Persistence

В понедельник, придя в академию с тяжелым грузом на душе, уставший и встревоженный Всемогущий думал о том, что он бы ни на что не променял свою нынешнюю работу. Удобство фиксированного графика, регулярные перерывы, отсутствие потенциального риска для жизни во время дежурства — сейчас он начал ценить все то, чего у него никогда не было, чего он абсолютно не хотел в молодости. Но самое главное — он всегда любил проводить время с детьми. Они полны энтузиазма, так легко впечатляются, их головы полны надежд, мечтаний и идей — все это, все они заставляют его снова чувствовать себя живым. Но прямо сейчас, в данный момент, сидя за учительским столом в классе, Всемогущий спрашивает себя, должен ли он собраться и уйти. Он видит, как ученики наблюдают за ним вместо того, чтобы выполнять порученную им работу. Это все наполняет Яги жгучим чувством стыда. Может, ему все-таки стоило взять хотя бы больничный.

***

— Всемогущий! Голос почти заставляет его подпрыгнуть. Рука взлетает, чтобы схватиться за сердце, но Всемогущий успевает одернуть ее. Он поворачивается, сохранить улыбку на лице ему удается лишь благодаря многолетнему опыту. Мидория идет в его направлении, а за ним юные Урарака и Иида; все трое выглядят слишком счастливыми, слишком беззаботными. Они начинают говорить одновременно, здороваясь с ним и желая доброго утра, голоса их перекликаются. Это вызывает легкое раздражение. — А, доброе утро, — отвечает Всемогущий ровным голосом, несмотря на трясущиеся вспотевшие ладони. Наступает минута неловкого молчания. Взгляды ребят устремлены на него с вниманием и ожиданием. Однако он никак не может понять, чего же они хотят услышать, почему эти яркие, полные надежд глаза так смотрят на него. Тошинори хлопает в ладоши, звук громким эхом разносится по коридору. — Ну, мне пора на урок! — говорит он, быстро проходя мимо и махая им через плечо. — Увидимся позже, дети. Убедитесь, что вы усердно работаете! Он понимает, что идет в неправильном направлении, но сейчас это не важно, ему просто нужно уйти и проветрить голову. Однако даже его больших быстрых шагов недостаточно для того, чтобы не услышать вопроса Урараки. — Всемогущий в порядке? — это звучит с такой искренней заботой, что он чувствует себя обязанным развернуться и извиниться перед девочкой, дабы успокоить ее. Но он не останавливается. Страх снова ползет по спине Всемогущего, когда он, исчезнув из их поля зрения, прислоняется к стене и вновь вспоминает лицо Мидории. Он надеется, молится, что Изуку хватит догадливости, чтобы никому ничего не рассказывать, чтобы хоть раз промолчать. Тошинори вздыхает, пытается успокоиться. Даже если Мидория немного наивный, а временами и беспечный, он все равно умен. Возможно, даже слишком умен.

