Сломан, зависим, и мне это нравится!

Я действительно люблю его, я к нему привязан, или он самолично привязал меня острой леской и затянул ее так, что на коже начали проявляться алые капли… не знаю. Однако он уже это сделал, и мне некуда деться. Этот черт не спрашивал разрешения, просто выкрал меня, как несчастную черноволосую принцессу из замка, и присвоил мое сердце. Мне остаётся лишь принят сей факт, но, видимо, я не возражаю. Он сказочно красив, буквальная горячая мечта миллионов. Все его обожательницы не знают чего хотят, мечтают прыгнуть на руки к самому дьяволу, погрязнуть в смертельных муках, любуясь лишь им. Он сам выбрал себе такую роль. Множество девушек падают к нему на руки, стелятся, поклоняются, а этот черт лишь ухмыляется, купаясь ласках преданной толпы. Но этот темный принц уже выбрал в жертвы меня. Как это произошло? Когда самый яркий цветок Рима решил заполучить один из миллионов лучей итальянского солнца? Я не был ему близок, но он все равно одурманил меня своим ароматом… Как бы то не было, Дамиано — мое самое желанное виденье и самый страшный кошмар. Вопреки всем фантазиям почитательниц жизнь с ним совсем не мёд, а сущие горькие слёзы. … Я совершенно один в комнате, это редкое событие, первое за последние два месяца. Я считал. В комнате идеальный порядок везде, кроме кровати. Она разворочена и кутает меня своими тканями. Дами любит чистоту, но не очень любит наводить ее. И если уж берётся за это, то цепляется к любой пылинке, и тут уж всем не поздоровится. Намного более рациональным мне показалось стараться по возможности самому прибираться: меньше шанс попасть под шторм. Окно приоткрыто, но не на распашку, ведь он так не любит. Может боится, что его принцесса упорхнёт в окно чёрным голубем, и все старания темного рыцаря пойдут насмарку. Знал бы он, что она никогда не сможет оставить его одного. Вместе с уличной прохладой в помещение вливается тёплый дневной свет. Хочется валяться так до старости, купаясь в объятиях шелка и представляя, что это чужие руки, пока смерть не разлучит нас с матрасом. Так тихо, за последнее время такого не было. Всю неделю темная бестия срывалась за границы «дозволенного», хотя какие границы? Он решает есть ли они или нет, вышел кто-то за них или нет. Удобно. Но я не против, я всегда не против… И когда я пересекаю определеную «границу», мой мучитель преподаёт мне урок. Он делает это жестко, но лишь в тех местах, где никто не увидит. Он метит меня, превращая в тряпичную куклу, царапает, хлещет, раздирает недавно вылеченные им раны. Это больно до потери сознания, это ужасно, никто из нормальных людей такого не вытерпит, но кто сказал, что наши отношения нормальные? Я все равно его не покину. Все равно вернусь к нему, как бы сильно не сочилось кровью мое избитое сердце. Но пока тихо. Я пишу это в тетрадь, так как больше не с кем поделиться. Я записываю все сюда с начала наших отношений, здесь до сих пор остались отпечатки крови. Он не оставил мне выбора. Темный принц, напротив всех сладких мечтаний, ревнив и вспыльчив. И он достаточно хорошо показывает это: я не общаюсь с родственниками, пару раз за месяц выхожу на связь; не могу выйти куда-либо без него; не имею права сделать ничего без его ведома. Даже эта тетрадь — преступление перед ним. Но принцесса будет скрывать свой секрет, уже ничего не сделать. Хлопок входной двери. Дамиано здесь. Успеваю засунуть свою последнюю надежду в комод, в тот ящик, где он никогда ее не найдёт, и выхожу на встречу своему личному кошмару. — «Дорогой, я купил твои любимые пирожные» Он чересчур прекрасен: кудрявые волосы, четкие, выразительные скулы. Он умеет подчеркнуть свою внешность. Янтарные глаза, в которые он влюбил меня, иногда блещут темно-красным. И это зрелище страшней и одновременно безупречней всех. И только я его таким видел. Иногда мне нравится представлять, что мы обыкновенная пара. Что это не он на свою милость оставил меня одного, заперев все двери, а это я поленился и попросил своего любимого сделать мне приятное. Что вместо тёплого одеяла у меня есть его ласковые руки, не терзающие, а ублажающие тело. Что вместо старой, потрепанной тетрадки, у меня есть близкая душа, которой не страшно доверить все свои секреты. Этот хищник умеет хорошо прятать свои когти, быть иногда