Полтора охотника, одна вторая нечисти

Ступор, который длился всего пару секунд, но ощущался намного дольше, сменился потоком панически сменяющихся мыслей. Как такое возможно? Почему печать сломалась именно сейчас? А если и не сейчас, то почему тварь так долго выжидала, прежде чем показать себя? Всё было… будто заранее спланировано кем-то, подготовлено. Решив, что срочно надо что-то делать, Артём сделал первый шаг в сторону, осторожный, выдержанный, и, зацепив Антона за локоть, потянул за собой, не сводя с чудовища внимательного взгляда. Чудовище также внимательно смотрело в ответ. Тёма больше всего опасался повторения истории его дедушки, не хотел потерять ещё одного дорогого человека, который только недавно впорхнул в его пасмурную жизнь теплым весенним солнышком. Они медленно отошли к защитному знаку, который они проверяли до этого, а тварь, едва ли отставая от них на лишний шаг, преследовала свой будущий ужин. Первым голос подал Антон, полушёпотом, будто тварь могла понять их речь и разозлиться ещё больше: – Пули его не берут? – уточнил он. – Не берут, – с досадой и тихо выдохнул Артём. – Есть какие-нибудь идеи? – поинтересовался Горячев, пытаясь задвинуть парня себе за спину, но тот хотел того же для Антона и у них вышло такое странное противостояние, ведь каждый пытался защитить другого. А тварь не собиралась ждать, пока они решат, кто там кого будет защищать, она приближалась и цели её были вполне понятны. Казалось, что она могла бы уже кинуться и убить их. У неё была масса возможностей напасть на них неожиданно и убить за считанные секунды, это сбивало Артёма с толку. Существо вело себя неправильно. – Пока нет, – противореча своим словам, Артём скользнул рукой в рюкзак и вытащил продолговатую деревянную пластину, на которой была витиевато выведена защита глубокими четкими линиями. Эту пластину он вдавил в сырую, но твёрдую землю, оставляя отпечаток. – И всё же ты что-то делаешь? – проницательно заметил Антон, тоже начавший копаться в сумке и молча подавший банку с пеплом. Барьер не спасёт, но, по крайней мере, даст им возможность что-то придумать в относительной безопасности. В их случае даже несколько минут будут очень кстати. Монстр продолжал неспешно приближаться: добыча была на его территории, торопиться было некуда. Он, напротив, словно пытался растянуть удовольствие, которого ждал годами. Уже показались не только его горящие глаза, но и очертания, некогда сокрытые тьмой и туманом: угловатой головы с выглядывающими из пасти клыками; рваных, с грязной свалявшейся шерстью боков, с выглядывающими, жёсткими перьями, сливающимися в тёмной ночи; когтями… Тварь походила одновременно на медведя, и кого-то из представителей собачье-кошачьих, хвосты, правда, которых точно было несколько, длинные и лысые, больше походили на крысиные. Будто демон лепил свое тело из разных ошмётков энциклопедии про животных, рандомно и совершенно нелепо. Артём, наконец-то, поднял голову, поднимаясь на гудящие ноги, чтобы ответить: – Долго это не продержится, – предупредил он, судорожно бегая глазами по затуманенным очертаниям склепов, – Если мы восстановим защиту, даже номинально, мы сможем запереть тварь в пределах кладбища, и уже потом разобраться. Антон хорошо понимал, к чему клонит парень – тварь не выпустит их отсюда, а вот сама очень даже может выйти, ничто не держало её сейчас на границах кладбищенской территории. – Я её отвлеку, а ты осторожно выйдешь из круга вон там за могильной плитой, – Тёма ткнул в поросший мхом камень всего в двух метрах от них, – Обойдёшь ограду и обновишь символы. И выйдешь за ворота. – Совсем рехнулся?! – громче, чем следовало выдал блондин, – Сколько, по-твоему, продержится барьер? Оно разорвёт тебя на кусочки. – Не разорвёт, – процедил сквозь зубы брюнет, ему совсем не с руки было тратить драгоценные минуты, – Мы сдохнем оба, если ты не сделаешь