Кукушонок

      Она сидела над чистыми листами — невыносимо задумчивая, непривычно пустая. Обычно слова лились на бумагу сами собой: только успевай ловить и вычёркивать лишнее. Сейчас всё было иначе: что-то внутри Чарли сломалось, закупорилось, оставляя потоки слов запертыми в голове. От этого, конечно, ничего хорошего не случалось. Ей так много хотелось высказать, выписать складными строчками, облегчить застывшую на груди тяжесть. Но всякий раз что-то отвлекало, мешая сосредоточиться — Чарли то и дело поглядывала в окно, вернувшись на место, подолгу сидела, зажмурившись. Она видела перед собой бледное лицо Макса, желваки, играющие на скулах — тёплые ладони, любовно, бережно касающиеся кожи — и не могла прогнать всё это из памяти. Они не говорили о том, что случилось в домике лесника. Да и вообще…не говорили. Чарли отсиживалась, скрытая прочными домашними стенами. Иногда звонил телефон — она знала, чувствовала: это он. Всегда бежала к столику, на котором возвышался величественный аппарат — и застывала, не решаясь снять трубку. В последний раз, правда, набралась-таки смелости: и ровно в тот миг на другой стороне провода послышались жуткие помехи. Кажется, против них ополчился весь мир. Это было еще полбеды. Чарли чиркнула ручкой где-то в уголке идеально чистой страницы. «Я так давно не видела Человека в маске». Иногда ей казалось, что сама фигура его была её глупой выдумкой, а последняя встреча — наваждением из-за стресса. Жаль, не с кем было об этом поговорить: Лорен стала бы переживать и, чего доброго, потащила к психологу. Ну уж нет. Это была лишь фантазия — образ отца, который требовал воплощения. Как еще объяснить столь поразительное сходство, магические появления и ни одной встречи в реальности? Она не видела его уже два года. Наверное, излечилась. Сейчас Чарли куда больше пугало другое: что, если Макс тоже пропадёт, оказавшись игрой воображения? Снова взгляд в пустоту листа. Пора с этим заканчивать. Чарли вспомнила первые месяцы после того, как встретила Макса. Она всерьёз думала, что написанное ей могло сбыться — и тщательно следила за каждым словом. Сейчас это казалось попросту смешным: всё, что угодно, можно было подогнать под мерило собственной исключительности. Как бы пафосно это ни звучало, но с годами действительно понимаешь — в самом твоем существовании нет ничего особенного. Разве только кто-то ещё разглядит это в тебе. Резкий звук прорезал тягучую тишину — снова телефон. Стоило только подумать о звонке… Почти свалившись с кровати, Чарли прошлёпала в комнату Лорен. В этот раз нельзя вести себя как тряпка — набравшись смелости, девушка схватила трубку и крепко-накрепко прижала к уху. — Алло, — тоненько выдохнула в звенящую темноту. Вместо хриплого обрывистого «Здравствуй» послышался заливистый смех. — Где ты шляешься, О’Нил? У меня время на вес золота. — …Ингрид? Она раньше не звонила. — Давай, соображай скорее, Чарли! Это я. Ты свободна? — Вроде бы…а в чём дело? — Прекрасно! Решила попытаться вытащить тебя из норы. Вот что, слушай, а лучше записывай. На следующих выходных у меня день рождения, надеюсь, ты не забыла? Так вот. В честь этого радостного события я устраиваю грандиозную вечеринку! Ты приглашена! Будут мальчики, выпивка… — Что ты несёшь?! Одноклассники последние года два только и говорили что о вечеринках. Они проходили едва ли не каждые выходные — Чарли всегда оставалась в стороне. Не то чтобы была аутсайдером или святошей: просто понимала, что Лорен подобное не одобрит. Она кое-как отпускала её гулять с Максом — что и говорить о сборище незнакомцев и веселье на всю ночь… Бабушка порой слишком сильно над ней тряслась. — Засунь возражения в задницу, О’Нил. Жду у торгового центра через полчаса! Ты не придешь ко мне на праздник в джинсах, и уж тем Ох уж эта ее извечная категоричность. Что-то безудержно подскакивало внутри Чарли, так и норовя застрять в горле, совершенно перекрывая дыхание. Запретный плод сладок. Иногда искушению невозможно противостоять. Ей ничего не оставалось делать — только начать собираться. *** Сначала хлопнула дверь — так он понял, что пришла матушка. Зарылся лицом в подушки, как в детстве, когда наивно полагал, что таким образом его ни одна живая душа не найдёт. Шаги, как