Энму Тамио

***

Семейные картины рода Тамио гордо висят на стенах домов потомков. Передаются по наследству, как настоящие сокровища. Часть у старшего брата, часть у младшего. Орочи за традицию считает посмотреть на самую последнюю ранним утром, прежде чем начать работать. — Рх… На написанной четыре года назад картине по разные стороны стояли две части одного семейства. Ямато, Йоко и Энму слева, Орочи с первой женой и тройняшками справа. К сожалению, запечатлеть своих родителей в третий раз не довелось: аккурат за месяц до написания они покинули этот бренный мир. Орочи считал, что это и к лучшему, потому что они так и не смогли увидеть Энму — главный позор всей династии. Взгляд вцепился в жену старшего брата. Йоко Тамио. Тут ей двадцать пять лет. «Действительно вычурная». Ростом немного выше Ямато, с синими волосами, собранными в небольшой пучок. Чёлка идёт от центра лба, обе ее части заправлены за уши, и из-под них кончики торчат как плавники рыбы. Она и правда ему напоминала рыбу. Такая же гадкая и скользкая. Сильные женщины просто не могут быть хорошими. А ведь она первая идёт с ним пререкаться, стоит Орочи только слово сказать. Впрочем, остра Йоко была не только на язык. Лет пять назад она впала в такой гнев,что практически его задушила. И главное, какова причина: вступаться за такого урода как Энму. Глупости! На ней тоже огромный груз ответственности за то, что он родился неполноценным ребёнком! Все хорошие матери рожают здоровых детей! Так от чего она так гневалась за правду, сказанную ей в лицо!? Орочи потёр занывшую шею. «Неблагодарная сволочь…» Когда она злится, то длинные брови, которые и так наклонены, словно Йоко всегда в состоянии гнева, ещё сильнее сгибаются, а тонкие губы и вовсе в поджатом состоянии становятся похожими на маленькую щёлочку. У Йоко очень длинная шея, поэтому отрощенные до плеч пряди, идущие спереди ушной раковины и расширяющиеся к кончикам, казались намного больше, чем есть на самом деле, и напоминали Орочи слипшуюся паутину. А эти огромные, розовые, неестественно блестящие глаза миндалевидной формы с узором внутри были сравнимы только с шмотками мяса. Тонкая бледно-пунцовая каёмка разделяла основной цвет и небольшие более тёмные линии, напоминавшие мясные жилы. «Уродство». Белый зрачок вовсе был схож для Орочи с каплей жира. И разве кто-то может с ним поспорить? Он говорит правду и только правду. Орочи цыкнул: — Практически без груди, — в эту область на картине он и тыкнул веером, — не удивительно, что Энму такой хилый. Разве молоком таких грудей можно насытиться? — ударил веером ещё сильней туда же. — Ещё и бледная как смерть, глядишь вот-вот откинется. Образина… Почему Ямато не мог найти нормальную жену? Она ещё так тщетно пытается приглушить свою яркость ношением исключительно чёрных кимоно. Да и кто носит чёрные кимоно с цветочным орнаментом? Это не только веет трауром и тоской, но и безвкусицей. Крупные белые цветки и листья гибискуса распластались, огибая ее фигуру по спирали от подола у ног и до груди, на подложке из косых тонких линий аналогичного цвета… Тем более оно не практично, учитывая ее род деятельности. В частности столь длинные рукава. Хотя нет, у него есть предположение. Она так скрывает свои сильные руки. Иначе как Йоко смогла бы его почти прикончить? Ни одна женщина не сравнится по силе с мужчиной, не говоря уже о том, чтобы даже превзойти. Орочи нахмурился. А ведь никто из ближайшего окружения не знает, как погиб демон, который вырезал ее семью. Он может поверить, что это сделала Йоко, причём голыми руками. «Если сама не демоница… Это объясняет ее неестественную