***

— Всемогущий. Мидория пугает его уже второй раз за сегодня. Он стоит в нескольких метрах от Яги, держась за лямки своего рюкзака. Сейчас идет обеденный перерыв, и вот им снова нужно обсудить слишком много вещей, снова попытаться разобраться во всей этой ситуации и, наконец, решить, что делать дальше. Всемогущий не знает как и с чего начать — у него не было времени, чтобы подготовиться к этому разговору. На долю секунды ему даже кажется, что избежать его будет наилучшим вариантом. Но Изуку начинает приближаться прежде, чем он успевает что-либо предпринять. Он опускает голову и смотрит в пол, а Тошинори тщетно пытается скрыть дрожь в ногах. — Гм, — начинает он, сглатывая. — Ты не занят? Я думаю, нам есть что обсудить. Одной мысли о разговоре один на один достаточно, чтобы почти сломить решимость Всемогущего. Горячая волна вины и стыда ползет по его шее, ноги не слушаются. Ему остается лишь надеяться на то, что Мидория не заметит, насколько он близок к тому, чтобы здесь и сейчас провалиться под землю. Ему придется как-то справиться с этим, попытаться исправить свои ошибки (даже если они омерзительны, даже если он никогда не будет прощен), но сейчас слишком рано. Воспоминания еще слишком свежи, практически осязаемы, и он еще не успел в них разобраться, не успел придумать способ искупить свое преступление. После нескольких секунд молчания Изуку вздрагивает, его щеки вспыхивают, и Всемогущий осознает, что это зрелище будет долго его преследовать, если он уйдет сейчас. Поэтому он прокашливается и изображает свою самую яркую геройскую улыбку. — Я свободен, — говорит он не так бодро, как хотелось бы, но, по крайней мере, уверенно. — Что ты хотел у меня спросить? Мидория бросает быстрый взгляд через плечо. — Мы можем пойти куда-нибудь еще? Я имею в виду, я не хочу… не здесь, э… может, в комнату отдыха? Тошинори делает глубокий вдох, кивает. С каждым шагом он все больше понимает, что времени на подготовку нет, что ему придется импровизировать. Но опять же, хотя бы извиниться за то, о чем он так сожалеет, должно быть не так сложно. В тот момент, когда они оказываются внутри помещения и дверь захлопывается, он выдыхает и принимает свою истинную форму — у него осталось совсем немного времени. Ситуация столь знакома, что к горлу подкатывает ком. Он поворачивается с десятком извинений на языке, готовый просить у мальчика прощения, но кашляет, задыхаясь, прежде чем успевает сказать хоть слово. Глаза Мидории красные и опухшие, он едва сдерживает слезы, делая хриплый вдох и выдавливая тихий всхлип. Это звучит так, так несчастно. Было бы слишком самонадеянно думать, что извинения могут здесь что-то исправить. Первым побуждением Всемогущего было протянуть руку Мидории, прижать его к себе, пока тот не успокоится, но последствия этой мысли вызывают у него тошноту. Поэтому он удерживает трясущиеся руки по бокам, не зная, как поступить. Мидория вытирает выступившие слезы со щек, глядя в пол. — Я не хотел, чтобы ты злился на меня, — говорит он, и у Тошинори отвисает челюсть. — Злился на тебя? — переспрашивает он в ступоре. — Ты думаешь, я зол на тебя? Мальчик вздыхает, сглатывает, прежде чем снова поднять взгляд. Щеки его дергаются, нижняя губа дрожит. — Я видел, как ты нервничал, разговаривая со мной этим утром. Мне так, т-так жаль, я никогда не хотел, чтобы ты чувствовал себя плохо, и я знаю, что все эти проблемы из-за меня, н-но я просто… я не… пожалуйста… — Мидория смотрит на него своими большими глазами, полными ужаса и отчаяния, и шепчет. — Пожалуйста, не оставляй меня. —Нет! — мотает Всемогущий руками и головой. — Нет, боже, я не буду этого делать. Это не… я… — он проводит руками по лицу, пытаясь успокоиться, взять себя в руки. — Я вовсе не злюсь на тебя. Изуку хмурится. Всемогущий поспешно проходит мимо него и подтаскивает еще одно кресло к столу, кивает мальчику. — Давай, — говорит он. — Я думаю, нам стоит присесть. Они молча садятся. Мидория обеспокоенно думает о чем-то, сцепив ладони, а Яги теребит рукава, чтобы занять руки. Между ними какое-то странное напряжение и неопределенность, воспоминания, которые вовсе не кажутся просто воспоминаниями. Всемогущий не может позволить Мидории почувствовать на себе давление от происходящего и решает нарушить тишину. — Я не злюсь на тебя, — повторяет Всемогущий, просто чтобы выиграть время. — Ты не виноват в том… в том, что произошло. Во всяком случае, я злюсь только на себя. Изуку сводит брови к переносице. — Почему? — он выглядит абсолютно сбитым с толку. — Я имею в виду, я был тем, кто начал это. Ты должен злиться на меня, верно? Тошинори вздыхает, упираясь локтями в колени. — Ты не сделал ничего плохого, мой мальчик. Я должен был поговорить с тобой гораздо раньше, но мне не хватило хладнокровности и решимости. — Он следит за тем, чтобы его тон был спокойным и ровным, пока он пытается все растолковать. Лучше поздно, чем никогда. — Ты еще молод, и никто не может обвинить тебя в том, что ты… преследуешь свои мечты, я думаю. Однако моя ответственность как взрослого и твоего учителя заключалась в том, чтобы помочь тебе понять, но я… я не сделал этого, и за это я не могу себя простить. Мидория моргает, хмурится еще сильнее — теперь он выглядит почти сердитым. — Но я знал, что делал, — говорит он. — Ты сам сказал, я это спланировал. Это я напортачил! — Нет-нет, — качает головой Всемогущий. — Я должен был объяснить тебе ситуацию лучше. Думаю, я вообще ничего не объяснил. Как я уже сказал, ответственность за это лежит на мне. — Но ведь я начал это! — лицо Изуку багровеет, слезы наворачиваются с новой силой. Но теперь, похоже, это слезы разочарования, хотя это и не имеет смысла. Всемогущий выпрямляет спину, пытается говорить как можно убедительней. — Ты не виноват, Мидория. Пожалуйста, позволь мне все разъяснить и извиниться. — Почему ты так сильно хочешь, чтобы это было твоей виной? — голос ребенка становится все выше и громче. — Ты всегда выставляешь виноватым себя! Почему ты не можешь хоть раз признать то, что я сделал что-то не так? — Пожалуйста, выслушай меня, — говорит Всемогущий, едва сдерживая раздражение в голосе. — Я пытаюсь донести до тебя, что ты не был тем, кто отвечал за чье-то благополучие. Ты не был тем, кто совершил преступление— — Кто сказал, что это было преступлением?! — резко прерывает его Мидория. — Закон! — Всемогущий в отчаянии вскидывает руки. — Не говоря уже о морали, здравом смысле и— — Какое отношение к этому имеет закон? — Изуку копирует его жест. — Тебе пятнадцать! — Я согласился! — Боже мой, — Всемогущий щиплет себя за переносицу, чувствуя, как его терпение лопается. — Это не… это не так работает! Ты слишком мал, чтобы соглашаться на что-то подобное, особенно с кем-то намного старше тебя! Дело не в том, что ты… не в твоем… вашем… разве вас, детей, не учат этим вещам в школе?! — он моргает, и к нему приходит понимание. — Может быть, нам стоит расширить учебную программу... — Я не ребенок, — говорит Мидория тихим голосом. — И я не дурак. Так что, пожалуйста, перестань относиться ко мне так. Тошинори тяжело вздыхает и откидывается на спинку кресла, зарываясь руками в волосы. — Да, ты не дурак, — еле слышно шепчет он. Они никуда не продвинулись, а этот спор его уже так утомил. — Слушай, как насчет этого: мы оба извиняемся и пока ставим точку в этом разговоре. Мы просто ходим по кругу. Ему кажется неправильным позволять Изуку извиняться, но это для его же блага. Ребенок слишком упрям, его чувство самопожертвования сбивает с толку. Мидория вздыхает, опускаясь на стул. — Хорошо, — кивает он так же измученно, как и сам Всемогущий. Через секунду он снова поднимает голову, кусая нижнюю губу. — Ты ведь правда не станешь прерывать со мной общение? — Нет, — Всемогущий невольно усмехается и качает головой. Несколько мгновений они молчат, погруженные в свои мысли. Не стоит затягивать с этим и еще больше напрягать мальчика. У Мидории и так есть то, над чем нужно поразмышлять, и сейчас просто неразумно добавлять к этому страх потерять кого-то, кого, по его мнению, он обидел. Он пусть и умный ребенок, но все-таки еще ребенок. Изуку положил голову на спинку кресла. — И что теперь? — спрашивает он. — Что мы будем делать? Яги откашливается, стараясь не слишком явно ерзать на своем месте. — Прежде всего, я думаю, мы должны договориться никому об этом не рассказывать, — говорит он, вытирая потные ладони о штаны костюма. — Это неправильно, но мы не сможем решить все своими силами, если об этом узнают. Ему стыдно даже просто предлагать такое, но Мидория кивает, не колеблясь. Возможно, он и не знает масштабов своего решения. — И, возможно, нам стоит вернуться назад и продолжить все с того момента, как мы… ну, до того… — Всемогущий делает паузу, подбирая подходящие слова. — До того, как ситуация вышла из-под контроля. — И когда это случилось? Он встречается взглядом с мальчиком, слезы на его лице уже высохли. — В среду у тебя дома, — отвечает Тошинори. — Или тогда, когда ты мне признался. Зависит от тебя. Он не ожидает увидеть шок в глазах Изуку. — Т-ты, — его нижняя губа снова дрожит, голос тихий и напряженный. — Ты бросаешь меня? — Что? — Всемогущий хмурится. — В каком смысле, бросаю тебя? — Я... я знаю, что то, что я сделал, было неправильно, — произносит он прежде, чем Всемогущему удается прервать его. — Но все, что я говорил тебе вчера и все предыдущие дни, по-прежнему остается правдой. Мы можем не торопиться! Просто скажи мне, с чем ты согласен, а с чем нет, и я прислушаюсь! Всемогущий стонет, накрывая лицо руками. — Мидория, — протирает он усталые глаза. — Мой мальчик, я только что объяснил тебе, что это работает не так. Я не просто говорил о… том, что было вчера. Все это в целом неуместно. Мидория разочарованно отводит глаза, полное боли выражение лица разрывает сердце Всемогущего. Он понимает, вновь разрушает надежды мальчика, но других вариантов у него нет. — А ты бы хотел этого, если бы оно было уместным? — обессиленно шепчет Мидория, глядя в пол. Это то, о чем Всемогущий даже не позволяет себе думать, сознательно удерживая свой разум подальше от рассмотрения этого. — Не позволяй себе погрязнуть в подобных вопросах, — говорит он. — Дело не в том, чего кто-то хочет, а в том, как поступить правильно. Да и ответ на этот вопрос прост. Мидория слегка кивает, все еще не отрывая глаз от пола. Всемогущий чувствует себя обязанным сказать что-то еще. — Попробуй воспринимать это как учебный опыт, — он надеется, что это звучит обнадеживающе. — В отношениях и любви гораздо больше всего, знаешь. Речь идет о том, чтобы понимать друг друга, о том, чтобы идти на компромиссы, о романтике. Это довольно многогранная... вещь, — он прочищает горло, отказываясь от любых других советов, которые он мог бы дать. — Ты согласен? Изуку замирает на секунду, прежде чем резко поднять голову и широко распахнуть глаза. Похоже, до него дошло. — Да, ты прав, — произносит. — Ты прав! Я все делал неправильно. Это неожиданно, но так приятно, и Всемогущий впервые за этот день по-настоящему улыбается, а его разум успокаивается. Возможно, он не может исправить то, что уже совершено, но он сделает все возможное, чтобы поддержать мальчика на правильном пути. — Тогда вернемся в класс, — говорит Всемогущий, поднимаясь на ноги и бросая быстрый взгляд на настенные часы. — Обеденный перерыв почти закончился. Ты успел поесть? Мидория кивает, встает и открывает дверь. Он осторожно откашливается. — Эм, Всемогущий? — спрашивает он неуверенно. — Я тут подумал, э-э, можно я буду иногда заходить? Ну, в гости? Он выглядит напряженным, будто боится отказа, и лицо Тошинори смягчается. — Конечно, — он кладет руку мальчику на плечо. — В любое время. Улыбка, расплывающаяся по лицу Мидории, определенно стоила всех приложенных усилий. Счастливый блеск, тот самый, который он так любит, наконец-то возвращается в глаза мальчика.

***

Они чуть не врезаются друг в друга после урока. Мидория вылетает из-за угла на большой скорости, и Всемогущему едва удается удержать в руках стопку бумаг. — Я понимаю, что уроки закончились, но бегать по коридорам все еще нельзя, — мягко отчитывает он. — Прости, Всемогущий! — Мидория еще какое-то время продолжает бежать на месте, подошвы его обуви неприятно скрипят по полу. Он открывает рот, снова закрывает его, начинает теребить нижнюю губу. — К чему такая спешка? — спрашивает Всемогущий, наблюдая за тем, как дергаются щеки Изуку — он явно нервничает. — Вообще-то, я искал тебя, — отвечает он, явно готовясь к… чему-то. — Ну, ты нашел, — смеется Тошинори. — Что я могу сделать для тебя, мой мальчик? — Нет-нет! — Мидория широко размахивает своей рукой, прежде чем снова сжимает ей рюкзак. — Мне просто интересно, есть ли у тебя сегодня свободное время, — говорит он, безуспешно пытаясь поддержать зрительный контакт. — Я имею в виду, после школы. Ну, з-знаешь, после работы. Яги сжимает бумаги. — Я должен покончить со всем этим где-то через час, — он замечает, как глаза мальчика перебегают с его лица на руки. — Что-то важное? — Нет, н-ничего, я просто, — он чешет затылок, улыбаясь. — Я хотел спросить, могу ли зайти чуть позже. Раз уж ты сказал, что мне все еще разрешено. Для Всемогущего это немного рановато, но он напоминает себе, что дело не в его комфорте. — Ты можешь заходить в любое время. Ты хотел что-то конкретное? — Знаешь, просто, — Мидория неуверенно пожимает плечами. — Потусоваться. Всемогущий моргает, быстро оглядываясь, чтобы убедиться, что никто не подслушивает их разговор. Нельзя позволить разойтись слухам, нельзя никому дать что-то заподозрить. —Ну, — говорит он, задаваясь вопросом, что именно может повлечь за собой «тусовка». — Это меня устраивает. Мидория сияет, дважды благодарит Тошинори, прежде чем тот успевает как-то на это отреагировать, и мчится к выходу из школы. — Эй, я сказал не бегать! — кричит Всемогущий. Мальчик не оглядывается, но замедляется, делая комично большие шаги, когда спешит наружу. Яги так бы и наблюдал за ним, но он продолжает двигаться в сторону учительской, стараясь выбросить это из головы.

