Позволь мне отвезти тебя домой

      Где-то в глубине сознания Хосок понимал, что ему нужен перерыв. Однако, это было бы совсем невовремя из-за скорого камбэка; да и не то чтобы подобное время — каждый год — было напряжённым, Хосоку попросту нравилось усердно работать и видеть, как окупались потраченное время и силы, а его группы и их участники преуспевали в хореографии. Хосок до одури любил помогать его людям становиться лучше и повышать свои умения и гордился работой, что он когда-либо проделал.              Хосок не был слишком уверен, что в этот раз камбэк пройдёт успешно. Может быть, потому, что сейчас он работал с двумя группами, дебютирующими в этом году, и хотя все участники были невероятными — это уже означало, что Хосок затратит на них больше времени, нервов и эмоциональных потрясений.              Одна из его любимых женских групп, с кем ему довелось работать с момента их дебюта, когда они пару лет назад выиграли конкурс популярных айдолов, имела некоторые… внутренние проблемы, над которыми они без устали пытались справиться.       Две девушки недавно начали встречаться, что, конечно, хранилось в секрете, однако сексуальная ориентация Хосока не была чем-то тайным, из-за чего они обращались к нему с просьбой помочь их отношениям. И, как в любой сплочённой группе, когда двое из них становились особенно близки, проблемы выплёскивались наружу значительно больше, чем простые ссоры, и Хосоку приходилось разбираться в этом, куда он действительно не хотел бы ввязываться.              В то же время он знал, что имел право сделать шаг назад, сказать «нет» некоторым обстоятельствам, но оказался жутким перфекционистом и любил своих танцоров абсолютной любовью — для него они стали семьёй. Он пытался справиться с напряжением, сильной усталостью и давлением со стороны «семьи», — впрочем, как и всегда, — старался не думать об этом и просто двигаться дальше, но…              Сегодня уже четвёртая ночь, когда Хосок слишком устал даже для того, чтобы добраться домой. Он едва мог держать веки открытыми, а глаза словно были покрыты песком оттого, как отчаянно он хотел спать. Время перевалило за полночь, но Хосок так и не принял душ и не ел с тех пор, как перехватил что-то на завтрак.              В общежитии были пара комнат, выделанных под персонал, но Хосок предпочитал им диван в студии одного из продюсеров. Не то чтобы здесь не было сменной одежды или душа, еды и постели, но его сосед по комнате был там — лучший друг, любовь всей жизни…              Хосок поморщил нос от этой мысли, как только та прокралась в его голову. Но часто, когда подобное чувство украдкой пробиралось к нему, Хосок не мог не думать о Ким Намджуне, как бы тот утешил его крепкими и неуклюжими объятьями. Хосок даже не мог забыть, как он освежающе пах тонким одеколоном и нечто земельным даже после недельного пребывания в здании и его студии.       Постоянно думая об этом, Хосок мылся ненамного дольше, чем обычно. Призрачный след Намджуна каждый раз ускользал, смешиваясь с уходящей в слив пеной, оттого, что тело оставалось чудовищно тяжёлым, а ноги не могли ни сдвинуться, ни оторваться от пола, пока он вытирался. И Хосок даже не понимал, что надетая им серая толстовка принадлежала Намджуну, пока на руки не упали большие манжеты, а воротник слегка пах тем одеколоном, хотя и пролежала в шкафу долгое время.              Это заставило почувствовать себя ненамного лучше хотя бы на мгновение — стало не так одиноко, когда он разделил свою грязную одежду и, пообещав вернуться к ним завтрашним днём, положил обратно в шкаф.              Хосок медленно шёл к лифту, и его шаги казались такими тяжёлыми, что отдавались эхом вдоль пустых коридоров. Он прошёл мимо пары людей, что выходили в масках либо за полуночным перекусом, либо им посчастливилось вернуться домой, и послал им улыбку и кивок, хоть на это потребовалось немного усилий, чтобы даже приподнять уголки рта.              Наконец, он дошёл до лифта, чувствуя себя полностью опустошённым: какая-то часть сознания не могла отключить ту сторону его личности, что всегда хотела улыбнуться и сказать что-то приободряющее, чтобы сделать кого-то вокруг счастливым. Хосок лениво нажал кнопку верхнего этажа и рухнул вниз, прислонившись к стене, а опустив веки, ждал, пока лифт бесшумно начнёт подниматься.              