то, что я прошу, Антон! Пожалуйста! – Чёрт бы тебя побрал! – выругался парень и быстро перерыл содержимое рюкзака, прихватив перочинный нож, банку с краской на основе дубового пепла и заметки по символике. Чёрта с два он бы подчинился в другой ситуации, но это был их единственный план, а время неумолимо утекало сквозь пальцы. Артём подступил к границе защитного круга, привлекая внимание монстра. Его колени незаметно дрожали, но Тёма шел уверенно, смотрел твари прямо в глаза и верил, что они выберутся отсюда живыми, потому что верил, что Антон всё сделает правильно. – Смотри, что у меня есть, – сказал вдруг Артём, вытащив из кармана фонарик, маленький и, в основном, бесполезный, но для твари неприятный и провоцирующий. Со щелчком нажалась кнопка на конце, Тёма навёл слабый луч на морду монстра, который лишь неприятно зажмурился на секунду, издав какой-то неразборчивый, ни на что не похожий утробный звук. Громадина впечаталась в невидимую стену, недовольно шлёпая себя по бокам хвостами. Всё внимание твари перешло к раздражающей вещице в руках двуногого куска мяса. У Антона появилась возможность выбраться, что он и сделал. Наклонившись под высоту могильных памятников, парень прошёл вдоль забора в сторону, обходя монстра и практически сразу скрылся в тумане. Отступая к ограде, касающейся защитного круга, Артём периодически светил на тварь, удерживая внимание на себе, но не доводя до запредельного бешенства. Обновлять испорченный символ одной рукой было крайне проблематично, но он справлялся. Дрожащими от нервного напряжения пальцами он ободрал ржавые хлопья и, отыскав в рюкзаке вторую баночку, прямо пальцами, не тратя время на поиск кистей, густо выложил символ. Едва закончив, он подскочил на ноги, опрокинув банку – тварь, будто почувствовав, что цепь восстанавливается, кинулась на невидимую преграду снова. И на этот раз у неё получилось заступить на прочерченную линию, будто очень тяжело, но сдвинув немного барьер. Пока между ними сохранялось хоть какое-то расстояние, надо было бежать… Артёму понадобилось несколько очень долгих секунд, прежде чем он сорвался с места в сторону, по дорожке между двумя секторами могильных захоронений. Он оставил на земле валяться рюкзак, но прихватил из него нож. Артём ни разу в жизни не бегал так быстро, путая тяжелую, но быструю громадину между старых склепов. На нестерпимую, обжигающую боль в горле от частых вдохов на морозном воздухе он даже не обращал внимания, как и тянущее жжение в икроножных мышцах. Все его мысли были заняты банальным выживанием. И он совсем не ожидал, что у одного из склепов в тварь прилетит что-то похожее на плохо завязанный пакетик с землёй. Тварь притормозила и начала вертеть башкой по сторонам, в поисках нового раздражителя, упустив из виду Артёма. – Я здесь, мразь! – закричал с противоположной стороны Антон, – Давай – давай, иди ко мне! Я прямо здесь! – Антон! – закричал уже Артём, – Что ты делаешь?! Парень привалился в изнеможении плечом к стволу дерева и пытался понять, где там в тумане двигается монстр, а где блондинистый самоубийца. Останавливаться было плохой идеей – сил практически не осталось, он с трудом держал тело вертикально. Антон, поганец такой, не ответил, зазывая к себе монстра, а Тёма не знал, что тот задумал и боялся навредить ситуации, но всё равно двинулся в короткий обход, рассчитывая встать между тварью и напарником. Как раз этого в плане Горячева и не было, но он предвидел упрямую самоубийственно-благородную натуру Артёма и первым выцепил взглядом брюнета в тумане, чтобы, сорвавшись с места, увести тварь в противоположную от него сторону. У Антона был очень рисковый, но всё-таки план. И шанс на его осуществление был только один. Всё-таки к вопросу изучения книг он подошёл очень даже ответственно и руку на ходу резал с запредельной решимостью. Надеясь, что куртка достаточно