Да чтоб ты сдох, Фрэнк Айеро!

Портрет Линдси – улыбающейся, с этими её чёрными хвостиками, – висел в холле, а в вёдрах стояли цветы. В углу портрета была траурная чёрная ленточка. Джерард прошёл мимо, делая вид, что ему плевать. Сегодня на нём была строгая чёрная жилетка по фигуре и чёрная рубашка. На тёмных брюках в тонкую, едва заметную полоску, не было ни шерстинки, а начищенные туфли безукоризненно блестели. Он был готов вылететь с работы с достоинством. Джерард зашёл в аудиторию и обомлел: половины студентов не было, маячили только редкие уставшие лица, неравномерно распределённые по рядам, в основном не особо активные хорошисты, которых Джерард помнил плохо. Зато одно, с падающей на белую щёку чёлкой, он узнал сразу. Фрэнк, ухмыляясь в своей обычной манере, поднял развёрнутую боком тетрадь, где была крупная маркерная надпись: «funeral». Похороны? Кто вообще устраивает похороны в понедельник? И на каком она кладбище? Все, что при церквях, можно откинуть сразу: там самоубийц не хоронят, но вариантов всё равно много, придётся поспрашивать. Может, где-то висит объявление, а Джерард просто не заметил? Он угрюмо обвёл взглядом жалкие остатки группы и уселся за стол, доставая из портфеля конспекты. Вот и что с ними делать? Работу давать? Джерард, конечно, зверь, но не настолько. Взгляд остановился на Фрэнке, подпирающем рукой щёку, и постукивающем кончиками пальцев по столу. Глаза у него искрились хитринкой: неуместной, интригующей и смущающей. Джерард покраснел. – Идите отсюда, – в конце концов махнул он рукой, захлопывая конспект и наблюдая, как на лицах студентов медленно расцветает радость. Он переждал шуршание вещей, застёгивание молний, разговоры, топот шагов и хлопанье двери. Проводил взглядом толстовку с нарисованными на ней костями, но так и не решился тронуть за руку, остановить, заговорить. Джи остался один и запустил пальцы в волосы, опустив голову. Он и сам мог быть на месте Линдси. И сейчас бы они шли на его похороны. А шли бы? Ведь, признаться честно, он – порядочная сволочь. Под закатанным рукавом белела кожа – ни капли загара, чистый труп, – а на коже белели шрамы. Тонкая сеточка его детских травм, психологических проблем и фобий паутинкой оплетала запястье. Бинты он снял только вчера, но снял. С появлением этого раздолбая Джерард перестал резаться, что бы это значило? Кстати, кажется, повязки на шее Фрэнка уже нет, что же он набил? Луч осеннего солнца упал на стол, высветив кружащие в воздухе пылинки и белый бумажный прямоугольник. Джерард развернул записку, чувствуя себя школьником, которому бросает бумажки симпатичная девочка. На бумаге чернели отрывистые, неряшливые, как граффити, буквы. У него даже почерк был бунтарский, но тем не менее какой-то приятный, пропитанный музыкой, молодостью, вдохновением. Джерард спрятал записку в карман жилетки, уже зная, что она займёт место в его тайной комнате, рядом с их с Майки фотографиями. На записке было только время. И название кладбища. *** Джерард сидел за барной стойкой и расслаблено потягивал прохладное пиво. С мокрых волос (после короткого выступления он сунул голову под кран, а потом под сушилку для рук) капало на кожанку. Было непривычно: сегодня они были в другом, более приличном месте, зато закончили в восемь. На фоне зеркальных полок с рядами бутылок, неоново подсвеченных фиолетовым, возник силуэт барменши в обтягивающе-чёрном. Между её топом и штанами была тонкая полоска кожи, лиловой от света. – Ты такой довольный, будто тебя пригласили на свидание. Джерард встрепенулся и рассмотрел её получше: яркий вечерний макияж, но не чёрный, как у эмо-девушек, а тёплых рыжеватых оттенков, большой рот с бликами от блеска, высокий каштановый хвост, обкрученный прядью волос у основания. Она не была похожа на уставшую студентку или заводную страшеклассницу-поклонницу, она была скорее молодой женщиной из дневной жизни Джерарда, периодически посещающей косметолога и стилиста. – А? Нет, у меня нет девушки, – пожал плечами он и улыбнулся, слегка смутившись. – Нет? – девушка подалась вперёд, ложась грудью на стойку и подпирая щёку ладонью. – Меня зовут Мэй. – Джи. – Джерард деликатно пожал её наманикюренную аккуратную руку. Ему захотелось влезть в жилетку, галстук и и накинуть пальто: он привык совмещать, но не смешивать. – Так ты свободен сегодня? – спросила Мэй, болтая шейкером для двух подсевших девушек. – Сегодня – нет, – извиняющимся тоном ответил Джи. – Дела. – А кем ты работаешь? Ты слишком красивый для музыканта. Джерард подвис и вместо ответа спросил: – В смысле? – Ну, обычно они пьяницы, – Джерард тупо уставился на ополовиненный стакан в своей руке, – неряшливые, неухоженные, страшненькие... Вон как тот, кудрявый, – она указала пальцем на стоящих неподалёку парней. Джерард недоумённо моргнул – там оживлённо болтал с кем-то Рэй. – Да нормальный, причёска классная, – протянул он, по-другому взглянув на друга. Если объективно, то Рэй высокий, стройный, добрый и круто играет. – Да