Сколько в тебе любви?

Олег, как и Сережа, уже просто не вывозит. Постоянные ссоры, даже по каким-то мелочам… От них становится еще сложнее терпеть то, что их отношения просто трескаются. Все, это конец. Они точно изжили себя. С этим уже ничего не сделать, и оба это понимают, но так и не решаются на этот разговор, поэтому и дальше продолжают ругаться. Все, что раньше было лучшим, стало каким-то серым, не приносящем не то, чтобы радости, а вообще никаких эмоций. Просто пустота. Возможно, это все можно было бы терпеть, но и терпения уже просто нет. Все приводит к очередному скандалу. Если Сережа и готов это еще терпеть, то вот Олег — точно нет. Да, он простил когда-то давно ему те пять пуль, но в том-то и дело… давно это было. Сейчас иначе. Сейчас он не намерен все это терпеть. Хочется наконец-то высказать все Серому. Признаться и себе, и ему, что никаких чувств давно нет. Есть только ссоры и крики друг на друга. От этого понимания больно, но и не такое переживал. Справится. Искать момент, когда можно было бы все спокойно обсудить и просто разойтись, просто бесполезно, потому что Олег знает, это все выльется в еще одну ругань. Будут и крики, и ругательства, возможно даже битая посуда. В общем, медлить — нет смысла, как только Волков все еще раз обдумает, то обязательно выскажется Серому. И плевать какая у того будет реакция. Сережа в свою очередь все понимает. Пытается хоть что-то наладить, но вот ничего не выходит. Почему раньше, когда был Птица, они справлялись, а сейчас не могут? Почему все выходит именно так? Неужели правда ничего сделать уже нельзя? Разум все еще надеяться на лучшее, в глубине души понимая, что ни о каком светлом будущем и речи идти просто не может. Их чувства к друг другу мертвы. И с этим, увы, вряд ли можно что-то сделать. Это стоит признать обоим.

