Белый рыцарь, чёрная королева

Два месяца. Два грёбанных месяца она жила будто во сне. Самом кошмарном, который мог бы придумать её поломанный мозг, разрушенный под весом гнилого предательства. И ни печальный взгляд дядюшки, ни уважительные шепотки знати, оставшейся в позолоченных стенах, не могли в этот раз достучаться до сострадательного и всепрощающего сердца Эллаиры. Наоборот. Каждый шаг медленный, вымученный по направлению к главным дверям, вытягивал из её души частичку живительного света. Подумать только, всего лишь глупый влюблённый мальчишка, с собачьей преданностью кинувшийся за своей королевой, оказался маленькой секретной шкатулкой, которую нельзя было трогать, ведь молодая правительница под стать Пандоре, хранила свой разрушительный секрет. Которого коснулись не те руки. Кто мог знать, что ключом к счастью государства, окажется нескончаемый поток жизни в серых глазах, а потеря улыбки на тонких бледных губах — знаком приближающейся катастрофы. Сердце Треспии лишалось целительных свойств, и даже не замечало, как начало истлевать. Может, они этого не ожидали, может, этого никто по-настоящему не желал, но процесс был запущен. Прекрасная и ужасная королева перерождалась с первого по сотый губительный удар и высвободилась с последней слезой, с последним болезненным стоном своего рыцаря. Сжимая грязные юбки некогда дорогого искусно вышитого платья, Эллаира шла вперёд и в тусклом отблеске стразов, что теперь были покрыты кровью самого дорогого во всём мире человека, бессознательно шептала тёмные клятвы. Сначала её сковывал ужас от осознания, что в голову влезли столь чёрные мысли, Эллаира говорила что-то машинально, направляла Делию, отвечала Рейнхольду, а сама внутренне сжималась от шока, что мысли эти так сладостно растекались по её нутру. Что ей становится от них не то, что хорошо — мучительно приятно. Они как поцелуи, нет, как укус, что Уайатт по неосторожности однажды подарил своей королеве в пылу страсти. Она хотела ещё. До безумия, до трясучки. Утопать в чувстве надменного блаженства, злорадства и елейных мыслях о мести. Вновь и вновь отправляться в грёзы триумфального и неминуемого возвращения, ощущать фантомы тёплой вражеской крови на кончиках пальцев. Покуда она поклялась, что каждый из присутствующих в тронном зале поплатится за каждую пролитую каплю крови Уайатта ле Ру своей собственной.

***

Первая ночь выжала из Эллаиры все соки: промывка ран заняла почти два часа, потом монотонное втирание мазей со сменой повязок и, наконец, штопанье ран до самого рассвета. Бледная кожа её рыцаря превратилась в нелепо расшитое полотно, которого коснулась неумелая рука начинающей вышивальщицы. Первые пятнадцать минут, держа иголку в руках, Эллаира плакала, пытаясь сдержать дрожащую кисть, пелена слёз мешала сконцентрироваться, растрёпанные волосы лезли в глаза, а пальцы будто вмиг лишившиеся кровотока немели стоило приблизиться к недвижному телу. Глотая солёные капли с металлическим привкусом собственной крови из прокушенной губы, она ловила правую ладонь левой и заставляла себя делать стежок за стежком. Она считала себя храброй, считала себя смелой, пока на её плечи не упал бесчувственный Уайатт. Она ощущала себя светлой, ощущала себя великодушной, пока медленный глухой стук в широкой груди не стал смыслом бесконечной вереницы её похожих друг на друга дней. Даже упрямая Делия с непоколебимой верой, оставила попытки достучатся до своей госпожи, кто бы что не говорил, а она, по-прежнему всецело переданная, боялась заходить в палатку, боялась взгляда, что однажды бескомпромиссно вперился в неё. Янтарный глаз ненавидел, лиловый — сожалел, смесь ярости и бессилия смела молодую служанку и поставила невидимую стену за оборванным концом холщовой ткани. Только Жизелла по-обычному бойкая и энергичная суетилась в лагере, отправлялась в деревню и столицу для сбора новостей, и единственная, кто теперь заходил в обиталище раненого рыцаря. Но однажды и её охватил гнев бессилия. На периферии сознания она понимала, что будет последний из них, кто-то один из преданных изгоев, кто потеряет надежду и веру, что Эллаира вернётся и озарит всех своей вечно открытой улыбкой — тёплой, как летний закат и лучезарной, как блики в полноводной реке. Просто Жизелла не ожидала, что именно ей выпадет эта честь. Она уже в первые сутки возвращения Эллаиры в качестве простолюдинки понимала, что девочка изменилась, одного взгляда было достаточно. Нет, её не сломали, но переделали словами, перекроили действиями, из изящного клинка выковали палицу, что была хоть и мощнее, но в разы уродливее. Одна её просьба, звучавшая как приказ, брошенная бывшему графу, стала звоночком, который Жизелла хотела пропустить, но не смогла в силу природной проницательности. Опальная королева менялась, и в отнюдь не лучшую сторону. Таки и Рейнхольд вернулись в тот вечер достаточно быстро, вернулся и преданный Сирил, ведя за собой пятёрку лошадей и телегу, набитую провиантом с впряжённым в неё толстобоким мулом. Тогда у костра Таки в восторге рассказывал, каково это — тайно обчищать поместье графа в команде с этим же графом, все смеялись и радовались, даже Рейна удостоила разбойника улыбкой. А Жизелла смотрела только на зияющий чернотой кривой проход, куда секунду назад спряталась Эллаира, с безразличным взглядом выхватившая мешок с травами из рук графа. Тот же, неуклюже потоптавшись, вернулся к остальным и так же долго, как и предводительница разбойников, сверлил взглядом темноту палатки. Жизелла шумно выдохнула, поправляя обуглившиеся поленья под котлом, где варились две сочные курицы. Уайатт проснулся спустя две недели бреда и лихорадки, сам попросил воды и стал хоть чем-то питаться кроме смеси трав, что каждый день готовила для него Эллаира. Теперь варёная курятина стала одним из главных блюд лесной шайки, кто-то даже рагу из кроликов невзначай вспомнил, настолько наскучило однообразие. Но не выкидывать же столько хорошего мяса? Делия вначале как-то