пропиталась его потом и запахом, он торопливо стягивал её, не прекращая бег. Комкая куртку в руках и пачкая кровью, он слышал, как тяжелые шаги за спиной и шелест листвы становились всё громче. Тварь неплохо заносило под собственным весом, блондин очень рассчитывал на то, что сила инерции будет сегодня на его стороне. Тренировки с Тёмой не прошли даром, его выносливость в беге улучшилась. Он едва не выдохнул с облегчением, когда на горизонте появился склеп, двустворчатые двери которого он заранее распахнул. Это был единственный склеп, массивная металлическая задвижка на котором была снаружи. В последний рывок он вложил все оставшиеся и даже заёмные у организма силы, чтобы прибавить скорости и, пробежав от склепа очень близко, забросить внутрь испачканную кровью куртку. Он даже не сразу поверил, когда его задумка сработала… Только времени на эти мысли не было, он бросился обратно, закрывать двери. Всем весом наваливаясь на них, он с трудом удерживал бешено ревущую, огрызающуюся и клацающую зубами тварь внутри, и вовремя поспевший Тёма помог закрыть их так, чтобы можно было набросить тяжелый деревянный засов на металлические крепления. У них это получилось. Оба без сил опустились на колени, но через секунду Артём вскочил на ноги и помчал за смесью для нанесения рун на сам склеп. Лишним не будет. Появилась заминка. Антон наконец-то обратил внимание на боль в боку. В темной ткани свитера были плохо заметные дырочки от острых зубов, а на самой коже красовался красный укус. Он даже не понял зачем, но дернул ткань вниз и спрятал рану, больше всего сейчас боясь, что Артём увидит и впадёт в неконтролируемую панику. – Вот эти, – сказал Артём, снова вынырнув из тумана и вложив Антону в руки бумажку с новыми символами. – Где? – только и спросил блондин. – Везде, – ответил тот, уже рисуя торопливо на дверях, – Чем больше, тем лучше. Пока они рисовали, изнутри ещё доносились непонятные пугающие звуки, но по мере того, как защитные знаки покрывали внешние стены склепа, тварь внутри затихала, пока Артём судорожно не выдохнул, ощутив, что исчезло что-то гнетущее... – Спит, – кивнул он на двери и привалился к холодному камню лбом, – Снова спит... – Насколько это надежно? – уточнил блондин, стараясь не корчиться от неприятной, но терпимой боли в боку. – Пока двери не откроют, – пожал плечами брюнет, – Я не знаю в каком состоянии защита на ограждении. Мы вернёмся сюда в ближайшее время и всё проверим. Только днём. Заколотим к черту склеп, я лично в строительном самые здоровые гвозди куплю. – Днём может быть проблематично, – вздохнул блондин, но Артём лишь устало махнул рукой, стягивая с себя куртку и накидывая на плечи Антона. – Ты в порядке? – спросил он, сомкнув концы на его шее, чтобы куртка не упала со спины, пока парень пытается просунуть непослушные руки в рукава. – Я в порядке, – соврал парень, глядя хоть и на тёплую, но не по погоде толстовку Артёма, – Ты замёрзнешь. – Не замёрзну, – отмахнулся тот, застёгивая рюкзак и, закинув на плечо, нетвёрдой походкой побрёл к выходу, – Догоняй. *** Антон прислонил ладонь к запотевшему зеркалу и смахнул в сторону, освобождая отражение на высоте своего лица. Там отразился уставший, бледноватый после приключений, долгой дороги домой и горячего душа парень с мокрыми волосами. Квартира казалась безмолвной, Артёма слышно не было, и Антон предположил, что тот вырубился, не дождавшись его. Тихо открыв поскрипывающую дверцу сбоку от зеркала, он вытянул из-за разноцветных бутылочек небольшую пластиковую коробку, которую и разложил на стиральной машине. Первым делом он достал антисептик и марлю. В душе укус сильно щипало, парень подозревал, что туда попало мыло. Хорошо промыв рану и промокнув её антисептическим раствором, вытер её насухо и ещё раз осмотрел. Выглядела та не слишком хорошо, но делать было нечего - сделав два тугих тура, укус скрылся