***

Как оказалось, тусоваться гораздо безопаснее, чем думал Всемогущий. Мидория приходит ровно в пять, и он впускает его с тихим смехом и коротким взъерошиванием волос. Мальчик принимает предложение выпить что-нибудь, садится на диван и роется в рюкзаке. Немного удивительно, что он достает какой-то журнал, поворачивается спиной к подлокотнику и начинает читать. Всемогущий какое-то время наблюдает, пытаясь придумать, чем заняться, пока Мидория занят. Он достает пачку сока, когда мальчик внезапно восклицает. — О, слушай, здесь недельная викторина! — он садится немного ровнее. — «На кого из топ-5 героев вы больше всего похожи?» — он поднимает глаза. — Всемогущий, ты правда ответил на эти вопросы? Тошинори на мгновение задумывается. — Не то чтобы я припоминаю, — говорит он. — Если только они не использовали ответы, которые я давал несколько лет назад. — Так делать разрешено? — спрашивает Изуку, хмурясь. — Конечно, — говорит он, пожимая плечами. — Может быть, это просто их догадки. Средства массовой информации иногда делают такие вещи. — О, — мальчик на секунду замолкает, пока Всемогущий озадаченно смотрит на почти пустую упаковку. Ему стоит сходить в магазин. — Эй, а не хочешь ответить на них? — спрашивает Мидория, широко улыбаясь. — Проверим, насколько они хорошо тебя знают. Тошинори барабанит пальцами по стойке, пытаясь импровизировать. — Не хочешь сам ее пройти? — Я могу сделать это в любое время, — Изуку пожимает плечами. — К тому же, я уже прошел много других. Да ладно тебе, это не займет много времени! — Ладно, ладно, — усмехается он, открывая холодильник. — Удиви меня. Слышится шорох, щелчок ручки. — Хорошо, — тянет Мидория. — Вопрос номер один: «Вы высокий, средний или низкий для своего возраста?» И Всемогущий смеется. — Думаю, им даже не нужно догадываться. — Да уж, это слишком просто, — ворчит Мидория, что-то чиркая ручкой. Должно быть, он обводит правильный ответ. — Давай посмотрим второй вопрос: «Каков ваш любимый цвет?» — Ну… У меня есть какие-то варианты? — через секунду спрашивает Яги. — Тц, я думаю, будет веселее, если ты ответишь без них. Посмотрим, насколько хорошо они тебя знают! Всемогущий поворачивается к Мидории, не скрывая своего веселья. — Эй, тебе действительно нужно, чтобы я ответил? Ты хочешь сказать, что есть что-то, чего ты еще не знаешь обо мне? Удивительно, насколько ярким и насыщенным может быть румянец на щеках этого ребенка. — В тебе слишком много всего, чтобы я мог когда-нибудь узнать все, — говорит он, и от благоговения в его голосе у Всемогущего волосы встают дыбом. Он снова оборачивается, рассматривая яйца в холодильнике; можно попробовать сделать классический протеиновый коктейль. — Синий? Тошинори достает пару штук. — Желтый, на самом деле. — Ой, — мальчик снова старательно что-то записывает в журнал. Он действительно любит собирать факты. — Видишь, я не знал этого! Я просто предположил… исходя из цвета костюма. — В костюме есть и желтый цвет, — произносит Всемогущий, разбивая первое яйцо в блендер. — Ну что ж, ты не мог этого знать. — Наверное, — он на мгновение погружается в размышления, барабаня ручкой по бумаге. — Хорошо, следующий: «Какая ваша любимая еда?» — Еда? В каком смысле? — хмурится Всемогущий. Мидория снова начинает постукивать ручкой. — О, э-э, просто, сладкое или острое, или, может, п-пресное? — Хм, — Тошинори обдумывает вопрос. — Есть много вещей, которые я не могу есть, так что это немного сложно. — А почему нет? — спрашивает Изуку, прежде чем его глаза расширяются от осознания. — О, точно, — шепчет он. — Должно быть, это тяжело. — А, все в порядке, — Всемогущий отмахивается от жалости. — Не беспокойся об этом. Однако я не думаю, что смогу ответить на этот вопрос. Мидория немного наклоняется вперед. — Хорошо, тогда, что ты можешь есть? — Все, что могу переварить, — усмехается про себя герой, краем глаза наблюдая за мальчиком. — И что же это? — Рис, легкие супы и тому подобное, — пожимает плечами Всемогущий и поворачивается к нему. — Зачем тебе все это знать? — Просто любопытно, — говорит Мидория, слишком сильно пожимая плечами. — Я никогда раньше об этом не задумывался, и, знаешь… мне нравится узнавать о тебе что-то новое, — он громко прочищает горло. — Тут осталось только два вопроса. Всемогущий удивленно вскидывает брови. — Это действительно очень короткая викторина. — Да-да, я знаю, — смеется Изуку, снова делая огромное количество заметок, пока Яги разбивает второе яйцо. — Э-э, следующий: «Какой ваш любимый напиток за ужином?» Он поворачивает голову, чтобы снова взглянуть на Мидорию. — Как эти вопросы помогут определить то, на кого из героев ты похож? Я ожидал вопросов о физической силе или каких-то упражнениях. — Ну, этот журнал предназначен для подростков, — мальчик снова жмет плечами. — Я думаю, большинство из них еще не заинтересовано этим. — Хм, — он накрывает блендер крышкой. — Ладно, я не знаю. Пусть будет чай. — Правда? Может, что-то более необычное, например, вино? Всемогущий останавливается и хмуро смотрит на Мидорию через плечо. — Ты только что сказал, что это журнал для детей. Почему вино вообще может быть вариантом? — Это для подростков! — Изуку опять стучит по бумаге ручкой. — И этого нет в списке, мне просто… интересно. После мгновения тишины Тошинори вновь оборачивается к Мидории. — Мне никогда не нравилось вино и большинство алкогольных напитков, если уж на то пошло, — он бросает на мальчика еще один решительный взгляд. — И я надеюсь, что наши мнения касательно этого совпадают. Просто напиши про чай, все в порядке. — Тогда ладно, — ручка снова начинает парить над журналом, а щеки мальчика краснеют. Всемогущий пользуется моментом, пока тот занят, добавляет остальные продукты в блендер и включает его. — Еще один вопрос, — говорит Мидория, когда Яги подходит к дивану и предлагает ему кружку. — О, с-спасибо, — он без колебаний берет ее. — Что это? — Протеиновый коктейль. Немного старомодно, но все еще действенно, — Всемогущий садится, кивает. — Попробуй. Мидория делает большой глоток. — Это здорово, — произносит он, вытирая рот. Улыбка на его лице такая теплая, такая мягкая. Он делает еще один глоток, прежде чем поставить чашку на стол. — Окей, готов к последнему вопросу? Всемогущий кивает, откидываясь назад. — «Вы проводите время с другом в выходной день. Вы бы предпочли встретиться с ним на пляже, в парке, в ресторане или дома?» Тошинори мгновение обдумывает вопрос, сводит брови к переносице. — Здесь дано только четыре варианта? Но ведь викторина касается пяти героев, значит, их должно быть больше, почему так? — Э-этот вопрос отличается от других, — говорит Мидория, бегая глазами по странице. — Я думаю, это имеет место. На вопросы со второго по четвертый было дано по пять вариантов ответа, а на первый — только три. Все в порядке. — Хм, — он вздыхает, разводит руками. — Сейчас я бы, наверное, просто остался дома. Мидория серьезно смотрит на него через край журнала. — Всемогущий. Здесь не про возраст. — Нет-нет, просто, — усмехается Всемогущий. — У меня сейчас две работы, не считая твоего обучения. Если это всего лишь один день, я бы хотел отдохнуть. — Ну, ладно, — через секунду выдает Мидория, все еще настороженно смотря него, прежде чем снова начать строчить. — Это все, — с улыбкой говорит он, закрывая журнал. — Спасибо. — И так, — спрашивает Тошинори, кивая на руки мальчика. — Я — это я, или кто-то другой? — О, э-э, — Изуку торопливо перелистывает журнал, едва останавливаясь, прежде чем снова закрыть его. — Ты — это ты, поздравляю! Что-то тут не так. Всемогущий протягивает руку в сторону ребенка, не спуская глаз с его нервного лица. — Можно я взгляну на него? — Нет! — громко вскрикивает Мидория, прижимая к груди журнал и сильно откидываясь назад. Он едва не переваливается через подлокотник. — Я-я имею в-в виду, я и сам должен его пройти, да? — Я просто хочу увидеть ответы, — говорит Всемогущий, хмурясь и протягивая руку чуть дальше для выразительности. — Покажи мне. Мидория крепче прижимает журнал к груди, широко раскрыв глаза. Проходит несколько мгновений напряженной тишины, прежде чем Тошинори резко бросается вперед, пытаясь схватить его. Руки Изуку моментально взлетают вверх, удерживая записи вне досягаемости. Он быстро вскакивает на ноги. — О-ой, я совсем забыл, что обещал помочь матери с сегодняшней уборкой, — бормочет он, запихивая свои вещи в рюкзак. — Мне уже нужно идти! — Что? Но ведь это ты хотел прийти ко— Однако мальчик уже стоит у двери. Он распахивает ее, даже не полностью надев обувь, и выходит наружу. — Спасибо, что позволил навестить себя, увидимся в школе, пока! — Эй, подожди! — кричит ему вслед Всемогущий, но дверь захлопывается. — Ты не допил! Внезапно становится тихо. Всемогущий качает головой, пытаясь понять, что только что произошло; на данный момент он вообще не уверен, что хоть когда-нибудь сможет предугадать действия этого ребенка. Он смотрит на почти нетронутый коктейль, берет его в руки. Делая глоток и демонстративно не смотря на дверь, Тошинори решает, что Мидория даже не знает, что упускает.