красоту». От таких мыслей он замотал головой. Даже в мыслях Орочи не имеет права звать ее красивой. Облик жены Ямато завершал сплошной чёрный оби и белоснежный обидзимэ с небольшим обидомэ в виде цветка схожего цвета, вниз от которого шли две короткие кисточки. «Гадство». Орочи к ней испытывал практически равную по силе ненависть, как и к Энму. С ней было окончено, теперь пришло время брата. Орочи всплеснул руками. — Ну конечно, Ямато, писанный красавец. Полуприкрытые светло-лазурные глаза насмерть приковывали взгляд к расслабленному лицу двадцати девятилетнего мужчины, а кошачья улыбка и тонкие брови выдавали в нем человека неконфликтного, но отнюдь непростого. Еще более умный вид ему придавали большие круглые очки. Опрятный и располагающий к себе лик завершали чёрные волосы, сплетённые в косу по грудь. Лоб закрывала косая чёлка, совсем как у Энму. Вплоть до пряди, которая эту самую чёлку и пересекала, будто отделяя переднюю часть лица. Он предпочитает белый цвет траурному чёрному, который так любит жена. Причём во всем: и хакама, и ханеми, и оби, и кимоно, и даже ремешки на дзори. Он словно ангел, что спустился с небес, почти светится своей слепящей белизной. «Тошнит от тебя». Отдельной гордостью Ямато было любимое белое хаори с крупными синими карпами по всей спине. Старший брат донельзя обожал реки и связанный с ними промысел, но видно, после неудачной попытки Орочи утопить Энму он забросил это хобби. «Как же бесит». Карп. Ему шла эта рыба. Символ упорства, борьбы и… «Удачи…» Да уж, Ямато большой везунчик, если забыть о его главной и единственной несостоятельности в жизни как продолжателя рода. Он успешен в работе, уважаем в высших кругах, Ямато успел одним из первых повидать мир за пределами Японии уже трижды, окружил себя множеством женщин и все равно остаётся прилежным семьянином! Таких людей просто не должно существовать на пути Орочи! «Так и бы и плюнул тебе в рожу…» А вот и главная головная боль — Энму. На нем даже останавливаться не хотелось. Он злил и оскорблял Орочи своим ничтожным и неполноценным существованием. Энму его не признавал как взрослого, и от этого дядя ещё сильнее его презирал. Как такой маленький ребенок может не воспринимать как авторитет двадцати пятилетнего мужчину? Даже сейчас, на картине, этот ничтожный ребёнок всем своим видом насмехается над Орочи. Сложенные вверх шпилем руки — этим жестом часто пользуются уверенные в себе люди, лица, занимающие руководящие должности. Так они показывают истинного хозяина положения и выпячивают самоуверенность. И его эта насмешливая улыбка с вскинутыми вверх бровями. Как Энму только смеет так на него смотреть даже с полотнища картины?! Будь на то воля Орочи, он бы вырезал его лицо отсюда. Впрочем и первую жену тоже. Орочи громко и недовольно цыкнул и с грохотом удалился из помещения. Так быстро шел, что зеркала не успевали поймать его. Разве что мелькали передние пряди с боков челки, которые он отрастил несколько ниже груди. В отличии от брата, только внешностью и умениями Орочи мог похвастаться. Как человек он абсолютно гнилостное существо. Хотя и эти суждения были спорными. Он действительно был хорошим врачом, в частности хирургом, но лечил он без любви. И будет ли действенным такое лечение? Орочи не любит людей, от этого все беды. Он всегда хмурится, это было хорошо заметно, так как прямая чёлка была редкой. Объемное красивое каре не портило то, что практически все пряди были разной длины. Выглядело рвано, но в этом был свой определённый шарм. Сзади из-под него торчали две небольшие пряди-«кисточки». Пускай и оскорбляло то,что у Энму растут подобные, но