Повесть об эросе

Казуха по своей природе человек легкий, податливый и гибкий, словно ветер, который есть везде, будь то сокрытая под тропической листвой Сумеру или же припорошенная снегом Снежная. Ему казалось естественным не иметь постоянного пристанища, с теплым камином и креслом, в котором могла бы мирно посапывать кошка. Естественным для него было голодать, не имея во рту ни крошки по несколько дней, пить дождевую воду из широких кленовых листьев. Спать под открытым небом на холодной земле, ночи напролёт считая звезды и ища среди них картинки созвездий. Омывать тело в потоке холодной реки, а потом нежиться и сохнуть под щекочущими лучиками солнца. Только во время дождя ему было немного жаль, что единственная крыша над его головой – этой голубое небо Инадзумы. Он мог быть тем самым котом, которому ласково чешут за ушком, гладят нагретую пламенем камина шерстку. Он бы, только что накормленный, довольно облизывал усы и пальцы хозяина, мурча громко-громко, как будто в нем запустили механизм хаоса. От глубокого вздоха облако горячего воздуха медленно растворяется под напором морозной стужи. Время от времени, видя в дали кольца дыма, нарезающие спирали в небе, Казуха подсознательно шел туда. Деревенские дома маленькими пенечками раскидывались по местности, редко и отдаленно. Смотря на закат, задумчиво и завороженно внемля цвету неба, ронин-самурай составлял прогноз погоды на сегодняшнюю ночь. В этот раз небо предупреждало Казуху: ночь будет не только буйной, что естественно для этих мест, но еще и холодной. Немного потоптавшись на чужом пороге, Казуха три раза аккуратно постучал в дверь, с замиранием затаив дыхание. Сегодня Казухе повезло, позже он нашёл брошенный лагерь похитителей сокровищ, разложился там, укутываясь в небольшое одеяльце, которое он всегда носит с собой в своем мешке. Ту дверь Казухе не открыли. Сегодня он не нашел дома, который мог бы его приютить. *** – Однажды случился ураган. – Казуха держал в руках чашу с теплым саке, укутанный в одеяло и кольцо рук. Обычно он не пьет, но погода и компания располагала. За его спиной сидел умиротворенный Томо – он внимательно слушал мелодичный голос Казухи, слегка жмурясь, будто довольный кот. – Ты спишь? – Будто проверяя, слушают ли его, спросил у Томо Казуха. – Нет, не сплю. Продолжай. – Томо положил подбородок на растрепанную макушку. – У меня есть правило – не стучаться больше, чем в один дом. Но в ту ночь так громко гремели грозы, падали деревья, треща ветками, что, казалось, сама Сёгун Райдэн пытается догнать меня. В ту ночь впервые за многие годы я испугался своего одиночества. Томо чуть ближе подвинул к себе Казуху, подавая ему сигнал, что сейчас он не один. – И в конце концов третий дом, в который я постучал, открыл мне дверь. На пороге стояла девушка. Не помню, как она выглядела, но помню, мне подумалось, что она очень красивая. В ту минуту она была для меня словно долгожданная осень после затяжного знойного лета. – Казуха задумчиво провел подушечкой пальца по сглаженному краю фарфора уже пустой чашки, думая, как стоит ему склеить обрывки своей откровенной истории. – Вы переспали. – Неожиданно подал голос Томо, и звучал он не так ласково, как обычно, когда разговаривал с Казухой, но все также мягко, с ноткой явной грусти. – Мм... Да. – Щеки Казухи слегка покраснели. – Я не знал вкус тепла между мужчиной и женщиной. Но... Это было приятно.  – Алкоголь расслабил Казуху и развязал ему язык окончательно, что он сам не понял, как пустился в откровения. – Я сам не понял, как это произошло. Я был совершенно трезв, как и она. Я промёрз до нитки, плечом я чувствовал, как дрожит чужое тело от холода. Сказала, что поможет нам согреться. – Казуха опять сделал паузу – Томо подумал о том, что даже эмоции и алкоголь не способны помешать Казухе рассказать свою историю грамотно и чувственно – в этом весь он. – А потом мы вместе горели. Горели от костра удовольствия, который сами и развели. Впервые моё имя стонали так громко и яростно, по ее щекам словно тоненькие ручейки текли слезы... Я боялся, что это от боли. Но меня умоляли продолжать. И мы делали это снова. И снова. И снова. Пока гроза не перестала скрести по стеклам, а дождь ломиться в крышу. Сначала Томо вовсе не понравилось, что их разговор ушел в подобное русло. Но чем дальше заходил рассказ Казухи, тем сильнее краснели его щёки и щекотало внизу живота от одной лишь фантазии о его друге, возбужденно двигавшем бедрами, разомленном и томно дышащем. В какой-то момент Томо даже представил, как Казуха кончает, выкрикивая его имя. Сердце бешено заколотилось. Какой стыд. Пока Томо пытался утихомирить этот дрянной молоточек, бешено бьющийся в его груди, Казуха тихо уточнил: – Как думаешь, я ужасен? – Его подавленный голос сработал как успокоительное на Томо. – Нет! – Голос неожидавшего Томо подпрыгнул на несколько октав ввысь. – Нет, ты не понимаешь... Я... После этого я приходил к ней снова и снова. Она встречала