***

— Серый, — наконец-то перебивает его Олег, когда тот в очередной раз высказывает свои недовольства. Тот не замолкает и просто продолжает, повышая голос. — Разумовский! — и вот на это Рыжий реагирует-таки и замолкает, смотря на Олега. — Когда ты наконец поймешь, что тем, что просто кричишь на меня, высказывая все недовольство, то легче от этого не станет. Ни тебе, ни мне. Слушай, я устал от этого. Пойми, нет у нас уже друг к другу чувств, поэтому предлагаю мирно разойтись и забыть про друг друга, — говорит спокойно, но все равно видно, что нервничает. Олег замолкает. Ждет хоть какую-то реакцию от Сережи. А тот, кажется, ничего не понимает или просто анализирует всю ситуацию. Олег безусловно прав, но вот понимает ли это Разум? — Вот так, да? — сквозь зубы шепчет Серый, явно не скрывая своей злобы. Он и так был чем-то недоволен, а тут еще и это. — А разве не ты мне говорил, что без друг друга мы просто не сможем? Разве не ты клялся мне, что никогда не бросишь? Нет, не ты? — начинает сразу с каких-то обвинений. Но… Его можно понять. И Олега можно понять. — Сережа… — Нет уж. Никакого Сережи больше нет. По крайней мере, для тебя. И заметь, ты сам принял это решение! — Разумовский опять переходит на крик. Да, ему больно, но признаться в этом хотя бы себе, ни говоря уже об Олеге, он не может — гордость не позволяет. — Знаешь, а может ты и прав! — на эмоциях выпаливает Сережа. Сейчас он об этом ни капельки не жалеет. — Давай, иди. Тебя никто не держит! Ну же, — глаза какие-то сумасшедшие. Хотя Птицы давно нет. Олег смотрит в эти голубые родные глаза и хмурится. Не совсем такой реакции он ожидал, но это всяко лучше, чем Серый бы начал очередной скандал со своими криками. Хочет что-то ответить, но просто не может. Начинает думать, что он не до конца все обдумал, что возможно были пути решения, способные вернуть все, что было раньше. Как внезапно начинает об это думать, так и заканчивает. Нет, ничего бы их не спасло. Они пытались спастись, но ничего не получилось. Дальше пробовать просто бесполезно. — Серый. Так будет лучше. Нам обоим будет легче, — шепчет наемник, все еще пытаясь снять с себя все обвинения. Он не виноват. Виноваты оба. Олег просто говорит всю правду, наконец-то сняв розовые очки. — Я просто не намерен все это продолжать. Мне все это надоело, — Олег тихо вздохнул, — если сейчас ты не отпустишь меня, то я сам уйду. Я терпеть все это дальше не буду, — Волков все еще пытался говорить спокойно. Пытался. Получалось как-то не очень. — Я тебе вроде ясно и понятно на русском языке говорю: «Уходи! Уходи от меня и не возвращайся». Или мне на другом языке сказать? Может, французский: «Pars! éloigne-toi de moi et ne reviens pas», а может, английский лучше поймешь: «Go away! get away from me and don't come back», быть может, итальянский: «Vattene! allontanati da me e non tornare»? Ну? Что же ты стоишь, Волков?! Сережа сейчас ни о чем не жалеет. Олег сам этого захотел. Терять уже нечего. Хотя, если честно, то надежда на то, что Волк передумает-таки, была. Ох, как же Серый на это надеялся, но чуда не происходило. Волков просто встал с дивана, на котором сидел и молча вышел из комнаты, оставив Рыжика одного со всеми своими мыслями. А мысли явно не лучшие. Он просто не верит, что все вот так резко может закончиться. Неужели, это все? Все вот так закончится? …Заканчивается очередной ссорой… Сережа пытается собраться с мыслями. Даже не замечает, как, хотевши присесть на диван, садится мимо, на пол, рядом с диваном. Садится и заводит ладони в волосы, слабо их сжимая. Возвращается он, так сказать, в реальность только тогда, когда слышит какое-то копошение в коридоре. Аккуратно встает и направляется в сторону звуков. Видит Олега с собранным чемоданом. Все. Теперь точно конец. — За остальными вещами потом зайду, — бубнит Волче, не поднимая даже глаз на Сережу. Бубнит и подходит к двери, взявшись за ручки, чемодан в другой руке. Постоял он у двери пару секунд и все-таки повернулся к своему Рыжику, тоскливо улыбнувшись. Вздохнул и наконец-то вышел за дверь. Все, Сережа теперь один. Только сейчас начинает немного жалеть, что буквально сам прогнал его. А если бы Сережа просто держал все недовольство в себе, то этого бы не было, так? Или… или как ни крути — они бы все равно разошлись? Ведь думали, что просто созданы друг для друга. Думали, что никогда больше не расстанутся. Думали и надеялись, что все будет хорошо. Что же опять пошло не так? Сережа ведь отчаянно надеялся, что раз Птицы не стало, то теперь все будет хорошо, а кажется, что стало только хуже. Сережа падает на колени прямо там, в коридоре. Падает и ударяется так сильно, что стерпеть не получается, и он шипит сквозь зубы и прикусывает губу до крови. Больно. Теперь и морально, и физически. Мозг Разумовского будто отключается, и он сам не замечает, как слезы начинают скатываться по щекам, обжигая кожу. Может, это и не Сергей совсем, а проснувшаяся из-за ситуации Тряпка? Все возможно. Сережа просто наклоняется поближе к стенке и закрывается руками, хотя закрываться-то уже и не от кого. Тихо всхлипывает. Понимает, что сам все испортил. Понимает, что сам накричал, сказал уходить. …Но он же не думал совсем… Думал, что все решится. А может все это — просто розыгрыш? Олег вернется? Сережа не помнит уже сколько так сидит, а точнее уже лежит, на полу этого коридора. Слез вроде уже совсем не осталось. Надежды тоже уже нет. Почти нет. Но ее совсем-совсем мало. Сережа так не хочет вставать с пола, но приходится. В соседней комнате уже не первый раз вибрирует телефон, а значит кому-то что-то точно нужно. Может, Лера? Но зачем та будет звонить Разуму? Вот и он не знал. Подходит или скорее доползает до стола и берет телефон, на экране которого красуется небольшая фотография Олега и надпись «Волчик». Звонил уже раз пять. Нужно ответить. Раз звонит, значит что-то срочное. Потому что вряд ли бы Олег звонил просто так после всего случившегося. Сережа поднимает трубку и молчит. На том проводе слышится хриплый Волковский голос: — Сереж, — говорит и тут же исправляется, — Серый, я… Забыл у тебя свой кулон. Снял его днем. Поищи, пожалуйста, в комнате. Сможешь вынести его? — голос будто становится все тише и тише, потому что последнюю фразу вообще еле-еле слышно. Сережа шмыгает носом и идет в комнату за этим самым кулоном. Он, конечно, мог сказать что-то, мол: «Ты же сказал, что придешь потом за вещами, вот тогда и заберешь». Мог, но не стал. Знает ведь насколько тому дорог этот клык. Да и Серому за долгое время он стал очень дорогим. В трубку Рыжий так и молчит. Олегу слышны лишь шаги и шуршание. Вероятно, это могли быть помехи. Как только у Сергея в руках оказывается этот кулон, он наконец-то отвечает: — Нашел, — голос тоже тихий и не менее хриплый, чем у Волкова. Опять шмыгает носом и продолжает, — Через сколько ты подойдешь? Я выйду. Олег быстро отвечает, что минут через десять, а Сережа ему лишь угукает и отключается. Нужно хоть в порядок себя привести. Ну, то, что лицо немного опухло, уже не скрыть. Нужно хотя бы сходить умыться. Встреча их происходит в полном молчании. Олег видит состояние Сережи, пытается что-то сказать, но молчит, просто забирая кулон. А Серый стоит, губу кусает, на Волкова тоскливо смотря. Весь опухший. Хочет что-то спросить, но останавливает сам себя, а потом, когда Олег молча уходит, жалеет о своем молчании. С поникшей головой так и возвращается в дом, громко хлопая дверьми. И вдруг вспоминает, что где-то точно лежит дорогой коньяк. Разум уже не помнит, кто его купил, когда, но точно помнит, где он стоит. Сразу направляется к этому дальнему шкафу, на верхней полке которого и припрятан коньяк. Думает, что нужно отвлечься от всего этого и просто выпить. Достает коньяк. Пить не с кем, но и не надо никого. Ему и одному хорошо будет. …Наверное… Раньше хоть Марго была, а сейчас даже ее нет. Сережа перестает соображать после второй рюмки. За этими двумя идет и третья, а после и четвертая. Разумовский думает бы, что стоит выпить еще каких-нибудь успокоительных. Ищет их минут пять в какой-то полупустой аптечке и запивает все тем же коньяком, о чем потом наверняка будет жалеть. Интересно, как там Олег? Где? С кем?..

