщий сбой на угольных мастерских?» Врач поморщился, подбежал к дому и заглянул сквозь окно внутрь. Там, в комнате, стоял низкий столик. На нем была раскидана куча погибших крыс, посыпанных дохлыми мухами. Андрокл прошел вперёд и посмотрел в следующее окно. В другом помещении он увидел труп крупной охотничьей собаки, покрывавшей собой обглоданные человеческие кости. «По-видимому, выброс испарений начался рано утром и проходил очень быстро. Большинство людей было застигнуто врасплох. Живший здесь человек похоже стал редким счастливчиком, успевшим запереться в доме и спастись. Однако он постепенно умер от голода, так и не решившись убить любимую собаку. Потом же животное долго питалось останками своего хозяина, пока само не издохло от недоедания», — заключил про себя мужчина и подивился своей бурной фантазии. Раздался раскат грома, и вслед за ним заморосил слабый дождик. Он неминуемо усиливался. Андрокл забрался под широкую кровлю и, почувствовав глубокую печаль, достал пергаменную карту, подаренную ему когда-то Астерией. На обороте пергамена была оставлена надпись, сделанная рукой опытного писца. Её можно было прочесть следующим образом: «Передаю привет от Л. Домиция Агенобарба брату Куспию. Я благодарен тебе, брат, за множество благодеяний, совершенных тобой для моей семьи, и в особенности для работы над нашим общим делом. Клянусь Единым, что помогу избавиться тебе от рабского имени и исполню любое желание за твои достойные поступки. От Л. Домиция Агенобарба Куспию Поппею.» Немного ниже виднелось другое сообщение, начертанное женской кистью: «Надеюсь, что ты рад моему подарку. Береги себя в путешествии и возвращайся поскорее, ибо я буду скучать немножко. От оставившей разум меж звёзд.» Андрокл смял карту в руке и оглядел улицу. Легкий дождь уже превратился в ужасающий ливень. Вода очищала воздух от ядовитых испарений, а потом смешивалась с дорожным щебнем и нечистотами, образуя могучий бурый поток, сметавший облегчавшие человеческие тела. Потоп поглотил всю дорогу вплоть до мостовой и лишь дорожные плиты высовывались из поверхности воды. Мужчина поискал глазами Афрофору и вскоре нашёл её. Девочка размахивала руками, перескакивала с камня на камень и весело смеялась. Она радовалась наступлению дождя, а привязанный к её оставшемуся рогу колокольчик звонко звенел. Однако Охотница не могла ощутить его образ, запах, звук или прикосновение. Время от времени она запрокидывала голову и пыталась ловить капли воды освободившимся от маски ртом. «Можно пить лишь дождевую воду. Внутренние стоки наверняка пропитаны трупным ядом», — решил про себя мужчина. Внезапно дождь стал быстро утихать. Афрофора запрыгнула на мостовую и равнодушно пнула один из трупов. Затем она подбежала к страннику и схватила его за край одежды. — Здесь же можно найти что-нибудь поесть? Хочу попробовать вино! — произнесла дикарка с сильным возбуждением. Андрокл, не обращая внимания на просьбу девочки, неотрывно смотрел вверх, на серые облака, и думал о том, что эти тучи всегда скрывали людей от пытливого взгляда богов, живших в небесах. И в этой пелене потом многие тысячелетия будут бродить гигантские талосы, не ведающие, что охраняют погибший город. — Нам нельзя останавливаться здесь слишком долго. Пойдешь со мной дальше? — спросил мужчина, очнувшись от забытья. — Да. Это будет забавно, — сказала Афрофора и улыбнулась. Холодная ночь накрыла пустыню и покрыла землю изморозью. Мрак поглотил всю равнину. Внезапно в отдалении зажегся нестерпимо яркий свет. На самом краю крыши белой башни сидело странное существо, состоявшее из колебавшихся языков огня с пульсирующим внутри человеческим сердцем, и беззаботно дрыгало ногами. Оно подняло свои ладони, наполненные двумя горстями пепла, и подбросило труху в воздух, превращая каждую пылинку в зерно, прежде чем пепел касался земли. И таким образом тварь засеивала все ближние