под плотно лёгшими бинтами. Оставалось надеяться, что к утру повязка не промокнет насквозь. Пригладив через тонкую ткань кофты бок с повязкой, Антон вздохнул и, тщательно распихав всё по местам, как оно было, наконец отпер дверь и, погасив свет, выскользнул в холодный, по сравнению с запотевшей ванной, коридор. В комнате хозяина квартиры не оказалось, на кухне, которой они так и не воспользовались сегодня по прямому назначению, тоже. Непонимающе нахмурившись, Антон вернулся в коридор, а затем ткнулся в приоткрытые двери гостиной. Пропажа нашлась на диване, спящей в неудобной позе и с головой на твёрдом подлокотнике. Антон подумал, что они оба уснули бы сейчас и на полу, такая сильная была усталость. – Тём, – тихо позвал парень, присев перед диваном и, протянув руку, коснулся ладонью гладкой щеки, – Проснись. Первые секунд десять брюнет вообще никак не реагировал, потом нахмурился, видимо, испытывая желание отвернуться к спинке дивана, чтобы нарушитель спокойствия отвалил. – Ты кошмар, – выдохнул наконец Артём и сел, не открывая глаз. – Как скажешь, – усмехнулся блондин, – Только пошли в кровать. – Кроватка – это хорошо, – согласился Могильный, поднимаясь на ноги и позволяя отвести себя в спальню, он даже не обратил внимания в чью из них, какая разница, если вместе. Несмотря на усталость, Антон лежал в кровати без сна, глядя в тёмный потолок, на котором лежали пятна света от уличного фонаря, пробирающегося сквозь ажурное плетение занавески. Артём тихо сопел под едва слышный шум ветра за окном и лежать головой на его груди Антону было вполне комфортно, даже притаившаяся в боку боль отошла на задний план. Теплое толстое одеяло обычно хорошо справлялось с вечно мёрзнущими антоновыми конечностями, но не в этот раз. Парень едва сдерживался, чтобы не начать дрожать. Горячев прислушался к себе, температурой не пахло, а будь в квартире сильно холодно, то и Артём бы мёрз, но тот дрых без задних ног... Хотя, возможно, это сильная усталость и стресс. Антон вздохнул и пожалел, что у него есть силы находиться в бодрствующем состоянии и вообще он ни черта не понимает свой организм. Он не тянулся к телефону, не стремился узнать время или занять пустую голову просмотром новостных лент. Он просто хотел уснуть, но надежды были разбиты, когда будильник Артёма зашёлся в адской трели. Сонный брюнет, слепо опустил ладонь на покоящуюся на его груди голову и, погладив по волосам, скорее всего даже неосознанно, потянулся к разрывающемуся телефону на тумбочку. Антон мысленно его поблагодарил, когда в комнате вновь воцарилась тишина. Ни он, ни Тёма не подскочили с кровати сию секунду. Брюнет продолжил поглаживания, впуская пальцы в совсем немного сырые волосы. Антон не чувствовал, чтобы усталости в теле стало хоть на каплю меньше. Он пролежал несколько часов без сна и больше всего сейчас боялся, что банально свалится на пол, попытавшись встать с кровати. Главной проблемой, конечно, оставалось то, что он всё ещё был студентом на последнем году обучения и прогулы были очень нежелательны. Артём, завозившись под его щекой, приподнялся на локтях, бережно переложив парня на подушку и, поправив одеяло, коснулся его шеи губами, прежде чем выскользнуть из постели. Он слышал, как зашумела вода в ванной комнате и пытался придумать правдоподобную причину остаться дома. И прогула не хотелось, и Тёму одного оставлять не хотелось, и подозрения вызывать тоже... Он снова завис в своих мыслях, потому что ему показалось, что вернулся Артём в комнату очень быстро, вытирая лицо светлым полотенцем. Бросив его в ногах Антона поверх одеяла, парень медленно забрался на кровать и, нависнув над блондином, снова коснулся его шеи губами, на этот раз под ухом. – Встаёшь? – спросил негромко брюнет, будто опасаясь спугнуть его сонливость, если ответ окажется отрицательным. Будто действительно даёт выбор... – Я могу