***

В четверг, чтобы избавиться от остаточной неловкости, Всемогущий снова приглашает Мидорию пообедать вместе. Мальчик едва не забывает попрощаться с друзьями, прежде чем поспешить в сторону комнаты отдыха, а Тошинори старается не отставать от него. Они сидят на уже привычных местах. Изуку рассказывает ему о том и о сем, пока Всемогущий распаковывает заказанную им еду. Мидория продолжает вещать, активно при этом жестикулируя. Главное, что он не перестает улыбаться, выглядит счастливым и непринужденным. —… и Айзава-сенсей пригрозил вышвырнуть Каччана, чтобы он, наконец, смог успокоиться, — рассказывает он о первом сегодняшнем уроке, забыв о своем обеде. — Но этот короткий бой был действительно впечатляющим. Ты знал, что Тодороки может превращать свое пламя в различные объекты? Он просто махнул рукой в воздухе — вот так! — и он будто сделал щит из огня! Это было потрясающе. Всемогущий улыбается, слушает, наслаждаясь этим отрешенным выражением лица, полным восхищения. Подобные эмоции всегда охватывают Мидорию, когда тот говорит о причудах, о людях, которыми он восхищается. Мальчик стремится все запомнить и проанализировать. Ему это к лицу. Всемогущий никогда не устанет напоминать себе о том, какой прекрасный выбор он сделал, назвав Изуку своим преемником. — Еда остывает, — указывает он, и Мидория возвращается к реальности и принимается за еду. — Я рад, что ты хоть раз не ввязался в бой. Юный Бакуго талантлив, но характер у него довольно сложный, не так ли? Изуку еще какое-то время продолжает запихивать рис в рот, а после ставит пустую тарелку обратно на стол и громко проглатывает остатки еды. — Ага, — кивает он, соглашаясь. — Учителя постоянно говорят ему поработать над своим характером. Но он всегда был вспыльчивым. Он слегка посмеивается, делает глоток чая. Тошинори не может описать словами, как его успокаивает следующая за этим уютная тишина. Все заканчивается, когда Изуку прочищает горло. — Эй, Всемогущий? Он поднимает глаза, обращая внимание на то, как мальчик ерзает на своем месте, будто не зная, куда деть свои руки и ноги. Но, в конце концов, он опирается локтем на бедро, чуть склонив голову набок; это выглядит так, словно он нарочито пытается изобразить небрежность. — Я хотел спросить, — продолжает Мидория, но его голос ломается на последнем слоге. Он откашливается. — Мне интересно, что ты делаешь завтра, ну, после работы? Всемогущий задумчиво мычит. — Пятница — день стирки, — говорит он, взяв в руки кружку. Мидория мгновение смотрит в пространство, прежде чем моргнуть и снова сесть прямо. — Но стирка не занимает весь день, верно? Что ты делаешь после? — Хм, — бормочет он, размышляя. — После займусь посудой. Он заканчивает есть, а Изуку наблюдает за ним в полном замешательстве. — Ну, ладно, — разочарованно вздыхает ребенок, возвращаясь в ту неестественную позу. — А что потом? Может, ты не занят в выходные или— — Если хочешь зайти, можешь просто сказать об этом, — прерывает его Всемогущий, уверенный в том, что знает, к чему он ведет. Он тянется к пустой тарелке Мидории и ставит ее в свою. Кончики ушей Изуку краснеют. — Тогда, можно я зайду завтра? Как же легко его вывести из равновесия. Яги улыбается, стараясь не засмеяться вслух, но лицо мальчика в этот момент — это зрелище, на которое стоит взглянуть. — Конечно, — говорит он, сопротивляясь желанию протянуть руку и взъерошить спутанную шевелюру. И Мидория, наконец, снова расслабляется, а его плечи немного опускаются. — Спасибо, — счастливая улыбка расползается по его лицу, подчеркивая и без того яркие веснушки.

