Се grand malheur de не pouvoir etre seul.

Почему я ничего не могу написать? Этот вопрос не требует ответа, но над ним, я думаю больше всего на свете. Что, скажете вы, могло произойти с человеком такого, что лишило всякой возможности мыслить рационально?? Я не знаю.... " — Видеть тебя во снах, единственное утешение...." — Ты знаешь, я не могу быть с тобой постоянно, — тяжелый вдох, что означал безвыходное положение, — Реальность исчезает, затягивает в миры, где тебе нет места. — Птиц морщится, вздернув орлиный нос, тряхнув огненно-рыжими волосами. — Я не против видеться с тобой, но все же.. — Говори... — Меня тяготит наше общение, все, что связано с тобой тяготит... " Разве человек виноват в том, что просто существует? Разве виноват в том, что может чувствовать? "Сны — смерти лоскутки… О, как они мне ненавистны! " — Твои глаза... — А что с ними? — Ответ уже понятен, но острое желание услышать слова, что режут острее бритвы пересиливает. — Слишком, уж, выразительные. Почему я должен смотреть, если не хочу?" " Он не участвовал в нашем веселье, разве что его лицо, обезображенное чумой, и его глаза, в которых смерть погасила пламя болезни лишь наполовину, казалось, выражали то особое любопытство, какое только умершие способны проявить к забавам обреченных на смерть.“ — Ну что такое, огонек? — Прозрачная ладонь ложиться на впалую щеку, поглаживая. — Что случилось? — Птичка, — Пожалуй, единственное, что ему удается прежде, чем рот заполнит горячая кровь, — Не уходи.... — Я здесь, чувствуешь, — стоило ли сжимать костлявую ладонь в теплой руке? — Наша малышка, — Кто бы мог подумать, что жизнь его крохотного птенчика пересилит болезнь, — Мой птенчик, спит?" "… Ах, Смерть, тот самый призрак, что восседал во главе стола на всех празднествах! Как часто, Монос, терялись мы в предположениях о ее природе! Как загадочно обрывала она наше блаженство, говоря ему: «Доселе и не дальше!» Та чистая и искренняя взаимная любовь, что горела в наших сердцах, мой Монос, — о, как же самонадеянно были мы убеждены, испытав счастье при ее первом проблеске, что наше счастье будет возрастать вместе с нею! Увы, по мере ее роста, рос в наших сердцах и страх пред тем злым часом, который спешил разлучить нас навсегда! И так с течением времени любить стало мукой. Даже ненависть в сравнении с этим показалась бы милосердием!" Целуя лик любимой, он не надеялся на ответную ласку, хотя прекрасно понимал — холодный камень не согреет. — Тот белоснежный бутон пиона, что был сорван на рассвете и омыт росой, теперь украшает это место, но уверяю, любовь моя, — Требуется чуточку больше времени, чтобы собрать мысли воедино, — твое..... — Что это такое? — Чувствовать как сердце бьется в агонии о ребра такое себе ощущение. — Сон. Эти маленькие кусочки смерти. Как я их ненавижу. "Я почитаю тебе вслух — и так мы вместе скоротаем эту ужасную ночь." — Мам? — Тоненький голосок разносится эхом в темной комнате. Детям ведь ни к чему видеть смерть родителей? — Птенчик, зачем ты вышла из комнаты? — Птиц расправил иссиня-черные крылья с которых капала кровь. — Мама тебя не слышит. "Голова ребенка всегда полна; чтобы занять его или развлечь, вовсе не требуются события внешнего мира... " — Папочка, — Девочка лет четырех, сосредоточенно складывает кубики в пирамиду, нахмурив бровки, — Папочка, а мы сегодня пойдем к маме?