всегда торопливые, даже немного злые, отдавались от скрипучих полов. Ритмичное постукивание — привычно споткнулась на предпоследней ступеньке. Макс нехотя поднялся и попытался пригладить волосы. Разумеется, это было бесполезно. Он не мог отделаться от повторения того злосчастного дня в голове: запах озёрной воды и тёплого тела, их общее глубокое дыхание, страх Чарли, который он почувствовал за пару мгновений до того, как услышал слёзы. Что нужно было сделать тогда? Как было правильно? Звоня ей с ужасной настойчивостью, он считал себя всё большим придурком. Разумеется, она не хочет с ним разговаривать! Пожалуй, её тошнит при одной мысли о нём. — Ты снова лежишь? Голос раздался слишком близко: он не ожидал, что она сядет к нему на кровать. Матушка всегда держала дистанцию — не со зла, конечно. Просто так уж у них было заведено. Тем не менее, она одна выносила его отвратительный характер. Теперь и Чарли не выдержала… — Может быть, сподобишься ответить на вопрос? — он уже почувствовал клокочущее внутри неё раздражение. Любая заминка, минутное промедление — и она готова разметать тебя к чертям. Макс обернулся с искренней улыбкой. Хоть что-то в жизни не меняется. — Ну да, — добавил настырно, — и лежал весь день. — Ведешь себя как идиот. — Я этого не отрицаю. Странно — ему стало тепло. Ей ведь правда…не всё равно. — В твоей жизни есть вещи, о которых ты ужасно жалеешь? — спросил, сам от себя того не ожидая. Мама вдруг замерла: пару мгновений он не слышал даже ее дыхания. Макс успел подумать о множестве вариантов. Она могла досадовать о том, что взяла его из детского дома, воспользовавшись связями мужа. О том, что связалась с Аароном Хиллом. — Жалею, что мало говорю с тобой, сын. Откровение поразило молнией: сначала он почувствовал себя неуютно, ведь не знал, как на это ответить. Матушка предпочитала держать такие мысли при себе. Что сейчас поменялось? …От неё привычно пахло пеплом и землёй. Теперь ещё, отдалённо — горечью. — Ты уже достаточно взрослый, чтобы знать кое-что важное, — неожиданно мягко проговорила она, не дожидаясь его ответа, — пойдём. Искренне заинтересованный, он поднялся с кровати и спустился вниз. Адель не разменивалась на ненужные слова, потому пришлось следовать за прерывистыми отзвуками ее шагов. Макс и не заметил, как ветер пробрался сквозь распахнутую дверь, чтобы запутаться в волосах: они вышли в сад? В этот момент матушка взяла его за руку. Они прошагали всего ничего — около двадцати средних шагов. Пару раз Макс чуть не впечатался в дерево. — Вот здесь, — остановились в неожиданной пустоте. Даже воздух ничем не пах. Чуть позже появилось странное ощущение — точно кто-то смотрит в спину из-под земли. Тем не менее, он молчал, ожидая объяснений. — Я надеюсь на твою сознательность, — матушка говорила тихо, и…устало? Макс даже придвинулся ближе: определенно, она не выпивала. Гадкий спиртной привкус покинул их дом семь лет назад — и больше не возвращался. — Я тебя не подведу. — Прямо под твоими ногами… — нервно сглотнула, — зарыто то, что никогда не должно увидеть свет. Ты — мой сын, Макс. И только на тебя я могу положиться. Что-то остро кольнуло в спину, совсем рядом с позвоночником. Вспотели ладони. Что это — страх? — Почему ты наставляешь меня? Ты всегда будешь здесь, мама. Последнее слово обожгло гортань. Хуже было лишь отсутствие ответа. Он вздрогнул — крупно, болезненно. Увлекательное открытие превратилось в разверзшуюся пропасть. Чарли не было рядом, а что, если и матушка…исчезнет? — Никто не должен об этом знать. Особенно девчонка О’Нил. Ему точно пощёчину залепили. — А это здесь причём? — Прислушайся ко мне хотя бы раз! — Можно мне хотя бы узнать, что это за вещь? — отчего-то сейчас не хотелось спорить и ссориться. Что-то неясное сродни стихийному порыву заставило сесть на корточки: холодные рассыпчатые комья земли впились в растопыренные ладони. Пламя обожгло лицо и шею, после проснулось зрение. Особняк пылал, а вокруг суетились люди. Макс точно знал — это был его дом. А там, на сырой от росы и слез лужайке, лежала его матушка в окружении толпы. Она кричала без слов. Последний аккорд, как водится, самый сильный. Макс отчётливо увидел Её — картину в массивной позолоченной раме. Пламя, на ней