die wellen

сегодня не до революций. нет на них настроения — а будет ли ещё? нет в них смысла больше — а в чём ещё есть? на волны, бьющиеся о берег, можно смотреть вечно. и феликс этим пользуется, в последние дни особенно часто. просиживает битые часы на побережье, глядя на воду, и режется о стекло минут — каждая напоминает о скоротечности жизни. что есть жизнь? если от неё хочется скорее поскорее избавиться, если хочется, чтобы горела она синим пламенем, и чтобы никто даже не вспомнил, что она была у тебя, никому не нужного человека. оставленного, покинутого, брошенного на произвол судьбы. мысли как волны, накатывают и уходят снова. море шумит и заглушает их, позволяет чувствовать себя свободнее. но что есть свобода? если нельзя словно птица парить в небесах и не печалиться ни о чём. зачем придумали свободу, если на деле её не существует? феликс ложится на песок и смотрит на небо, не моргая. луну сегодня как назло закрывают облака — их немного, но они тошнотворно стоят на одном месте и даже не думают позволить лунному свету наконец упасть на волны. — ликс, — шёпот проходится мурашками по спине и колет куда-то под ребра, — я не позволю тебе упасть. позволит. уже позволил. сделал это так легко, но так болезненно, чёрт возьми, что одними пластырями не обойдёшься. песок немного холодный, но приятный. приятно и от ощущения, что где-то под ногами бьётся неукротимая стихия, а над головой разверзлась бесконечность. но что значит бесконечность, если в жизни лишь бесконечная пустота? её не заткнёшь ничем; не перекроешь, как неудачную татуировку; она не зарастёт. кажется, никогда в жизни. и чем больше в бесконечность вглядываешься, тем больше эта бесконечность вглядывается в тебя. а зачем? разве есть смысл? что можно разглядеть в никчёмном человеке, который успевает рушить все жизни разом? — мне надоело, что ты ничего не можешь, — кристофер смотрит пустым безразличным взглядом прямо в лицо феликса, поверх его раньше таких любимых веснушек, поверх всей своей любви, переступая через себя, — разберись с собой наконец-то, что с тобой такое? только меня в это не впутывай, ладно? ты и так мне всё испортил. «меня учили видеть смысл, и я должен был давно усвоить урок. а я пытался, спрашивал снова и снова: а в чём смысл? а он есть? а нужно было просто довериться тебе, взять твою протянутую руку и шанс на счастливое будущее. мне оставалось сделать так мало, но я не делал, я снова откладывал, я снова не хотел, я снова не старался, я снова оставался ничтожеством и снова пытался найти оправдание. даже сейчас ищу, видишь? а тебя со мной больше нет. другие люди забрали тебя, другой город поглотил тебя, а ты поглотил мой мир. то есть, мой мир сам ушёл в небытие, просто так, решил пойти за тобой, и я с радостью сделал бы то же самое. но я не могу. разве я достоин? после всего, что я натворил, после всей той любви, которую ты тратил впустую — на меня, после меня самого. всё из-за меня, ты так говорил. и я так думал, и я знал, и мы знали, что это правда. и я не имею права больше любить тебя, и я не имею больше никакого смысла, но разве имею я от этого право говорить такое? нет. тем более, если по-прежнему желаю тебе лишь счастья. мне всё равно с кем. с человеком, который будет лучше меня, который понимать тебя будет с полуслова, от которого ты наконец-то почувствуешь заботу и внимание, которого так не хватало. я не тот человек, и мы оба это знаем, и знали, даже если ты пытался меня убедить, что это не так. я не верил, и в этом, наверное, моя проблема. точно. я не верил. но чему верить? сейчас — нечему. и некому теперь», — говорит то шёпотом, то совсем про себя, а то и срываясь на крик. поднимается на локтях, чтобы пробормотать встревоженное: «ты ведь счастлив, правда?» и ещё долго дырявить взглядом водную гладь. проходят недели, а, может, и месяца. феликс не следит за временем абсолютно. потребностей у него минимум — поесть раз в пару дней, когда тело уже потихоньку начнёт отказываться работать исправно, помыться — часто всего лишь окунуться в море, по привычке посреди ночи, иногда идя вглубь по лунной дорожке, да и почти ничего больше. покурить — не из первых потребностей, но денег отнимает больше всего. за дымом наблюдать почти так же успокаивающе, как и за водой. ночует под открытым небом, прямо на песке, засыпая под рокот волн — не хочет возвращаться домой. и умрёт на этом же берегу, услышав в шуме моря и перекличке птиц, что его бан мёртв. и так будет правильно, потому что обещал, что если его любовь будет мертва, то и он вместе с ней. дал глупое и отчаянное обещание давно, но не стал бы его сдерживать, если бы не был согласен. любовь умерла физически — человеческое тело до безумия слабо. и он должен. но значит ли это, что любовь, заполнявшая душу, ставшая душой, исчезнет? ей никуда не деться, точно как пустоте — или свободе. она будет витать в воздухе и, может, послужит доброму делу, может, выполнит последнее желание, слетевшее с уст. — крис, позволь мне никогда не упасть. позволь тебя не отдать другим людям, городам, смерти. и быть всегда друг для друга рядом. позволь тебя полюбить и никогда больше не отпускать. можешь зависеть от меня, наконец зная, что я тот самый человек. я не хочу больше слушать волны вместо твоего голоса и смотреть в бесконечность и темноту неба вместо твоих глаз. так позволь мне найти тебя в другой жизни