срезать он их не собирается. Орочи злили большие глаза Йоко, хотя у самого были не меньше. Они даже напоминали детские, вот только той же чистоты и невинности в них не было. Они блестели агрессией, даже свойственный всей ветви Тамио цвет не оттенял своей небесной ясностью нескрываемую злобу к роду людскому. Его одеяние напоминало прогорклую сливу по общей гамме. Хаори было темно-фиолетового цвета с черным узором урокомон. Величественный орнамент, символизирующий чешую дракона, вот только дух Орочи еле-еле сравним с пугливой ящерицей. Кимоно было неясного цвета: то-ли грязно-желтый, то-ли какой-то земельный оттенок зеленого. Свисал пушистым светло-серым комочком хаори-химе. Хакама темно-коричневого цвета завершали образ сливового дерева. Орочи вышел на улицу, где его встретило слепящее Солнце. Не успел он и сделать нескольких шагов, как к нему подбежал один из сыновей. Старший, ровесник Энму. — Отец, они уже тут. Ответом мальчику был громкий цык. Орочи направился ко входу в поместье. Его ожидало около двадцати девушек. Завидя временного начальника, они поприветствовали его поклоном. "Счастливчик..." Он бы переломал веер пополам от зависти и злобы, не будь ему он так дорог. — За мной, — властно кинул Орочи, возглавив процессию девушек. Их ждет много работы сегодня. Не обязательно связанной с медициной.

***

Энму еще никогда не просыпался с такой легкостью.Словно никогда и не было у него проблем со сном. Это радостное чувство нежно ласкало как утренний бриз море. Энму неудачно повернулся и задел левую руку. Что-то стрельнуло в ней. Энму поднял руку и был несколько огорчен увиденным. Синюшная область у большого пальца вспухла и неприятно ныла. Такую деталь будет скрыть непросто, учитывая зоркий глаз матери. Придется оставить свой любимый наряд европейского манера и облачаться в что-то более традиционное. Пока Энму вставал, то оперелся на подушку, тем самым прощупав шило. Точно, его следует перепрятать! Много времени это не заняло. Доски веранды отлично справляются с функцией тайника. — Энму, ты проснулся? Громко заехало седзи. Энму обернулся на голос матери с опаской. «Так рано встала? Почему? Хотя… Пока приготовит завтрак, пока отчитает домработниц и даст им работу...» — Да, — он развернулся на пятках, спрятав за спиной руки. Йоко подошла и присела перед мальчиком. — Ты выходил на веранду? — Да. Рассвет такой красивый, не смог отказать в удовольствии посмотреть на него,— и невинно улыбнулся. Йоко вздохнула. — Простынешь же, — мать заботливо погладила его по голове. — Мне нужно поесть раньше, — присек утренние любезности Энму. — Отец поручил мне разносить лекарства. — Ох. Вот оно что. Тогда понятно, почему ты так рано смог проснуться, — следующая фраза была сказана с предельной нежностью: — Наконец-то мы сможем поесть всей семьей. Поцеловав его макушку, Йоко вышла с теплым чувством умиротворения. Только вот оно скоро будет нарушено разговором с мужем. Энму выдохнул. «Это было близко». Еще раз глянув на пораненную руку, он начал быстро собираться. От рубашки отказаться Энму не может ни при каких обстоятельствах, так что поверх нее наспех накинул белое кимоно и двуцветное хаори, с переходом от кирпичного до дымчато-зеленого. Главным его плюсом было то, что оно было немного велико, так что рукава полностью закрывали ладони. Темно-синие хакама завершили образ. И конечно же любимые белые кожаные туфли. Кому-то такое сочетание покажется нелепым, но это обязательный элемент образа Энму. Завершив утренний туалет, юный Тамио побежал к гостиной, где, как оказалось, мать с отцом что-то бурно обсуждали. Энму остановился. Как