изображенное, как будто перетекало в реальность, не оставляя пути к отступлению. Он видел перед собой чистое зло. *** …Ингрид обладала удивительным талантом подбирать вещи. Чарли до сих пор не могла забыть то удивительно оцепенение, когда она увидела себя в том платье цвета летнего неба. Юбка разлеталась мягкими волнами, стоило ей начать кружиться — было в этом что-то особенно притягательное. Подруга сказала, такой фасон называется «платье-солнце» — и Чарли безумно понравилось. «Невинность и страсть в одном флаконе!» — воскликнула её впечатлительная спутница. Эти слова оказались решающими. Те несколько минут, что Чарли провела в тесной примерочной, показались ей целой жизнью: надев платье-солнце, она стала совсем другой. Старше, …красивее. Если бы Макс только мог видеть её! И…мама. Увы, ни то, ни другое, не представлялось возможным. И всё равно она ужасно спешила: в груди подскакивал безмолвный колокольчик. Что скажет Лорен? Ох, это была дурацкая идея…! И платье, и сама мысль о глупой вечеринке! Ничего не попишешь. Пора бы научиться думать, и лишь потом что-то предпринимать. …Чарли аккуратно приоткрыла дверь: дома царила привычно уютная тишина. Воровато оглядевшись, девушка прошмыгнула наверх. Она знала, что бабушка дома — может быть, прилегла отдохнуть или тихонько готовит на кухне… Заходить стоило сразу с козырей. Уже у себя она осторожно извлекла покупку на свет. Платье, казалось, мерцало в пробивающихся сквозь окно солнечных лучах. К нему еще нужно было найти обувь — Чарли это не волновало. Странное, почти безумное желание обладать этой вещью вскружило ей в голову. «Э, подруга, да это начало шопоголизма!» — весело воскликнула Ингрид, стоило поделиться с ней своими мыслями. Какая же она все-таки замечательная… Общается с ней несмотря на все странности. Она одевалась быстро, будто боялась упустить момент. Но вскоре Чарли почувствовала себя гораздо увереннее. Осталось последнее — спуститься и показаться Лорен. Преисполнившись решимости, Чарли почти двинулась к выходу, но неожиданно замерла у зеркала. Волосы, хоть и короткие, привычно растрепались, напоминая гнездо — а лицо выражало странную смесь испуга и довольства. Она всегда казалась себе отвратительно несуразной. Но платье…платье все меняло. «Интересно, что сказал бы Человек в маске? Я показалась бы ему красивой?» Мысль ворвалась неожиданно, сломав все мыслимые и немыслимые преграды. Чарли зажмурилась: сколько раз говорила себе — она его выдумала! И все эти бредни — тоже. — Детка! От неожиданности подпрыгнув, она порывисто развернулась. …Бабушка стояла, не говоря ни слова — по ее лицу нельзя было прочитать решительно ничего. — Я… Л-лорен, прости, я…взяла деньги из тех, что на колледж. Я верну, обещаю! Устроюсь работать этим летом. Это платье…я могу его вернуть, да! Понимаю, это было глупо, и нельзя делать импульсивные покупки, и… — Какая же ты…красавица, Чарли. В единый миг она обмерла, не зная даже, что сказать. Ожидая чего угодно, девушка и не предполагала, что реакция может быть…такой. Чуть пошатываясь, Чарли преодолела несколько шагов, что их разделяли. Уткнулась подбородком в мягкое родное плечо — цветочно-фруктовый парфюм Лорен всегда ее успокаивал. Странное, безумное желание появилось внутри всего на миг — разомкнуть губы, прошептать простое и правильное… «Мама». Смелости не хватило. Кажется, Лорен и так всё поняла. *** — Ты должна вернуться в десять. — Хорошо! — И обязательно позвони из дома, как только доберешься. — Обязательно, Лорен. Мы же уже говорили об этом… — Ох, прости, милая. Я становлюсь забывчивой старой девой…! Чарли рассмеялась, не в силах скрыть рвущегося наружу воодушевления. — Вовсе нет. Я понимаю, ты переживаешь… — и добавила совсем тихо, — спасибо, что разрешила пойти. — Ты уже совсем выросла…подумать только, Чарли — я и представить не могла, что это случится так скоро. Кажется, бабушка совсем расчувствовалась: на её глаза навернулись слезы. Девушка осторожно коснулась губами ее щеки. — Я ведь никуда не деваюсь, вернусь через пару часов! Она почти закончила приводить себя в порядок: в кои-то веки уложила как следует волосы, и даже немного поколдовала над лицом — не без помощи Лорен, разумеется. Всё было идеально. Чарли кружилась по