Ловкие руки

      Чему равна цена жизни? Одни говорят что она бесценна, что нет ничего важнее человеческой жизни. А другие твердят про бессмысленность существования, мечтая наверняка поскорее покончить со всем раз и навсегда. Ёнджун никогда не относил себя ни к одной, ни ко второй группе людей. Ему скорее всегда было плевать. Дорожить своей жизнью он никогда не пытался, бросался в бой без раздумий, не обращал внимания на раны, всегда дрался исключительно не на жизнь, а на смерть. Ему было все равно умрет он или нет, ведь если да, то такова его судьба и ему просто не повезло.         Так было раньше, до встречи с одним имперцем. С одним имперцем чьи руки всегда оставались холодными, чьи глаза всегда блестели самыми сияющими янтарями которые когда либо встречал в своей жизни норд. Мысль о вероятной смерти не вызывала таких чувств никогда до этого, до встречи с ним мужчина и не задумывался, что возможно, его могут ждать где-то там. Даже вступив в гильдию, найдя себе собратьев, соратников, друзей он не задумывался об этом, ведь каждый знал что и их черед настанет, каждый в любой момент может отдаться в мрачные объятия Ноктюрнал.           Ёнджун видит, он уже видит сквозь полупрозрачную пелену фигуру держащую до блестящего идеальный лук. Она не сомневается, не ждёт, желая выстрелить прямо в норда. Тетива туго натянута, лезвие вот-вот и прожжет в нем дыру, в буквальном смысле. Сияющая даже в таком сыром мраке стрела разрезает дымку тумана, словно оставляя после себя вмятины в расплывчатой белизне, и Джун даже машинально жмурит глаза, ожидая острую боль, где-то в груди, он не следил куда конкретно целилась противница, но вместо этого он чувствует резкую тяжесть и тепло. Тепло чужого тела. И открыв воспалённые взоры, он видит перед собой глаза цвета тягучих медовых сот поздним весенним вечером, а в них страх, боль и словно маленькие пчёлки черные зрачки, бегающие по нордскому лицу. С губ Бомгю слетает судорожный выдох, он неожиданно валится на грудь Ёнджуна и последний наконец-то замечает багровое пятно, что растекается по и без того окровавленной одежде мерзкими пятнами. В ушах бьётся сердце, и он даже не сразу слышит заливистый смех впереди. — Я поражена! Я действительно поражена! Гильдия так изменилась пока меня не было! В мои времена никто бы и шагу не сделал, чтобы так героически спасти друга, — она ступает вперёд рассеивая белесое полотно перед собой. Серо-желтая, почти темно-охровая кожа морщинистого, неправильного лица женщины абсолютно отличалась от всех лесных эльфов, которых раньше доводилось видеть норду. Рваная улыбка блеснула на чужом лице, а по другому изодранные, сухие, как будто разорванные лезвиями губы, не назвать. Глаза, белесые, налившиеся кровавыми змейками сосудов.        Субин сделал шаг вперёд, не веря собственным очам. Его когда-то близкий друг, почти родная сестра, сейчас изуродована и безумна. Лицо покрытое не просто шрамами и ссадинами, а самыми настоящими язвами, гнойными угрями. Это не тот человек, которого когда-то знал мужчина, не тот с которым бок о бок делил одно орудие, готов был пойти на помощь в любой момент.  — Что ты с собой сделала? — неверя своим глазам спрашивает лидер, а женщина лишь ухмыляется, касаясь собственного лица руками. Кожа на них стянута ожогами почти до кистей, несколько пальцев просто прилипали к друг другу расплавленной, сгоревшей, кожей. —Эксперименты требуют жертв, — говорит она и снова заливается смехом, гортанным, таким как смеются умалишенные, таким смехом от которого в жилах застывает кровь. — Я не ты Субин, я ушла из гильдии, стала сильнее, ты даже представить себе не можешь, что я начала создавать, когда освободилась от оков Матери Ночи, как я задышала полной грудью, как задышали все те, кто пошел за мной, потому что ты трус, ты боишься сделать лишний шаг, пойти не по инструкции, оступиться. Ты и вся твоя шайка это просто жалкое сборище идиотов, — она хмыкает в сторону норда, ее губы дрожат в попытке сдержать рвущийся порыв смеха. —Но меня просто умиляет какими вы стали.       