Когда же открылась дверь, Хосоку повезло, что коридоры оказались полностью пусты, и он повернул направо, не отрывая глаз от флуоресцентных туфель. Он проходил эти коридоры столько раз, что мог легко пройти его в темноте, двигаясь по памяти, и на этот раз ему удалось вспомнить наизусть — всего за несколько секунд.              Хосок быстро дошёл до двери студии, ввёл код, а затем проскользнул внутрь, сразу же почувствовав, как ослабло напряжение в плечах. Прислонившись к двери, он несколько раз глубоко вздохнул через нос и ощутил, как тело автоматически расслаблялось от окружаемого его запаха Намджуна.              Стало намного лучше.              Но Хосок всё ещё чувствовал страшную усталость, и ноги не переставали пульсирующе ныть в туфлях, хоть и последние пару дней он старался не слишком напрягаться.              Хосок упал на бок на диван Намджуна и сбросил обувь. Ему хотелось закинуть ноги на подлокотник и немного потянуться, но это занимало слишком много сил — не хотелось даже двигаться. Глаза оставались закрытыми, и ощущение терпкого комфорта вмиг охватило его: становилось всё больше приятно и тепло в толстовке Намджуна, чересчур большой для него. Подушка под головой слегка пахла тем же одеколоном, и поскольку Хосок был один, он не мог не повернуться к ней и сделать глубокий вдох.              Бля.              Насколько же это тупо, что член тут же дёрнулся в шортах.              Хосок застонал от разочарования, пытаясь не думать, как бы хорошо пахла толстовка Намджуна, если тот носил её накануне, — прошло уже несколько дней с тех пор, как они виделись, хотя технически жили и работали вместе. Намджун был занят, но они всё же переписывались ежедневно — перебрасывались «как ты?» даже когда были поглощены работой, особенно во время камбэка.              Сейчас Хосок чувствовал смешение из усталости, разочарования и возбуждения, хоть и понимал, что не сможет исправить две вещи из них.              Он резко втянул воздух сквозь зубы и согнул ноги на неуютно маленьком двухместном диване, что, очевидно, не был настолько удобным, как постель, но был самым утешительным местом во всём здании. Тут же Хосок кинул взгляд в другую часть комнаты: единственные вещи, что когда-либо менялись здесь, — так это книги, что лежали полукругом, и мусор от стаканов для напитков до контейнеров еды навынос.              В следующее же мгновение Хосок заметил фотографию, прикреплённую к нижнему углу компьютера Намджуна.              Это было их селфи, сделанное во время велосипедной прогулки вдоль реки Хан. Хоть они и находились в тени, щёки Намджуна едва отдавали розовым румянцем, а сам он слегка закусил нижнюю губу, застенчиво и смущённо улыбаясь в то время, как Хосок — широко и лучезарно, наклонив к нему голову.              Другой снимок размещён в рамке, и на нём были изображены и Намджун, и Хосок, и ещё пятеро их лучших друзей в ночь, когда их младший — Чон Чонгук — окончил школу фотографии. И Хосоку ужасно нравился этот снимок, но… В маленькой селфи, которую Намджун прикрепил к своему компьютеру, было что-то такое, что всегда заставляло сердце Хосока трепетать даже в его обессилевшем состоянии.              Он старался избежать приятных, успокаивающих запахов, что вызывали такую реакцию, на которую у него просто не было сил, и закрыл глаза, пытаясь расслабиться.              А затем желудок издал громкий булькающий звук, снова напомнив о том, как давно Хосок не ел. Он попросту забыл заказать что-нибудь перед тем, как принять душ, чтобы этот заказ уже был готов и доставлен к тому времени, когда он сонно тащился в студию Намджуна.              — Да бля-я, — с выдохом протянул Хосок.              Он был бы в ярости на любого из своих танцоров, если вдруг узнал, что они ели только один раз в день, но сам не мог даже начать думать о том, чтобы поесть. Но, с другой стороны, выбрать и заказать еду занимало слишком много сил и энергии.              Как только разнёсся звук нажимающихся клавиш кода с другой стороны студии, Хосок, испугавшись, подскочил на месте.              — Джун! — ахнул он, встретившись с Намджуном в проёме.              — О, Хосок-и.              Голос Намджуна был мягким и нежным, особенно когда он посмотрел вниз, и словно совсем не был удивлён, увидев там Хосока. Тот же чувствовал, как краснели щёки от смущения и факта, что отнюдь не скрывал, что часто уединялся в чужой студии ночью. Впрочем, и Намджун знал об этом.       «А, чёрт!» — подумал Хосок, мгновенно приходя в себя. Нужно было как-то выкручиваться из этого дурацкого положения.       — Так, что ты здесь делаешь? — спросил он, прежде чем Намджун выгнул бровь и вошёл в студию.              Поверх толстовки на нём была надета лёгкая куртка, маска надвинута на подбородок, а на тёмные волосы надета бейсболка. Сейчас его одежда отличалась от той, в которой Хосок мельком заметил его ранее, — значит, что Намджун уже был дома, а позже вернулся.              — Что я здесь делаю? В моей студии? — насмешливо ответил тот этим дразнящим и в то же время ласковым голосом, отчего Хосок вмиг почувствовал беглое волнение, но взгляд тут же упал на бумажный пакет в его руках.              — Что это? — едва слышно произнёс он.              — Я принёс тебе немного еды, — Намджун поднял пакет, — кимчи боккеумбап, — сказал он с полуулыбкой, и Хосоку вдруг захотелось плакать от того, как он был счастлив.              Они толком не разговаривали пару дней, но и Хосок ни разу не говорил Намджуну, насколько измотанным себя чувствовал, потому что забота о нём не входила в обязанности того, и всё же… Вот, он здесь — настоящий, вовсе не плод усталости и воображения.       Намджун невольно утешил его своей одеждой и впустил в «обитель» — студию, которую не любил ни с кем делить, — и теперь он заботился о нём, принеся еду, и это заставило сердце Хосока пропустить удар в наисильнейшем трепете до вмиг выступивших слёз.              То есть он действительно расплакался.              — Хоби, — бросил Намджун, падая рядом с тем на колени, и тут же почувствовал его руки на себе.              Хосок так удачно выхватил пакет из его рук, что тот оказался на диване, и помог Намджуну удержаться на ногах. Всё это заставило его улыбнуться уже не той болезненной улыбкой, и казалось, только Намджуну дозволено видеть её и никому более — даже парням, что уходили из здания.              — Что случилось? Я думал, что у тебя просто очень плотный график и поэтому ты останешься на ночь, но что-то случилось? — всё продолжал говорить Намджун, накладывая слова друг на друга, и его голос звучал таким обеспокоенным, любящим и милым, что Хосок не мог ничего поделать со слезами, без конца улыбаясь.              — Хосок-и.?              Тёплыми руками Намджун кротко касался коленей Хосока, а его голос потерял ту встревоженность, которую тот ранее услышал в тоне. Наоборот, голос звучал увереннее, а отчётливость слов показалась Хосоку самодовольной, словно Намджун откуда-то догадывался или уже знал, что произошло.       — Боже, прости, Намджун, — пробормотал он, вытирая ладонями лицо.       Хотя ранее он чувствовал себя полностью измученным, эта усталость уходила, смешиваясь с блеском слёз в глазах.       — Нет, я в порядке, правда, — он судорожно, дрожаще сделал глубокий вдох и прежде всего уже не желал отступать.              На мгновение бы больше остаться так близко с Намджуном, подогнувшего рядом с ним колени, но ему пришлось сильно выпрямиться, чтобы глубоко дышать. Ему потребовалось немного времени, чтобы медленно перегнать воздух из лёгких, прежде чем позволить снова расслабиться, опустив плечи.              — Я в порядке, — сказал он куда твёрже и увереннее.              — Ты начал плакать, Хоби, — заметил Намджун, слегка сжав колени Хосока.              Тот как-то сдавленно хохотнул, но понимал, что звучало это не так убедительно, как хотел, поэтому попытался заверить Намджуна:              — Намджун-а, — начал Хосок и быстро вытер лицо рукавом толстовки, хотя и чувствовал, что они накатят снова, — нет я… я в порядке, серьёзно, просто… — умолк он и, сделав прерывистый вдох, уже не мог отвести взгляд от Намджуна — ни в потолок, ни в пол. — Я, честно, рад видеть тебя, вот и всё… и то, что ты принёс еды.              Выражение лица Намджуна всё ещё выглядело обеспокоенным, прежде чем он выдавил небольшую ухмылку.              — Обычно ты не приходишь в такой восторг от еды — это работа Чонгук-и, — произнёс он, и Хосок фальшиво прыснул.              Вдруг всё такими же тёплыми прикосновениями Намджун трогал лицо того, нежно обхватил подбородок и стёр дрожащие капли слёз, мягко касаясь щёк. Хосок не мог сдержать вырвавшийся удивлённый вздох от того, насколько же близко ладони были к нему, а на губах он чувствовал размеренное дыхание Намджуна. Влажные ресницы неприятно слипались, собирая на нижних остатки слёз, движения становились похожими на сон, а мысли словно стали детскими и наивными.              — Я просто хочу убедиться, что с тобой всё нормально, — тихо сказал он мягким и привычно искренним тоном, не оставляя тени серьёзности, и Хосок не мог смотреть на что-либо, кроме его лица на подсознательном уровне — настолько Намджун и его присутствование успокаивали.              — Я в порядке, Намджун-а, — повторил Хосок, несмотря на недоверчиво нахмуренные брови того. — Ты же знаешь, каково это время года и на что оно похоже. Я просто… — он слегка поморщился — ему действительно не нравилось жаловаться.              Хосок любил свою работу, зная, что ему невероятно повезло оказаться в том положении, в котором находился сейчас, — на это невозможно пожаловаться. Но Намджун наблюдал за ним и терпеливо ждал, зная наперёд, что всё, что Хосок скажет, будет воспринято с пониманием.              — Я просто так устал, — его нижняя губа слегка дрогнула при этом признании, и он возненавидел всё, что произошло этой ночью, но в то же время было просто приятно высказаться.              — Ох, Хосок…              От голоса Намджуна, наполненного любовью и заботой, Хосок ощутил, как ещё один всхлип вырывался из груди.              — Я просто устал, и всё болит, — повышая тон, Хосок всё больше поднимал плечи к голове, будто пытаясь закрыться, но напряжение вновь возвращалось к телу, и в горле начало першить. — Я так хочу найти силы уйти отсюда, вернуться домой, блять, съесть что-нибудь существенное, горячее, хочу в настоящий, нормальный душ.              Хосок полуоборванно вздохнул, и, хотя он думал, что снова начнёт плакать, вырвалось всего несколько слёз, которые быстро поймал пальцами Намджун.              — Я так устал, — закончил он, на коленях сложив руки, а на них подбородок, не замечая, как словно бы помутнел взгляд Намджуна, и тот поджал губы.              — Эй, — через мгновение прошептал он и, подняв руку, провёл её по волосам Хосока, слегка массируя кожу головы.              Тот наклонил голову ему навстречу и даже не осознавал, как сам тянулся к Намджуну, дыша уже более свободно, чем минутой ранее.              — Хоби, хочешь, я помогу тебе?              Намджун выглядел как-то нерешительно, чего не заметил Хосок, увлечённый его мягкими прикосновениями к голове и волосам.              Намджуна было так много, столько его касаний, что Хосок и не думал, что когда-нибудь захочет снова открыть глаза.              Но затем Намджун отдёрнул руки, и Хосок не смог сдержать скулёж и, будто протестуя, тянулся обратно. Намджун бросил на него виноватый взгляд, но вместо этого он потянулся, чтобы поддеть офисный стул за подлокотник, потянул на колёсах, пока тот не оказался перед диваном, и сел так, чтобы между бёдрами протиснулись ноги Хосока сильно меньше его.              Он вскрыл бумажный пакет, до этого лежавший в углу дивана, а Хосок внезапно отвлёкся, вспомнив то время, когда люди в сети описывали Намджуна только как долговязого парня, с нескладными мясистыми бёдрами, что сильно облегали простые тренировочные штаны.       Из них двоих Хосок определённо был более мускулистым, но теперь ему в самом деле нравилось, каким небольшим Намджун заставлял его чувствовать себя в такие моменты. В сущности, Хосок не пытался выглядеть мужественным — в этом ощущении для него было нечто интимное, что он мог разделить только с наиболее близкими людьми. Быть может, с лучшим другом, любовью всей жизни…              — Хосок? — позвал того Намджун.              Хосок тут же опомнился, увидев, что Намджун достал из сумки миску кимчи, а также палочки для еды.              — Дай мне помочь, — повторил он и затем поднял палочки со взятыми кимчи и овощами.              Чёрт возьми, он предлагал покормить Хосока!              Больше это походило на некое чувство суеты, как если бы дело коснулось Чонгука и того, что тот слишком много возлагал на себя и доводил состояние до критического. А может, как если бы Чимин становился чересчур предвзятым по поводу того, как он выглядел в зеркале или глазах людей в какой-либо одежде, и запирался в комнате на неделю.              Однако, это не касалось Хосока: он, как один из старших, всегда присматривал за младшими.              Так они что, поменялись местами?              Рот Хосок приоткрыл ещё до того, как он понял, что произошло, и Намджун нежно улыбнулся, наклонившись к нему. Он держал палочки возле рта Хосока и ждал, пока Хосок откроет его шире.       