остаться? – как-то неверяще и чуть хрипло спрашивает Антон, подставляясь под тёплые губы. – Можешь, – кивает тот, – Но без меня. Мне надо пересдать Кошмаридзе зачёт, а у тебя сдан. – Удачи, дорогой, – желает Антон и пытается натянуть одеяло на лицо. Слушает, как тихо передвигается по квартире Артём. Собирает сумку и, кажется, даже не хлебнув горячего чая, уходит, закрыв входную дверь своим комплектом ключей. У Антона получается уснуть, только достав из шкафа второе одеяло, по толщине не уступающее первому. Сам сон беспокойный и тяжелый, постоянное ощущение того, что он тонет в чём-то холодном и липком, а потом неожиданный оскал чьей-то хищной пасти и блондин распахивает глаза. Долго лежит без движения, понимая, что под щекой неприятная влага холодит и точно, уголок рта мокрый. Парень приподнимается и ожидает увидеть мокрый от слюны уголок подушки, но... Он красный. И запах, такой специфический. Испуганно дёргается и слепо ощупывает рот, собирая пальцами влагу. Опускает глаза и понимает, что сейчас увидит... Не видит красного. И на подушке тоже нет красного. Показалось. Померещилось. Сердце только в груди, как бешеное стучит. Бредёт на кухню, потирая ладонью лицо и вдруг теряется... Без Артёма в квартире очень тоскливо. Одно его присутствие рядом всё меняет. Бросает взгляд на настенные часы и... Время давно уже даже не обеденное, а у Артёма в расписании всего две пары было, а это значит... Возвращается в спальню и находит телефон. Набирает нужный контакт с предельно чёткой целью – отругать. Гудки нервируют, но, когда они наконец сменяются знакомым голосом, что-то внутри теплеет. – Да, Тош? – Могильный, где тебя носит? – хоть и недостаточно строго, но спрашивает Антон. – Я уже еду домой, – отозвался тот и на фоне у него действительно характерный для общественного транспорта гул. – Твои пары закончились больше четырёх часов назад. – Я решил побыстрее разобраться с кладбищем, – как ни в чем не бывало сообщил Артём. – Один?! – Нет, – тут же ответил парень, отлично понимая суть наезда и даже не пытаясь его оспорить, – С Фиром. – А он что, вернулся уже? – сменив гнев на милость, полюбопытствовал Антон. – Да, – ответил тот, – Так боялся увидеть, что сделал с его обителью Марк, что решил сначала морально подготовиться. – Так и почему ты едешь на общественном, а не с комфортом на машине Фира? – Потому что позвонил Марк, спросить какого хера он ещё не целует его пятки, если уже вернулся в город и что за блядь сопит на заднем фоне. Антон, я что, громко дышу? – Через сколько тебя ждать? – поинтересовался Антон, отсмеявшись и сделав мысленную пометку позвонить другу. – Дороги заметает уже третий час, боюсь дома я буду ещё не скоро, – вздохнул Артём, и приглушенно попросил кого-то сойти с его ноги, – Толкучка нереальная. Артёма жалко было сильно, но зацепившийся за призрачную мысль Антон, поспешил подойти к окну… Если до этого снег нет-нет да и срывался с неба, но таял быстро, не укладываясь на землю, то сейчас за окном было всё белым и непрекращающаяся метель билась о стекло. – Тём, – тихо, почти шёпотом позвал блондин, даже не замечая, как темно в комнате для столь раннего времени. – М? – отозвался тот и Антону нравилось думать, что тот улыбается этой своей тёплой и всезнающей улыбкой. – Это что, зима уже? – Снег, мороз, короткий день, – с сомнением перечислил собеседник, – Даже не знаю, на что это похоже… – Язва, - не обидно буркнул Антон и сбросил вызов. Сжав в руке телефон, он полюбовался разбивающимися об окно хлопьями ещё несколько минут и только потом зажёг свет на кухне. Антон сам себе напоминал какую-то заботливую жёнушку, кромсая идеально-ровные бутерброды, потому что приличной здоровой еды в доме уже как несколько дней не водилось. Времени ни у одного, ни у второго приготовить что-то не находилось. Их это не то, чтобы сильно трогало, не было ничего странного в том, чтобы