Кукушонок

      Макс спотыкается о высокий порог — в который раз. Раньше такого не бывало. Пора завязывать с постоянными погружениями в себя. Путь ему знаком — два шага от входа направо, потом ещё три прямо. Так он стоит почти лицом к её кровати. Отсюда Чарли почти не выбирается. Он с боем заставляет её поесть всякий раз как приходит. Соглашается, иногда не гнушаясь пары скверных словечек в его адрес. Сейчас, однако, она даже тише обыкновенного. — Лорен ушла? — слова тяжело различить даже с его отменным слухом. Садится прямо там, где стоит — ковёр холодный и жёсткий. — Да, столкнулись с ней у дверей. Она попросила присмотреть за тобой. Смешок. Макс продолжает как ни в чем не бывало. — Всё равно скоро вернётся. Ты же знаешь, она боится тебя надолго оставить. — Это неважно. Раньше он непременно ответил бы резкостью. Такие слова всегда его раздражали — как можно так равнодушно реагировать на заботу близких? Это ведь далеко не данность. Ему ли не знать. Сколько Макс знал её, Чарли такой не была. В голове сам собой всплывает глупый каламбур: на такое не закроешь глаза, что ему, в общем-то, не требовалось. Ему безмерно хочется отсрочить момент, когда придётся сказать себе — да, идиот, она изменилась. И вряд ли процесс обратимый. С того дня, когда он дал обещание, прошло чуть больше недели. Чарли поправлялась — её дыхание больше не было сбивчивым, в голосе слышалось меньше боли. Сказать точнее — он сделался пустым и гулким, как опостылевший в феврале неприкаянный зимний ветер. — Совсем скоро я буду готова, — она прерывает безмолвную тираду, Макс чувствует — смотрит прямо на него. — Ты так и не сказала, к чему. — Старается звучать расслабленно: нервный смех рвётся из груди сам собой. — А ты уверен, что готов услышать? — Ты пугаешь меня. В ответ она заходится странным, лающим смехом. — Пора занести в список персональных достижений, тебе не кажется? Напугать Макса Хилла — почти что победить дракона. Это в духе Чарли — пытаться пошутить, скрывая собственный страх. Макс вздрагивает, не понимая даже, чему так радуется. В следующий миг наваждение спадает, точно его и не было. — Я прошу тебя помочь, а не пытаться оценить действия. Тем более, ты не услышал ещё ни слова. — Да что с тобой? Я ничего такого не сказал. Разговор ему совершенно не нравится. Вдруг что-то в комнате неуловимо меняется — то ли чужой ветер подул из распахнутого окна или привычный аромат книг и печенья, исходящий от Чарли, сменился чем-то тяжело железным? А может, это у него совсем поехала крыша. Горячее прикосновение пальцев к губам застаёт врасплох. Обезоруживает. — Доверься мне, Макс. Прошу тебя, — шепот разбивает тишину на части, которые, кажется, поются нотами. Он слышит их, но не может передать словами. Её руки знакомы, голос — чужой. Глупое положение. Не иначе Макс сегодня проснулся старой собакой, которая путается, не в силах признать хозяина. Убогое выходит сравнение. — Хочешь, я докажу тебе…? Он не выдерживает — усмехается. Что опять пришло тебе в голову, безрассудное ты создание? Что-то настолько безумное, что ты не в силах сказать. Она спускается к нему — чувствует, как садится рядом, так, что они почти соприкасаются коленями. Чарли тянется вперёд: сначала задевает плечо, потом обхватывает ладонями щёки — целует. «Она не в себе», — первое, что отчаянно приходит в голову. Нужно остановиться — встать и уйти, если потребуется. Всё слишком…неестественно. Неправильно. Конечно, он уже знает, что останется. Слишком долго ждал, хотя не мог и надеяться. Она сильнее прижимается к его губам — аккуратно, но настойчиво тянет ближе к себе — ни в едином движении нет робости или