удобно, что фусума была немного приоткрыта. Энму сел немного сбоку и немного наклонил голову к щели. Подглядывать и подслушивать ему нравилось. Мать и отец сидели друг перед другом, их разделял столик, где покоилось три мисы. Энму пропустил часть диалога, но это не помешало ему понять, о чем речь. — ... Йоко, мы обязаны туда прийти. Это семейная традиция, прояви хоть немного уважения. — Нет. — Эх, ну что мне сделать, чтобы ты сменила гнев на милость? Думай об этом как о детском празднике. — Я не признаю в Орочи не то, что названного родственника. Я не вижу в нем человека. Не завидую его второй жене...Выйти замуж за чудовище. — Она тоже от него ушла, вот совсем недав— Йоко не выдержала. Ее мало интересовали подробности жизни этого ничтожества. Ямато словно и не пытается ее понять! — Да и как ты вообще можешь зарекаться о семейном торжестве?! Я через силу высидела тот раз! Ты забыл, что он пытался утопить Энму!? Удар кулака по столику завершил гневное высказывание матери. Ямато закрыл лицо руками и громко вдохнул. — Ты покусилась на его жизнь тоже, начнем с этого. — Не смей сравнивать эти два случая. Ты любишь его больше сына? — Любишь же ты все переиначивать...— устало прокомментировал Ямато. Повезло ему жить меж двух огней. Сплошное разочарование, ни с кем нельзя адекватно решить проблему. Один обплюет ядом и не захочет разбираться, другая упрямее барана и полдня потратишь, пока ее переубедишь. Йоко снова сделала фирменно злое лицо, а Ямато притих. Задумался. Через несколько секунд он оживился. — Я знаю, кто нас рассудит. Энму. Он же уже взрослый и имеет свою точку зрения. — Что ты ожидаешь услышать? — не унималась Йоко. "Не заметили... Повезло. Теперь стоит быть осторожней",— Энму тихонько стал вставать. Сделал шажок и отодвинул фусуму с максимально отстраненным лицом. Ямато сразу абстрагировался от вопроса жены и гнетущей атмосферы и поприветствовал сына. — Энму, как вовремя. Присаживайся, есть разговор, — отец продолжил сразу же, как сын сел рядом. — Через неделю у двойняшек Орочи первый юбилей. Сложилась традиция, что семьи нашего рода справляют каждый пятый День Рождения все вместе. И я считаю, что не имеет значения, насколько плохи наши отношения, раз в пять лет можно и полюбезничать. Особенно ради детей. Йоко громко цыкнула, протестуя. — Я не обязана любить чужих детей, — констатировала факт разозленная женщина. — Позволь я договорю, спасибо, — он снова повернулся к сыну. —Но как видишь, твоя любимая матушка категорически против. И я ее не виню. Это важно, чтобы меня не сравнивали со всеми самыми страшными демоническими сущностями, — Ямато руками растянул себе щёки, делая вид, что он тот самый злой бабайка из детских сказок. — С Орочи действительно тяжело и я не имею права никого осуждать. Я сам на него зол за то, что случилось пять лет назад, и ему, очевидно, нет прощения. Но всего раз. Один раз, в дань традиции и семье, можно же потерпеть. Как думаешь? Твой голос сейчас имеет особый вес. — Дядя Орочи...Хи-и~ Энму его никогда не признавал взрослым. Потому что Орочи и не взрослый вовсе. Он избалованный ребенок, даже не вырос толком. Ни морально, ни физически. А за что его нужно уважать? За его возраст? Взрослые должны подавать пример своей мудростью и сдержанностью, а не эфемерной цифрой. Разве не так? Возраст не снимает с человека ответственности и не дает права плеваться ядом на всех и каждого. Энму не задевали его выкрики о том, что его не должно существовать, что он позор для всей династии, что он бесполезен и неполноценен. Ведь они не имеют веса. Единственный поступок, который имел вес, это та самая попытка утопления. И то, ситуация была довольно странная и помнит он ее кусками. Река у поместья Орочи не слишком глубокая, сейчас она будет Энму немного выше пояса. Он не помнит, как всё произошло, какое было время суток... Энму помнит воду. Как она его обволакивала, как рядом проплывали рыбы. Каменное дно, как по камешкам скакали блики и непостоянный узор от речной глади. Он помнит странное спокойствие и умиротворение, пузырьки воздуха, что выходили через рот...