ласковым или заботливым, но это пока принцесса не попалась в его коварную ловушку, где уже незачем скрывать свои нравы. — «Надеюсь, ты тут не скучал без меня и был хорошим мальчиком?» Оставив пакеты, он, словно кошка, проскользнул ко мне и жадно впился в губы. По-собственнически, по-хозяйски, доказывая свой статус, с которым никто и не подумал бы спорить. Отдаюсь в сильные руки, позволяю терзать себя. Хорошо. С ним иногда бывает чертовски хорошо. Только ради этого поцелуя стоило прожить всю мою жизнь. Сейчас он как никогда нежен, хоть и кусает губы почти до крови. Это Дамиано, ему можно. От него пахнет полевыми цветами — это его самые любимые духи, вдыхаю аромат его тела. Прекрасно. Он отрывается от моего рта, его глаза пока не искрятся красным, но уже самые красивые на этом свете. Вздыхаю печально, трепетно, сдерживая слезы. Мне нужен такой Дами, словно воздух. Мне мало его, всегда мало. Но принц лишь томно ухмыляется, вновь наслаждаясь моими муками. В такие моменты он готов заставить стоять на коленях, моля о продолжении. И я бы с радостью покорился ему и встал, хоть бы получить ещё один глоток этого дурманящего поцелуя. Но игра закончена, так он решил. — «Довольно, сладкий! Лучше разложи продукты на место.» Его голос строгий, но не жестокий. Кнут так ловко чередуется с пряником, что выбивает очередную обиду и горечь. Задерживаюсь на миг и вновь вглядываюсь в его глаза. Видно, как сгущаются тучи над морем погоды, вот-вот, и сверкнёт красным. Не решаюсь доводить до искр и удаляюсь на кухню с пакетами. На губах все теплятся его прикосновения. … Дамиано — бесстыдный похититель сердец и пожиратель душ, однако обольститель не всегда был таким. Я это знаю. Я и сейчас вижу в нем страх остаться одному, страх быть слабым и беззащитным. Это срывает голову – осознание того, что я помогаю ему не чувствовать себя ущербно, я делаю его таким, какой он сейчас есть. Именно боязнь сломаться заставляет его ломать меня, пусть он это и прячет. И все же я люблю его. Не могу дышать и с ним, и без него. Я зависим от его губ, как от марихуаны, и эту зависимость не вылечить. Я болен. Сейчас вечер, мы в спальне. Здесь не так хорошо, как бывает по утрам. Воздух давит на горло, духота сворачивает легкие. Окно закрыто, и факт того, что за ним свежий Римский ветер, обречённо скребёт подсознание. Но нельзя! В помещении играет приглушенная музыка. Дами собирает старые пластинки и часто включает их, как бы демонстрируя. И я восхищаюсь ими, потакаю своему принцу, любящему внимание. Даже толком не вслушиваюсь в мотивы мелодий, не знаю люблю я эту музыку или нет. Но если ему нравится, то и мне тоже… У меня нет почти никаких интересов, моя главная забота – он. И именно он мне это внушил, а я принял. После первого поцелуя с ним я вообще забыл все, чем увлекался, может, это и к лучшему. Возможно, он бы ревновал… Я под пристальными, надзирающими глазами своего дьявола протираю пыль с полок. Интересно, как он рассуждает сейчас у себя в голове, что думает? Ведь смотрит принц одновременно едко, пронизывающе и как-то трепетно, насколько можно представить это слово по отношению к Дамиано. Но развернуться и столкнуться с тенью янтарных глаз напрямую слишком страшно. Вожу тряпкой по ровной поверхности, спускаясь ниже, там комод. Тот самый комод, спасающий меня своей неприметностью и обычностью. Он пока не думал, что в таком месте я что-то прячу. Может он уже представляет, что мне нечего скрывать и я полностью в его руках. Вероятно. В этом комоде одна моя одежда, самые простые вещи, скучные, невзрачные, сильно контрастирующие с ярким изобилием предметов гардероба моего мучителя. Он туда и не заглянет: там нет ничего интересного. Хотя в наших отношениях был период, когда принц ревновал меня ко всем и всему, когда ворошил весь дом пытаясь найти улики, когда давал пощечины за любой, даже самый абсурдный признак измены. Надо ли говорить, что о них я и думать не смел? Его методика действительно могла бы работать, если бы не тетрадь, которую я все равно чудом сохранил в неизвестности. Так что причины полагать, что я полностью чист, у Дами есть. Слегка усмехаюсь и тут же ловлю себя на этом. Черт, я идиот! Это было чудовищно безрассудно! Сейчас эта глупая оплошность уничтожила в пух и прах последнии крупицы спокойствия в