сожаления. Когда мягкие пальцы пробегаются по плечам, он окончательно сдаётся. Макс поднимается на ноги, ненароком прервав поцелуй. Чувствует — Чарли следует его примеру. Он ловит ее ладони, уверенно прижимает к груди. Прикосновения толпятся на обнаженной коже — давят друг друга новыми ощущениями. Макс гладит Чарли по волосам, подбородку, шее — она раскачивается в такт его касаниям, прижимается теснее. Он не может дышать, но больше не ищет побега. Совсем как глупый ребёнок, раз за разом дотрагивающийся до раскаленного железа. К чёрту всё. К чёрту, к чёрту…! Они садятся на кровать — к голове приливает жар, Макс чувствует отвратительное жжение футболки, прилипшей к спине от пота. Он должен совладать с собой, сохранить рассудок… Не тут-то было. Чарли первая валится в мягкий ворох простыней и подушек, увлекая его за собой. Каждое ее прикосновение кажется удивительно, до отточенности неумелым и в то же время нежным. От одного этого ощущения все внутри дрожит и сжимается. В голове не может уместиться: такому как он — она… Макс знает, что мечты не исполняются. За радость дорого платишь. Что же сейчас? Какова цена? — О чем ты думаешь? — Она наклоняется над ним: кончики волос щекочут щёки. На этот раз говорит чуть игриво — удивительно по-взрослому. Чарли меняет лица так быстро, что он не успевает следить. И всё же это она — он верит, чувствует — или просто хочет желать. Она чуть толкается носом ему в лоб, а потом дарит еще один, не менее желанный поцелуй. Макс ловит его с жадностью и вновь прижимает нависшую над ним фигурку к себе. Дотрагивается требовательно, ощупывая, исследуя — позволяя все то, что так тщательно скрывал, чего хотел. Последняя возможность воззвать к доводам разума вот-вот бесследно исчезнет. А вечная темнота, кажется, готова вспыхнуть всеми цветами на свете… И всё же он говорит, потому что не может иначе. — Скажи мне, ты…уверена? Чарли не отвечает — кладет его ладонь себе на бедро: Максу снова кажется, что это — сон. Что угодно, но не правда. Но если он всё же спит… Так и будешь дрожать, бездействуя? — он искренне хочет задвинуть гаденький голос подальше, поступить так, как нужно — проигрывает. Волна необъяснимого стыда постепенно отходит — есть чувство куда сильнее. Он чуть сжимает край её мягкой фланелевой рубашки, тянет вверх — совсем скоро чувствует обнажённую кожу на вкус. — Ты прекрасна. Смеётся — как ему кажется — смущённо. А может, просто делает вид. От Чарли теперь всего, что угодно, можно ожидать. Он легко избавляется от футболки, с ремнём брюк чуть сложнее. Откровенно глупая мысль невовремя стреляет в висок — а что, если сюда сейчас зайдет Лорен? Тут даже оправданий никаких не придумаешь — сразу вылетишь в окно. …Теперь гораздо удобнее целовать ее шею, плечи, руки. Когда его губы касаются её запястья, Чарли шумно вздыхает. Она садится к нему на колени, несмело обвивая ногами разгорячённое тело. Макс осторожно касается пальцев на её ногах — аккуратно ведет от стопы к колену и дальше, не останавливаясь. Чарли вздрагивает от лёгких поцелуев в живот, он чувствует ее почти целиком, хоть и не видит — она разливается жидким золотом, оседая в его руках, но всё равно остаётся сверху. Горечь возбуждения почти невозможно держать в подчинении. Время для Макса неумолимо сжимается. Когда он чувствует, как она вновь поднимается, упершись коленями в жёсткий матрас по обе стороны от него, оно совсем исчезает. Кажется, будто все мышцы до единой работают в им одном ведомом порядке. Сначала Чарли двигается медленно и плавно — он скользит пальцами по горячей натянутой коже, наконец наполняя ладони округлой мягкостью ягодиц. По её спине струятся