места. Пока существо выполняло свою работу, оно не могло забыть о своем недавнем сне, во время которого из её головы по темному небу пролетали желто-зеленые огни. Ей привиделось будущее всех тех космосов, которые она сливала в цепь вечно пляшущих огней. Пламя в них остынет и обратится в угли, а они станут прахом и развеются по пустоте. И небеса начнут расти до тех пор, пока не лопнут и не сольются с Небытием. А потом к ней пришел другой сон: Искра видела людей, поклоняющихся ей и принимающих её почему-то за бога. И тогда она проснулась в необычайной ярости. Неужели её костёрок не будет вечным и совершенным? Она помнила, как ей приходилось блуждать в Великой Пустоте в образе, недостижимом для глаза человека. Искра видела рождение мира из мельчайшего зерна. И, хотя во время путешествия посланница не чувствовала ни страха, ни боли, ни сожалений, ни печали (лишь всепоглощающую злобу), ею ощущалось какое-то странное упущенное желание, невыразимое словами. Однажды, прогуливаясь по пылающим полям очередного уничтоженного ею мира, она поняла, чего ей не доставало. Искра захотела отобрать чужое тело и разум и стать кем-то другим. Пусть её ум, мысли и бессмертие будут отринуты без остатка, и она сможет завладеть чьей-то другой жизнью, полностью забыв о своем прошлом существовании в нетленной форме. И тогда Искра осознала, что ей, способной сжать вселенную в яйцо и раздавить, никогда не удавалось забрать иную жизнь и присвоить её себе. И это страстное желание отвлекало её от важнейшей цели. Множество раз она принимала плотскую форму, но та всегда отвергала Искру после смерти. И сейчас она, сидя на вершине башни, погрозила небу кулаком. Она пожалела о своей глупой мимолетной алчности. Часть её прошлой плоти станет истинным ключом. Посланница чувствовала, что люди не умерли на этом большом камне, парящем среди космоса. Они укрылись в горах и прятались в пещерных укрытиях от зноя и ядовитых испарений. Искра презирала их. Эти глупые и несносные твари были слепо убеждены, что их мысли диктовались волей, а не подрагиванием нервов. Невежество заставляло сих ничтожеств поклоняться образам их же умов. Но более всего, она ненавидела людей за упрямое стремление бороться за их никчемные жизни, краткие, словно дуновение, без надежды и принятия их предрешенного рока. Искра вспомнила, как в своей прошлой жизни она приютила и откормила тощую крысу а потом съела её во время голода (ещё там было лицо, которое она не могла воссоздать). Именно так она и поступит с людьми: сначала возродит, защитит и накормит. И когда они будут праздновать в беспечности и гордыне, на их тела снизойдёт огонь очищения и обрушит тот фальшивый благополучный мирок, за который они так судорожно цепляются. Искра заставит их испытать весь тот океан боли и страданий, который чувствовала и она в момент своего гнусного и противоестественного рождения. Посланница знала свою судьбу, миг столь важной смерти, и представила её себе со всей живостью. И, удерживая этот сладкий образ в сознании, она, заставляя прорастать сквозь землю костяные деревья и траву, изрекла на языке шорохов и свистов заклинание, переводимое следующим образом:       «Растите выше к небу!       Проткните тверди дня!       Взрасти позвольте хлебу,       Живущих сном маня!              Пускай, из пепла вспрянут       Они на краткий миг.       На них несчастья грянут,       Когда вернется крик.              О нет, мой друг, постой!       Откроет дверь возница,       И люди на убой       Пойдут в огонь ложиться.              В огне растают небеса,       Стекут все земли вниз,       И мир, как терпкая лоза,       Исполнит мой каприз.              За верхней створкою ворот       Сокрыт мой страстный дух,       И новой сказки разворот       Увидишь средь разрух.              Я — Искорка, недаром,       Одна из многих пар,       За мной неспешным шагом       Идет большой Пожар.»