Первые вкусовые ощущения на его языке заставили вспомнить, насколько же он был голоден по чему-то существенном, а Намджун уже был готов поднести с ещё одной порцией риса, кимчи и овощей.              Никто из них не разговаривал, пока Намджун кормил Хосока, вплоть до того, как миска медленно опустела; и Хосок даже не заметил, что в уголке рта размазал соус, пока Намджун не наклонился к нему, чтобы вытереть его большим пальцем. Только тогда Хосок понял, что произошло, прочувствовав какую-то лёгкую дымку, в которой всё это время находился, и дёрнулся назад.              — Я!..              — Просто поблагодари, Хоби, — прервал его Намджун раньше, чем тот извинился.              Тот тут же затормозил, не зная, что мог бы с собой поделать; смотря на эту неуверенность в Хосоке, Намджун, тогда подсказав ему, настойчиво ждал с небольшой улыбкой.              — Ну да, спасибо, Джун-а, — пробормотал Хосок, прекрасно зная, как покраснели щёки и кончики ушей.              — Может, выпьешь что-нибудь?              Намджун уже вскрыл крышку с принесённым им напитком, и Хосок с благодарностью взял его, делая маленькие глотки из него, всё ещё охлаждённого и не успевшего нагреться. Но когда он слизывал капли в уголках рта, заметил, как пристально за ним наблюдал Намджун.              — Мы едем домой, — тихо сказал тот, и брови Хосока вмиг поднялись, а сам он готовился спорить.              Для него наилучшим вариантом было решение остаться в здании до самого рассвета, чтобы днём спокойно пойти на первую тренировку, но Намджуна уже качал головой, неустроенный этим.              — О нет, ты устал, Хосок, — теперь в голосе Намджуна было что-то более твёрдое, и любой аргумент Хосока не имел ни малейшего веса. — Есть и другие тренеры по танцам, и ты никого не подведёшь, если пораньше отправишь им сообщение и попросишь кого-то заменить хотя бы на утро.              Нахмурив лоб, Хосок был до конца верен только своим мыслям и не хотел позицию Намджун, хоть и украдкой понимал, что тот в чём-то был прав. Однако, также Хосок понимал, что другие тренеры и их помощники были бы рады однажды его заменить.              — Да, я, пожалуй, так и сделаю.              Хосок не смог скрыть облегчение в голосе, потому что мысль о том, чтобы скоро оказаться дома и упасть в кровать, глубоко трогала до самого плача. Он нашёл свой телефон и отправил пару сообщений в группы, прежде чем снова взглянул на Намджуна и слегка помахал телефоном из стороны в сторону.              — Вот, смотри. Я свободен, по крайней мере, часов на двенадцать или около того.              — Ну вот видишь.              Намджун просиял, выглядя как никогда счастливым. Но вдруг он неосознанно втянул уголок нижней губы в рот, а его брови слегка сдвинулись к переносице. Было видно, что его глодал какой-то вопрос, и он всё не решался его задать, и той радости, что озарила лицо, уже не было — во взгляде появилось знакомое томление.              — Да и ещё кое-что, что ты сказал… — Хосок нахмурился, поспешно пытаясь вспомнить, о чём он до этого говорил, но каждый раз отвлекался, смотря, как Намджун водил бёдрами вперёд и обратно. — Я думаю… может, я тоже могу помочь с этим?              — Ты так помогаешь мне, Намджун, — ответил Хосок с неконтролируемой улыбкой.              Тот, казалось, помогал ему всегда как-то призрачно и несознательно прямиком до того момента, как Хосок вошёл в студию, начав чувствовать себя гораздо лучше, чем за весь прошедший день.              — Наверное, так и есть, ну, я полагаю, — на мгновение Намджун стистул зубы и пытался быстро подобрать слова. — Может, ты хочешь, чтобы я довёл тебя до оргазма, Хоби? — в спешке вырывались слова.              Хосок широко распахнул глаза в то время, как щёки горели от румянца, и сначала даже не знал, как ответить. Где-то в закоулках сознания он надеялся, что Намджун прервётся, сказав, что это была шутка, или возьмёт свои слова обратно, но тот просто уставился на него.              — Намджун, я не это имел в виду, я думал, — запнулся Хосок и уже начал заикаться, пока Намджун не прервал его:              — Я хочу помочь! — выпалил он, слегка покраснев, и его речь словно отражалась от стен, отчего у Хосока на мгновение перехватило дыхание.              Ранее их отношения всегда были прочными, более закрытыми и интимными, но когда их связь достигала определённой температуры, пробки каждый раз с шумом вылетали. Хосок помнил несколько ночей после слишком большого количества выпитого соджу, как они прижимались друг к другу и, обнимаясь, засыпали вместе, а после невнятно признавались в неких чувствах, казавшихся фальшивыми в затуманенном алкоголем мозгу. Но позже они притворялись, будто ничего не происходило, и отношения вставали как прежде.              