комнате. Принцесса так и не научилась давить в себе ухмылки, косые взгляды и любые другие порывы язви, за что теперь поплатится. Рассудок, желавший недавно всего пару глотков свежего воздуха, раздирает подкорку за ошибку. Я бы и сам себя придушил за это. Взгляд позади сидящего выворачивает кости, но он молчит. Хищник мучает жертву, он знает, что я ненавижу себя в данный момент и тягостно жду его действий. Теперь ему стоит ухмыляться. Но я не поворачиваюсь, я умираю внутри, мозг перестаёт отдавать точный отчёт. Кажется все меркнет, в голове лишь гул пульса, звонко разливающегося по телу. И он подходит, вернее, подлетает ко мне. Все так же, как кошка, но теперь уже жадно. Со звериным рычанием хватает меня за волосы, сжимает горло и заставляет смотреть в глаза. — «Что тебя так рассмешило?! Детка, давай, расскажи! Я тоже посмеюсь!» Его голос оглушает, заставляет подчиниться. Зрачки кошачих глаз пульсируют, наливаясь алым. Грубые пальцы усердно давят на кадык и лишают кислорода. Грудная клетка сужается, и кажется, что лёгкие вот-вот будут проткнуты о рёбра. Привкус металла начинает появляться на языке, а из потерянных глаз выступают соленые слёзы. — «Давай же, милый… ты что-то скрываешь?!» Вибрация обездвиживает тело, руки сводит судорога. Ладонь все сильнее сдавливает кожу шеи, мелкая дрожь одолевает мышцы. Ещё немного и сознание отключится. Но вместо пустоты резко чувствуется горячая пощёчина. Она помогает хоть как-то выровнять мысли. Падаю на колени, и изо рта вырывается жалкий всхлип вместе с кровью. Слышу, как кто-то переворачивает все вещи вокруг, как шипит и ругается, ругается так, что от одних слов можно почувствовать удар в поддых. Руки бешено трясутся, прижимаю их к груди и сворачиваюсь в подобие калача. Мое внимание сосредоточено на звуке открытия комода, и резко весь хаос приостанавливается. Он нашёл. Сквозь мое рваное дыхание и пульсацию в висках слушаю, как он переворачивает страницы. Буквально вижу, как его лицо загорается от прочтённого. Всего одно мгновение, и тетрадь разорвали в клочья. — «Гаденыш, тебя не устраивают наши отношения?! Мало того, ты посмел ещё и скрывать эту чёртову тетрадь от меня?!» Дамиано срывается на яростный крик, заставляющий сжиматься и без того ознобшее тело ещё сильнее. — «Ох детка, я преподам тебе урок хороших отношений!» Успел услышать, после чего в левый бок раздался режущий удар, меня словно проткнули тысячами сабель одновременно — это все, что я мог тогда чувствовать. Голова погрязла в тумане, в котором лишь изредка были видны прозрачные видения происходящего. Больно было везде: под рёбрами, на шее, на спине, на душе. Последнее — наиболее знакомое и близкое чувство, в отличие от всего другого, его можно почувствовать без физических увечий. Но сейчас все тело изнемогало, содрогалось и горело, словно спичка. Темный принц показал свою сущность, которую не особо старался-то и маскировать в последнее время… … Я очнулся на холодном полу, в небольшой луже своей же крови и слез. В комнате сущий разгром. Мой любимый комод сломан и теперь похож на пару досок, бывшая коллекция пластинок валялась по углам, одежда порвана и раскидана по паркету, замечаю осколки стекла и обрывки бумаги, той самой бумаги, на которой были бережно записаны все мои прошлые чувства, а теперь, как и я, они разбиты до малейших крупиц. Сил хватило только на то, чтобы доползти до кровати и забраться на неё. Каждое движение сопровождается адской, резкой, невыносимой болью в конечностях. Но я не чувствую злости или обиды, в голове приятная пустота. Через несколько мгновений в помещение бережно вступает он. У него в руках аптечка. Дамиано все еще невыносимо красив, даже избив меня до полусмерти. Янтарные глаза опущены вниз, в них читается вина, такая неуловимая и почти незаметная. Он хорошо ее прятал до этого времени. Сейчас он уверенно и мягко движется в мою сторону. Садится на край кровати и принимается осматривать мое тело. Нечто тёплое разливается в душе, ощущение мимолетной заботы кружит голову! Я прозрачно улыбаюсь ему, а он на секунду отрывается и смотрит в мои пустые глаза. — «Ты больше никогда ничего не посмеешь скрывать.» Фраза звучит угрожающе, но спорить с ней я не намерен. Он прав, я больше ничего от него не спрячу. Я сломан, зависим, и мне это нравится!