ручейки пота — Чарли вскрикивает, становясь быстрее. Дроблёные осколки мгновений — и его настигает экстаз. …Лёжа на горячих простынях и всё ещё придерживая её, своевольно устроившуюся верхом, он думает о том, как прекрасно было бы прозреть всего на пару мгновений. Увидеть её целиком, глазами а не руками, во всей красе. Огорчение пропадает, стоит только стряхнуть его. Макс постигает каждый сантиметр безоговорочно возлюбленного тела проницающими прикосновениями. Почувствовав её дрожь, скорее помогает Чарли прилечь. — Тебе больно? — Немного. Совсем…чуть-чуть. — Он слышит что-то пугающее в скромном ответе. Боится, не допустил ли беды. Она как чувствует — бережно касается его разгорячённого лба губами. — Теперь ты веришь, что мы неразрывно связаны? Кивает. Такое куда действеннее клятв на крови… И Чарли знает это. Знает, теперь он не сможет ей отказать. На смерть ради неё пойдет. Он снова не может дышать — будто горло сдавил ошейник. Тот глупец, кто говорит, что любовь бесценна. — Кто, если не ты, Макс? — почти безмолвно шепчет Чарли, лаская его лицо. Она так и пылает странной, до того не свойственной ей…нежностью. И верно. Кто, если не он? *** — Куда ты? — Лорен рассеяно оборачивается на громкие шаги и сталкивается с внучкой нос к носу. Чарли чуть откидывает голову: взгляд совсем на неё не похожий, слишком высокомерный и…пустой. — Скоро вернусь. — Под мышкой у неё толстая тетрадь в алом переплёте. Исхудавшие руки сжимают её слишком судорожно, женщина невольно морщится… Чарли не становится лучше. Чего только стоят ещё и ужасные синяки под глазами! — Нет уж, юная леди, ты никуда не пойдешь — во всяком случае, пока не поешь как следует! Отвратительное ощущение охватывает шею непрошенной петлёй — тянет вниз, заставляя скорчиться от тяжести. Сами они не справятся. Нужен врач, психолог…кто-нибудь! Горячий шквал паники заполняет сознание до краёв. Впервые с той самой ночи, когда умерла Сара, Лорен отчётливо чувствует — она бессильна. Чарли слышит её слова, сразу останавливается — бросает холодно и спокойно, глядя прямо в глаза. — Ты мне не мать. Лорен огорошено поднимает трясущиеся руки. Чужой ледяной взгляд пронзает насквозь — попадает прямо в цель, в сердце. Неужели любовь и забота не способны иссушить…дурную кровь? Одна мысль эта кажется малодушной. Столько лет Лорен смотрела на Чарли, не видя и тени её отца. И сейчас…сейчас рядом с ней никто иной как её удивительная, горячо любимая внучка. Она просто сбилась с пути. Чарли вдруг продолжает говорить. Её речь остра и беспорядочна, точно заточенные как ножи еловые иглы. — Почему ты не сказала правду? Знала, что ей было на меня плевать. И всем…всем вокруг тоже… — Это не так, Чарли. Ты же знаешь — я люблю тебя. Она тянет руки — умоляюще, беспомощно. Девушка вздрагивает, на мгновение ее лицо проясняется. Шепчет с рвущейся болью, будто хочет саму себя пересилить. — Ты даже про отца…смолчала. Почему мне нельзя было знать, Лорен? Чего ты боялась? — Я не хотела ранить тебя. — Нет. Тебе было страшно… что я стану, как он. Убийцей. Лорен прижимает ладони к лицу. — Тебе не нравится, как я говорю? Ну конечно, я ведь совсем не похожа на ту Чарли. Вечно покорную, готовую стерпеть и простить! Всё изменилось, дорогая Лорен. — Она переходит на полушёпот. — Скажи, они нашли хотя бы след Фелис Кроуфорд? Ты связывалась с полицией? Виновные будут наказаны? Миг тишины тянется вечность. — Я даже не сомневалась. Ты никогда не задумывалась о таких вещах. Ты слабая — даже хуже меня. Но не волнуйся, я сама за себя отомщу. Она выбегает, изо всех сил хлопнув дверью. Лорен оглядывается; кажется, на каминной полке задребезжали