***

Ровно в пять часов вечера раздается звонок в дверь. Всемогущий и не пытается скрыть свое веселье, открывая замок. И, конечно же, Мидория стоит там, глядя на него своими большими яркими глазами. — Заходи,— говорит он, отступая в сторону, и Изуку, не отрывая от него глаз, боком заходит внутрь. Его улыбка дергается, движения скованы. Всемогущий, хмурясь, закрывает дверь и снова поворачивается к мальчику лицом. Впервые за встречу он полностью окидывает того взглядом. Мидория стоит прямо, будто аршин проглотил, держит руки за спиной и, кажется, кусает внутреннюю сторону щеки. Странно видеть его одетым в рубашку и брюки где-то помимо школы. Да и волосы его выглядят менее растрепанно, чем обычно. Мидория прочищает горло, делает шаг вперед, и между ними проходит долгий-долгий момент молчания, когда он протягивает руку. Тошинори несколько раз моргает, открывает рот, чтобы что-то сказать, и озадаченно его закрывает. Он не знает, что делать с цветами. Глаза Мидории перескакивают с букета подсолнухов на лицо Всемогущего. — Это тебе, — тихо говорит он, поднимая его чуть выше. Он рефлекторно протягивает руки, чтобы взять его. Всемогущий смотрит на букет в недоумении, будто ожидает, что из него выскочит какое-то объяснение; однако это просто десяток ярких цветов. Они, должно быть, дорого стоят. — Я просто зашел в цветочный магазин по пути, — Изуку переваливается с ноги на ногу, сцепив руки за спиной. (Тошинори знает дорогу от его дома до квартиры мальчика, и он уверен, что магазинов с цветами поблизости нет.) — Они просто... напомнили мне о тебе. Знаешь, их цвет. Они тебе нравятся? Яги отрывает расфокусированный взгляд от букета. — Не думаю, что у меня есть ваза. — О, э-э, — заикается Мидория, начинает бормотать. — Может, есть б-банка? Или стеклянная бутылка? Их можно использовать как вазы, и это выглядит очень неплохо! — он идет на кухню, нерешительно оборачивается, его рука замирает в дюйме от дверцы шкафа. — Могу я помочь поискать? Они довольно большие, поэтому будет немного проблематично подобрать подходящую емкость, но я уверен, нам удастся что-то найти! Я открою? Ужасное чувство начинает подкрадываться к спине Всемогущего. Он действительно надеется, что ошибается насчет того, к чему все идет. — Хм, Мидория, — говорит он, и тот оживляется. — Я не знаю, что, по-твоему, мы собираемся делать сегодня вечером, но— — Я подумал, мы могли бы посмотреть фильм, — суетливо прерывает его Изуку. — Я принес несколько DVD-дисков. Всемогущий знает, что ему нужно что-то сказать, но он не может сообразить достаточно быстро, и, прежде чем он успевает что-то придумать, перед его лицом появляется стопка коробок с дисками. — Я помню, что ты любишь боевики, — произносит Мидория. Да, он правда говорил это на одном из интервью. — Но я не знаю, какой из них твой любимый, поэтому я взял несколько из дома, чтобы мы могли выбрать! Сотни мыслей одновременно роятся в голове Тошинори, когда Мидория спешит в сторону телевизора. Он обрывает их тем, что кладет цветы на стол. Сидя на полу, скрестив ноги, с дисками на коленях, Мидория начинает читать заголовки, добавляя небольшой комментарий к каждому из них. — …Это был первый фильм с тобой в главной роли, который я посмотрел… а в этом потрясающе сняты сцены битв! Один из этих фильмов старше самого Изуку. Всемогущий слушает, пытается найти деликатный способ сказать ему, что этот вечер не совсем такой, каким он, кажется, его представляет. Но так тяжело думать, когда Мидория оживленно болтает на заднем плане, когда его глаза загораются все ярче с каждым новым названием. С глубоким вздохом Всемогущий останавливается на том, в котором у него совсем маленькое камео. — О, он мне очень нравится, — говорит Мидория с ослепительной улыбкой, и ему приходится приложить усилия, чтобы не поднять уголки губ в ответ. — И еще, — мальчик идет к своей сумке. — Я принес закуски, просто чтобы наш вечер кино был завершенным! Я не знаю, что ты ешь, но у меня есть пару пачек попкорна и… какие-то чипсы, вроде бы, — он открывает рюкзак. — Да, вот они! — Думаю, я пас, — говорит Яги главным образом не потому, что не любит такое, а потому что не уверен, сможет ли он это нормально переварить. Он ожидает, что Мидория поникнет, расстроится, но тот лишь понимающе кивает. — Может быть, я попробую что-нибудь позже, — добавляет он, приглашая мальчика сесть и устроиться поудобнее, пока фильм начинается. Учитывая то, каким шумным и взволнованным был Изуку, когда только пришел, сейчас кажется, что он застыл, следя за происходящем в фильме. Единственные звуки, кроме тех, что доносятся из телевизора, — это случайное шуршание открываемого пакета и острожное жевание, но даже они прекращаются через несколько минут. Это была плохая идея. Он должен был остановить это, как только понял, в чем заключалась идея Мидории, должен был твердо стоять на своем и опять объяснить ему, почему такого не должно происходить. Но, может быть, может быть, он копает слишком глубоко. В конце концов, они просто смотрят фильм. А краснеет и нервничает мальчик так же, как и в любой другой день — это ведь его обычное состояние, да? Только когда Всемогущий краем глаза замечает ладонь Мидории, медленно скользящую ближе к его руке, безвольно лежащей возле бедра, он понимает, что все-таки был прав. Он пытается придать движению естественный вид, когда расправляет плечи, немного меняя положение, и складывает руки на коленях. Изуку останавливается, замирая на мгновение, а после одергивает ладонь, зарывая ее обратно в пакет попкорна. Взрыв на экране драматично сменяет чернота, и вид их отражений, неловко застывших на месте, кажется смешным и нелепым. Это его дом, но Тошинори чувствует себя не в своей тарелке, сидя в спортивных штанах и футболке рядом с Мидорией с заправленной рубашкой и уложенными волосами. Следующий и последний раз, когда Мидория движется во время фильма, происходит тогда, когда Всемогущий ощущает покалывание в спине из-за того, что он сам появляется в сцене. Изуку задерживает дыхание, наклоняясь вперед с полным благоговения выражением лица, как будто он не видел эту сцену уже десятки раз. Герой помнит, до сих пор отчетливо слышит, как Гран Торино смеется над ним и говорит о том, что актерство не для него («Не переигрывай, ты не в цирке!»; «Не смотри в камеру, Тошинори!»). И он, видя себя на экране, впервые за столько лет жалеет, что плохо тогда его слушал. Но глаза Мидории прикованы к телевизору, он внимательно следит за тем, что происходит по ту сторону экрана. Он откидывается назад только после того, как все, наконец, заканчивается. На его лице появляется легкая довольная улыбка, хотя Всемогущий считает, что на его актерскую игру было больно смотреть. Может, все его третьесортные камео нужны были хотя бы для того, чтобы он видел это. Появляются титры, и Мидория поворачивает голову. — Не хочешь посмотреть еще что-то? — спрашивает он, сияя. Пока еще не очень поздно, стрелка часов едва ли доходит до девяти вечера, но он помнит про комендантский час, о котором Изуку упомянул в тот день. И сейчас он так благодарен за мгновенную отговорку. — Разве тебе не нужно вскоре быть дома? — задает он вопрос, но Мидория уже качает головой, улыбаясь еще шире. — У меня есть время, — говорит он, чуть приподняв подбородок, и продолжает. — У меня нет жестких ограничений по времени, мне просто нужно сказать матери о том, что могу задержаться. Ну, чтобы она не волновалась лишний раз и не ждала меня напрасно. Я имею в виду, знаешь, мне уже почти шестнадцать. О, Всемогущий знает, но он сознательно пытается отгородиться от мыслей о возрасте и о том, что Изуку говорит своей бедной матери каждый раз, когда уходит к мужчине в три раза старше его самого. Ему нужно придумать другое оправдание, выиграть для себя немного времени, чтобы обдумать новое неудачное развитие событий. — Наверное, я хотел бы немного отдохнуть, — неуверенно произносит он, встает, разминая руки. — Думаю, нам стоит закончить. Глаза Мидории расширяются. Он тоже встает и следует за Всемогущим, когда тот начинает идти. — Мы могли бы сделать что-нибудь еще, — обращается он к Тошинори, который поднимает корзину для белья, ранее оставленную им в коридоре. — Совсем не обязательно смотреть что-то. Как насчет еды, ты голоден? Если да, то мы могли бы пойти куда-нибудь или заказать доставку. Только ты сам должен будешь выбрать то, что тебе можно. Непрекращающийся лепет следует за Всемогущим в спальню; не останавливается, когда он оставляет корзину на полу. — Я не голоден, — он следит за мальчиком краем глаза. — Мне просто нужен сон. — Ты в порядке? — спрашивает Мидория, и беспокойство, просачивающееся сквозь его голос, заставляет Всемогущего чувствовать себя таким слабым, таким жалким. — Я в порядке, — говорит он. — Просто немного устал, — он опускается на кровать и принимает полулежачее положение, словно пытаясь доказать это. Он надеется, что его поза выглядит достаточно непринужденной. Видимо, недостаточно. — Ты не заболел? Я могу заварить чай, — он обеспокоенно нависает над ним. — Нет, нет, все в порядке. Я просто немного отдохну и— — Ты не замерз? Все это время ты ничего не ел. На тебе весь вечер лица не было, с тобой точно что-то не так. Может, все-таки— — Все нормально! — рявкает Всемогущий громче, чем хотел. Этот ребенок не будет опекать его, не будет суетиться вокруг него, как будто он такой хрупкий, как будто он может сломаться в любой момент. Изуку отклоняется назад. — Извини, — бормочет он, садясь рядом со скрещенными ногами и сжимая руки на коленях. — Я просто… извини. Он звучит пристыженным, даже виноватым, и Всемогущий знает, что не сможет отправить мальчика домой прямо сейчас без угрызений совести. Он вздыхает, размышляя, было бы хорошей идеей в конце концов перекусить, но теперь, когда он лег, он понял, насколько устал на самом деле. — Тебе не нужно беспокоиться обо мне, — говорит Всемогущий, переворачиваясь на спину. — Я просто устал после долгой недели. Старику нужен отдых, верно? Мидория хмурится, поджимает губы, и Всемогущий смеется — именно к такой реакции он и стремился. Он все еще очаровательно предсказуем. Он перестает смеяться, когда Мидория распутывает ноги, ложится на бок лицом к Тошинори, положив голову на подушку, которой никто никогда раньше не пользовался. Его первый порыв — сказать ему подняться, встать с кровати (все еще слишком свежо в его памяти, слишком ощутимо, если он закроет глаза, он все еще может это почувствовать), но это было бы слишком бурной реакцией, не так ли? Они просто лежат рядом друг с другом, просто разговаривают, и в этом нет ничего плохого. — Ты не старый, — как и всегда отрицает Изуку. И Всемогущий осторожно протягивает руку, пытается взъерошить волосы мальчика так, как он обычно это делает. Сгибает ее под углом, чтобы это было не слишком неловко. Но ох, его волосы сегодня кажутся такими мягкими, такими гладкими, скользящими сквозь пальцы Всемогущего, как никогда раньше — он быстро одергивает руку, и Мидория ловит ее в воздухе. Изуку кладет свою мозолистую ладонь поверх его собственной. Его щеки пылают, но он кажется спокойным, даже немного усталым, глаза полуприкрыты. Они лежат в тишине несколько долгих мгновений, и, несмотря ни на что, это расслабляет. — Всемогущий, — наконец говорит Мидория, глядя на их руки. — Ты же знаешь, что можешь поговорить со мной, да? И, кажется, уже в миллионный раз он не уверен, что все правильно понимает. — Поговорить с тобой? — Да, — бормочет мальчик в подушку. — Ты ведь сегодня сам не свой. И я знаю, что ты не всегда здоров, когда говоришь, что здоров, — Всемогущий замирает. — Просто… ты так много делаешь для меня. И я не могу не отплатить тебе чем-то. Даже если я могу сделать не так уж и много, я все равно хочу помочь тебе, — Мидория делает судорожный вздох, садится. — Я до сих пор не могу поверить, что вообще встретил тебя. Всемогущий грустно улыбается, поворачивает руку, чтобы сжать пальцы Мидории. — Но ты встретил, — произносит он. — И ты сделал для меня гораздо больше, чем думаешь. Ты вдохновил меня снова довести себя до предела, из-за тебя я до сих пор не сдался. Вновь разжег этот огонь — вот, что ты сделал, — он решает не добавлять, насколько сильно мальчик вообще мотивирует его оставаться в живых. — Отдай себе должное, Изуку. Уголки рта Мидории дергаются в подобии улыбки, его нижняя губа дрожит, дыхание срывается, и Всемогущий знает, что тот заплачет еще до того, как первое тихое рыдание сотрясет его тело. — Эй, эй, — он пытается успокоить Мидорию, еще раз сжимает его ладонь, прежде чем отпустить и потянуться, чтобы слегка коснуться его плеча. Но мальчик сам уже наклоняется в сторону Тошинори, прижимается лбом к его груди. Он замирает, когда Изуку обхватывает его руками и всхлипывает в футболку. Успокаивать мальчика (который никогда не слушает, постоянно плачет) вовсе не выходит за рамки его опыта, но подобная близость невольно вызывает в нем конфликт с его чувством вины, которое все еще сковывает, ломает его. Всемогущий обнимает его, медленно поглаживает спину, позволяя Мидории рыдать столько, сколько нужно. Пусть сегодня это и занимает намного больше времени, чем обычно, но конце концов хватка вокруг его ребер ослабевает, а дыхание мальчика становится глубоким и ровным. Он чувствует каждый вдох и выдох, совершаемые Изуку, и это успокаивает его беспокойный разум. Мидория лежит у него под боком, теплый и мягкий, он кажется таким настоящим, таким живым. — Эй, — шепчет Всемогущий, аккуратно трясет руку мальчика, пока тот не издает короткое мычание в матрас. — Тебе стоит написать матери. —А? — спрашивает он в полусонном состоянии. — Она будет волноваться, если ты не вернешься домой. Дай ей знать, что с тобой все в порядке. Твой телефон в рюкзаке? Мидория качает головой, неуклюже вытаскивая телефон из кармана брюк. Он щурится, смотря на экран, убавляет яркость. Пальцы быстро что-то печатают, мальчик зевает, а после кладет его обратно. Веки Всемогущего становятся тяжелыми. Изуку снова крепко обнимает его, его щека теперь покоится между грудью и плечом Тошинори, которому теперь осознанно приходится прикладывать усилия, чтобы не смотреть на нее, такую мягкую, такую мягкую. — Я люблю тебя, — бормочет Мидория сонным голосом с закрытыми глазами. И прямо здесь, прямо сейчас, Всемогущий почти готов поверить ему.