Сейчас всё было по-другому — это уже означало переступить негласные границы, те, для которых Хосок никогда не был достаточно храбр, чтобы пересечь. Намджун же оставался непоколебимым и всё предлагал:              — Давай, Хоби, — твердил он неожиданно грубо и резко, хотя и выглядел довольно растерянно и неуверенно. — Это… Ты ведь понимаешь, я хочу помочь тебе.              Ещё никогда Хосок не видел Намджуна запинающимся в собственных словах.              — Ну да? — единственное, что смог выдавить Хосок, судорожно выдохнув, а Намджун, казалось, и не ожидал чего-то большего.              — Я сделаю всё ради тебя, Хоби, просто, чтобы ты знал, — ответил тот, тоскливо улыбнувшись.              Наконец, он опустил взгляд, будто хотел скрыть смущение и насколько покраснело его лицо, однако Хосок мог видеть, как румянец спускался по его шее, опускаясь в ложбинку между ключицами. И несмотря на бессилие, всё, что он чувствовал в тот момент, была полная нежность.       Он бросился к Намджуну и практически забрался на его колени. Стул немного откатился назад, и Хосок ахнул, прежде чем Намджун прижал его к себе, не давая стулу откатиться.              — Так это имел в виду, Джун-и?              В тоне Хосока было нечто мягкое и хрупкое, отчётливо звучащее в голосе. Всё в этот момент казалось таким сомнительным и вмиг способным исчезнуть вовсе не потому, что тело Хосока устало и отчаянно нуждалось во сне. После произошедшего между ними возникало чувство, что границы между словами и понятиями стёрлись окончательно.              Источником света было только оборудование Намджуна, поэтому атмосфера между ними казалась такой чарующей, а весь мир будто уменьшился до ничтожно малых размеров: лишь для них самих. Словно им был виден только крохотный участок неба без единого созвездия, а наклонив головы друг к другу, они чувствовали, что голоса звучали откуда-то из-за тяжёлой занавеси.              — Ты действительно это имеешь в виду?              — Конечно, Хосок-и, — произнёс Намджун, и даже в тусклом свете Хосок увидел, как поднялись уголки его рта. — Ты ведь понимаешь, что я сделаю для тебя всё что угодно. Я так люблю тебя, — голос звучал нервозно, но, подняв голову, он встретился со взглядом Хосока, и тот вмиг понял, насколько он был искренен.              Намджун не говорил ничего, до этого не подумав о них, а может быть, даже слишком много. Мысли становились всё тише и тусклее, и былое смущение теперь казалось Хосоку мимолётным и не слишком значительным по сравнению с тем, что он испытал.              — И я тебя люблю, глупый, — дрожащим голосом ответил Хосок — это был первый раз, когда он позволил вырваться подобным словам, всегда обращённым к Намджуну.              Это определённо стоило того, и на лице того появилась мальчишеская, слегка косая улыбка, рукой медленно и совсем боязливо приближая чужое лицо. В первый раз они промахнулись, клюнув куда-то в угол рта, и Хосок не смог сдержать хихиканье, прежде чем они немного изменили положение: руками Хосок опёрся на плечи Намджуна, а ногами — в пол.              Губы Намджуна пухлые, слегка обкусанные и лишённые блеска. Одно их ощущение словно чисто, строго и капризно так, что Хосок не смог себе отказать в том, чтобы вновь поцеловать их, положив одну ладонь на плечо, другую — на затылок Намджуна.              Всё было очень естественно, как движение планет, чьи орбиты пересеклись.              Всего несколько раз Хосок целовался в своей жизни, — с парнями, девушками, — но обыденность была перенасыщена танцами, всегда занимая первую позицию даже выше, чем друзья и семья. И до Намджуна он действительно не интересовался чем-то большим, а теперь испытывал столько нежности и боли, не прекращая ощущать вес руки Намджуна на бедре, когда другой тот мягко держал щёку.              Прежде Хосок представлял себе их первый поцелуй как нечто грубое и быстрое, даже как какой-то физический удар, но он оказался гораздо деликатней и сладостней. Ему нравилось, как Намджун с лёгкостью сосредотачивался на том, чтобы прижать его к себе, обнимал его за талию, и их носы соприкасались так мягко.              