***

— Олег, Олежа, Олеженька… — шепчет Сережа, сидя на полу, вырывая в очередной раз себе волосы. Прошло уже больше недели, а Разум все никак не может успокоиться. Не знает, что делать. Не знает, как все вернуть. Вероятно, что уже никак. Олег больше так и не объявился. Только лишь один раз пришел за всеми остальными вещами, которые не забрал в первый раз. Сережа отчаянно пытается поговорить с Волковым, а тот лишь молчит. Все эти попытки просто бессмысленны. Олег даже говорить не хочет. Все Сережины извинения — бесполезны. Он понимает, что виноват, еще как признает это. — Олег, Волчик, пожалуйста, скажи, что это все неправда, вернись ко мне… — шепчет и всхлипывает. По щекам, которые только-только высохли, опять текут горячие слезы. Как же стыдно за все те скандалы, которые он сам начинал. Сам же напросился. В их жизни было очень много ссор и обид, но даже Венецию они отпустили, забыли. Но сейчас… Сережа чувствует свое одиночество, безвыходность. Прямо как тогда, когда он жил в маленькой комнатушке в общаге, когда Олег ушел в армию, оставив его одного. Но тогда он вернулся, а сейчас, кажется, совсем не собирается. Два месяца идут очень долго. Постоянные страдания, слезы и алкоголь. Даже Лера удивилась, когда Сережа ей звонил и своим уставшим голосом говорил что-то про то, что проект «Чумного Доктора» закрыт; что он отдаст все деньги, которые обещал; сказал еще что-то напоследок и больше не звонил, на звонки самой Макаровой не отвечал. Из дома выходил очень редко, но все же выходил. Пару раз, будучи пьяным, звонил Олегу, долго извинялся, а в ответ получал лишь «Серый, мы уже с тобой все обсудили». Голос был таким холодным, будто они и незнакомы были, а Серый набрал какой-то левый номер. Олег отвечал без какой-либо охоты. Сережа звонил намного больше, чем Волков брал трубку. Это уж как повезет, а везло Рыжику редко. Еще через несколько месяцев, а быть может через полгода, попытки все вернуть прекратились. Сережа узнал от каких-то знакомых, что Волков нашел себе кого-то. А ведь говорил, что никогда никем не заменит Сережу, мол он единственный и незаменимый. Все-таки заменимый. А вот сам Сережа заменить Олега не мог, да и не хотел совсем. С одиночеством бороться не получается. Только сейчас Разумовский понимает, что не ценил того, что имел. Совсем не ценил. Ему стыдно за это, грустно, невыносимо больно. Ему остается лишь смириться со своей судьбой, перестать думать о том, что все можно вернуть. Нельзя. — За любовь должны бороться оба, Волков, — говорит Серый самому себе и принимает решения для себя: уехать из страны, попытаться забыть все, что приносило ему огромное количество боли.