***

Когда Всемогущий просыпается утром, Мидория еще спит. Его ноги и руки переплелись вокруг него так, что стащить их с себя, не разбудив мальчика, невероятно тяжело. Но, наконец выпутавшись из них, Тошинори направляется в ванную. Он делает шаг мимо гостиной и встает на месте: на столе стоят подсолнухи в стеклянной банке, которая едва вмещает их. Он не знает, как Мидории удалось это сделать, не разбудив его, но он должен признать, что яркие большие цветы действительно заставляют комнату выглядеть намного живее и дружелюбнее.

***

Проматывая в голове все происходящее, Всемогущий приходит к выводу, что, возможно, ему нужна помощь. В понедельник он все еще не знает, как можно поднять вопрос об этом. Но возможность, представившаяся ему в учительской после окончания занятий, кажется слишком идеальной. Айзава сидит, сгорбившись над какой-то бумагой и щелкая ручкой во время работы. Всемогущий быстро оглядывается, убеждаясь, что в комнате никого больше нет, и закрывает дверь. — Айзава, мой друг, — здоровается он. — Ты как раз тот, кого я искал. Все, что он слышит в ответ, — это незаинтересованное мычание; ручка до сих пор громко чиркает по бумаге. — Мне интересно, есть ли у тебя время, — продолжает он, тщательно подбирая слова. — Есть кое-что, с чем мне может понадобиться помощь, и я хотел бы спросить совета. Еще один неопределенный звук, но в этот раз произнесенный вопрошающим тоном. Яги не знает, куда деть руки. — Скажи, ты ведь красивый мужчина, так? — он откашливается. — У тебя есть, ну, какой-нибудь опыт в романтике, ну, заигрываниях на работе? Стиратель наконец останавливается, медленно поворачивает голову, чтобы посмотреть на Всемогущего, прищурив глаза и нахмурив брови. — Мне нужна помощь, чтобы кое-кому отказать, — добавляет Тошинори. Суровое выражение лица Айзавы смягчается, а поза слегка расслабляется. — Отказать кое-кому, — повторяет он. — Кому? Всемогущий сглатывает, изо всех сил стараясь говорить непринужденно. — Это, э-э, студент. Айзава снова мычит, откидываясь на спинку стула и разворачиваясь к нему лицом. — Такое случается, — говорит он. — Особенно с людьми твоего положения. Просто объясни, почему этого не должно быть. Будь строг, если понадобится. — Я уже пытался, — признается Всемогущий. — И не один раз, на самом деле. Это, эх… сложно. Айзава приподнимает брови, молча глядя на него несколько долгих мгновений, и Тошинори старается не выдать свою нервозность под этим взглядом. Он протяжно вздыхает. — Я предупреждал тебя о Мидории. —Думаю, ты правда это делал, — говорит Всемогущий. — И именно поэтому я подумал, что ты можешь мне помочь. Просто несколько советов о том, как справиться с, э-э... этим романтическим интересом. — Хэй, эй! Яги вздрагивает, оборачивается и чувствует, как кровь отливает от его лица. Мик секунду стоит в проеме, прежде чем захлопнуть дверь. — Что я слышу? Нужен совет по романтике? Всемогущий судорожно трясет головой и руками. —Н-нет, нет! Совсем нет, на самом деле, — пытается объяснить он, пока Мик проходит мимо него, отодвигая стул недалеко от Айзавы, и садится на него, слегка прокрутившись. — Дело не в романтике, даже не во мне, просто— Мик поднимает руку, бросает на него нечитаемый взгляд поверх очков. — Не нужно стесняться, — говорит он. — Ты обратился к эксперту. Так в чем вам нужна помощь? — Студенческая влюбленность, — произносит Айзава с очередным многострадальным вздохом, звучащим так, будто эта дискуссия длится уже несколько часов. — Хм, один из детей, да? — Мик пожимает плечами. — Ну, не волнуйся. В этом я тоже эксперт! — Правда? — Всемогущий оживляется. — Нет, — прерывает их Айзава. — Так что там дальше? — Он, э-э, признался, — говорит Всемогущий после небольшого колебания. — Это просто проскользнуло в случайном разговоре. — Хм, — мычит Стиратель. — Ты должен был это предвидеть. — Как я должен был— — Это было очевидно. — Подождите, мы говорим о Мидории? — спрашивает Мик, и Айзава поворачивает голову, чтобы послать тому взгляд. — Откуда ты— — И что ты сделал после? — Айзава снова перебивает его. Всемогущий быстро отводит глаза. — Я пытался поговорить с ним об этом, — говорит он, стараясь не заламывать руки слишком сильно. — Сначала это сработало, но я не думаю, что он понимает, э-э, основную проблему, — он откашливается. — Я думаю, что он пытается… ухаживать за мной. Мик фыркает, еще раз обменивается быстрым взглядом с Айзавой, недоверчиво приподняв брови. — Знаю, знаю! — Всемогущий хмурится, повышая голос, пытаясь не раздражаться. — Но в последнее время он задает много странных вопросов, ведет себя как-то по-другому со мной, продолжает появляться у моей двери с— — Он знает, где ты живешь? — спрашивает Стиратель, веселье с их лиц исчезает, сменяется озабоченностью. — Да, я говорил ему, — одновременно слышится два обреченных стона, и Тошинори чувствует себя обязанным защищаться. — Иногда мы тренируемся, — пожимает он плечами. — Изредка даю советы, он обращается ко мне со своими вопросами. Я слежу за его прогрессом. — Не играет он в фавориты, да? — бормочет Айзава так тихо, что Всемогущий едва это улавливает. — Я не собираюсь сбивать амбиции ребенка, — он хмурится, качает головой. — Но проблема не в этом. Я думаю, он неправильно меня понял, когда я сказал ему, что это все неуместно для учителя и ученика, не говоря уже о тридцатилетней разнице в возрасте, н-но— — Подожди, тридцать лет? — Ямада поднимает руку, прерывая его. — Тебе сорок пять? Всемогущий моргает. — Мик, насколько это важно сейчас? — Просто любопытно, — он задумчиво постукивает по подбородку. — Не то, да? Хм, пятьдесят? — Что? Нет, мне не— — Пятьдесят пять? Всемогущий закашлялся. — Нет! — Ой, извини, — говорит Мик, поднимая руки в знак капитуляции, но в его голосе нет ни намека на раскаяние. — Сорок семь? Возможно, это все-таки была плохая идея. — Можем мы вернуться к нашему разговору? — Сорок восемь? Всемогущий открывает рот, запинается, выдает несколько слов, которые не то чтобы ложь, не то что бы правда, пытаясь придумать маленькую шутку, хитроумный отвлекающий маневр, что-нибудь в этом роде. — Подожди, реально? — спрашивает Мик, наклоняясь к нему, и пока Всемогущий продолжает бесцельно жестикулировать, пытаясь придумать ответ, он стонет, роясь в одном из задних карманов штанов. Он берет бумажник, бормоча что-то себе под нос, достает пачку купюр и шлепает их в протянутую руку Айзавы. Всемогущему требуется секунда, чтобы до него дошло. — Вы двое поспорили на мой возраст? — он на мгновение замирает, сбитый с толку и слегка оскорбленный — это просто грубо. Он фыркает, сердито смотрит на Мика. — Подожди, как ты догадался? Айзава встает. — Перестань проводить так много времени с Мидорией, — говорит он и, не глядя на Всемогущего, складывает деньги в карман. — Перестань ему потакать. Ты посылаешь неверные сигналы. И с этими словами он шаркает ногами к двери и выходит без дальнейших разъяснений. Мик смотрит, как он скрывается в проеме, а после поворачивается к Всемогущему, слегка пожав плечами и кивая. Он падает на стул и укатывается на нем в противоположную часть помещения. Может быть, ему стоило спросить кого-то другого.