Энму помнит, как он улыбался под водой. Он чувствовал радость. А вот последующие события он помнит очень хорошо. Удар по голове, как лицо коснулось дна. Энму наконец-то захлебнулся, очки треснули и в глазах потемнело. Теперь река казалась ему чем-то страшным. Спустя двадцать секунд кошмара, которые ему казались вечностью, Энму выкинули на траву. Мальчику пришлось долго откашливать воду. А сразу, как мутность взгляда сошла, он увидел то самое покушение на дядю. Лицо матери было искажено в чистейшем гневе, глаза налиты кровью, а в оголенных руках виднелась нечеловеческая сила. От хрипов Орочи и его синего лица в сердце Энму что-то приятно йокнуло. Дядя под ней беспомощно барахтался, не в силах что-то противопоставить. Разочаровывающее зрелище. А вот и отец подоспел. Быстро же он их разнял. Еще с час они все втроем кричали друг на друга, разбираясь в ситуации. Мать и дядя кидались взаимными оскорблениями и обвинениями, а напуганный Ямато всеми силами пытался не допустить третьей попытки кого-то умертвить. Вот отца Энму может назвать взрослым. Спокойный мужчина, он ни разу не видел, чтобы Ямато на кого-то кричал до срыва голоса. Не видел от него неуважения к высокопоставленным личностям, не видел, чтобы отец с истерикой отказывался принимать хоть что-то, дабы решить конфликт. За радость иметь по-настоящему взрослого родителя. Энму очнулся от своих размышлений. Родители вновь завели диалог. —.. Я не собираюсь заново выслушивать кучу оскорблений в адрес МОЕЙ семьи! Он даже тебя ни во что не ставит! Мне это сердце рвет, — крикнув, за него она и схватилась, а после продолжила, но сбавив обороты: — Если в этот раз всё будет, как пять лет назад, то на этот раз он точно отправится в могилу. Мне не важны последствия. — Йоко, не зарекайся так, — умоляюще попросил Ямато. — Я не против, — резко выдал Энму. Мать глянула на него как на предателя, сын же пожал плечами. — Меня не задевают его слова. Он жалок и только с помощью оскорблений пытается возвыситься над другими. Печальное зрелище. Ямато радостно хлопнул в ладоши. Не только потому, что он согласился пойти на праздник, а еще и потому, что Энму отлично понимает, почему Орочи так себя ведет. Умный ребенок! — Решено! Теперь можно и позавтракать! Вот только весь завтрак прошел в гробовой тишине. Родители были погружены в свои раздумья, что выдавали их скучные лица, и только у Энму лицо было безмятежным. Ничто не помешает ему наслаждаться пищей. Сегодня на завтрак был унадон. Ммм, нежное мясо угря так и тает во рту. Истинное наслаждение. Энму закончил есть раньше всех. После благодарности за завтрак, он поторопился выйти. Энму и так времени достаточно много потерял, а лекарства сами себя не разнесут. Учитывая то, что у него были особые планы на новую работу.

***

Отец проводил Энму хитрым лисьим взглядом, а после перевел его на все еще немного хмурую жену. — Спасибо, что уступила. После нежной благодарности, Ямато через столик поцеловал Йоко. В какой-то степени она даже испугалась такой приятной неожиданности, но скоро остатки злобы растворились вместе с поцелуем. Ямато и вправду знает, как легко можно заставить женщину растаять.