пыталась разнообразить еду приправами, но потом перестала, с недавних пор и её решимость стала гаснуть — хозяйка, хоть уже формально ей не считавшаяся, сама того не подозревая, тянула из девушки свет. Эллаира, вышедшая из палатки, набрала миску бульона и снова скрылась в тени шатра. — Ну, хоть выходить стала, — грустно подметил Таки, жуя травинку. — Этого всё равно недостаточно, — ответила Жизелла, она кинула быстрый взгляд на сидевшего неподалёку Рейнхольда. Тот хоть и вылечился от своих головных болей, счастливее от этого не стал, спать крепче да, но в остальном ходил холодной статуей, как и прежде, даже в лохмотьях простолюдинов держался прямо и гордо. И молчал ещё больше обычного. Жизелла давно пронюхала в этой ситуации любовный треугольник, только вот на удивление именно граф остался за бортом, хотя казалось, что должно быть наоборот. Жизелла вспомнила тот день, когда, переодевшись в простые доспехи и костюмы, парочка желторотых аристократов помогала в деревне, как они лечили и как раздавали припасы. И как отчаянно прижимались друг к другу у реки. Тогда-то Жизелла и поняла — у неё нет шансов, и не только у неё, но и у всего остального мира. Тот цветок, что распустился между молодыми людьми на её глазах, скрытых тенью деревьев, имеет глубочайшие корни, вот только если сначала она думала, что их связь необычайно крепка из-за общего детства, то сейчас она видела, что на этой связи держалось всё их королевство. И помочь здесь мог только один человек, который пока ещё с постели не вставал самостоятельно. — Что? — всё-таки не выдержал граф, нахмурился. А Жизелла поняла, что всё это время пялилась на мужчину, сидевшего на бревне. Она мотнула головой и снова покосилась на центральную палатку, которую все обходили стороной и на цыпочках. — Ты ведь знаешь, я не в силах помочь, она меня не слышит, поход не отменить, единственное, что мы можем, просто не участвовать в нём. — И что? Позволить ей погибнуть? Несмотря на успехи, она всё ещё слишком неопытна. Какой бы ни был её путь, я уже поклялась в верности ей, — ответила Жизелла, — ты, кстати, тоже. — Я обязан ей жизнью, — тихо подтвердил Рейнхольд, — но до тех пор, пока её рыцарь не поднимется, мы так и будем утопать в крови. Жизелла хмыкнула. — Не ты ли совсем недавно выбирал этот путь? — Я просил её не давать печали и гневу засесть в сердце, но эта связь, — Рейнхольд пропустил слова разбойницы мимо ушей, тяжело вздохнул, — она не головная боль, а нечто большее, ты сама это видишь. — Я поговорю с ним, в первый же день, когда он выйдет к костру, — Жизелла уверенно кивнула. — Даже если и поговоришь, — внезапно заговорила Делия, что совсем бесшумно подобралась к обычно очень собранной разбойнице, — едва ли он будет способен что-то сделать, когда нарушит клятву. — А он нарушит? — спросила та, не особо понимая, но догадываясь, о чём толкует бывшая служанка. — Нарушит, теперь, когда королева изменилась, это неизбежно. Рейнхольд очень внимательно посмотрел на Делию и, сжав зубы, поднялся на ноги. По его лицу девушка сразу поняла, что тот знал о клятвах и обетах королевских гвардейцев намного больше, чем должен на первый взгляд, не сдержавшись, он пнул стопку плошек стоявшую рядом и скрылся в глубине леса.

***

Следующие полтора месяца Жизелла провела как в тумане, багровом тумане жестокости и холодного расчёта. Сама того не ведая, она выдала один из лучших своих стратегических планов, который Эллаира взяла на вооружение и бросилась выполнять с сумасшедшим энтузиазмом. И если сначала в серьёзность её намерений верили не все, то после того, как она прострелила глаз гонцу, собиравшего налоги вместо графа Кораллового хребта, сомнений ни у кого не осталось — свергнутая правительница готова действовать. Сподвижников, прознавших о мятежной королеве, становилось всё больше, они стекались небольшими группами в Айвидейл, некоторые теперь даже помогали в лагере, те, кого Жизелла раньше знала, но не видела в них желания вступить в сопротивление и как-то бороться с несправедливостью. Может, им и вправду нужен был стимул? Символ, несущий освобождение, — низвергнутый монарх, мученица, не гнушавшаяся делить кров и пищу с простым народом. Теперь он у них был. Разноокая хрупкая девушка оказалась со стальным стержнем внутри, и раз за разом удивляла всех целеустремлённостью и внутренней силой. Но Жизелла предвидела нечто подобное, уж очень острые коготки выросли у очаровательного котёнка, которые она заметила ещё в начале их знакомства. Наверное, только один человек по-настоящему знал, на что способна Эллаира, тот, на которого и была вся надежда. Спустя два месяца после ошеломляющей коронации герцога Осмонта Уайатт, наконец, вышел из палатки сам и, еле дойдя до очага, плюхнулся с едва сдерживаемым стоном рядом с Таки. Тот машинально занёс руку над его плечом, чтобы дружелюбно хлопнуть по спине, но вовремя спохватился и лишь мазнул пальцами по белеющим бинтам, перетягивавшим весь торс воина вплоть до шеи. — С воскрешением, — улыбнулась Жизелла и наполнила его чашу. Рыцарь улыбнулся в ответ и нашёл глазами ту, ради которой стерпел эти муки. Ну, конечно. Жизелла вздохнула, проследив за его взглядом. Тогда-то она и увидела прежнюю Эллаиру в последний раз, щёки той зарделись румянцем под пристальным серым взглядом, девушка смущённо улыбнулась и опустила голову к миске. Эта короткая сценка вселила надежду, но ненадолго. После просьбы, что Жизелла озвучила Уайатту с подробным рассказом о событиях минувших дней, рыцарь, нахмурившись, ушёл за Эллаирой в палатку. Что было потом, помнил весь лагерь, нет, люди не слышали и не видели ничего конкретного, но это был первый раз, когда Эллаира и Уайатт повысили голоса друг на друга, сначала она, а потом неожиданно и он. Всегда спокойный и уравновешенный он выскочил из палатки, раскидывая холщовые полы входа. Лицо его сковывала ярость, оно было красным и гневным, и только когда он пересёк границу леса, Жизелла поняла, что замерла как испуганный