Субин молчит, сжимая челюсти, прожигает взглядом бывшую напарницу, а после смотрит на Ёнджуна. Тот сжимает в своих руках тело имперца прижимая его к себе, по нордскому лицу бегают желваки выдавая его, еле сдерживаемую ярость. И лидер уверен, Джун прямо сейчас готов подорваться, воткнуть меч ее в горло, разорвать ее шею на кусочки, но тело в его руках начинает шевелится. Бомгю дышит, он хрипит, почти задыхается, но дышит. И Ёнджун чувствует как бьётся его сердце где-то в лопатках своими ладонями, слышит неразборчивый шепот куда-то в шею, ощущает как чужие руки сжимают его одежду в кулаках, но хват его слабеет. — Не закрывай глаза, Гю, — говорит Джун заглядывая в широко раскрытые очи парня. Ресницы его судорожно дрожат, а губы сжимаются в тонкую бледную полоску, скрывающую стоны боли. Но даже сквозь пелену невыносимого страха и боли он послушно кивает, старается дышать, старается сжать кулачки, норд видит эти попытки, но кровь бегущая по лопаткам вниз, пятнами поплывшая уже и по самому мужчине, даёт знать как непросто стараться даже просто собрать силы в одно простое действие, не то что выполнить их ряд. И Джун гордится Бомгю, гордится его выдержкой. Он подзывает Субина, отдавая обмякшее, но все ещё пытающиеся цепляться за одежду Джуна, тело имперца. Ноги и руки налились свинцом, но какими бы тяжёлыми они не казались, норд поднимает меч, опираясь на него всем весом. Он не сводит глаз с безжизненных белых склер. Он не знает, точно ли ее мотивом всех этих действий была только месть, или может завышенное эго в попытке создать из себя богиню, и знать ему, если честно уже не хочется. Он зол. Зол как никогда до этого. Его кровь бурлит как лава, и вулкан внутри него вот-вот и разорвется, извергая весь гнев что таится в нем. — Ты… Сумасшедшая сука, — меч плещется в воде всего мгновение, перед тем как рвануть на безумную ведьму. Она падает на колени раньше, чем успевает дернуться в сторону.       Лезвие насквозь пронзило плоть, так легко, словно в масло или в мягкий мокрый песок. Но даже когда брюхо ее пробито, она улыбается, со стекающей по подбородку кровью. — Субин… Знай… Я буду ждать тебя… В аду… Всех буду ждать… — последний смех выходит скорее захлебнувшимся в густой алой жидкости. Мужчина не чувствуя пальцев вынимает острие из живота Зарин, заново протыкая ее грудь и теперь тело наконец безжизненно падает в воду.  — Ёнджун! Ёнджун! — голос Тэхёна эхом разносится по черепной коробке, выводя из ступора, клинок падает в воду плеская кровавой жидкостью на труп. Обернувшись он видит торопящегося Субина, с телом Гю на руках, он быстрым шагом длинных ног, переступает через несколько ступеней сразу, выбегая на улицу. Вампир трясет норда за плечи. — Идём Ёнджун! — и мужчина растерянно кивает не сводя взгляд со свисающих тонких рук имперца, по голубым ниточкам вен, выпирающих под кожей, капает кровь, струйками спускаясь от плеча.           Уже на палубе мужчина наконец-то видит картину целиком. Мерзкого тумана вокруг уже нет, только мокрый песок, липкий снег и жгучее своим холодом солнце, освещающее юношеское бледное лицо Гю. Он смотрит на него в ответ, кривя губы в подобии улыбки, жуткой, но такой же глупой и искренней, как в ту ночь у костра. Субин стоит на коленях закатывая рукава, давая указания Тэхёну, он молча кивает и бежит обратно внутрь корабля.        Норд становится на колени, зажимая кровоточащую рану ловя затуманенный взгляд, но парень смотрящий на него в ответ уже не слышит его голос, хотя мужчина зовёт его по имени, просит оставаться в сознании. Бомгю рвано дышит, медленно, словно от дикой усталости прикрывая тяжёлые веки.       Субин рвет промокшую насквозь рубаху изучая ранение, а Джун лишь надеется, чтобы все не было так серьезно как видит это он.         Он чувствует как его тянут за плечи назад и уже хочет вырваться, как слышит женский голос. Лиа и Кай здесь. Парень тянет его назад от бессознательного тела, на его место садится девушка разговаривая с лидером. — Серьезнее чем я думал, он потерял довольно много крови, Лиа, помоги пожалуйста, — хрипит мужчина, и девушка закатывает рукава разминая уставшие после боя кости рук. Она молча кивает лидеру и тот хватается за стрелу на секунду оборачиваясь на Джуна. Дверь громко скрипит и к ним подбегает вампир раскладывая мокрую сумку Бина на досках. — Кай, Ёнджун, спуститесь вниз, мы здесь справимся, обыщите там всё, нам нужны любые сведения на счёт их культа, нужны доказательства их деяний, я уверен хотя-бы малая их часть должна быть там, — но норд не двигается с места, пока голос лидера не зовёт его снова. - Ёнджун. Если ты хочешь помочь Бомгю, делай что я говорю. — и только тогда мужчина поднимается с места. Внутрь он заходит первым, отрывком слыша позади указания Субина для Лии и Тэ. — Тэхен, вынимай стрелу медленно, Лиа, я буду собирать кровь пока ты используешь восстановление, он дышит, значит пока все в порядке…       Дальше норд торопится по ступенькам обратно в душный, влажный корабль. Запах крови уже как будто впитался