Добрый доктор

Ещё один новый день наступил для работников городской психиатрической клиники. Работа за пределами кабинета Советского Союза кипела и бурлила, под знойным и палящим со всей силой солнцем, лучи которого пробивались сквозь окна. Жизнь в этом здании так и норовила расплескаться по округе, в то время как небольшой рабочий кабинет замер посреди временной линии. Сонное тело русского расположилось на диване, и не думая так сразу внимать общей энергичности. Вокруг царила тишина, и минимальный визуальный шум, коего в своей рабочей зоне русский добивался многие годы. Белая кафельная плитка на полу и стенах, далеко не новых, но сохранивших своё веяние уютной, по-настоящему благородной старины. Наконец, глаза великого мученика-врачевателя распахнулись, а затекающие конечности потребовали своего обладателя ещё и встать поскорее. Мужчина не спеша поднял своё тело с дивана, изредка вздрагивая и лениво потягиваясь, пытаясь при этом ещё и накинуть на свои плечи медицинский халат. Сонливость постепенно пропала и в душе Совета вновь могла засиять первородная энергичность и азарт, в предвкушении надвигающегося рабочего дня. Даже от мысли, что работает он в психушке, его энтузиазм не мог испариться так быстро. Всё бы и дальше было так прекрасно, если бы взгляд Союза не зацепился за два заполненных документа которые уже заждались его со вчерашнего дня. Хорошее настроение и былой интерес быстро оставили того наедине с хладным недовольством. Самая унылая и неприятная часть в работе любого врача - документация. Но выполнять и разбирать её необходимо, так что собирая остатки, вытекающего от переизбытка мыслей, мозга, в крепкий кулак, приходилось работать. Мужчина взял в руки мед.карты пациентов, ловко подхватил свою записную книгу и ручку и уверенным шагом направился с этим арсеналом в 28 палату. Идя по длинному, больничному коридору Совет иногда натыкался на других сотрудников и кратко здоровался, либо и вовсе опускал жеманности, сейчас явно не до болтовни с коллегами. Миновав не один десяток кабинетов, уже через минут 15, СССР стоял почти рядом с входом в палату, тяжело вздыхая. Перед "обиталищем" сложных пациентов с хроническими заболеваниями всегда располагался санитарский пост, и был у него свой санитар, младший коллега Совета - Ливио Сильвестро. Энергичный парниша без тормозов, с выраженным оптимизмом ко всему происходящему в его жизни. Не то, чтобы у него не получалось быть серьёзным, просто его природная беспечность сильно выигрывала у ответственности, от чего и формировался такой стереотипный образ простака в глазах окружающих. Только вот русский так не считал. Работу с палатой они начали не так уж давно, но с Ливио пересекались достаточно часто, раз смогли найти много общих интересов. Хорошо, что удалось так быстро найти общий язык с привязанным к палате санитаром. Обменявшись приветствиями и вежливыми вопросами о начале дня, Союз наконец смог миновать ещё одно препятствие на пути к месту своей прямой работы, встав прямо напротив двери. Это была работа Советского Союза, тяжёлая морально и физически, но искренне любимая, так что даже в недовольстве приходилось находить силы для продолжения. Торопливо русский отпирает далеко не новую дверь, чувствуя как из палаты веет эфемерным холодом и затхлым дуновением глубокого отчаянья, навечно поселившегося в стенах. Психбольницы с длинной историей всегда ощущались такими. Случайный зритель мог бы и не обратить внимания, но занимающийся этим большую часть жизни, врач, никогда не упустит. Во всяком случае, ему так казалось. Союз прошел в комнату, запоминая представшую картину как вид, который будет встречать его ещё долгое время. Две фигуры располагались неподалеку друг от друга на обветшалых койках, погруженные в свои глубокомысленные размышления. Тяжёлые шаги Союза, кажется, прервали безмолвную игру в гляделки, возникшую незадолго после его появления, вынуждая больных повернуть голову в сторону "источника шума". Познакомиться со своими подопечными коммунисту удалось не так давно, всего пару рабочих дней назад, и мало того, что проведена была