Дела

Гельмут потер болящие глаза, жмурясь, и присел возле Джеймса за стол с раскрытым ноутбуком. Ночь предстояла долгая, поспать уже не удастся, и выдвигаться им часа через два. Последний месяц они пытались расследовать деятельность сомнительных наркоторговцев, в товаре которых было обнаружено вещество, содержащее в себе следы суперсолдатской сыворотки. На людей эта… смесь действовала самым разрушительным образом. След в конечном итоге привел их в Гданьск, и завтра у Гельмута была встреча с дилером (он надеялся, что удастся разобраться с двумя зайцами разом: получить чистые образцы для анализа и проследить за самим дилером, узнав, с кем он работает). Джеймс должен будет прикрывать его на случай непредвиденных обстоятельств. Пока что предварительные анализы, полученные из умерших людей, были неутешительными. Их полчаса назад прислал Сэм, курировавший всю эту операцию — он сейчас сидел в другой части Европы, проверяя еще одну имевшуюся у них наводку. — Значит так, — сказал Гельмут, еще раз потер глаза (буквы расплывались). — Наличие в веществе, которое умершие употребляли меньше, чем за час до смерти, сыворотки, неоспоримо. Или по крайней мере чего-то на ее основе. Она всасывается в организм так, что точное количество определить сложно. Но, судя по всему, убивает не она. Но это не точно. Он пролистал присланный документ до конца и обнаружил приписку уже от Сэма, и сглотнул, покосившись на Джеймса. Тот сидел, подперев голову рукой, и смотрел на него неожиданно темными глазами. Они сидели на темной кухне, освещаемой слабой настенной лампочкой, в Гданьске только отстучала полночь, и за окном была темень спального района. Желтый свет ложился на кожу Джеймса, слегка золотил его волосы и ресницы, и при этом почему-то темнил голубые глаза. Гельмут вгляделся в его лицо — выражение у Джеймса было странным, каким-то затаенным и задумчивым. Он несфокусированно смотрел на Гельмута, медленно моргая, подперев голову рукой. Гельмут подумал еще четверть секунды, решая, следует ли озвучивать опасения Сэма, и решил, что все-таки следует: — Есть подозрение, что это сыворотка, сделанная на основе именно твоей крови, — сказал он. Джеймс моргнул, его взгляд стал немного осмысленнее, перестал бесцельно блуждать по лицу Гельмута и как будто наконец-то настроился на одну точку. Джеймс, однако, отреагировал не так, как Гельмут ожидал. Он не проявил досады, по крайней мере видимой, и на его лице не отразилось никакого выражения боли, какое обычно бывало, когда прошлое неизбежно настигало его в тех или иных проявлениях. Он остался спокоен и ничего не ответил. Гельмут тогда вернулся к ноутбуку и, почесав щетину, грозящую в любой момент перерасти в бороду, открыл следующие файлы. Глаза слипались, он не спал сутки и явно не будет спать еще одни. — Это еще не все, — пробормотал он, щурясь на монитор. В полумраке он был слишком ярким. — Джеймс, ты меня слушаешь вообще? — не дождавшись ответа, он нахмурился и поднял глаза. — Джеймс? Эй? — Гельмут поднял было руку, чтобы щелкнуть перед его лицом пальцами, но вдруг Джеймс выдал: — Я так хочу тебя поцеловать, ты бы знал. Гельмут опешил и замер, смотря на Джеймса. Джеймс смотрел на него в ответ. Слышно было его дыхание — Гельмут дышать перестал вовсе, гадая, не послышалось ли ему. Джеймс медленно наклонился к нему через край квадратного стола. Глаза стали совсем темными, лицо приобрело хищное выражение голодного тигра. Гельмут против воли уставился на приоткрытые красные губы Джеймса. Он выглядел почти так же, как когда давным-давно в Риге выхватил из рук Гельмута чашку и разбил ее, но только теперь от него не веяло агрессией. Гельмуту стало жарко. Волосы на руках поднялись дыбом. — Можно? — спросил Джеймс. Во рту стало сухо. Гельмут закрыл крышку ноутбука. — Можно. У Джеймса дрогнул уголок губ — это Гельмут успел увидеть, прежде чем тот сгреб его к себе сильными руками, и жарко поцеловал. Живая рука легла Гельмуту на затылок и сжала за волосы так, что не отстраниться, и Гельмут неловко уперся рукой ему в грудь для равновесия (и сжал пальцы на вороте кофты), а Джеймс целовал его взахлеб и — господи — почти постанывал, по крайней мере на это были похожи звуки, которые вырывались у него из горла. И Гельмут по-прежнему опасался дышать, держась за него, и легкие начинали воспламеняться, но как же это было хорошо. Джеймс его отпустил и прижался лбом ко лбу. Гельмут слушал, как он сорвано дышит, по-прежнему не позволяя того же самому себе. — Я так давно хотел это сделать, — прошептал Джеймс, казалось, смущенно, с усмешкой на выдохе. Гельмут втолкнул воздух в легкие, держа глазами закрытыми, стараясь дышать размерено. — Почему не сделал? — спросил он. — Не знаю, — ответил Джеймс еще тише, и Гельмут взял его лицо в ладони и поцеловал его опять, и еще, и еще. У Джеймса были мягкие губы, трогательные длинные ресницы, невероятно красивые глаза. Гельмут столько раз думал о том, как хочет это все себе. Он отстранился и отпустил его. — У нас очень много дел, — сказал Гельмут. — Я знаю, — отозвался Джеймс. У него возбужденно блестели глаза. — Я просто… — он отвел глаза и тряхнул головой, и только сейчас на его щеках проступил легкий румянец. — Просто подумал, что это дело не будет лишним. Гельмут усмехнулся и открыл ноутбук, чувствуя, как сердце в груди так и бухает. — Мы вернемся к этому, — пообещал он и заставил себя уставиться в экран, чувствуя себя неожиданно бодрым. — Через… часов восемь. Идет? — Идет.