— Лицо девочки сделалось серьезным, когда она вновь заговорила о маме, а большие карие глаза увлажнились от подступающих слез. Мужчина тяжело вздохнул, откладывая телефон в сторону и поднялся с кресла, подходя к дочке. С трудом сдерживая эмоции, что сочились будто яд, Птица аккуратно взял девочку на руки, прижимая к своей груди. Мужчина начинает ходить по офису, качая дочку на руках, периодически целуя в макушку. — Пойдем, но не сейчас, — Птица идет в комнату, укладывая дочку в кровать. — Тебе пора спать, малышка. Когда девочка уснула, Птица тихо вышел из комнаты, направляясь к себе. Внутри бушевал ураган, который желтоглазый был не в силах усмирить. Руки задрожали, сжимаясь в кулаки, а острые когти впились в кожу на ладонях, прокалывая. Легкая боль отвлекла от мыслей, что отравляли изнутри, а глаза наткнулись на фотографию в черной резной рамке. — Ну что ты так смотришь? — Может показаться, что мужчина сошел с ума, раз он говорит с фотографией, но это был его единственный способ поговорить с любимой женщиной. — Да, мне сложно с ней общаться, особенно, когда она начинает задавать вопросы. Адель все время говорит о тебе, а я не знаю, что ответить. Она твоя маленькая копия и когда она смотрит на меня, я схожу с ума, ведь вижу в ней тебя! Птица подходит к столу, смотря на фотографию. — Я не могу изменить прошлое, — Тихо шепчет мужчина, касаясь теплыми пальцами холодного стекла, — Но я бы все отдал, чтобы ты была рядом со мной... "Было ли у вас так, что вы провели день, улыбаясь людям, общаясь, как будто все в норме и в порядке, а все время вы чувствовали, как будто вы несете внутри себя свинцовой тяжести несчастье?" Девушка сидит на диване, поджав под себя ноги, когда разъяренный Птица нависает на ней, тяжело дыша. — Где ты была? — Мужчина выжидающе смотрит, с трудом сдерживая себя от необдуманных поступков. Виктория не смеет поднять глаза, боится. Как там говорят? Нельзя смотреть бешеной собаке в глаза, а то укусит. С Птицей был тот же принцип. — Ты оглохла? — Птица хватает Вику за волосы на затылке, рывком поднимая с дивана. — Не испытывай мое терпение, ты знаешь, что бывает после этого. — Я была у подруги, — Вика шипит, хватаясь за руку, хочет поцарапать или ударить, чтобы он отпустил, но это бесполезно, Птица больше и сильнее. — Отпусти. Птица швыряет девушку на пол, распаляясь еще больше. — У какой подруги? — Желтоглазый присаживается на корточки рядом с Викой, которая пыталась встать. — У той шлюхи, которую перетрахало пол Питера? — Ты ничего о ней не знаешь, — Вика хрипит, поднимаясь с пола, — И обо мне тоже. » Птица болезненно поморщился, тряхнув головой, он не хотел это помнить. "И час за часом я сидел возле нее и внимал музыке ее голоса, пока его мелодия не начинала внушать страха – и на мою душу падала тень, и я бледнел и внутренне содрогался от этих звуков, в которых было столь мало земного. Вот так радость внезапно преображалась в ужас и воплощение красоты становилось воплощением безобразия, как Гинном стал Ге-Енной." — Почему завтрак еще не готов? — Мужчина входит в комнату, медленно подходя к кровати. — Что такого важного ты делала, м? — Птица не любил, когда Вика его игнорировала, поэтому откинув одеяло в сторону, желтоглазый хватает девушку за руку, стаскивая на пол. — Приготовь мне завтрак, сейчас же! — Птица, пожалуйста, — Вика заплакала, сжимаясь в комок, — Я беременна, не бей. Мужчину будто облили кипятком. На секунду он впал в ступор, а после опустился на колени перед девушкой. — Какой срок? — Рука опустилась на оголенное плечо, поглаживая. — Малышка, ответь. — Почти месяц, —Вика посмотрела на мужчину заплаканными глазами, — Аборт уже поздно делать, но только не бей в живот, пожалуйста.» ...от всего этого становилось невыразимо тяжко на душе, чувство это я могу сравнить лишь с тем, что испытывает, очнувшись от своих грез, курильщик опиума: с горечью возвращения к постылым будням, когда вновь спадает пелена, обнажая неприкрашенное уродство.