Намджун, смотря из-под ресниц в глаза Хосока, плавно и нехотя отстранился, не переставая ощущать то волнение, с которым ничего не мог поделать. Он даже привстал, но мир словно покачнулся, и вместе с ним закружилась комната, но в и её темени Хосок отчего-то понимал, что Намджун широко улыбался. И несмотря на слабое освещение и то, как близко он был к Намджуну, он мог поклясться, что видел во взгляде того неясное сочетание тревоги и туманной надежды.              — Ох, — тяжело выдохнул Намджун, рассмеявшись.              Было ужасно приятно снять напряжение, что словно налипло на кожу, и Хосок прикусил нижнюю губу, чтобы удержаться от слишком громкого хохота.              — Я так долго ждал, чтобы сделать это, — признался Намджун, и, похоже, хотел наклонить голову, да и Хосок был рад просто прислониться лбом к Намджуну.              — Боже, и я, правда, даже не знаю, как долго я этого хотел, — тихо пробормотал Хосок. — Так долго… Да дольше, чем я могу вспомнить.              Затем Намджун внезапно снова мягко поцеловал его, глупо покачиваясь влево-вправо, а рука, что обхватывала щёку Хосока, скользнула так, чтобы пальцы могли коснуться волос того, что всё ещё были влажными после душа.              В конце концов, Хосок и не сопротивлялся. Он ничего не мог поделать с этим, разве что принимать касания Намджуна как должное, — ему до одури нравилось, как руки того сжимали его талию, а сам он давал призрачно чувствовать себя любимым и защищённым.              Даже не ощущая, как твёрд был член, Хосок не переставая двигался назад и вперёд, то и дело ёрзая бёдрами на коленях Намджуна и прижимаясь к паху того. Тут же накатили смущение и, конечно же, стыд, стоило Намджуну переместить руку с затылка Хосока на ногу и несильно сжать. Вовсе не потому, что Хосок хотел отстраниться, прерывая поцелуй, а из-за внезапно возникшей мысли, что если сейчас же он не остановится, то утратит контроль над собой, а Намджун всё не убирал руки.              — Прости!              — Хоби… — позвал того Намджун полным нежности голосом.              Он откинулся на спинку стула, создав небольшое пространство между ними, не торопя Хосока ни во что, и дал ему возможность сделать несколько глубоких вдохов.              — Я только предложил, сказал, что хочу помочь, — он с неким намёком взглянул на колени Хосока, отчего у того появилось ощущение застрявшего жилистого комка, никак не проходящего в горло. — И я всё ещё хочу помочь, — повторил Намджун, просто чтобы не возникло никаких недоразумений.              Он придвинул руки так, чтобы они лежали по обе стороны тела. И пока Хосок не укажет, в каком течении он хотел, чтобы они двигались, Намджун не посмеет его опередить. Но тут же он заметил с ужасом, что от волнения забыл, как работали собственные пальцы.              — Ну да, — наконец произнёс он едва различимо, — Намджун, помоги мне.              — И ты уверен? — спросил Намджун без какого-либо осуждения в голосе, дополна наполненного заботой и лаской.              Хосок быстро пытался убедить себя, что всё здесь происходило по-настоящему, не было выдумками и действительно то, чего он на самом деле хотел. Тогда Хосок испугался своей же мысли: будто сто лет никто не обходился с ним так аккуратно и даже любовно, и кажется, будто это его первый раз — они оба растеряны, испуганы и неловки.              Учащённое дыхание, вызванное трепетом от поцелуев, накатило до то поднимающейся, то опускающейся груди — так часто, что работа сердца стала незаметна. Румянец с щёк оказался столь живым, что передавался смущённому взгляду и дрожащим руками, и из путаницы по всему телу будто спускался под воротник вплоть до гениталий.              — Да я… я уверен, — уже отчётливо заикаясь, обронил Хосок. — так уверен. Да, чёрт возьми, я хочу тебя, Джун-а.              Он в самом деле хотел донести это до Намджуна — буквальной любви всей жизни, которая, видимо, любила его в ответ. Возможно, Хосок даже сможет целовать когда захочет, как только они поговорят об этом, но сейчас в голове происходила мешанина из полуоборванных зовов и слов: «Намджун» и «хочу».              Хосок, не придумав ничего лучше, быстро задрал толстовку и тем самым облегчил Намджуну добраться до его спортивных штанов.              — Так ты разрешишь подрочить тебе в моей толстовке? — тот сделал акцент на толстовке и кому она принадлежала, а протянув руку, помог закатать её потуже. — Заправь воротник под подбородок, — указал он.              