в сгнившие доски. Кай осматривает уцелевшие каюты, рыскает по полкам, собирая подозрительные книги и полотна с изображением птиц в сумки, а мужчина спускается ниже к телу оккультистки. Одежда в несколько слоев пропитана влагой и кровью. Он обходит ее не желая даже смотреть на неё, не сейчас как минимум. Небольшая комнатка забитая полками с книгами и различными травами сразу бросается в глаза. Место похожее на когда-то подсобку или кладовую, сейчас походит на целую лабораторию, но со странным алтарем у стены. Свечи на столике наверняка недавно ещё горели, судя по относительно свежему воску. Несколько сухих букетиков полевых цветов и мешочки с монетками лежат аккурат под знаменем с птицами. Полки усыпаны испорченными книгами, но среди них есть и уцелевшие. И одна толстая с ярко оранжевой обложкой привлекает внимание норда. Он подхватывает ее за прочный корешок и открывает. А внутри целый мир. Мир лжи, лицемерия, повсеместного обмана. Как долго эта Зарин подумывала, создавала этот невероятный культ. Книги, знамёна, даже придуманная история Матери Тумана. История о том как она боролась с Ноктюрнал и в итоге была изгнана из мира Обливиона , мира божественных существ, повелевающих над людьми.       Культ хоть и казалось был весьма локальным, можно даже сказать состоял в узком кругу людей, однако вклад который они внесли в своего кумира поражал воображение. В конце книги страницы казались рваными, несколько даже казалось отсутствовали. Мужчина сложил находку в сумку, и в голову закралась мысль, словно крыса рыскающая по черепной коробке.        Джун немедля выходит из подсобки и смотрит на труп женщины. Ее лицо казалось ещё более изуродовано, или это из-за застывшей гримасы ужасающей улыбки, чем до этого. Норд наклоняется к телу и руками тянется к многочисленным тканям одежды. Сердце колотится, кажется оно и не переставало судорожно биться все это время, но сейчас мужчина чувствует свой пульс каждой клеточкой тела.  — Что ты делаешь? — спрашивает неожиданно Кай, но Ёнджун не оборачивается, копошится в одеянии женщины, пока пальцы не натыкаются на мокрую материю. Бумага.   — Нашел, — лишь произносит он, доставая разорванную из-за влаги куски бумажек. Встав и сложив их на поверхность досок. Слова плыли от пропитавшей листы воды, но слово «порошок» мужчина видел точно. Кай подошедший с парочкой книг в руках молчаливо кивнул.         Ёнджун никогда не разбирался в зельеварениях, алхимии и магии в целом, однако сейчас смотря на расплывчатые буквы, символы, непонятные изображения на пожелтевших листах он уверен, что это то о чем говорил Бомгю.         Полукровка тянет Джуна за мокрую, прилипшую к туловищу рубаху.  — Нас зовут Джун, идём, — говорит он и теперь норд слышит сверху голос девушки. Она действительно их зовёт, кажется им нужна помощь. Лестница теперь не кажется такой ветхой, мягкой и пропитанной влагой. Мужчина забирается в ступенькам быстро выбегая наружу. Имперец лежит на досках. Без сознания. Его грудь перевязана плотной тканью. Лиа растирала собственные ладони, покрытые чужой кровью, красными пятнами и яркими ожогами. Субин наскоро складывал использованные баночки и бутыльки, а Тэхен приподнимал слабо вздымающийся торс подростка.   — Нужно идти отсюда, рана Бомгю оказалась не такой серьезной, но он потерял много крови, — голос лидера мрачный, бесцветный с хрипотцой. Они все небывало вымотались за сегодня. Каждому нужно переварить случившееся. — Джун, ты в порядке? Твоя рука в крови, — теперь лидер обращается к норду, а тот не может отвести взгляда от грязного юношеского лица, спокойного, словно и нет никакой боли в груди и не было вовсе. А если прислушаться к себе, то рука действительно немного отдает болью. Мужчина переводит внимания на нее и слабо трясет. — Все в порядке, — говорит он, и Субин лишь кивает на это. — Кай, понесешь Бомгю? — спрашивает теперь уже лидер у Кая. Тот стоит недалеко помогая сестре перевязать руки, что-то полушепотом говоря.  — Хорошо, - лишь говорит полукровка, но норд перебивает его серьезным тоном, от чего лидер даже поднимает голову непонимающим взглядом исследуя лицо товарища. — Я понесу его. — Но твоя рука, — пытается спорить Бин, но Джун уже все решил. Он подходит к Гю, ещё раз смотря на бледное, покрытое то ли потом, то ли влагой из прибрежного воздуха лицо, светло-розовые губы, еле заметную грязь в морщинках от того что младший жмурился до этого. Мужчина подхватывает юношеское тело, сейчас оно кажется таким лёгким, или Джун уже не чувствует веса от тяжести глубоко в груди. Он боится надавить не туда, боится навредить больше, словно в руках у него не уже взрослый парень, который самостоятельно дрался не только с врагами, но и с ним самим, при том почти победив, а хрустальная кукла, которая треснет от лишнего дуновения ветром. Пальцы еле сжимают ногу под коленом и в лопатках, прижимая бессознательное тело к груди. Лидер встаёт следом. — Джун… — Я же сказал, что рука в порядке, идём, — и теперь мужчина уже ничего не может сказать против, лишь качает головой. И Ёнджун не видит эту слабую, почти сокрытую от чужих глаз улыбку краешками губ и не слышит как Лиа шепнула в воздух «Ёнджун-и повзрослел».       Норд не чувствует усталость в дороге, идя за лидером по только ему знакомому пути. Он чувствует дыхание у своей груди, слабое биение сердца своими пальцами, видит дрожащие ресницы и даже, если бы он сейчас при смерти истекал кровью, все равно донес бы Бомгю в безопасное место.       Бин привел их в ветхий, но на удивление весьма целый домик. Подходя к нему, кажется, Кай выдал удивленное замечания на то что он не выдержит и одной бури, а лидер на это хмыкнул отворяя дверь. Внутри же все оказалось в разы приветливее, чем снаружи. Стены кажутся более надёжными, доски пола даже без больших дыр, с парочкой темных, пыльных, но хороших ковров. Очаг, что явно давно не разжигали, стоит у стены, ожидая собственного часа, наверное, не один год.  — Вау, неплохо, — выдает Лиа заскакивая внутрь. Она показушно трёт плечи, якобы от холода, но на самом деле вероятнее всего девушка ни капли не замёрзла, подходит к этому самому камину. Рядом лежало парочку полен.       Кай подходит тоже закидывая их внутрь и щёлкая длинными пальцами пару раз, пока огоньки игриво не расплываются по старым поленьям. Кочергой он их толкает из стороны в сторону, пока пламя не начинает гореть увереннее поглощая своим жаром кору, радостно пляша в рыжих от света глазах полуэльфа. Бин хлопает его по спине, почти гладя, улыбается одними глазами, разрешая отдохнуть от сегодняшнего дня и Кай не кивает, словно им не нужно говорить чтобы понимать друг друга, он поднимается и отходит в сторону разгребая рюкзак.        Норд кладет имперца на твердую, старенькую кровать. Рядом оказывается и лидер, он тоже смотрит на подростка. И сейчас Ен вспоминает про находку. — Кажется… Я нашел что он искал, — говорит мужчина и Субин поднимает брови, когда шрамированные руки выуживают из сумки на поясе мятые бумаги. Он раскрывает их в своих руках и читает, пытается по крайней мере читать поплывшие чернила букв. И судя по удивлению на лице Ёнджун угадал.  — Это безумие… — произносит он и усмехается. —Как она могла создать такое… Не верится… — но в голосе нет злобы, зависти, и даже восхищения, только бесконечное удивление. — Когда она рассказывала об этой идее, я смеялся, ведь глупо даже думать о каких-то усилителях, ведь все что мы создавали вместе, пытаясь дойти до этого было ужасно, с множеством побочных эффектов, она не потеряла своего таланта с безумством. Я рад.   — То есть это все-таки то, что нужно? — вступает Джун и лидер кивает. Это именно тот самый порошок. — Ты сможешь его воссоздать?         И тут молчание. Мужчина мнется, кусает губы, сдирая с них сухую кожу, а норд ждёт ответа. — Я… Я не уверен, — со вздохом говорит Бин и снова замолкает. Тишина разрывается только треском огня и дыханием каждого присутствующего. Мужчины смотря в глаза друг другу, разговаривая взглядами. Субин не уверен в своих навыках, в мастерстве алхимии. На дне его глаз плещется задавленный давным-давно страх за чужую, нет, за чужие жизни. Если он ошибется то пострадает не одна жизнь. А Ёнджун и понимает этот взгляд, и отрицает, не соглашается со старшим.        Позади раздается хриплый, болезненный стон. Бомгю рвано дышит, почти задыхается воздухом. Лиа оказывается у кровати в считанные секунды, касаясь лба юноши узкой ладонью. Длинные пальцы смахивает грязную челку.   — У него сильный жар, — и теперь она смотрит на Субина. Её пальцы тут же перемещаются на белую, плотную шею. — Сердцебиение просто бешеное, — и сейчас Джун замечает как младший цепляется за старые простыни. Он почти кричит, стараясь сделать вдох. Пот льется ручьем, что Лиа не успевает вытирать его мокрой тряпкой. Ёнджун и Субин держат его за руки, ведь судороги заставляют имперца буквально подскакивать на и без того хлипкой кровати.        Все прекращается кажется также резко как и началось. Руки Гю ослабевают, разжимая ткань, тело кажется все ещё трясет, но уже скорее от продолжающейся лихорадки, а не от приступа. Дыхание сбитое, тяжёлое. Джун сидит на корточках у кровати не в силах разрешить себе отпустить чужую ладонь из рук.   — Я попробую, — говорит лидер и все молча кивают ему. И Ёнджун благодарно, действительно, благодарно смотрит на него.       Отдыхать все ложатся только через час или полтора. В комнате только три кровати. Кай и Бин, Тэхен и Лиа давно спят разлегшись по парам, не привыкать, тысячу раз так делали, а Джун лежит на спине рядом с постелью младшего. Смотрит на огонь, вслушивается в все ещё неровное дыхание Гю и закрывает глаза, медленно и тягуче погружаясь в сон.       Яркий солнечный свет белесо прорывается сквозь мутные заледеневшие окна. Веки кажутся непомерно тяжёлыми. Спина болит, ноет до невозможности поясница. Гю хрипло кашляет и его грудь пронизывает волна боли. Точно, его же подстрелили. Глаза привыкают к ярким вспышкам, и сейчас он видит перед собой лишь доски, камин, и то самое противное окно. Хочется сказать хоть слово, но из горла выходит лишь жалкое невнятное подобие стона. Дверь громко отворяется, давая помещению ещё больше невыносимого белого света. Громкие голоса, смех, женский и мужской. Точно Лиа и Кай. В руках у них поленья с ветками и деревянное ведро воды. Первым пришедшего в сознание замечает именно парень. Он что-то говорит сестре оставляя принесенные вещи на полу, подходит ближе. Его голос как под толщей воды, Гю не разбирает слов, лицо перед ним плывет в разные стороны, заставляя нахмурить брови, сфокусировать все внимание. И только потом выходит различить чужую речь. — Ты меня слышишь? — и Гю кашляет на это, но кивает. Лиа подходит с чугунной кружкой наполненной водой примерно до половины, Кай помогает чуть-чуть приподнять торс, чтобы сделать несколько неуверенных, но жаждущих глотков жидкости. Во рту приятно разливается влага, наконец то он может что-то сказать. — Как ты себя чувствуешь? — спрашивает девушка садясь на кровать рядом. А имперец кивает ей что все нормально. Даже шутить пытается, криво усмехаясь. — Лучше, чем когда меня проткнуло стрелой, — и оба эльфийских родственника смеются, хлопая его по ногам скрытым за одеялом. — А где остальные?  — Ёнджун, Тэхен и Субин позавчера отправились в Рифтен, нужно уладить дела гильдии. С души словно спал невидимый груз. С Ёнджуном все хорошо, раз он отправился в город раньше. — Они в порядке? — и кажется Лиа испускает смешок сидя спиной к имперцу. Кай лишь хлопает ее по плечу отвечая лежащему соратнику. — Да, они все целы, единственный серьезно пострадавший это ты, тебе нужно переживать за себя, — и на последнее Бомгю лишь может хмыкнуть, соглашаясь лишь для виду.       Он бы с удовольствием, даже сейчас бы подскочил игнорируя боль в груди, но даже только очнувшись он чувствовал что с его телом что-то не так. Сейчас он ощущает это так четко, как никогда. Его руки, он их не чувствует. Точнее не так, он их чувствует, но словно это и не его руки, а просто бесполезные куски плоти заменяющие ему его родные кисти примерно до локтя.  — Гю, — начинает девушка, но парень не может поднять головы. Мысли кажутся такими тяжёлыми, поэтому мальчишка лишь кивает, показывая что он слушает. — Они нашли его, рецепт этого бриллиантового порошка, Субин сказал что попробует создать его.        И Бомгю действительно хочет обрадоваться, сказать что он рад, сказать спасибо, но в горле оседает лишь едкий ком из страхов и неуверенности. Какова вероятность что это не сделает хуже, какова вероятность что это поможет? Да и какова вероятность что у Субина получится воссоздать эту пыль? Но поток мыслей, словно надоедливых мух, разгоняет снова эльфийка. — Как твои руки? — начинает она, и парень поднимает бесчувственные конечности, что бессмысленно свисают кистями как унылые ивы на болоте. И оба эльфийских родственника понимают без слов, но ждут, ждут пока Бомгю скажет это. —Я не чувствую их до локтя, не могу даже двинуть пальцем…       Тишина.       Лиа и Кай вздыхают одновременно.  — Значит стоит поторопиться и вернуться к остальным, — девушка улыбается, смешно жмуря цитрусовые взоры отворачиваясь от имперца. — Пока ты был без сознания, я с остальными сходили в Солитьюд и купили несколько лошадей, — полукровка хмыкает театрально закатывая глаза, скрещивая сильные руки на груди. — Это лошади что из золота сделаны, почему так дорого?  — Не жалуйся, это из-за тебя он не отдал дешевле, торговец чертов, — вступает Лиа и Каю остаётся лишь разочарованно хмыкнуть в ее сторону, принимая собственное поражение. И Бомгю не сдерживает болезненного в груди смеха, хриплого от кашля, но дающего нежную, как лепестки самых хрупких орхидей, надежду.          