***

Разговор Всемогущего с Айзавой (и Миком) оставляет его все с тем же чувством беспомощности, с которым он боролся уже несколько недель. Их совет мог бы сработать в любом другом случае, но Мидория больше, чем просто случайный ученик. Хорошо это или плохо, но их жизни слишком сильно переплетены, связаны столькими вещами, что пытаться сосчитать их будет излишним. У него есть обязанности перед этим мальчиком: он должен наставлять его, превратить в достойного преемника, нового Символа Мира, чтобы успокоить умы людей, когда придет время, и имя «Всемогущий» останется только воспоминанием. Нет, о разрыве общения с Мидорией не может быть и речи. Но он бы предпочел, чтобы его коллеги так и не узнали об их связи. Тяжело вздохнув, Тошинори понимает, что по итогу он снова сам по себе. И когда через минуту на его телефон приходит сообщение от Мидории с просьбой потренироваться сегодня, Всемогущий без колебаний соглашается. В глубине души он всегда знал, что даже если бы у него была возможность оставить Изуку, он бы не сделал этого. Но это не мешает ему до сих пор винить во всем ту ослепительную улыбку.

***

Их послеобеденная тренировка проходит не так, как планировалось. Как только Мидория приближается к дому Всемогущего, начинается дождь. Он поспешно заходит внутрь, и герой понимает, что им нужно изменить планы. Всемогущий, удивленный и обрадованный, считает, что вместо этого они могли бы спокойно посидеть у него и разойтись, когда погода наладится. Но Мидория с умоляющим взглядом умудряется заставить его согласиться на небольшую разминку прямо в доме. Закрыв шторы, чтобы не пускать любопытных глаз снаружи, он принимает геройскую форму и игнорирует обожание на лице Мидории. Он должен перестать потакать ему. Но как же трудно отказать Мидории, когда тот так увлечен и сосредоточен. Он отжимается так, будто от этого зависит его жизнь, время от времени закладывая одну из рук за спину. Он быстро учится, он очень умный мальчик, и оторвать взгляд от этого зрелища — нелегкая задача. — Тебе совсем не тяжело, не так ли? Ты едва вспотел, — говорит Мидория, сидя на полу, сделав небольшой перерыв, чтобы выпить воды. — Тебе будет сложнее, если я буду на твоей спине, пока ты отжимаешься? — с шутливой улыбкой продолжает он. Ответ на это — однозначное «нет», но мерцание и какое-то странное волнение в глазах Изуку не дают ему это сказать. Добавленный вес почти не ощутим — движения героя такие же плавные, как и раньше, и Мидория не перестает смеяться, впиваясь руками в его плечи. Ради смеха мальчика Всемогущий может делать это хоть вечно. Изуку наконец соскальзывает с него и садится на пол, сгибая ноги и укладывая руки на колени. Тошинори взъерошивает ему волосы, проходит мимо и садится на диван, замечая, насколько запыхавшимся выглядит мальчик, учитывая, что тот почти ничего не делал. Мидория не отрывает от него взгляда, когда снова выпрямляет ноги и сознательно замедляет дыхание. Он проводит рукой по блестящему от пота лбу, убирает спадающие на лицо волосы, продолжая глупо улыбаться. Всемогущий наблюдает за этим, уперев локти в бедра, фыркает и смеется. — Тебе нужно полотенце? Мидория на секунду замирает. — А, н-нет, — говорит он, прочищая горло. — Не нужно. — Ты молодец, — продолжает он, пользуясь случаем, чтобы похвалить его. — Признаюсь, я не вел счет, но ты отлично отжимаешься. Каков твой личный рекорд? — Сто двадцать два, — произносит он, лицо мальчика горит от лести. — Мне еще предстоит долгий путь. Ах, всегда такой скромный. — Нам всем предстоит. Но ты должен отмечать все свои достижения. Продолжай в том же духе, и скоро ты поразишь многих людей своей силой. Мидория встает на ноги, засунув руки в карманы, и подходит ближе, его улыбка несколько кривовата. — Да? — он наклоняет свою голову. — Например, кого? Яги слегка усмехается. — Как насчет твоего друга Тодороки? Изуку хмурится. — Тодороки? — повторяет он, будто никогда раньше не слышал этой фамилии. — А что с ним? — В последнее время ты много о нем говорил, — говорит Всемогущий, полный решимости направить все в правильное русло, о котором он уже давно думает. — Его не так-то просто впечатлить, но я думаю, что ты— — Что? — его выражение лица становится еще более хмурым. — Что за… я не… п-почему ты говоришь о Тодороки? Он вообще не имеет к этому никакого отношения! — Он хороший мальчик, — невозмутимо продолжает Всемогущий. — Умный и дружелюбный, и очень ответственный для своего возраста. Тебя очень впечатлила его причуда, не так ли? Я старый друг его отца, ты знаешь, может быть, я мог бы— — Всемогущий! — вскрикивает Мидория, бешено жестикулируя. — Зачем ты это делаешь?! Я говорил о тебе, я-я думал, что это очевидно! Тошинори вздыхает, проводит рукой по волосам. Вот и весь его план. — Мы говорили об этом. — Да, но— — Никаких но! Что бы ты ни хотел сказать, не нужно, лучше промолчи! Невыносимое отчаяние наполняет глаза Мидории, такое беспомощное, такое печальное, так трудно его вынести. — Я люблю тебя, — шепчет он так, что воздух выдавливается из легких Всемогущего. Он сглатывает, указывает пальцем на мальчика. — И этого не говори. И он снова чувствует себя неспособным пошевелиться, когда чужие руки обвивают его шею. Мидория крепко обнимает его, прижимается щекой к Тошинори. Он такой мягкий, на его коже нет никаких недостатков, никакой грубой щетины, царапающей лицо. Этого достаточно, чтобы рука ошарашенного Всемогущего нависла над спиной Изуку, а после опустилась на нее, едва касаясь. Мидория выдыхает, жмется к нему еще сильнее. — Я люблю тебя, — выдыхает он. Его рот так близко к уху Всемогущего, что кожа покрывается мурашками. И мальчик, должно быть, чувствует это — едва сдерживаемая дрожь пробегает по его телу. Герой собирается сказать что-то, отчитать ребенка, но тот опережает его. — Все в порядке, если ты не любишь меня в ответ, — говорит он, и Всемогущий забывает все, что вертелось у него на языке. — Я просто хочу, чтобы ты знал, как много ты для меня значишь, — он судорожно вдыхает, обнимает все так же крепко. — Я хочу сделать тебя счастливым. Мидория медленно отводит руки, проводит ладонями по плечам Тошинори, по ключицам, вниз к груди, позволяет им задержаться на мгновение; его ладони такие горячие, слишком горячие, все это неправильно, он должен двигаться, двигаться, прежде чем все снова выйдет из-под контроля. Но он все еще не может пошевелиться, когда чужие руки пробегают по шее. Большой палец ложится на его подбородок. Ему нужно прекратить это, нужно отстраниться и серьезно поговорить с Мидорией, но эти слова продолжают крутиться у него в голове — все в порядке, если ты не любишь меня в ответ — и чувство вины с новой силой колет у него в груди. Ведь Изуку заслуживает того, чего хочет. (Перестань потакать ему, оттолкни, оттолкни его!) С мычанием и вздохом Мидория вновь льнет к нему, прежде чем начинает скользить губами по его щеке, достаточно медленно, чтобы Тошинори мог отстраниться. Когда Изуку целует уголок его рта, он наконец вздрагивает, протягивая руку, чтобы оттолкнуть мальчика, хватает его за бедро, но тот снова мычит, кладет руку Всемогущему на затылок, зарывается в его шевелюру. Когда Мидория смотрит ему в глаза, все еще поглаживая волосы, все еще поглаживая подбородок пальцем, и он просто позволяет этому случиться. Их рты сомкнуты, сердце