кролик, а кожа рук покрылась мурашками. После того вечера молодые люди почти не разговаривали друг с другом, Эллаира по-прежнему разъезжала по Коралловому хребту и осторожно вербовала жителей деревень, даже пару раз инкогнито побывав с Рейнхольдом в Лунарисе, а её верный рыцарь вяло перемещался по лагерю с помощью Делии и принимал заготовленные накануне травы. Так прошло ещё несколько месяцев, напряжение между королевой и её рыцарем передалось и на настроение людей в лагере. Эллаира будто этого не замечала и все намёки Делии пропускала мимо ушей, с Жизеллой общалась исключительно по делу и всегда ускользала, как только понимала, к чему начинала заводить разговор разбойница — идеальный политик. Жизелла же невероятно злилась. И однажды её терпение лопнуло. Уайатт, что последние дни скрывался на тренировочной площадке в лесу, снова держал в руках меч, не так ловко, как раньше, но уверенно и упрямо, что вообще в случае его ранений феноменально. Эллаира и впрямь выложилась по полной. Уайатт сделал выпад и край повязки сполз с лопатки, обнажая бугристую зарубцевавшуюся кожу, Жизелла выдохнула, отводя взгляд от широкой изуродованной спины, — да, рыцарь вновь был при оружии, но даже лучшая целительница Треспии не была всесильна. Но… к делу. Она пришла сюда не просто так, надо было кончать с недомолвками, тем более Уайатт ценил честность и простоту. — Ты должен поговорить с ней, так больше не может продолжаться, — начала Жизелла прямо, — каждая вылазка заканчивается чей-то кровью, моим ребятам в радость, но они разбойники, — предводительница вздохнула и потёрла шею, — но Эллаира не такая, это разрушает её, мы оба это знаем. — Может, и не знаем, — тихо ответил Уайатт останавливаясь у мишени, опираясь на неё — он всё ещё был слаб, хоть и пытался это скрыть. — Она должна была поменяться когда-то, детская наивность не вечна. Хорошо, что глаза её открылись, и она многое поняла уже сейчас. — Что?! И это говоришь ты?! — недоумённо пошатнулась Жизелла. — Ты — наивный мальчишка, который заглядывал ей в рот? Вы… вы не испорченные жизнью дети! Как ты можешь принимать её такой, ты ведь… Уайатт неожиданно рассмеялся, да так, как ранее ей и не слышалось, сколько горечи было в этом мягком утробном смехе. — С чего ты решила, что знаешь меня? С чего ты решила, что знаешь какой жизнью я жил, с чем боролся с самого детства, чему противостоял, чего был лишён? — сейчас в серых глазах плескалась боль и жуткая тоска. Жизелла приоткрыла рот в удивлении, когда поняла, о чём он. Неужели Уайатт живёт с клятвой с самого детства и с самого детства заперт в ловушке собственных чувств? Стальной усталый взгляд был ответом. — Ты вольна проживать каждый день, как пожелаешь, когда как я нахожусь в незримой тюрьме, от которой хочется воспарить и сдохнуть одновременно. Он отвернулся, зло выплюнув последние слова. Постояв немного, уперев руки в бока, он тяжело выдохнул. И снова повернулся к затихшей разбойнице. — Я попробую поговорить с ней, но, если она что-то решила, её уже не остановить, ты это уже, надеюсь, поняла. Жизелла оскалилась, хотела что-то выплюнуть с горяча, но следующие слова, скорее взгляд обречённого остановил её. — Только, боюсь, ничего не выйдет, её слово всегда будет для меня высшей мерой. Разбойница замерла, но потом раздосадовано помотала головой и ушла с площадки. В этот вечер и она поняла, насколько была наивна в своей вере вернуть прежнюю Эллаиру. Горько ухмыльнувшись, она укорила себя в том, в чём обвиняла Уайатта несколько мгновений назад. А в чём его можно было попрекнуть на самом деле? Лишь в больной преданности? И речь сейчас шла вовсе не о долге и клятве. Впрочем, слово он своё сдержал и на следующую их вылазку в Айвидейл засобирался в путь вместе с разбойниками. Эллаира косо уставилась на своего рыцаря, но ничего так и не сказала, бесшумно приказав группе выдвигаться. Только конечной целью была отнюдь не деревня, оставив часть своих людей там, они направились к границе Красного леса, продвигаясь почти вплотную к ксаэльскому замку. — Зачем ей это? — поинтересовался шёпотом Уайатт у Сирила. В этот раз их было пятеро — он с Эллаирой, граф с верным слугой и знакомый гвардеец, внезапно присоединившийся к их восстанию. Насколько Уайатт помнил, именно он участвовал в ничейной дуэли с его отцом против Эллаиры и орлицы. Тем временем Сирил присел за Рейнхольдом, ожидавшим приказа от королевы. Уайатт приметил изменившееся поведение графа, ещё чуть-чуть и считал бы его братом по несчастью, попавшего в плен волшебных глаз. Только вот графу принадлежала свобода, да и внутренний конфликт был разрешён, освобождая проход незамутнённой мести, что, в принципе, и сближало его с мятежной королевой. Такая связь была выгоднее, и Уайатт искренне не находил причины, почему Эллаира до сих пор не давала ей свободу. Да, она твердила, что для неё существует только её рыцарь, но Уайатт до сих пор не понимал, как он может быть выше графа, пускай и бывшего. Он так крепко задумался, что пропустил начало объяснений, в которые неожиданно для Уайатта вдался Сирил. Он, на удивление, благосклонно отзывался о королеве, и рыцарь не покривил бы душой, сказав, что преданный слуга Рейнхольда теперь смотрел на Эллаиру с благоговением. — …выискивает наиболее подходящих, они же все сплетники, мы так многое узнали, куда идёт золото, когда был заключён договор, а главное, что смерть её родителей с ним связана на прямую, правда, кроме герцога никто не ответит на этот вопрос правдивее, но мы близки к финалу. — И что же будет в финале? — с нескрываемым скепсисом спросил Уайатт. — Она сама тебе расскажет, если захочет, — буркнул Сирил, нахмурившись. Он снова вернул себе то выражение лица, с каким всегда смотрел на подозрительную целительницу и её телохранителя в поместье Пиэлей, и отвернулся. — А пока собираем информацию дальше, — бросил он напоследок. Вскоре они поймали одного не особо внимательного ксаэльского солдата и, накинув мешок на голову при этом