Кажется с его пробуждения не прошло и дня. Кай собирает их вещи, пересчитывая каждую мелочь, чтобы не дай боже ничего не потерять в этой глуши. Лиа что-то суетливо варит в котелке над очагом, попутно выглядывая в окно, смотря на двух светлых лошадок, что топают копытами по холодной земле усыпанной пудрой снега. Солнце село еще около часа назад.         Гю сидит на кровати свесив с нее ноги, болтая ими по полу шаркая согретой у огня обувью по старым половицам. Лиа подходит неожиданно, садясь на кровать рядом, продавливая ее своим весом до характерного скрипа, держа в руках миску мутного бульона, опаляющего своим паром лицо юноши. И брови Гю ползут вверх поднимая взгляд на эльфийку словно у нее вырос третий глаз. — Я тебя покормлю, — совершенно без единой мысли говорит она, и Бом чувствует себя почти жалко. Он хочет отказаться сказав что все нормально, но требовательно заурчавший живот говорит об истинных желаниях лучше любых слов. На улыбку девушки приходится лишь смущённо, действительно смущённо, кивнуть.         Лиа убирает пустую тарелку на стол, снова подходя к окну, кивая чему-то в своей голове. Бомгю смотрит на нее.   — Спасибо, — говорит он разрывая эту тишину, оба родственника оборачиваются на него, Кай кажется даже удивленно раскрывает глаза, пока Лиа улыбается так как наверное улыбаются только старшие сестры,  — Поблагодаришь всех потом, — говорит она прикрывая веки, по доброму улыбаясь, заставляя юношу повторить эту улыбку.        Ехать ранним утром зимой на коне, сидя при этом как девица чуть ли не в обнимку с всадником, из-за почти полного отсутствия возможности держаться, чтобы не свалится на землю и не сломать себе что-нибудь, это определенно то, чего Бомгю никогда не повторит в своей жизни, точнее одно из многих действий, с которыми он столкнулся вступив в гильдию, что он точно не повторит. Кай сидит позади держа поводья чтобы управлять кобылой и дышит так ровно и спокойно, что кажется словно он паровой механизм из старых книжек. Резкие движения лошади гулко отдаются где-то в рёбрах и в груди, каждый раз заставляя хмурится, но с силой сдерживаться не издать ни звука, не привлечь внимания, хотя Гю знает, оба эльфийских родственника все прекрасно видят и понимают.         Как мерзко не ощущать собственных конечностей. Когда юноша посещал лекарей, он думал что будет в сильнейшей панике, когда это настигнет его. Но вместо ожидаемой агонии и душевных терзаний, он чувствует лишь липкое раздражение.       Раздражение от собственной никчемности, от жалкого подвешенного состояния. Ни холода, ни жара, ни боли, ни судороги, не ощущалось ничего. Кажется, если бы сейчас юноша окунул бы их в кипящее масло или в ледяную прорубь, он бы все равно не ощутил бы абсолютно ничего.        День сменялся ночью, ночь заново днём. Редкие перерывы для краткого сна и возможностей подкрепиться. Бомгю уже почти привык обходиться лишь локтями. Это было трудно, но лучше чем давать с собой сюсюкаться как с маленьким ребенком, но, кажется, Лию это умиляло, раз она в шутку или нет называла юношу младшим братом.       На самом деле, раздумывая в безмолвных поездках на покачивающейся из стороны в сторону кобылке, парень не понимал самого себя. Он так боялся, когда этот момент стоять у обрыва настанет.       Боялся смотреть вдаль, но и не мог посмотреть вниз на осыпающиеся камни под ногами. Но сейчас, стоя на этом самом обрыве, он не чувствует ничего кроме ветра, который пытается столкнуть его в пропасть.         До города они добрались чуть больше чем за пять дней. Несколько глухих, неосязаемых дней прошедших как в тумане. Он помнит как каждый раз во время остановок то Лиа, то Кай пытались разговаривать с ним, но в итоге диалог сводился к простым ответам со стороны младшего. Бомгю нечего было рассказать, истории рассказывать он не хотел, и не мог заставить себя смеяться с шуток. Его мысли каждый раз удалялись далеко-далеко от скалы на которой он стоял, примиком в пустынную даль.         Рифтен. Туманный, мрачный, совершенно не изменившейся за дни их отсутствия здесь. Гю идёт по ещё незнакомым переулкам позади полуэльфа, смотрит по сторонам прижимая тяжёлые руки к груди, чтобы они просто не болтались на воздухе. Бледные пальцы сосульками падают на торс, ногти почти синие.       