фотографии в рамках. Опускается на колени — ковёр холоднее снега. *** В соседней комнате слабо бормочет телек. Ингрид уже десять минут собирается его выключить — лень спускаться в гостиную. Сегодня она может позволить себе немного побездельничать. Родители вернутся только послезавтра. Опустив руку в миску с начос*, она задумчиво роется в оставшихся крошках. Ровно в этот момент какой-то идиот звонит в дверь. Ингрид вскидывается, но привычно заталкивает тревогу подальше. Тот случай с Чарли предпочли быстро замять, а к ней и вообще не приставали — деньги действительно многое решают. Ну, подумаешь, надрались ребята на вечеринке, натворили ерунды — она тут совершенно ни при чем. Сначала она даже ждала чего-то вроде угрызений совести — они ведь вроде как дружили. С удивлением отметила, что испытала только облегчение. Правда, пару дней назад она увидела её слепого дружка возле дома — он быстро ретировался, но больше не появлялся. Вот ведь придурок. Бояться нечего. Вот только кому она в такой час понадобилась? Всё-таки спускается. Ещё не темно — может быть, какие-нибудь свидетели Иеговы или девчонки с печеньем…? Чарли О’Нил топчется у нее на пороге — смотрит в пол, чуть дёргает плечами, будто ей холодно. Чего ей надо? Нет, нужно захлопнуть дверь, не стоять и лишней минуты… — Ингрид, постой, — она как обычно бубнит себе под нос: это невыносимо раздражает. — Зачем ты пришла? — да что она ей сделает в конце концов? Хватит бояться, это же так глупо… — Я…я хотела поговорить, — наконец О’Нил несмело поднимает глаза: они у неё привычно водянистые, всегда на мокром месте. — Говори. — С откровенной неприязнью предлагает Ингрид, на самом деле недоумевая. Что сейчас будет — поток неудержимых оскорблений? Рыдания? Ладно, не сказать, чтобы её вины не было совсем. Надо было сразу обговорить с теми придурками, что им можно делать, а чего не стоит. Вышло слишком жёстко и совсем не смешно. — …Я понимаю, ты ни в чём не виновата, — выдыхает Чарли, делая крохотный шажок вперёд. Мгновение Ингрид ошарашенно глядит в её сторону, как будто не осознаёт ни слова. Ну да — в этом же вся О’Нил. Вот ведь наивная глупая идиотка. — Кхм, конечно…э-э, спасибо, — бормочет, невольно отступая. — Прости, если…я тебя как-то… — Обнимемся? — Простодушно предлагает Чарли, по-детски раскидывая руки. Остаётся только кивнуть. Святые небеса, как теперь от неё избавиться?! Она прижимается слишком близко — вечно этот её дурацкий цветочный запах, встрёпанная шевелюра… Странно. Духи что ли сменила? Ей не идет. Что-то тяжёлое…отдающее землёй после дождя. Будто её еще железом нашпиговали впридачу. — Может быть, чаю выпьем? — Э-э, Чарли…я не могу, то есть… — Очень жаль. — Краем глаза Ингрид замечает странное движение — точно невесомая тень дёрнулась где-то возле её двери. Но там же никого… В этот момент кто-то сильный хватает её за плечи. Чужая рука шарит по лицу, Ингрид даже успевает вскрикнуть — совершает ошибку. Ей грубо затыкают рот. Пытаясь укусить неведомого обидчика, девушка терпит неудачу — чужая кожа холодная, будто неживая, а ладонь даже не дёргается. Она с ужасом понимает: всё было спланировано. И сейчас её держит никто иной как этот конченный мальчишка! Как можно быть такой глупой… Её грубо тащат назад в дом. Чарли неторопливо закрывает дверь. — Родители уезжают каждые две недели… Как неосмотрительно с твоей стороны открывать кому попало на ночь глядя, дорогуша. Не только тон, но и голос её поменялся — будто до этого его беспощадно искажали. А сейчас… она вдруг оказалась настоящей. Почувствовав, как хватка ослабилась, Ингрид яростно брыкнулась. — Я… ты…пожалеешь! Народ сбежится! Я