засунув кляп, увели его дальше в лес. Привязав пленника к дереву, они освободили ему рот и глаза. Тот заозирался, хотел что-то крикнуть, но вдруг побледнел и затрясся. Уайатт был ошеломлён, поскольку реакцию такую вызвала именно Эллаира. — Я…я ничего не знаю, я ничего не видел и не слышал, прошу пощадите… — залепетал сразу он, что заставило рыцаря сделать определённые выводы о своей королеве, насколько сильно изменилась её репутация за последние месяцы. — Мне известно другое, и в твоих же интересах, чтобы информация, которой я располагаю, совпала с твоей, — холодно и отстранённо произнесла Эллаира. Внешне она выглядела удивительно спокойно, и только Уайатт видел её напряжение, по лёгкому румянцу и чуть покрасневшим ушам. Интересно, кто-то читал её так же, как и он? Судя по неизменившимся лицам спутников, они не замечали волнение королевы, а может, сейчас боролись с собственным. Уговаривать солдата долго не пришлось, пригрозив ядом и подтверждением информации, если тот будет лгать, ксаэлец выдал всё как на духу, за что заслужил от треспийской королевы снисходительную усмешку. Всё это время сидя на корточках напротив пленника, она поднялась, отряхнув доспехи, повернулась к Сирилу, при этом смотрела она вовсе не на него, а на своего рыцаря, что стоял у того за спиной. — Можешь приступать. Уайатт заметил еле уловимый кивок Рейнхольда и, получив его, верный слуга приблизился к солдату доставая нож. — Читать или писать умеешь? Тот остервенело замотал головой в разные стороны. — Отлично, только что твоё невежество спасло тебе жизнь, — ответил Сирил и внезапно легко засунул железный цилиндр ксаэльцу в рот. Тот достаточно поздно понял, что сейчас произойдёт и стал бешено крутить головой, но тут подоспел бывший гвардеец Эрвин, руками зафиксировав положение головы. Уайатт сморщился и отвернулся, пытаясь не концентрироваться на истошных болезненных воплях. Он поймал взгляд Эллаиры, что не отпускала его удивительно равнодушными для ситуации глазами, янтарная и лиловая радужки отражали серебристый свет луны, они были так прекрасны и так ужасны в своём безразличии к страданию другого человека. Даже больше, эти совершенные глаза были причиной этих мук. Но вот крики утихли, Эллаира прервала их странный зрительный контакт и повернулась к пленнику, приближаясь, она на ходу достала холщовый ароматно пахнущий мешочек. Запихивая его в рот не сопротивляющемуся солдату, она тихо заговорила: — У тебя сейчас во рту смесь трав, они остановят кровотечение и обеззаразят рану, если не хочешь умереть, носи их, не вынимая не менее двенадцати часов, потом можешь выплюнуть и поесть, только начни с жидкого, остальная пища будет приносить дискомфорт первые дни. Кивни, если понял. Тот осторожно опустил подбородок, не спуская глаз с королевы, и не сопротивлялся, когда ему снова надели мешок на голову. В деревню группа вернулась далеко за полночь. Все, не сговариваясь разбрелись по временным пристанищам, и Эллаира уже повернула к дому Бьянки, когда Уайатт перехватил её предплечье и развернул к себе. — Не хочешь сходить к реке? Она замерла на мгновение, но потом кивнула и поменяла траекторию движения. Уайатт хотел последовать за ней, но его окликнул Таки, попросив помощь с ящиками. — Буду ждать тебя там, — тихо проговорила она. Парень раздраженно повернулся к разбойнику, что позвал его ради пустяка. Что ему не спалось? Когда Уайатт чуть позже вышел к реке, его охватило чувство лёгкой тревожности вперемешку с охватившей грудь свободой. Глубоко вдохнув ночной летний воздух, он позволил едва уловимому ветру скользнуть по открытой коже. Что он бы отдал ради того, чтобы всю жизнь прожить свободным в таком месте как эта деревня, иметь семью, маленькую мастерскую и никогда не ступать на мраморные полы, неся тяжесть посеребрённых искусно украшенных парадных доспехов? И никогда не давать несбыточных обещаний. Подойдя к краю берега и заметив в траве знакомую одежду, он окинул взглядом спокойную гладь реки. Лунная дорожка, едва задрожав расступилась волнами, выпуская девушку на поверхность. В блестящем ореоле стройная фигура поднялась над водой и снова опустилась, оставляя над кромкой тонкую шею и разметавшиеся русые пряди на открытых плечах. — Ты идёшь? — позвала Эллаира, умывая лицо и чуть подплывая к берегу, — бросай всё, вода просто чудесная. А потом отвернулась, поворачиваясь лицом к горам. Неподалёку мерно шумела водяная мельница, и только её шелест затмил судорожный вздох рыцаря, который медленно стал освобождаться от одежды. Оставшись в исподнем, Уайатт долго не думал, приметив в куче одежды бельё Эллаиры, скинул своё и тут же нырнул в освежающую воду. Смыв с себя пот и грязь, он с наслаждением промыл волосы, зачёсывая белый хвост назад. — Долго будешь плескаться, чистюля? — насмешливый голос раздался совсем рядом. Развернувшись, Уайатт поймал игривый взгляд родных глаз. Девушка мягко улыбалась, и всё его существо воспротивилось тем словам, что он должен был произнести. В конце концов, он позвал её для разговора, а не для совместного купания, хотя этот факт являлся существенным отвлекающим фактором. Интересно, на это и был расчёт с её стороны или просто совпадение? Уайатт достал ногами песчаного дна, и упёрся в него, как бы придавая себе дополнительной стойкости. Из воды показался его поджарый торс и едва зажившая спина, он специально встал напротив, чтобы девушка не видела ни намёка на то, что творилось с его ранами. Эллаира уловила его движение и нахмурилась. — Зачем мы здесь, Уайатт? — Я хотел поговорить с тобой. — Что мешало тебе это сделать в лагере? — Там, где ты от меня постоянно убегаешь? — рыцарь ухмыльнулся, — а лишние глаза так и следят за каждым нашим шагом? Я даже во дворце не испытывал к своей персоне столь повышенного внимания. Эллаира пожала плечами: — Тогда говори. Простое побуждение к действию разом лишило уверенности в правильности слов. — Элли… что сегодня произошло? — Уайатт не удержался и провёл пальцами по щеке