колотится у героя в ушах. Мидория отстраняется ровно настолько, чтобы у него получилось рассмеяться, тихо и затаив дыхание. — Я хотел это сделать много лет, — шепчет он, и первая мысль Всемогущего — сказать ему, что, технически, он уже делал это раньше. Но вторая мысль, наконец, заставляет его оттолкнуть мальчика назад. Его руки дрожат, когда он думает о ладонях еще более юного Мидории на своем лице и губах. Нет, ему не нужен этот образ в голове, ни сейчас, ни когда-либо. — Прекрати, — бездыханно выдавливает он. Но руки все еще держатся на нем, пальцы Изуку все еще зарыты в его волосы. — Ладно, — говорит мальчик, опуская руки, и Всемогущий смотрит на него с нескрываемым удивлением. То, что это ошибка, доходит до него только тогда, когда Мидория без предисловий падает на колени. Он содрогается, откидывается назад настолько, насколько вообще может. Внезапный прилив стыда такой сильный, что почти душит его. — Нет, — говорит он, все еще задыхаясь, игнорируя сильное подергивание штанов. — Точно нет. Мидория продолжает смотреть на него снизу вверх, и выглядит так, будто он совсем не нервничает, почему он не нервничает, кладя руку на колено Всемогущего. Всемогущий решительно качает головой. — Нет. Но Изуку подбирается ближе, медленно, нежно прижимаясь щекой к внутренней стороне бедра Тошинори, и вынести это слишком тяжело; он зажмуривает глаза, но образ Мидории между его ног никуда не девается. Мальчик все еще здесь, он тяжело дышит, уже измученный. Он откидывается назад, запрокинув голову на спинку, пытается прийти в себя, но рука на его колене начинает ползти вверх, по бедру, шершавые пальцы скользят между кожей и краем спортивных штанов. Мидория слегка дергает их, и, моля о прощении у всех тех, кто его слышит, Всемогущий пытается сосредоточиться на своей неминуемой смерти — Мидория всегда получает то, чего хочет. Эта ужасно мягкая щека наконец исчезает, но вторая ладонь подтягивается выше. Изуку стягивает резинку, а Всемогущий сглатывает и прикрывает глаза рукой. Раздаются вздох, мычание, стон, и все, что он может делать — это не двигаться, когда Мидория берет его в руку. Прикосновение его ладони так до боли знакомо. Мидория немного смещается, его дыхание становится громче, и он начинает совершать медленные осторожные движения. Яги требуется постыдно мало времени, чтобы возбудиться под этими неумелыми прикосновениями. Он становится более уверенным после первых нескольких нажатий, и большой палец теперь трется о головку, над уздечкой; Всемогущий дрожит от напряжения, пытаясь сохранить эту форму ради Мидории и держа рот на замке. До ушей Тошинори доносится слабый шелест одежды, прежде чем рот мальчика оказывается на нем, теплый, влажный и тугой, как и следовало того ожидать. Того, как Мидория приступает качать головой, почти достаточно, чтобы сломить его. Язык движется так, что становится до ужаса очевидно, что тот никогда раньше этого не делал. Он не перестает мычать, звучит таким довольным, когда берет все глубже, быстрее. Его рука немного не синхронна со ртом, но всего этого слишком много, он не— Всемогущий кашляет, ощущает вкус крови во рту, видит ее следы на руке. Он вздрагивает, невольно проглатывает ее обратно и откидывается назад, от него идет пар — он понимает, что все-таки сломался. Голос Мидории едва достигает его ушей. — Ты в порядке? Всемогущий?! — он держится за одну из его рук, трясет ею, его голос наполнен паникой. — Всемогущий! Ты меня слышишь, ты как? Он несколько раз моргает, все еще глядя в потолок, прежде чем кивнуть и еще раз откашляться. — Я в порядке, — говорит он, зная, что выглядит все совсем не так. — Просто нужно отдышаться. Между ними повисает молчание, пока он пытается успокоить свое дыхание, свое бешено колотящееся сердце. От сидения в таком положении у него начинает болеть шея, он хочет посмотреть вниз, предложить прекратить то, чему он снова позволил случиться, и забыть об этом, но рука Мидории снова начинает двигаться, поглаживать его член едва заметно и нерешительно. Он шипит, опять зажмуривает глаза, ему нужно представить на месте Изуку кого-то другого — кого угодно, кого угодно — но его мысли продолжают вращаться вокруг этого мальчика, его рук, лица, улыбки. И сейчас он так нежен и осторожен, так усердно работает, делает все так хорошо, так хорошо. У него не было никого слишком давно, если подобное так легко выводит его из себя. — Всемогущий, — зовет его Мидория хриплым голосом, и Тошинори судорожно вздыхает. — Всемогущий, пожалуйста, посмотри на меня. Он почти хочет сделать это, не может не пожелать снова увидеть это лицо, прикоснуться к этой веснушчатой коже, но его тело не двигается, руки тяжелые, безвольные — последняя капля приличия и морали держит его в узде. Это удивительно, учитывая, насколько низко он пал. Мидория еще раз зовет его, повторяет свою предыдущую просьбу и бормочет что-то, не получая никакой ответной реакции. Рука ускоряется, он снова берет его член в рот, и это так замечательно, так удивительно, так не должно быть. Как бы то ни было, такой формы возбуждения Всемогущий никогда не испытывал до того, как этот мальчик вошел в его жизнь. Мидория внезапно берет его глубже, слишком глубоко. Срабатывает рвотный рефлекс, он давится и кашляет. Тошинори инстинктивно дергается, оттягивает его назад; руки лежат на покрасневших мягких щеках. — Ты в порядке? — спрашивает он, затаив дыхание еще до того, как тревога успевает завладеть им. Опираясь на его ладонь с залитым краской лицом и слюной на подбородке, Мидория улыбается, несмотря на прослезившиеся глаза. — Все отлично, — говорит он, и Всемогущий успевает только вздрогнуть, когда он снова подается вперед. Его щеки раздуваются, а Всемогущий не может оторвать взгляд от увиденного, снова откидывается назад и смотрит, задыхаясь и охая. Слава богу, они закрыли шторы. Одна из его рук все еще на лице Мидории, и он скользит ею вверх по влажным от пота завитым волосам, просто дотрагивается, слегка направляет. Когда тот смотрит наверх, поднимает на него глаза, не прекращая сосать, Яги понимает, что все вот-вот закончится, и слегка, слегка ухватывает его за волосы и пытается оттащить мальчика назад. Но Изуку перехватывает его руку, крепко сжимает ее, чтобы удержать на месте, и Всемогущий распадается на части. Это невыносимо, его трясет, на языке стоит вкус крови, он старается подавить кашель; проходит целая вечность, прежде чем Мидория отстраняется и быстро сглатывает. Его лицо вытягивается, а тело пробивает секундная дрожь. Всемогущий откидывается на диван. — Я говорил тебе не делать этого, — бормочет он так тихо, что мальчик едва ли слышит его. Он чувствует себя обессиленным, измученным, когда снова запрокидывает голову назад в очередной попытке отдышаться. Тошинори даже не слышит, как Мидория встает на ноги. Он снова обнимает Всемогущего за шею, пугая его, удерживает его так в течение нескольких долгих мгновений. Он отступает с ослепительной улыбкой, щеки пылают, веснушки контрастно выделяются на них, а на рубашке множество неприятных пятен. Всемогущий сглатывает, вспоминая разговор, состоявшийся всего несколько часов назад («Хватит проводить с ним время, прекрати так потакать ему»), и понимает, насколько сильно он втоптал все советы в грязь. Последние несколько недель явно были не самым гордым моментом его жизни.