перебиться яичницей или бутербродами. Химозная овсянка из пакета, залитая кипятком тоже неплохо, если бухнуть туда ложку сгущёнки. Одинаковые ломтики не очень свежего хлеба уже покрывала колбаса, Антон пытался нарезать не в меру твёрдый сыр, частично надавливая на огромный нож своим весом, когда в боку очень резко вспыхнула боль, да такая, что блондин выронил свой опасный инструмент, застонав и согнувшись. Опираясь на колени руками, он пережидал боль, пока она не ослабла настолько, чтобы он смог выпрямиться и выйти из кухни. В ванной он вновь вытащил коробку с медикаментами и, задрав кофту, поспешил снять повязку, чтобы посмотреть, что изменилось в ране за ночь и не стало ли хуже. Пропитанная кровью марля крепко присохла к коже. Антон закусил нижнюю губу, медленно отрывая некогда белую материю от краёв раны. На первый взгляд – ничего не изменилось, но таких ярких следов воспалительных процессов ночью ещё не было. Горячев опасался, что без антибиотиков здесь не обойтись, но гноя не было и это уже радовало. Только кровило, не переставая и болело нещадно. Антон свернул старую повязку, пряча красные участки белыми и, наступив на педаль мусорного ведёрка, выкинул. Он уже собирался накладывать новую, когда в прихожей раздался шум, а блондин, испуганно дёрнувшись, сшиб бутыль с антисептиком и тот ударился с грохотом о пол, покатившись к ванной. – У тебя всё нормально? – предсказуемо отреагировал на шум Артём. – Да! – достаточно громко ответил Антон, чтобы брюнету не пришло в голову проверять это. Судя по шуму, парень разделся, разулся и прошёл мимо его двери к себе в комнату. Антон задержал дыхание на несколько секунд и замер, уже ища глазами маленькие ножницы, которыми он отрежет бинт и постарается так же тихо, без характерно-узнаваемого стука положить их обратно. Наверное, он вёл себя глупо, не как взрослый человек, скрывая от Артёма достаточно серьёзную рану. Но поделать он с этим ничего не мог, почему-то в голове так ярко представлялся скандал, которых Артём ни разу ему не закатывал, но... Все проблемы от дурных мыслей. Блондин будто вбил себе в голову, что после смерти дедушки, ранение тем же монстром ещё одного близкого человека подкосит Артёма. Казалось, прошла вечность, прежде чем он выбрался из ванной комнаты, дважды пробежавшись глазами по помещению, убедившись, что всё спрятал, и нажал на кнопку слива унитаза, теперь уже намеренно имитируя неподозрительный шум. Артём отыскался в гостиной. Он сидел на полу и вокруг него полотном стелились по полу жёлтые листы, заполненные уже знакомыми Антону текстами и символикой. – Что ты делаешь? – полюбопытствовал блондин, предельно осторожно опустившись позади него, пользуясь тем, что парень не смотрит на него, занятый писульками в своих руках, и обнял за шею. – Да Фир херню какую-то прогнал, смуту посеял... Нет, всё правильно я сделал, всё по правилам, – облегчённо выдохнул брюнет и, откинув листы поверх тех, что уже лежали на полу, повернул голову в сторону, чтобы хоть краем зрения видеть блондина, – Привет. – Привет, – отозвался Антон, наклонив голову и встретившись со ждущими его губами. По телу сразу же пробежала волна духоподъемного тепла. Соскучились оба. Задумывавшееся, как один невинный поцелуй, вдруг переросло в два, а то и три... Развернувшийся в его руках Артём как-то ловко и незаметно втиснулся между его коленей и обнял, придержав ладонью под выпирающими лопатками. Одуряющее чувство счастья от интимной близости разбилось под острым напоминанием о реальности – бок прострелило невыносимой болью от неловкого движения, и Антон болезненно застонал прямо Артёму в рот, не сдержав себя. Могильный мгновенно разорвал поцелуй, выискивая глазами причину. Он испуганно и настороженно оглядел чрезмерно побледневшее лицо, а затем спустился взглядом к животу, туда, где Антон рефлекторно и неосознанно согнулся. – Не