девушки, та вздрогнула и отвела взгляд, и не понятно были тому причиной его движения или нежно сокращённое имя, что он употребил впервые, вслух обращаясь к ней. — Ты сам всё прекрасно видел. Я добывала информацию. — Язык ты отрезала для чего? Думаешь, он бы побежал докладывать о тебе лейтенанту? Он бы молчал о своём позоре! А так его запытают до смерти, если он каким-то образом не объяснит, как лишился языка. — Если они не глупы, то знают, откуда идёт угроза, а так они поймут, что она вполне реальная. Не волнуйся, ещё немного и можно будет приступать к финальной стадии плана. — Чьего плана? Сколько ещё жизней ты погубишь, прежде чем достигнешь цели? Не ты ли утверждала, что не пойдёшь по головам, возвращая себе трон. — Кто тебе это сказал? Уайатт промолчал, но лицо его говорило лучше слов. Эту фразу слышали лишь двое, и вряд ли он разговаривал по душам с Рейнхольдом. Делия всегда слишком сильно беспокоилась о благополучии своей королевы, порой даже чересчур. — Тебе не должно быть дела до тех, чью кровь пролить я собираюсь, роли уже розданы, мы дождёмся благоприятного момента. Просто будь на моей стороне, когда придёт время. — Кого ты собираешься убить, Эллаира? Тишина заполонила пространство долины, но… — Их всех, — вдруг зло проговорила девушка. Таких интонаций он ещё не замечал за ней, что-то похожее было только в тот раз, когда они повздорили, но тогда она не хотела отвечать на его вопросы. Только потом он понял, что, возможно, она стыдилась ему рассказать о своих чёрных мыслях, но теперь он был здесь и готов был услышать любую приготовленную ложь, ведь она всегда останется для него правдой, как бы абсурдно ни звучали слова из прошлого, для него они имели то значение, что несли в действительности. Что сейчас Эллаира в порыве гнева не выплеснет на него, он примет это, как единственно верную истину. Ту истину, где его королева, искажённая ненавистью и болью, сжимает кулаки и стискивает зубы, где простреливает людям сердца, глаза и велит вырывать им языки. Ради того, что у неё отняли, ради того, чем она не могла обладать, но что испортили люди, которым она доверяла. Обманутая, отчаявшаяся, она рвала на себе маску спокойствия, разрушая и непоколебимость своего рыцаря, она потянула в пучину безумства их обоих, когда выплюнула: — Они поплатятся. Они все поплатятся за то, что сделали с тобой, я поклялась, каждый из присутствующих там умрёт. — Убьёшь слуг и стражников, что просто находились в тот день в зале? Эллаира молчала, но держала постепенно вскипающий взгляд Уайатта. — Отрубишь головы королям и королевам?! Если помнишь, они протестовали! Ладно королева Мегарис, но тот… Д’Марио, убьёшь и его? — с ехидством вспомнил он, теперь и его пузырь переполненный желчью взорвался, — помню ваш первый танец, очаровательно, хороший кандидат в мужья, не жалко? Или всё же решила дать шанс графу? Эллаира возмущённо охнула и, приподнявшись, влепила рыцарю пощёчину. Тот, будто ожидав такой реакции, горько усмехнулся, потирая челюсть, — а рука у королевы потяжелела. Он снова повернулся к девушке и сам потерял дар речи. Если раньше из воды виднелись только шея и плечи, то сейчас потянувшись, она позволила реке обнажить её до самого пояса. И Уайатт не смог себя удержать от взгляда на полные груди девушки. Обнажённая кожа, покрывшись мурашками от прикосновения ночного воздуха, каплями блестела в лунном свете, соски затвердели тёмными упругими горошинами. И перед глазами рыцаря всплыло воспоминание из комнаты в доме графа, ощущение бархатистой кожи словно вновь ожило на языке, нестерпимо захотелось снова почувствовать её жар, услышать, как с шумными вздохами Эллаира извивалась под его руками, прижатая к деревянной двери. Только этого не хватало. Глаза Уайатта расширились и, сглотнув, он отвёл взгляд. — Нам нужно возвращаться, — сказал он вмиг охрипшим голосом, зачем только поддался на эту провокацию с купанием, не маленький же, всё понимал прекрасно. Может, просто потому что не мог, да и не хотел сопротивляться желанию? Терзать своё сердце с двенадцати лет. Он устал. Как же он устал. И ему было плевать, плевать уже на всё. Эллаира поймала его запястье, не давая отдалиться окончательно, осторожно положила его ладонь к себе на грудь. Пальцы Уайатта дрогнули, и он, наконец, взглянул искусительнице в глаза, горько поинтересовавшись: — Почему тебе кажется, что моя клятва ничтожна по сравнению с твоей? — Она не важнее, просто твоя уже не имеет смысла, ты давал её королеве, которой я больше не являюсь, как и ты — рыцарем. Сейчас ты простолюдин без крова и работы, а я простой лекарь с дурацкими глазами и без гроша в кармане. Мы бездомные отбросы без титулов и власти, Уайатт, — прошептала она сама придвигаясь ближе, и не отпуская его руку. — Тебе совсем плевать на мою честь? — Твоя честь велит тебе выполнять каждый мой приказ. Не ты ли говорил, что готов нарушить ради меня свой обет? — хмыкнула она. Уайатт тяжело вздохнул, разглядывая чёрную поверхность реки, ладонь жгла мягкость и девственность девичьей кожи, которой он просто не мог сопротивляться. Он поднял на девушку страдающий взгляд. В серых глазах, в конечном итоге, заплескалось смирение. — Так каков будет твой приказ? — Делай со мной всё, что представлял себе в мыслях. Делай это и не вздумай останавливаться. Уайатт судорожно выдохнул и опустил голову. А когда поднял глаза, Эллаира чуть не задохнулась от желания, что лилось из них. Уайатт приблизился почти вплотную и обхватил вторую грудь, накрыв возбуждённые соски большими пальцами. Наклоняясь, он почти дотронулся своими губами губ Эллаиры, но остановился буквально в миллиметре, что девушка уже ощущала их жар на своей коже, оставалось совсем чуть-чуть и они бы слились в долгожданном поцелуе. Уайатт уже раскрыл свои, но лишь тихо выдохнул: — Да, моя королева. И наклоняясь в бок, вцепился укусом в её открытую шею. Коротко пискнув, Эллаира задрожала от того, как мурашки волнами прошлись по всему телу. Дыхание участилось, грудь