ну, мочалка на голове. Да и я девушка, мне виднее. Джерард поперхнулся глотком пива – таким беззаботным тоном обозвать шикарные кудри Рэя мочалкой мало у кого язык повернётся. – Так кем ты всё-таки работаешь? – продолжила Мэй, заинтересованно хлопая ресницами. Из толпы, распихивая людей острыми локтями, показался Майки, похлопал Рэя по плечу и, глядя на Джерарада, потыкал пальцем в напульсник. И поднял бровь. – Время, Мэй, извини. Мне пора. Девушка погрустнела, а Джерард залпом допил и расплатился, соскальзывая со стула. – Может, свидимся ещё, – сжалился он и даже выдавил улыбку. Они вывалились на улицу. Рэй придерживал уже не стоящего прямо Боба, а брат поправлял перед тонированным стеклом припаркованного автомобиля шапку. – Я смотрю, ты с девушками стал общаться? – бросил он. – Ага. И больше не хочу, у меня студентки есть. Майки усмехнулся и выпрямился. – Не понравилась? – Понравилась, просто не мой человек. *** Да, у Джерарда было свидание. В девять на старом кладбище, куда он шёл пешком с букетом алых лилий в бумаге. Было холодно, а на окраине города ещё и темно, так что он застегнул куртку и материл Фрэнка, вытащившего его в такое место. Может, этот малолетка его грохнет и прикопает в свежей могиле, и хрен кто хватится. Никто ничего не знает: брату Джи соврал, что не застал неуловимого студента на парах. Ему даже пришлось сделать вид, будто он идёт к дому, хотя кладбище совсем в другой стороне, но, как говорится, бешенной собаке... Ворота кладбища – ряд чугунных жердей на двух створках – были приоткрыты, и Джерард проскользнул за ограду, поморщившись от скрипа. Под ногами шуршала опавшая листва, и ночное небо перечёркивали изломанные ветви старых кряжистых деревьев. Фонарик мобильника выхватывал замшелые имена и даты на серых, дышащих холодом памятниках. Кладбище было старым: попадались даже даты рождения, начинающиеся на «тысяча восемьсот». Свежая могила сразу бросилась в глаза – груда венков, цветов и лент до половины памятника, даже цифр не видать, только имя: Lindsey Ann Ballato. Выше из памятника рос белый позвоночник, частично скрытый капюшоном. Джи выключил фонарик – на могиле горело несколько стеклянных, кладбищенских со свечами внутри. Джерард зашёл за памятник и прислонился к холодному камню поясницей, скашивая глаза на Фрэнка, но на его бледное лицо с этой стороны падала чёлка. – Зацени, – Фрэнк пальцем оттянул воротник толстовки. Небольшой чёрный скорпион на тонкой нежной коже яркими свежими чернилами. – Лапа лишняя, – неожиданно для себя сказал Джи. – Лапа? – Ага. На одной стороне – три, а на другой – четыре. А так симпатично. – Будешь? – Фрэнк слегка оживился, протянул ему отпитую бутылку. Джерард сначала хотел отказаться, работу никто не отменял. Хотя... Как там сказала Мэй? Все музыканты – пьяницы? Джи взял нагретое пальцами гладкое горлышко и обжёг глотку алкоголем. – «Jack Daniels»? Да ты прям рок-звезда, – улыбнулся он. – Не больше, чем ты, – пожал плечами Фрэнк, забирая бутылку и делая длинный глоток. – Оу, это мне? – он кивнул на букет. – Нет, это ей, – спохватился Джерард и развернул оглушительно шуршащую бумагу, оборвал пару мятых листьев. Две горящие алым ветви цветов они вместе возложили поверх самого большого венка, крест накрест. – Ты хорошо её знал? – задал Джерард, наверное, самый банальный вопрос, который только можно было задать, стоя у изножия могилы одной своей студентки плечом к плечу с другим. – Нет. Но знаю, какого это, – Фрэнк прижал большим пальцем горлышко бутылки и плеснул немного виски на цветы. – Я тоже знаю. – Джерард невольно обхватил левое запястье. – Тем не менее, мы оба стоим у её могилы. Вы хотите жить, мистер Уэй? – Хочу, – твёрдо ответил Джи и сунул руки в карманы, позволяя слезе сбежать до подбородка. – Она тоже хотела, просто не смогла. *** – Обозвать волосы Рэя мочалкой?! – воскликнул Фрэнк и расхохотался, вызвав неодобрительный крик из окна многоэтажки. – Совсем ёбнутая тётка, Джи, ты вовремя сбежал! Я вас слышал, Рэй же просто бог! Видел его пальцы? – Конечно, – Джи пошатнулся и чуть не наступил на разношенный кед Фрэнка. От виски было жарко. Они шли по ночным влажным тротуарам сквозь дворы, мимо детских площадок, парковок и пьяных вечерних компаний. Призрак Линдси остался на кладбище, несданные зачёты – в университете, а разница в возрасте – на дне почти пустой бутылки. Шумно поднявшись по лестнице, они завалились к Джерарду домой и скинули обувь. – Вот она – моя сокровищница! – воскликнул хозяин квартиры, со второго раза попадая ключом в замок и отпирая запертую комнату. – Охуенно, – резюмировал Фрэнк с порога и плюхнулся на диван, схватив гитару. Поднастроил, извлёк откуда-то медиатор и стал наигрывать что-то небыстрое, завесившись чёлкой. Джерард даже протрезвел немного и привалился плечом к косяку. Из-под пыльной хрустальной люстры лился тёплый жёлтый свет, гибкие пальцы Фрэнка извлекали совершенно волшебные звуки, и в маленькой комнатке рождалось что-то светлое и важное.