шевелись, – приказал брюнет, уложив парня спиной на пол и достаточно резко, чтобы у того не было времени отгородиться от него, задрал кофту. Всё внутри похолодело у Артёма, когда он увидел бинты со свеж проступившей кровью. – Артём... – виновато начал Горячев, подняв на него глаза. – Замолчи, – велел брюнет, уже нащупав узелок сбоку, – Прямо сейчас, ни слова... Артём ощутил непреодолимое желание разбить кисти о пол в кровь, чтобы залила всё здесь алым. Как краской закрасила картину перед глазами. Картину, которая свидетельствовала о том, что Артём не справился. Не уберёг. Не защитил. Слишком много "не", которые в горле комом встали, пока он убирал последний марлевый виток и вот она неприкрытая враньём правда. То, что это от зубов сомнений вообще нет. Артём разглядывает глубокие раны от клыков и слитый в полоску между ними след от резцов твари. Опирается руками на пол, по обе стороны от обнажённого с раной живота, потому что голова вдруг закружилась от осознания того, что пиздец произошёл ещё вчера, а его просто не предупредили. Страх сковал ледяной тюрьмой, паника не давала сделать и вдоха. Антон не хотел, чтобы Артём узнал, хотя и понимал, что это случится. Не хотел, чтобы это происходило… сейчас. Хотел ещё времени на беззаботную жизнь. Видя панику, которую сейчас переживал Артём, Антон тихо, словно маниакально, зашептал, пытаясь дотронуться до руки Артёма, но, тем не менее, не делая резких движений, понимая, какую отдачу может получить: – Тём, Тём, ты не виноват, слышишь? Не твоя вина, я сам подставился, Артём. Горло сдавливало что-то, что мешало дальше оправдываться, словно нашкодившему щенку. Ком, состоящий из горя и сожалений и, наконец, так запоздавшего страха за свою жизнь. Могильный едва его слышал, пережидая опасную бурю эмоций. Он едва сдержал себя, чтобы не зажать идиоту рот рукой, лишь бы не слышать... Артём верил в его здравомыслие. Этот человек ругал его за неправильное обращение с царапинкой, а сам... Руки чесались стереть с его лица это виноватое выражение, но он дал эмоциям другой выход: – О чём ты думал, скрывая от меня... Нет, заткнись и слушай! – не дав перебить себя, ядовито прошипел Артём, нависая над распластанным на полу парнем, – Даже не хочу знать, на что ты рассчитывал! Что само рассосётся? Ещё бы подорожник приложил, идиот! – О тебе я думал! О тебе! – не выдержав давления, на повышенных тонах бросил Антон. Сжав губы в тонкую линию, поднявшись на локтях, Горячев потянулся к Артёму, настойчиво игнорируя боль в боку. Едва касаясь, он провёл ладонью по его плечу, остановил ту на трапеции, прижав, едва касаясь чужой шеи кончиками ногтей. Во взгляде Артёма концентрировалась злость и боль, настолько острая, что колола насквозь сердце, она отражалась и во взгляде Антона тоже: – Прости меня… Тём, прости… Я не хотел, чтобы… – говорить было сложно, – Чтобы тебе пришлось проходить через это. Снова. Пальцы слегка коснулись длинных волос, но не двигались дальше. Ощущаемая вина продолжала давить сверху, парализуя эмоции. Антон чувствовал внутри лишь пустоту, в отличие от Артёма. – Не смей говорить так, будто ты уже умер! Всё же, не сдержавшись, Могильный ударил раскрытой ладонью по полу, наделав шуму больше, чем было бы бей он кулаком. Хоть Антон и отбрасывал любые мысли о неблагоприятном исходе, но всё равно не мог от этого восклицания не вздрогнуть, как и от резкого звука рядом, и он понимал, что удар этот весьма справедливо должен был бы предназначаться ему. Артём перехватил его за запястья, крепко до боли сжав и заглянул в напуганные глаза, продолжив низким, внушительным голосом: – Прошло больше двенадцати часов, и ты ещё жив, – сказал он, не позволяя Антону потерять внимание, – У деда раны сочились чёрным, а твои только воспалены. Это что-то да значит... Пока Артём заново осматривал укус, Антон не выдержал, продолжая раскаиваться: – Извини… – Да