тут всех…перебужу! — Буди, — милостиво ухмыляется Чарли, — мне всё равно. Пока они придут… Уродец безжалостно бросает её на пол, пытаясь увернуться, Ингрид делает только хуже — теперь сама О’Нил хватает ее за руки с поистине невероятной силой. Она притягивает своего друга ближе — отрешённо смотрит то на него, то на неё. — Держи её крепче. С верёвкой я сама. Ингрид пинает бесполезный дощатый пол, пока руки стягивает толстая бельевая веревка. Подготовилась, сучка… И этот её ручной пёс — не человек, машина. Что же делать? Не надо было постоянно прогуливать физру! — Конечно, можно было тебя не связывать — просто оглушить. Но я хотела бы объясниться, Ингрид. Чтобы мы поняли друг друга. Ей всё еще кажется, что это не по-настоящему. Может быть, злобный прикол…или кто-то увидел происходящее и сейчас приведёт сюда копов! Не может такого быть, чтобы она осталась одна с этими сумасшедшими. — Чего ты добиваешься?! — запальчиво выкрикивает она. Нужно отвлечь психичку — её дружок чуть отступил, вроде на стражу встал, только вот он ничерта не видит, долбаный придурок. — Башкой в унитаз меня опустить хочешь? На видеокамеру снять? Что, О’Нил? — В унитаз? — Чарли смотрит так, будто совсем не понимает её, — глупости какие. Неужели непонятно, Ингрид? Ты сейчас умрёшь. Прошибает холодный пот — дрожа и стуча зубами, Ингрид защищается последним возможным способом. Она смеётся. — Идиотка…какая же ты тупая идиотка. Узел туговат, но можно попытаться его ослабить. Тем более, О’Нил как раз обернулась к подельнику — что-то шепчет ему в ухо, невинно улыбаясь. Он медленно спускает с плеча рюкзак. Какого чёрта?! Откуда они взяли бензин? — Последи за ней немного, хорошо? — мягко, почти ласково просит Чарли. — Вообще можно было просто оглушить её. Всё равно не выберется. — Послушай, — глухо сипит парень, — может… — Ч-ш-ш, — она прижимает палец к его губам. Заигрывает, чёрт побери! Проклятая дрянь. — Всё быстро закончится, обещаю. Прости меня. От запаха горючего тянет блевать. Чарли старательно окропляет бензином комнату. Деревянные стулья, диван, пол, тумбочки и подножье шкафа. Наконец подходит вплотную. Ингрид плюёт ей под ноги. — Некрасиво, — покачивая головой в такт шагам, О’Нил уверенно выливает на неё остатки. Трясёт. Она совершенно не может совладать с собой — больше не кричит, плачет. — Прошу…н-не надо, ос-с-становись… — Тебе же было так весело, — неожиданно отзывается мальчишка, — когда ты подстроила ту…прекрасную шутку. — Я…я н-не собиралась…не хотела! Простите, Чарли, прос…ти… Ингрид заранее знает — бесполезно. Ведь раскаяния в ней не было до последнего. И сейчас — только желание спастись. Но неожиданно в глазах Чарли мелькает привычная нерешительность. Она задумчиво смотрит на бывшую подругу. — Хочешь сказать, ты сожалеешь? — Д-да…да! — Зачем ты это сделала? — Я х-хотела пошутить…ты ведь никогда не была на вечеринках и…вообще не развлекалась. Это б-было с-смешно…но я неправа, Чарли. Я не думала, что Фелис снесёт с катушек. Я виновата, прости! На длинных ресницах Чарли висят несколько слезинок. — Милая…милая Ингрид. Я так тебя напугала. О Боже! Быть не может… чёртовы уроды, они её до усрачки испугали! Ну, это им даром не пройдёт… — Подожди, я сейчас тебя развяжу. Прости. Мне просто…просто нужно было… — она шагает к ней, наклоняется, протягивая руки к толстому узлу. В последний момент она замечает в тонких пальцах зажигалку. — Гори в аду! — исступлённо выкрикивает Чарли. Маленький жёлтый всплеск пламени — резкая боль. Ингрид кричит, падая на пол, пытаясь кататься по ковру — бесполезно. «Игра окончена»* — натужно скрипит так и не выключенный телевизор в гостиной.