затрепетала под сильными руками. Уайатт спустившись поцелуями к ключицам, сжал один сосок пальцами, а второй вобрал в рот, касаясь языком, обводя упругий бугорок и облизывая его самозабвенно; потом прильнул к другому, лаская и лаская, будто готов был делать это часами. Эллаира захлебывалась стонами, покуда каждое касание, всасывание, покусывание жаркой стрелой пронзало её естество, собирая горячий ком в бёдрах, который становился всё нетерпеливей и просился на свободу. Девушка схватила Уайатта за волосы и буквально оттащила от своей груди, впиваясь порывистым поцелуем ему в рот, обласканные соски распухли и горели, Эллаира больше не могла терпеть эту сладкую пытку. — Уайатт, — прохныкала она. Он лишь кивнул и с жаром ответил на поцелуй, раскрывая пухлые губы языком, толкаясь глубже, сталкиваясь им с её языком. Уайатт никогда прежде не целовал её настолько глубоко, настолько жадно и несдержанно. Эллаира вдруг почувствовала его голод, его жажду по её телу, как он сжимал широкими ладонями её талию, гладил спину, требовательно спускался к бёдрам, чтобы вцепится в кожу пальцами до красных следов. — Уайатт, — снова простонала она, когда одним неожиданным рывком, схватившись за её ягодицы он выдернул девушку из воды. — Обхвати меня ногами, — прошептал он, сильнее сжимая её задницу, она раздвинула ноги, раскрываясь, прижимаясь к его паху своим, удивлённо охая. Она вдруг вспомнила тот день в лагере, когда после дуэли в доспехах прижималась почти так же к своему рыцарю, как чувствовала его твёрдость сквозь несколько слоёв одежды, сейчас же жар его возбуждения касался её промежности напрямую без преград. Это ощущение вновь заставило её задрожать, она думала, что испугается, но вместо этого тело вдруг зажило своей жизнью, оно притиснулось сильнее, а горячий ствол прижатый к животу скользнул вдоль влажных губ её лона. Уайатт впервые простонал, чуть не уронив их в воду, теперь и она ощущала его трепет. — Ты меня в могилу сведёшь, Эллаира, дождись пока доберёмся до берега, нетерпеливая. Она лишь соблазнительно улыбнулась и, не ослабляя давления, сама впилась в его бледную шею поцелуем. Она почувствовала, как тело её стало тяжелее, когда они вышли на берег, как бесчисленные капельки охладили её кожу, но там между их бёдер до сих пор пылал огонь. Уайатт осторожно положил Эллаиру на разбросанные в траве одежды, расцепил её щиколотки со своей поясницы, разорвал их контакт. Но девушка не успела возмутиться, поскольку её рыцарь вновь спустился поцелуями по её телу всё ниже и ниже, чуть задержавшись на груди, лишь мазнув языком по стоящим горошинкам, позволил тёплому ветру ласкать их дальше, а сам прижался губами чуть ниже аккуратного пупка. — Я… я знаю об этом только с чужих слов… если будет неприятно… говори сразу, Элли, поняла? — Уайатт навис над её лицом, заглядывая в затуманенные глаза, в них отражались звёзды и бесконечное доверие. Она уже давно была готова отдать ему свою жизнь, что уж говорить о теле. — Да, Уайатт… Получив ответ, он снова пропал из зоны её видимости. Сначала Эллаира не чувствовала ничего, но внезапно прикосновение горячих рук к плечам, заставило вздрогнуть. Они начали медленно спускаться вниз, шершавая грубая кожа задела нежные соски, крепкие ладони повторили изгиб талии и неожиданно уверенно раскрыли её бёдра. Уайатт коснулся пальцами лобка, вниз по кромке лона, не проникая, не тревожа, но возбуждая чувствительную кожу вокруг. Вдруг Эллаира почувствовала его горячее дыхание и в ту же секунду влажное прикосновение его языка. От понимания, что именно хочет сделать Уайатт, её сознание захлебнулось от потока эмоций; воспоминания о доставленном им наслаждении тогда в спальне, то как он трогал и стимулировал её самые чувствительные места лишь пальцами, пронеслись в голове. — Ах… Её стон пронзил ночную тишину, язык Уайатта уже не стесняясь исследовал нежные складочки, то и дело соскальзывая в трепещущий сочившийся вход. Эллаира инстинктивно подалась бёдрами вперёд увеличив силу проникновения, задрожала и вновь застонала. Удовольствие постепенно нарастало и было ни с чем не сравнимым, она даже не ожидала, что может быть ещё лучше, но тут Уайатт слегка поменял траекторию движения, язык задел пульсирующий бугорок клитора, и тут её выгнуло дугой. — Уайатт! Голос звучал скорее удивлённо, чем испуганно, поэтому её рыцарь лишь усилил давление, он лизал его, посасывал, широко мазал от входа до самого верха набухших губ, что слюна вперемешку со смазкой стекала по промежности, оставляя пятна на придавленной её попкой одежде. Эллаира металась и выгибалась, сжимала колени и рвала пальцами траву, пока, достигнув предела, комок наслаждения не взорвался внутри с последней вибрацией, с последним нажимом настойчивого языка. Мышцы затрепетали, она сжалась, пытаясь оттолкнуть от себя настойчивый жаркий рот, но Уайатт не позволил, поймав её руки и прижав к бёдрам, он опустил её колени, полностью обездвижив. — Что… ты делаешь… Эллаира пыталась приподняться, дрожь внизу до сих пор волнами разносила наслаждение, уже навязчивое, слишком приторное, его было много, оно становилось необъятным. Уайатт не отставал, наоборот, сильнее и быстрее задвигав языком уже чётко концентрируясь на клиторе, он снова заставил девушку взорваться изнутри. Стоны удовольствия превратились в жалобный скулёж, её бедра неконтролируемо затряслись, а наконец, отстранившийся Уайатт наблюдал, как заметно пульсируя побагровевший обласканный вход выталкивал новую порцию смазки. Не сдержавшись, он вновь наклонился и широко облизал все складочки. — Какая же ты сладкая… Такую открытую, мокрую, купающуюся в наслаждении, которое доставил именно он, Уайатт хотел её, как никогда, войти в неё в расслабленную, подготовленную, чтобы разрушить свой мир окончательно. Разбить разум в дребезги, полностью подчинившись своей королеве. Он тянул, страстно желал, но не предпринимал ничего. Член болезненно стоял, пачкая смазкой живот, ему бы хватило всего пары