***

План Энму был прост как три копейки. Сон — лучшее лекарство при любой болезни, так что юный Тамио не видел ничего зазорного в том, чтобы подсыпать снотворное к другим медикаментам. Пациенты же не смогут проверить. Смеяться хочется от простоты плана, но не стоит забывать об осторожности. Сейчас он не может в абсолютное каждое лекарство подсыпать снотворное. Согласитесь, что будет выглядеть крайне подозрительно, если все пациенты после принятия лекарств слягут спать. Стоит увеличивать количество жертв постепенно. Очень кстати было то, что за прилавком еще никого не было. Сейчас около семи, у Энму есть полчаса, чтобы совершить все свои грязные делишки. К его удивлению, пришлось повозиться, чтобы найти снотворное. Звук выдвижения ящичков и скрип от лестницы уже стали схожи с мелодией, так затянулся этот процесс. "Наконец-то". Энму подкинул светло-голубой мешочек. Ну-с, в следующий раз он уже точно будет знать, где оно находится. Закинув находку с заветным порошком в "карман" внутри рукава хаори и задвинув назад все раскрытые ящички в шкафах, Энму поторопился уйти из аптеки, дабы не вызывать лишних подозрений. Зайдя за восточный угол непосредственно лечебницы, Энму сел на пол и стал модернизировать лекарства. Стоило бы поторопиться, но в этом обмане был особый шарм. Это будет его личная маленькая тайна. Возможно, она убьет кого-то, но разве это плохо? Умереть во сне — это ли не счастье? Без боли, без страданий. Это самое гуманное умерщвление, которое можно вообразить! И самое красивое. Энму за радость было дать этим болеющим людям шанс умереть легко и беззаботно. Если же они просто заснут, то хотя бы принесут ему истинное удовольствие, пока он будет разглядывать их спящие лица. В жидкие лекарства он подсыпал и размешивал снотворное, пока не пропадет осадок, с порошками смешивал до однородного цвета. Кропотливый и тонкий процесс, который требует концентрации. Но Энму такое не впервой, он рукастый парень. Эти руки не раз била мать, пока учила его искусству каллиграфии. Сложнее всего ему давались тонкости использования туши. "Слишком жидкая, слишком темная, слишком светлая"... Чего только Энму не наслушался, пока учился каллиграфии. Но теперь он знает соотношения все компонентов для создание идеальной туши. По крайней мере в понимании его матушки. Помимо этого, у Энму хорошо получалось вить веревки и плести узлы. Когда они плыли в Голландию, то им попался не только очень хороший капитан, но и команда корабля, которая отлично развлекала и учила мальчика этому занятному делу. Полезный навык всегда пригодится. Всесторонне развитый ребенок, это ли не мечта любого родителя? Хорош в учебе, много чего умеет сам, красавец и почти певец. Вот только чтобы не этот проклятый недуг...Тогда бы с его лица навсегда ушли синяки под глазками, которые придавали ему болезненный вид. Заново упаковав сыпучие препараты, Энму с легкой улыбкой на лице начал обход. Всё проходило так, как он и задумал. Энму заходил в палату, будил тех, кто еще не встал и вежливо представлялся, а затем говорил принять лекарства. Все были польщены такой нежностью и заботой, так что без промедления начинали приём медикаментов. Энму жадно смотрел за тем, как пациенты принимают лекарства, не зная его маленького секрета. Никто ничего не заподозрил. Как же глупы люди, хотелось смеяться. Но Энму подавлял этот высокомерный смешок. В некоторых палатах он задерживался. Как же можно уйти, когда больные желают раскрыть свои души? Он присаживался рядом и внимательно слушал их рассказы. У большинства конечно жизнь не сахар, но что поделать. Не всем же быть такими богатыми, как семья Тамио. Энму проникался их жизнями, какие же все люди разные! Иногда даже пробивало на слезу. Ах, какой же Энму эмпат, всех он понимает. Когда обход был окончен, девятилетний мальчик подождал около десяти минут, чтобы снотворное точно подействовало. И начал его заново, но совершенно с другой целью. С целью личной и приятной.

Наслаждение

~