комнате, то и дело поглядывая на часы. Стрелки как назло стояли на месте, во всяком случае, ей так казалось. «Чего я так жду?» — то и дело одёргивала себя, будто это впрямь было преступлением. Сама же прекрасно знала, чего хотела на самом деле. Удивлённых взглядов и перешептываний — «Это та самая О’Нил? Очуметь! Какая она…» От таких мыслей так и тянуло потешаться над собой — до одури. Кончалось все привычно горьким «Не нужно мне никуда идти». И по кругу. Пронзительно затрезвонил телефон. — Наверное, это Ингрид, — пробормотала Чарли вдруг окоченевшими губами. Себе соврать она и не пыталась. Когда в трубке раздалось знакомое тяжелое дыхание, девушка не выдержала — быстро зашептала. — Прости меня, прости, я не знала, что сказать тебе, и поэтому молчала. Если…если ты злишься, я понимаю — я вела себя как свинья… — Чарли, не ходи туда. Её охватили испуг и…неловкость? Щёки вспыхнули так, точно их на костре поджаривали. — Макс, послушай… — проговорила нетвердо, заикаясь. — Нет, это ты меня выслушай. Умоляю, не ходи никуда. Я видел… я кое-что видел ещё летом. И сейчас увидел еще раз, — его речь была непривычно сбивчивой, как будто за Максом гналась по меньшей мере свора собак. От этого стало особенно тревожно. Больше всего Чарли испугалась, что он снова упадёт без движения, и будет совсем один в своем огромном чёрном доме — она ведь и добежать не успеет. Одновременно в памяти воскресли и так не до конца забытые ощущения: прикосновения к обнаженной коже, слишком нежные и…неправильные? Где-то внизу живота вспыхнула горячая боль — так же быстро потухла. — Я…не пойду. Никуда не пойду. Лучше… помогу Лорен… уроками займусь. Ты только не волнуйся, Макс, пожалуйста. Мы встретимся завтра и обязательно обо всем поговорим. В свой голос она постаралась вложить столько спокойствия и умиротворения, сколько у нее отродясь не было. Чарли представила, что читает сказку, конец которой ей давно известен. Нужно подготовить слушателя к финалу… — Хорошо, — он шумно вздохнул, кажется, ни о чем больше не заботясь, — спасибо… Спасибо, что… — Всё в порядке. Я понимаю. Всё понимаю. На мгновение воцарилась тишина: как будто они оба хотели сказать что-то ужасно важное, но не решались. Макс нарушил молчание первым. — Береги себя, Чарли. Пожалуйста. Раньше он не говорил с ней так. Это пугало и…завораживало. — И ты…ты тоже. Обещаешь? — До завтра, — его голос с трудом прорвался сквозь телефонное потрескивание. Снова дурацкие помехи… Чарли не успела ответить — в следующий миг тяжелая трубка в ее руке снова превратилась в безжизненное чучело. С трудом отойдя от злосчастного аппарата, она встала возле окна. Странные ощущения почти раздирали Чарли на куски. Он был так напуган… но неужели Макс никогда не ошибается? А может быть, он просто не хочет, чтобы она туда шла. Мысль была глупой — до абсурда — но отчего-то ужасно понравилась Чарли. В следующий миг накатила волна опустошающего стыда. Как она могла подумать такое? Ведь всё дело в том, что ей безумно хочется хотя бы одним глазком взглянуть на чужой праздник, побыть своей. Максу это никогда бы не удалось. Он родился другим, и навсегда таким останется. Предательница. Гадкая предательница! Макс по-прежнему оставался её лучшим другом. Он мог отвратительно шутить и вести себя откровенно странно, говорить непонятные вещи, ругать её любимых писателей — но это не могло ни на каплю уменьшить то, как много он для нее значил. Как поступить? Но если…если прийти всего на час, а потом найти предлог и исчезнуть? Чарли придет к Максу и сама ему все расскажет. Это не будет считаться ложью. Просто маленький эксперимент… Город медленно, но верно окутывала темнота. В окнах домов зажигались многочисленные огни — яркие и не очень, большие и маленькие. Время, раньше упрямо неподвижное, теперь утекало сквозь пальцы. Решение уже созрело в сознании: осталось только набраться храбрости, чтобы ему последовать. Голубое платье красиво переливалось в отсветах фонарных ламп, отражающихся на оконном стекле. «Всего час», — снова и снова повторяла она про себя, подхватывая давно приготовленную сумочку, прощаясь с Лорен и выныривая из-за двери в темноту улицы. Чарли была уверена — этого времени будет достаточно, чтобы расставить все по местам.