движений, любое трение сгодилось бы, ему не обязательно было переступать черту. Но и тут королева решила всё за него. Эллаиру знатно потряхивало, когда она всё же смогла собрать конечности и сесть. — Ты обещал. — Я много кому, что обещал, Эллаира, — грубо ответил он, даже не посмотрев на неё. Та чуть не задохнулась от возмущения, и Уайатту может бы удалось избежать последствий, но он не ожидал, что решимость его королевы будет настолько сильной. Внезапно Эллаира толкнула его в грудь, заваливая в траву, и оседлав, сжала руками его горло. — Моё желание — твой закон, рыцарь, — гневно прошипела она и стала опускаться. Изнывающий твёрдый член дрогнул и скользнул прямо к раскрытому входу, предавая своего хозяина. Не спуская взгляда с расширившихся серых глаз, Эллаира начала медленно садится, приятное томление сменялось режущей болью, она морщилась, но не останавливалась, пока полностью не уселась на бёдра своего рыцаря. Её руки соскользнули с шеи и уперлись ему в грудь. Видя исказившееся болью личико, Уайатт тут же сел и хотел снять с себя девушку, но та протестующе замотала головой и обхватив его за плечи уткнулась лбом в изгиб шеи. — Мне… просто надо привыкнуть, — глухо прошептала она. — Ты… ты такой большой. Смирившись с постепенно утихающей резью внизу живота, она чуть-чуть приподнялась, упираясь коленями в землю, и снова опустилась. Ухо тут же похолодело от судорожного выдоха Уайатта. Он, большими глазами уставившись на Эллаиру, покрывался красными пятнами, грудь его заходила ходуном, а рот приоткрылся в изумлении. Эллаира усмехнулась обрадованная реакцией своего рыцаря, вновь приподнялась и опустилась только быстрее. — Святые духи… Элли… не думаешь, что это немного не твоя забота, — прохрипел он, машинально придерживая девушку за талию, когда она вновь задвигалась на нём. — А чья ещё? — игриво прошептала она ему на ухо, снова двинув бёдрами, только теперь сильно не вставая, а лишь меняя угол внутри. — Доставлять удовольствие моему рыцарю могу только я. Она взяла его щёки в ладони и глубоко поцеловала, не прекращая медленно двигаться. Уайатт жмурился и тяжело дышал, позволяя девушке играться с ним как с собственной безвольной куклой, чувствуя, как она нежно ведёт его к развязке. Уверенная, властная, она держала его за волосы, вынуждая опрокинув голову смотреть только в её самодовольные глаза. — Теперь ты счастлива? — прошептал он, пьянея от мерного темпа её ласк. — Да, — она, довольно зажмурившись, прижалась к его лбу своим, вдыхая родной запах, прислушиваясь к родному дыханию. Чувствовать его внутри, их единение, когда они наконец-то стали одним целым, и плевать на правила и обеты, когда сердце стремится обрести свою целостность, стало для неё великим блаженством. Но думал ли так Уайатт? Веки его прикрылись, он наслаждался моментом, но что было у него в душе? — А… ты? — необычайно робко и взволнованно спросила она. Её рыцарь медленно открыл глаза, серые потемневшие они неожиданно посмотрели понуро, безвыходно, будто носитель их давно и неизлечимо болен. Внезапно подхватив Эллаиру за поясницу, он приподнял её и поменял их местами, не нарушая физической связи. Нависнув над ней, утопая в ней, растворяясь в её тесноте и жаре, он тихо заговорил. — Я люблю тебя, Эллаира. Люблю больше своей жизни. Твоя правда — моя правда, твоё желание — становится мои. Скажешь, и я отдам за тебя жизнь… Прикажешь убить — я убью… — Убьёшь ради меня? — тихо охнула Эллаира. — Да… — Любого, на кого я покажу пальцем? — Да… — Тогда слушай меня, — вдруг властно и жёстко проговорила девушка, хватая лицо Уайатта в ладони и заставляя посмотреть прямо себе в глаза, — ты клянёшься в верности только мне, как и я тебе, и только эта клятва отныне имеет значение. Только вдвоём и только вместе. Навсегда. — Навсегда… — повторил её рыцарь уверенно. Эллаира кивнула и отстранилась. — Тогда не останавливайся, Уайатт. Толчки стали размашистее и грубее, он выходил почти полностью и вновь сливался воедино со своей королевой. Она стискивала его за плечи, прижимаясь всем телом, он обхватывал и будто баюкал её в своих руках. Она тихо стонала и царапала свежие рубцы на его спине, а он наращивал темп, стукаясь своими бёдрами об её, пока резко не остановился и не покинул истерзанное наслаждением лоно. Эллаира охнула, почувствовав, как что-то горячее разливается по её животу, заливаясь в пупок, стекая по боку, а Уайатт судорожно дышит уперевшись лбом в её лоб, глаза его закрыты, а веки дрожат. Эллаира отстранилась и поцеловала каждое. Кожа на вкус оказалась солёной. — Идём снова в реку? — тихо спросила она, когда сердце её рыцаря замедлило ход. Когда они не торопясь одевались после очередного наполненного ласками купания, Эллаира подошла к ещё не успевшему надеть рубашку Уайатту. Обойдя его сзади, она провела ладонью по его спине. Тот дрогнул, но остался стоять на месте, скрываться не имело больше смысла, когда-нибудь она всё равно увидит последствия наказания за нарушенную клятву, с которой она до конца не смогла справится, а он проживёт всю оставшуюся жизнь. Хотя он никогда не воспринимал это как наказание, скорее рисунок шрамов изощрённой паутины всегда будет восприниматься им лишь знаком его преданности и ничем другим. — Больше никто не посмеет тронуть тебя и пальцем из-за рыцарской клятвы. Я с шестнадцати лет мечтаю изменить её содержание и сделаю это. — Почему? — недоумённо спросил Уайатт, до сих пор не оборачиваясь. Девушка прижалась губами между его лопаток, обхватила за пояс, а потом тихо ответила: — Потому что моё сердце принадлежит тебе с тех самых пор. Моему благородному и преданному рыцарю. Уайатт ошеломлённо выдохнул, а потом медленно повернулся, в глазах его королевы стояли слёзы чистые и такие искренние. Осторожно их смахнув, он поцеловал её мягко, чуть касаясь, и взял девушку на руки. Они тихо покинули лунный берег реки. В момент, когда Эллаира, обвив его шею, тихонько засопела, в его сердце исчезли все сомнения, а противоречия — угасли.