Пальцами Намджун зацепился за резинку спортивных штанов Хосока и медленно потянул их вниз, ещё давая возможность сказать «стоп», если, конечно, он вдруг передумает. Однако, это было то, чего Хосок так долго хотел, поэтому он попросту не нашёл причины остановить Намджуна, начиная даже с того, что был одет в его одежду.              Хосок видел, как тяжело сглотнул Намджун, и лёгкую нервозность в выражении лица того, не сопротивляясь тому, как он спускал выцветшие спортивные штаны ровно настолько, что оголил кожу ног, коленей и вставший, ещё не загоревший член.              Хосок был не в силах сдержать вздох от смущения и того, насколько он был твёрд, но, когда Намджун поднял на него глаза, до боли прикусил нижнюю губу. Намджун провёл пальцами вдоль твёрдого пениса, нажав на какую-то точку под головкой, заметно разделённой на две полуокружности. Хосок от этого только поджал брови и губы, странно сощурив глаза.              — Ты так возбуждён, — шёпотом бросил Намджун, старательно скрывая дрожь в руках.              Это прозвучало откуда-то издали, будто Намджун не хотел нарушать такой момент, говоря слишком громко. На мгновение Хосоку действительно стало стыдно, чувствуя в висках учащённое сердцебиение. В мешанине из слов и зова имени Намджуна появился вопрос: не должен ли он как-то ответить? Но его опередил Намджун, поцеловав внутреннюю сторону ладони, поднеся её к лицу.              — О-о, бля, — выдохнул Хосок, и его бёдра качнулись вперёд, прежде чем Намджун опустил потную ладонь, обхватив член.              Одной рукой он удерживал резинку штанов, в то же время легко прижимая к ногам. А другой лениво прикасаясь к подрагивающему члену, проводил указательным пальцем по стволу, резким движением сжимал «кольцо» и огибал головку.              — Позже я как следует позабочусь о тебе, Хоби, — пробормотал Намджун.              Темп почти сразу ускорился, становился всё больше лихорадочным, и Хосок едва мог унять скулёж, что пугал вырваться из-за ласкового произнесённого Намджуном обещания и имени.              — Я обещаю, мы не будем торопиться — это просто для того, чтобы снять напряжение сейчас, да?              С каждой фразой возводимые внутренние стены шаг за шагом разрушались: снова, и снова, и снова… Обещание «позже», а это обещание большего, заставило тело содрогнуться и повиснуть в пустоте между прошлым и будущим. Внизу живота Хосока начало стучать, и он ощущал, как вспотела кожа.              — Я не… я скоро кончу, — обронил Хосок и быстро взглянул вверх, прежде чем снова увидеть, какой большой была рука Намджуна, обхватившая его член.              Ещё никогда ему так не нравилась подобная разница в размерах.              Другая же рука сильно прижимала его бедро, не снимая штанов, и оставлял частично обнажённым. Хосок слышал, насколько дыхание Намджуна становилось тяжелее и громче, чем биение сердца в висках.              — Я хочу, чтобы ты кончил для меня, — настаивал Намджун. — Тебе хорошо, Хосок-и?              Всё ещё пытаясь удержать воротник толстовки, поджатым под подбородком, Хосок смотрел на него из-под ресниц, неловко протянул руку и ухватился за предплечье. Сейчас Хосоку не хватало объятий Намджуна, но он побоялся выронить толстовку.              — Джун-и…              Вот, Хосок осознавал, что близок к тому, чтобы кончить, когда голос начал подводить, изрядно задрожав, а рука Намджуна прижала основание члена и напряглась. Наконец, последовал оргазм: Хосок кончал с невыразимым, блаженным чувством и отчего-то понимал, что это один из самых поразительных оргазмов в его жизни, не до конца представляя его глубину.              Он хотел наклониться и просто обнять Намджуна, но заставил тело вернуться в правильное сидячее положение на чужих бёдрах. Намджун нежно улыбался ему и мягко клюнул Хосока в щёку, а затем взял несколько салфеток, чтобы вытереть руки и пах Хосока, хотя тот останавливал его и, сопротивляясь, говорил, что мог это сделать самостоятельно.              — А теперь разреши мне отвезти тебя домой, Хоби, — настоял Намджун.       Его голос стал хриплым и грубым, как обычным утром, когда он только вставал из постели и бродил по дому, поливая растения, — пожалуй, это было именно то, чего Хосоку отчаянно не хватало последние несколько дней.              — Ага, — ответил Хосок, не обращая никакого внимания на одежду, что снова расправилась и прилипла к плечам Намджуна. — Отвези меня домой, Джун-и.