только одна ознакомительная консультация, так ещё и никакого внятного основания на доверительные отношения не имелось. Набор, честно признаться, так себе. Ещё больше сложностей создавало изначально негативное расположение пациентов по отношению к врачу. При чем, даже логически необоснованное. Да, пациенты сложные, с теми заболеваниями, которые явно не подразумевают добровольные порывы к лечению, но такую редкостную неприязнь Совет встречал впервые. Но даже это не могло бы помешать русскому ежедневно возвращаться в палату и проводить психологическую работу с пациентами. "Все что не убивает - делает нас сильнее!" - говорил мужчина и тянул себя всё дальше, невзирая на трудности. Излишне самоотверженно для человека и так живущего на работе. Демонстративно кашлянув в сжатый кулак, доктор выдержано начал свой заученный диалог: — Доброе утро, товарищи пациенты, сегодняшний прогноз таковой. Для начала завтрак, через полчаса мы встретимся с вами уже в моём кабинете, ну а после я распоряжусь о ваших препаратах. Вопросы? Судя по первородному отвращение и недовольству на лице Рейна, только ему было что сказать, Макихиро уже как с пару минут демонстративно отвернулась, вздёрнув вверх подбородок, да исподлобья сверля хищными глазами врача, но делала она это скорее, изучающе, нежели с угрозой. Во всяком случае, Совету так казалось. Ещё пару дней назад коммунист был твёрдо уверен, что работать с импульсивным и нервным Рейном ему будет сложнее, чем со степенной Макихиро. Но чем больше сеансов психиатр проводил с этими двумя и больше психиатр изучал их поведенческие повадки, сложнее начинала казаться Акито. Вайсман не чурался говорить, пусть делал это настороженно и неохотно, в то время как с его знакомой было сложно и пару слов вытянуть. Замкнутая в себе особа не подпускала в личное пространство ни одного желающего, и стоило лишь попытаться расспросить её побольше, отойти от сухих вопросов про таблетки, как она тут же съёживалась и прерывала контакт. О каком уж доверии тут может идти речь? Терапия так идти не может, и нужно было что-то решать, выводить пациента на контакт, и затратить на это явно больше времени, чем предполагалось изначально. Жаль, ему за это не доплачивают... Ещё с пару минут поглазев на лица пациентов, психиатр резво повернулся и направился к выходу, и не надеясь на какую-то оживленную реакцию, диалог тем более. Дверь с характерным скрипом закрылась за ним, и мужчина вновь вернулся к исходной точке рядом с "санитарским уголком", где его уже ожидал Ливио. Он понимающе качнул головой, но после иронически хмыкнул — Молчат? - беззлобно улыбаясь спросил парень, пусть уже и знал каковым будет ответ коллеги. — Как я понял, не самая общительная, но самая нестабильная палата.. Говорил это всё Сильвестро с улыбкой, но радости в фактическом положении дел было мало. С одной стороны, есть палаты шумные и буйные, то к постоянному грохоту привыкнуть, как показывает практика, намного легче, нежели к периодическим рецидивам истерик, без возможности предугадать их появление. — Молчат... - вторя словам санитара, констатировал Союз, сделав эдакий, разочарованно-потерянный жест руками. — Да уж, набор болячек тут специфичен, и не удивительно что среди остальных палат именно эти отличились. Ливио только и кивнул снисходительно, понимающе, да пожал плечами. Такая у них работа, знали на что шли. Советы уж подавно. Ещё во время прохождения практики в университете ему растолковывали, с какими трудностями предстоит столкнуться будущим психиатрам и психотерапевтам, напоминали ещё тысячу раз взвесить все "за" и "против", а он хоть бы хны, рвался в эту психиатрию и всё тут. Так или иначе, желаемых результатов мужчина добился, и без упорства здесь явно не обошлось. Уже за это его можно было уважать. Наблюдая, как завтрак развозят по палатам, доктор спокойно шествовал в сторону своего кабинета. Оставалось расписать некоторые бумажки за то время, которое осталось у него в запасе, и с чистой совестью можно будет направиться обратно в 28-ую палату, проводить сеансы психологической терапии. А пока что - за документацию...