***

После той вылазки многое довольно ощутимо поменялось. Кто-то может и не заметил вовсе, но те, кто знал королеву и её рыцаря достаточно близко, понимали, насколько сильными были эти изменения. Жизелла сразу увидела поменявшийся взгляд королевского рыцаря — серые глаза излучали спокойствие и полное смирение, когда как взгляд Эллаиры приобрёл ещё большую жёсткость и уверенность. Разбойница тревожно переглядывалась с Делией, когда замечала, что Уайатт всё больше походил на грозную молчаливую тень своей королевы, всюду следуя и беспрекословно выполняя любые её просьбы. Обе догадывались, насколько близки те стали, но Делия лишний раз в этом убедилась, однажды зайдя в палатку с продовольствием раньше, чем обычно. Картинка распластанной задыхающейся на ящиках Эллаиры с поднятыми юбками и Уайатта со спущенными штанами, что мерно, но с остервенением в ней двигался, надолго отпечаталась в её голове, заставляя краснеть при каждом виде этой парочки ещё неделю. А потом и вовсе убедились абсолютно все, что перед тем, как заговорить с королевой сначала нужно выдержать тяжёлый взгляд стальных глаз. Последним несведущим жителем лесного лагеря стал Таки. Издалека увидев довольно оживлённую перебранку между Уайаттом и Рейнхольдом, он хотел подойти ближе и разнять напряжённых мужчин, ситуацию он до конца не понял, но по яростному виду обоих, особенно не характерного для графа, он понял, что запахло жаренным. Разбойник уже хотел вмешаться, когда услышал небрежно брошенное Рейнхольдом имя королевы и увидел сжавшийся кулак Уайатта, но его остановили. Жизелла крепко держала его за локоть. — Нет-нет, Таки, оставь. — Но почему? — Рыцарю показалось, что честь его королевы была оскорблена. — Что? Графом? Жизелла промолчала, но кивнула в сторону мужчин. Таки увидел, как на поляну вышла Эллаира, со спокойным лицом осмотрела Уайатта и Рейнхольда, последнего почти не удостаивая взглядом, кивнула своему рыцарю и скрылась в палатке. Уайатт же будто потеряв весь интерес к графу, пошёл следом за ней. — Что тут такого? Они и раньше вздорили из-за королевы. — Да, — горько согласилась та, — но только будь осторожен, когда впредь будешь общаться с Эллаирой, это уже не щенячья преданность, а волчья. Теперь рыцарь охраняет её не как свою королеву, а как свою женщину. Глаза Таки расширились, и он ещё долго не мог найти слов. Но время не стояло на месте, дата грандиозного похода приближалась, заставляя людей хмуриться и сосредотачиваться на своих обязанностях, а не на охвативших лагерь сплетнях. И вот уже были разосланы гонцы, и проводились последние приготовления, ещё несколько ночей и королева вот-вот ворвётся в принадлежащие ей по праву залы. Но заговорщики ждали сигнала, момента, когда настанет финишный этап плана. И он настал, только не такой каким его ожидало увидеть ополчение. Эллаира и пятеро верных людей покинули лагерь накануне запланированной атаки скрытно в ночи, никем не замеченные и никем не узнанные. Они преследовали одинокую фигуру, что украдкой от оврага до сопки пересекала лес и двигалась прямиком к замку. К его тайному ходу. Этот некто спешил ко времени встречи, и ему почти удалось совершить задуманное, передать роковое сообщение, которое поставило бы точку в этой истории, по крайней мере, он так думал. Внезапно освещённый рыжим светом факелов, бывший гвардеец Эрвин замер в ужасе от вида меча, вперившегося ему в горло. Ещё каких-то пятьдесят шагов до каменной стены, и он был бы спасён. Но… Так случилось бы, не имей королева гениального плана, что выдала её верная Жизелла однажды — минимум потерь, максимум пользы, а главное выведать крысу и сесть ей на хвост, напустить пыли, развернуть бурную деятельность, и заполучить власть лишь ценой жизни четырёх фигур. Уайатт сильно постарался, чтобы сократить их число; да так сильно, что Эллаира буквально не могла соображать, когда давала обещание ограничиться советом. И теперь окружённая самыми преданными людьми, она тайно, с помощью ничего не подозревающего шпиона, собиралась проникнуть в замок. — Ты знаешь, что тебя ждёт, солдат, — начала Эллаира. Она понимала, каков будет его ответ, поскольку, тот ведал о привычной цене — язык или собственная жизнь. Гвардеец, быстро почти не нарушая ночную музыку леса, выдал тайное место встречи с советом. А когда закончил, стал ждать, что Сирил по обыкновению подойдёт с железным кольцом, чтобы навеки оставить его безмолвным. Но что-то пошло не так. Королева посмотрела в сторону, где стоял её рыцарь. — Уайатт, прошу, покажи, что мы делаем с предателями. Глаза Эрвина расширились, когда он увидел, как огромный рыцарь неизбежной махиной двинулся на него, доставая меч из ножен, и ни одна птица, спящая на соседних ветках, не была потревожена криком, поскольку молниеносно отрубленная голова, стукнувшись глухо о землю, почти бесшумно покатилась в овраг. Рейнхольд поморщился, Сирил и Жизелла даже не вздрогнули. Не сговариваясь, пятёрка двинулась на место встречи. Через тайный проход мимо прислуги и охраны в залу на нижнем уровне. Они ожидали увидеть там как минимум дюжину бойцов во главе с капитаном королевской гвардии, но советники и здесь совершили прокол — три фигуры, спрятанные под мантиями, стояли в центре полуподвального помещения. — Как это удобно, когда твои враги сами выбирают себе место погребения. Постарались вы на славу, ни разу не была в этой части замка, — Эллаира откинула капюшон, и взглянула на советника, казначея и юстициара. Их лица вытянулись в изумлении, глаза почернели от страха. Видя надвигающуюся фигуру Уайатта, они бросились в рассыпную, но от метких стрел их ничто не спасло. Каждый из трех проходов был закрыт верным слугой Эллаиры. — Крысе — крысиная смерть, — прошептала королева под звон тетивы. В ужасе каждый из них безнадежно падал на колени перед закрытой дверью и человеком, что закрывал её. Юстициар Вигор — перед Сирилом, Советник Золтан — перед Жизеллой, Казначей Ксавьер — перед Рейнхольдом. Когда комнату вновь окутала тишина, Эллаира тихо произнесла: — Прошу вас остаться здесь и передать знак остальным. Через полчаса, как планировали. — Ты точно справишься сама? — не выдержав, пролепетала Жизелла, она тревожно оглядывала королеву, что вела себя удивительно спокойно, после того как совершила тройное убийство и Уайатта, на чьём лице ни один мускул не дрогнул, когда его Эллаира подняла лук и выпустила стрелы. — Точно Жизелла, — чуть улыбнувшись ответила та, а потом повернулась к молчаливому графу, — я знала, что обещала тебе увидеть, как совершается правосудие над герцогом, но боюсь, эта ситуация приобрела личный характер. — Я понимаю, — Рейнхольд почтительно чуть склонил голову, — и благодарен за оказанное доверие, Ваше Величество. Эллаира кивнула в ответ и скрылась в тёмном коридоре со своим неизменным спутником, который уже давно стал её неотъемлемой частью.

***

Герцог нахмурился во сне, повернулся из стороны в стороны и, всё-таки раскрыв глаза, поднялся с постели. Дурной душный сон не давал покоя, он спустил ноги на холодный камень и, игнорируя спальные ботинки, дошёл до комода, где стоял кувшин с водой. Сегодня он не делил ложе с Ванорой, оно и к лучшему, нечего ей было видеть беспокойные метания отчаявшегося старика. Осушив стакан до дна, он вернулся в кровать. В этот раз сон приходил к нему быстрее обычного, ему даже на миг показалось, что привкус у воды был чересчур сладким, но блаженство слабости, что разливалось по телу, отгоняло тревожные мысли. На рубеже сна и яви, когда утомлённое сознание уже готово было уйти в мир грёз, герцог почувствовал холодное опасное прикосновение к шее. Распахнув глаза, он уставился на кинжал, что прижимался к его горлу, а потом и на фигуру на фоне предрассветного неба, что держала оружие в руках. Он узнал её сразу. Эллаира казалась сияющим своей белизной неземным существом, покуда восходящее солнце множеством бликов отражалось в её начищенных доспехах, а за ней чёрной скалой возвышался силуэт её преданного рыцаря. Он понял, что делает последний вздох в своей жизни.