прекрати ты, чёрт тебя подери, извиняться! Замолчи! Надо что-то делать… Выбор был небольшой. Звонить Фиру и приобщать к проблемам? А если тот Марку доложит, о том, что Антон слегка полутруп? Проблем не оберёшься. Сообщать тому - последнее, чего бы хотел Горячев, срабатывала та же тактика избегания, что и в случае с Артёмом. – Лежи! – рявкнул Артём, подскочив на ноги и вылетел из гостиной, едва не снеся двери с петель, что жалобно заскрипели, ударившись о стену и медленно отклонившись обратно. Могильный вымыл руки в ванной торопливо, но тщательно – после улицы, кладбища и общественного транспорта даже думать не хотелось, какие организмы поселились на ладонях. Антон даже не шелохнулся, придавленный к полу чувством вины и страхом вывести Артёма ещё больше из себя. Обратно тот вернулся, удерживая в руках несколько разных коробок, которые поставил на полу рядом с Антоном и быстро принялся перебирать их содержимое. Так Антон в скором времени любовался странными стеклянными бутылочками с древесными пробками. Перемолотые травы внутри знакомыми ему не казались. Он хотел протянуть руку и найти бумажку с подписью, но не осмелился пошевелиться. Снова подскочив на ноги, брюнет направился в кухню, слив большую часть воды из чайника, чтобы закипело быстрее, он его включил и через несколько минут вернулся с пластиковой миской, наполненной кипятком. Травы, в непонятном для Антона соотношении, сыпались в воду и выходящий из неё пар быстро приобрёл насыщенный душистый аромат. – Ты же не выльешь на меня кипяток, да? – тихо уточнил блондин, впрочем, пить это тоже не особо хотелось – запах быстро стал резким и неприятным. – Если бы тебя это излечило, непременно бы вылил, – сосредоточенно проговорил Артём, всё его внимание было приковано к флаконам и порошкам. Поясница на полу уже побаливала и кожу холодил гуляющий по полу сквозняк, но Антон думал об этом в последнюю очередь. Поняв, что он забыл что-то, что впитает отвар, брюнет снова поднялся и отправился на поиски бинтов, которых в квартире всегда было в избытке, с его-то профессией. Вернувшись с искомым, Артём разрезал их на приблизительно одинаковые полоски и всё это отправилось в насыщенно жёлтый кипяток. – Скорее всего будет больно, – предупредил Артём, натянув рукава до локтей. – Меньшее из зол, – справедливо заметил Антон, наблюдая за ловкими руками брюнета, и тихо спросил: – Ты злишься на меня? Могильный не ответил. Подцепив в горячей воде пальцами одну из недлинных лент, Артём вытянул её над водой, немного подождал, пока стекут излишки и, не беспокоясь о том, что капает на пол, перенёс на живот Антона. Укладывая мокрую материю прямо в рану, Могильный слегка придавливал пальцами, заполняя все разрывы в коже. Неудивительно, что Антон, хоть и удержал себя на месте, но громко зашипел сквозь зубы, испытывая огромное желание оттолкнуть чужую руку. Мышцы живота под рукой затвердели и из раны вновь стала сочиться кровь, а это было плохо. Ему нельзя было дёргаться... Артём понимал, что делает больно, страдал от этого не меньше самого Антона, но должен был сделать всё, чтобы спасти. Поэтому он пересел на его бёдра и свободной рукой опёрся своим весом на его грудь, прижав к полу. – Скоро пройдёт, – пообещал он, – Смотри на меня. Антон, смотри на меня! Я знаю, что очень больно. Потерпи, пожалуйста. Сцепив зубы и тихо скуля, Антон не выдержал и схватился за футболку Артема, едва её не разорвав. Боль была невыносимая и с каждой секундой становилась сильнее, жгла, словно раскаленный прут. Кровь уже насквозь пропитала бинт и сцежено капала на пол, в глазах у Антона начало темнеть, заметив, что руки на футболке начали слабеть, Артём быстро убрал компресс и надавил на рану чистой сухой тканью: - Антон! Не спать, не спать, Антош, ещё пару раз, потерпи… Жаль, что Антон уже был не в силах понять его слова, уплывая в такое восхитительное ничто.