Зеленоватые венки тонкими лозами обвивают костяшки. Вход в убежище открывает Кай, пуская его и девушку внутрь. Такая знакомая сырость наполняет усталые от мороза лёгкие, заставляя шмыгнуть носом слишком громко. Одна дверь. Вторая. Привычная тишина окутывает потухшего как свечку за эти дни Гю с головой. Большой, полутемный, еле освещаемый парочкой факелами, знакомый зал.        Бомгю останавливается на входе, смотря в спины вышедшим высоким фигурам парня и девушки. — Ау? Почему нас никто не встречает, а? — кричит Лиа, но в ответ лишь эхо.       И шаги. Быстрые шаги к ним со стороны входа в муравейник . В зал вваливается Техён, а за ним и Ёнджун.       И в момент, когда их взгляды пересеклись у Гю наверняка ёкнуло сердце так громко, что это слышали даже эльфийские родственники.        Грудь норда судорожно вздымалась, а лицо измазано сажей, грязью. Но голубые глаза словно сияли, имперец готов поклясться что они сияют ярче всех самых драгоценных камней. И первым расстояние преодолевает именно старший вор, подходя за несколько казалось бы шагов, хотя расстояние было немаленькое. А Гю просто не может сдвинуться с места. Не может перестать смотреть в эти озера. Поэтому когда его свисающих по бокам рук касаются чужие покрытые мазолями, жёсткие пальцы он только смотрит немного подняв подбородок.       Хочется прочувствовать сейчас все, грубость чужой кожи, тепло рук, даже сильный хват, но юноша не чувствует ничего. — Ты в порядке? — спрашивает норд забывая про ледяную маску, что он должен держать при всех. И Бомгю почти до треска сжимает челюсти. Он не в порядке. Чертовски нет. Но выходит лишь разорвать зрительный контакт устремив взгляд к грязному, немытому годами, полу. И Джун наверняка сжимает его руки. Позади его уже давно никого нет. Зал опустел оставляя двух воров в гулкой тишине. — Скажи что-нибудь, — и Ен принимает игру, шепчет, наклоняет голову? стараясь заглянуть в тусклые янтари напротив.       И Бомгю даёт это сделать, совсем немного поднимает взгляд. Так близко-близко, что он чувствует обжигающе теплое дыхание старшего на своем лице. Смотрит глаза в глаза.       Руки Ёнджуна ползут вверх, касаются худых щек, поглаживают скулы. А после мужчина первым тянется вперёд. Накрывая пересохшие губы своими. И Гю отвечает на него. Смазано, совершенно неправильно и целомудренно, отвечая той же лаской, прикрывая измотанные веки.         Джун отстраняется первым. Смотря так доверчиво глупо, что Бомгю хочется и рассмеяться и расплакаться одновременно. Голос у имперца сейчас такой тихо хриплый, почти заспанный низкий, усыпанный усталостью. Но Ёнджун не перебивает его, слушает шепот, прислонившись лоб в лоб. — Я хотел накричать на тебя ещё тогда, на корабле… — и Джун кивает. Он знает, что Гю хотел. —И ударить хотел… Но теперь даже не могу этого сделать, — юноша усмехается, смотря в пол, жмурит глаза. —Теперь я бесполезен в гильдии, у меня больше нет рук… Ёнджун, что мне теперь делать?  — Не бесполезен, — обрывает старший. —Думаешь теперь вот так избавишься от меня? Ты уже член гильдии. — Но зачем я буду нужен, если у меня даже нет возможности выполнять свою работу,— спрашивает юноша, пробегая взглядом по блестящей от пота смуглой шее. — Вот именно, нас так мало и нам нужны соратники для восстановления гильдии, а ты собираешься вот так вот нас бросить? — голос Субина эхом разносится по залу, заставляя и Ёнджуна и Гю повернуться к нему. Хотя оба парня и отстранилась от лиц друг друга, имперец все ещё ощущал, как теплые пальцы спустились по волосам, вниз по шее, касаясь плеч и там и останавливаясь.        Лидер улыбается, с ямочками на щеках, щуря хитрые черные взоры.       Лицо его измазано, точно как у Джуна, в копоти, пыли и грязи. Позади уже стоят Лиа, Кай и Тэхён. — Мы нашли то, что ты искал, рецепт бриллиантового порошка. Конечно, чтобы его создать пришлось хорошенько попотеть, но для этого я и взял Джуна и Тэ, — лидер вновь смеётся, рукой убирая сальные, почти мокрые то ли от пота, то ли от воды волосы назад. —Это было нелегко, поэтому тебе придется много и много работать, чтобы восстановить наш бюджет. — Кай и Лиа готовы вот-вот залиться смехом, вампир лишь ухмыляется слыша смешинки в голосе лидера. А Гю просто не верит своим ушам. Его глаза широко распахнуто, смотрят на лидера, на друзей, неверяще, абсолютно пораженно. Весь воздух тут же выбивается из лёгких, заставляя просто замереть от шока. Бомгю теперь смотрит на норда, тот улыбается, краем губ скаля заостренные клыки.       Кажется этот эльф Сэм Безухий уже и не ждал Гю живым. Серокожий старик, чей дом не изменился ни на толику, смотрит на юношу, сочувственное сухо, как лекари смотрят на смертельно раненных войнов. Но когда вместе в домишко заходит и норд, его глаза блестят таким сумасшедшим огнем, готовым превратить в угли весь дом.  — Неужели вы нашли его? — спрашивает он сдерживая безумные смешки. По старчески бормоча себе под нос обходя препятствия из тысячи исписанных листов пергамента. И норд вытаскивает из сумки малюсенький мешочек ставя его на стол. И Сэм Безухий раскрывает его, почти дрожащими губами шепчет что-то. Внутри мешочка сияющие толченые драгоценные камни, редкие, зачарованные.  — Это сможет мне помочь? Я не чувствую рук до плеч, — спрашивает Гю, вскидывая брови невидимые за длинной челкой. И старик жмёт плечами, но улыбается гнилыми зубами. —Я обещаю, что сделаю все что в моих силах.        И он делает. Бомгю не верит собственным ощущениям, когда через пару дней после употребления исцеляющего отвара, после жесточайшей лихорадки, из-за которой он так бредил сходя с ума, он вновь может чувствовать. Словно с рук спадает самая сильная в его жизни судорога, оставляя после себя миллиарды мельчайших иголок впившихся в бледную кожу. Бомгю чувствует себя таким живым. Таким живым, когда может обнять Лию и Кая неожиданно выпрыгнувших на него, почувствовать как Тэхен хлопает его по предплечью, как Субин приобнимет за плечи. Почувствовать горячие ладони Джуна на своих. А после коснуться его же лица, улыбаясь так глупо проводя одними подушечками по шрамам, бровям и скулам.       Гю чувствует себя таким дураком, смотря в эти ледяные моря, таким счастливым дураком.       Тирдас. 18 Второго зерна.       Бомгю сидит на корточках, сгорбив спину в три погибели, почти в кромешной тьме. Пальцы аккуратно, почти невесомо держат тонкую отмычку, готовую вот-вот и сломаться, глазом не моргни. Поворот влево, ошибка. Чуть правее — снова не туда. Имперец прикрывает напряжённые взоры уставшие от работы в темноте, думает. Вслушивается в самые тихие звуки, ищет тот самый среди шума сверчков из окна, сопения хозяина дома и собственного приглушённого дыхания. Поворот, чуть-чуть ниже и… Вот оно! Гулкий щелчок кажется оглушительным, но юноша не нервничает, пытается. Открывая маленькие сейф, в котором мешочки золота, несколько дорогих колец, важные наверное документы. Сгребает в сумку, прислушиваясь к живому дому. Встаёт молясь, чтобы ни одна дощечка не скрипнула, и выходя из комнаты, слышит в другом конце комнаты беспокойное копошение тканей и храп, такой громкий, что его наверное слышно во всем доме. Из-за угла его бесшумно, словно ветром, выхватывают руки ставя у стены. Ёнджун смотрит на рюкзак в руках имперца, ухмыляется клыками одним своим видом хваля за проделанную работу. Чужой дом покидают спешно, тихо словно кошки выпрыгивая из окна, на почти летнюю, мягкую траву убегая, растворяясь во тьме.       Их лошади стоят недалеко, нужно возвращаться в гильдию.        Шум и гам в «Буйной фляге» зародился совсем недавно. Новые воры мало по малу стали осмеливаться вылазить из собственных нор, по нужде заработать денег или откопать собственный талант, но они выходили. Испытания проходили не все, далеко не все. Но гильдия процветает, воистину восстаёт из пепла, словно феникс.        Гю и Джун заходят внутрь Крысиной норы, обходя парочку воров, приветствуя некоторых. — О, вы уже здесь! — кричит Лиа подходя к ворам, с ней Субин, в привычной белой полураспахнутой рубашке с кружкой в одной руке и тряпкой в другой. — Я знал, что вы справитесь, не сомневался, молодцы, ваша выручка — и кидает тяжеленький звенящий мешочек в руки Гю. Ёнджун горделиво поднимает голову, вручая рюкзак в руки без дела стоящей полукровке.  — Мы пошли, — кидает старший и разворачивается, вновь идя на выход.       А Бомгю может лишь улыбнуться друзьям и побежать следом за нордом, слыша смешки Лии.       Дом, раньше пустующий в городе, принимает теплым светом очага. Юноша устало выдыхает воздух из груди, как только оказывается в обогретом пространстве. Ёнджун тихо посмеивается хлопая напарника по плечу, слишком долго задерживая пальцы на шее.   — Мы дома, — говорит он и младший улыбается. Однажды этот дом гильдия даже грабила, но сейчас это было просто почти заброшенное здание. Бомгю поворачивается к вору укладывая длинные конечности на чужой шее. Тепло льется по венам окутывая все тело приятной паутиной усталости и неги. Ёнджун снимает с себя руки держа за запястья, невесомо касается их губами, проводя линию из касаний до внутренней стороны ладоней. И Бомгю не сдерживает улыбки слабо кивая, тянется вперёд к мужчине уже шепча. — Да, мы дома…