меня так, словно ждала. А я был счастлив, что в этом мире есть хоть один человек, который меня действительно ждет. Мы соединяли наши тела от заката до рассвета. Никогда не думал, что секс это настолько приятно. Томо хотелось себя убить. Он понимал, что на данный момент в их с Казухой отношениях происходит переломный момент доверия, но его до безумия эротичный рассказ, неожиданная строптивая сторона и само тело Казухи, находящееся буквально под боком, сводили его с ума. – Мы проводили так ночи. Я пытался читать ей стихи, но она называла себя необразованной деревенщиной. Сказала, что не понимает этого. – Казуха грустно уронил голову на плечо Томо. – Пока однажды я не пришел, и дверь мне не открыл мужчина. Я не растерялся, сказал, что просто ищу ночлега. Никогда двери так неистово не закрывались перед моим носом. Томо непроизвольно легко надавил на кончик носа Казухи, юноша впервые улыбнулся за вечер. – Она догнала меня через некоторое время. Сказала, что её муж вернулся. Он торговец или что-то вроде того, два месяца в пути, потом некоторое время дома. Сказала возвращаться через месяц. – Но ты не вернулся? – Вкрадчиво уточнил Томо. – Да, не вернулся. – Всё правильно. Ты всё сделал правильно. – Томо уткнулся в шею Казухи, и по телу юноши прошла волна мурашек. Он снова невольно покраснел, видя в жестах Томо что-то интимное, уже совсем забывая о той пелене грусти, которой накрыла его рассказанная им же история. – Но Томо... Я так ужасен. Был разбит и сломлен, пускай и не питал надежд и чувств к этой девушке. Но я продолжил спать с девушками, пускай не с ней, пускай по согласию, и даже если я проводил с ними только одну ночь... Разве есть в этом что-то хорошее? – Я думаю девушкам, которые стонали под тобой, было очень даже– – Томо! – Казуха густо покраснел, толкая друга локтем в живот. – Ну и что я не так сказал? Все верно же. Казуха закусил губу, не зная, что ответить. – Один раз у меня было с парнем... – Неожиданно выдал Казуха как раз в тот момент, когда Томо подумал, что теперь у него есть время переварить всё, что ему рассказал Казуха. – Я был немного пьян, и когда сквозь сон почувствовал, что кто-то начал меня раздевать, подумал, что меня просто хотят обокрасть. Но в моих карманах ни моры, поэтому не особо и волновался. Но когда я ощутил поцелуи, медленно спускающиеся от шеи до самого пупка, почувствовал прилив возбуждения. Этот юноша... Он был смелее всех девушек, с кем я проводил ночи. Он... Взял в рот... я... – Томо внимательно слушал, напряжённо прикрывая свой рот ладонью, а Казуха решил не продолжать конкретно про эту часть его опыта. – Он оседлал мои бедра, целовал меня так страстно и яростно, словно я последний мужчина в его жизни. Внутри него было так узко, я кончил сразу, как вошел. Он смеялся так громко и заливисто – его смех напоминал маленькие хлопки бенгальских огней. Сказал, что в первый раз такое бывает. А потом сам начал двигаться на мне. Стоны и мольбы брать глубже и грубо вскружили мне голову. Чужое тело словно костровое пламя извивалось подо мной, а я целовал его –так жадно и неистово, что после обомлел, увидев эти россыпи пятен, похожих на красные ягоды, которые когда-то видел в книгах про Монштадт. Меня будто заворожили. Я– Казуха тяжело дышал, чувствуя прилив возбуждения от всколыхнвуших его сознание воспоминаний. Он в панике выпалил все на одном дыхании – все, что вертелось в его голове столько времени, он рассказал Томо. Сам Томо почти не двигался и едва дышал. – Довольно. – Он мягко прикрыл рот Казухе, который, видимо, хотел продолжить, но не смог по очевидным причинам. – Пора ложиться. Укладывайся первым. Потом. Все потом. – Томо отвернулся, ища взглядом походный мешок, чтобы достать второе одеяло – всё это время они сидели вместе, укрываясь одним. – Я... Могу укрываться твоим? Оно такое тёплое. – Казуха натянул по самый нос край одеяла, быстро-быстро моргая – было видно, что он еле держался, чтобы не уснуть. Со стороны он казался до невозможности спокойным, как будто их разговора и вовсе не было. – Конечно. – Тебе было противно, да? – Задал Казуха вопрос в пустоту, через мгновения закрывая глаза и засыпая настолько крепко, что ответ его вряд ли разбудит. – Нет, не было. – Скорее уже для себя отвечает Томо, подходя к спящему Казухе и подтыкая края одеяла, чтобы ему было как можно теплее. Костер он тушить не стал, сам спать еще не собирался. – Мне было больно, грустно, возможно даже в какой-то момент я почувствовал злость, но никогда – слышишь? конечно не слышишь – мне не будет противно всё то, что связано с тобой. Томо понуро сидел у входа в палатку. Перед собой он ничего не видел – лишь темноту опущенных век. Когда его касался ветер, он представлял, как заботливая ладонь Казухи гладит его по лицу. Иногда, когда порыв оказывался слишком сильным, на мгновение позволял себе представить, как чужие губы охлаждают его горящие щеки. Сегодня он позволит себе думать, что всё не так уж безнадежно.