Четвертая жизнь

Легенда гласит, что раз в столетие рождаются люди с тем же лицом, что они имели в прошлой жизни, и тогда, при особом стечении обстоятельств, они могут вспомнить все, что забыли. Юдзуру Ханю думает, что сейчас он живет свою последнюю, четвертую жизнь. Нет, он не помнит, что делал до рождения в маленьком городе, каким было его лицо, но с самых ранних лет на его душе лежит неизгладимый отпечаток прожитых дней, принятых решений, совершенных действий. Ему не открыто знание устройства вселенной, но он не может не быть уверен в том, что ему уготована особая судьба. Юдзуру Ханю — обычный малыш, школьник, увлекающийся фигурным катанием и веселящийся с друзьями на переменах, но когда он встает на лед, он знает: его время — сейчас. Во всем его маленьком теле каждая йота кричит ему: вот твой путь, доверься ему. Люди долгими годами ищут дело, которое бы стало целью и составило смысл их жизни, но маленький японец, кажется, знал о своем, и когда еще не сказал первого слова. Его мать поняла это быстрее всех, поэтому два иероглифа, составляющих имя Юдзуру «связанный» и «струна» даже в обычных начертаниях приобрели лицо мальчика из Сендая, который всю жизнь натянут, как струна. Всю жизнь связан обещанием самому себе: быть лучшим, быть сильнее. Говорят, человеку дано лишь четыре жизни: жизнь для посадки, жизнь для полива, жизнь для сбора урожая и жизнь для его использования. Юдзуру не знает, хорошо ли он посадил и полил данные ему семена, собрал ли урожай, но в свою последнюю жизнь он готов хоть заново пройти весь этот путь; прожитые годы отзываются в нем бурлящей силой, которая рвется наружу; так что время, что ему осталось на этой земле, он проведет в стремлении встретить смерть не побежденным, а победителем. Тому, кто познал законы жизни, достиг вершины собственного «я», смерть поклонится и заберет, как друга, в заслуженный покой, где душа будет наполнена радостью, а сердце — любовью. Но до тех пор ни на секунду нет права замедлить свой бег у Юдзуру, нет права просить отдыха или передышки, судьба зовет его, не оставляя выбора, сразится со страшнейшим врагом — собственной слабостью. У Юдзуру нет права проиграть, ведь каждый раз, выходя на лед, он ставит на кон жизнь, бросаясь в пропасть, испытывая бездну, заглядывая ей прямо в глаза: «Ну, чья возьмет на этот раз?», — и смеется, в сотый раз взлетая над землей своей старой, как мир, и молодой, как жизнь, душой. Иероглифы, составляющие его фамилию означают «крылья» и «жизнь». Юдзуру точно знает, что в последнюю жизнь вселенная подарила ему почетное право называться настоящим именем, вобравшим в себя все годы его скитаний, о которых он ничего не помнит, но чувствует — все. Юдзуру Ханю — не маг и не шаман, он — обычный человек, но все же он обладает одним простым и самым сильным заклинанием из всех — своим именем. Мудрецы востока возвещают миру о просветлении, при котором тело перестает быть тюрьмой для духа и истинное человеческое начало берет верх. Достичь его можно, если достаточно ослабить оболочку и позволить Ки — энергии жизни, питать не только мускулы, но и разум. Красота мира состоит в его балансе, который трудно увидеть в мире людей, стремящихся обмануть вечный порядок вещей, считающих себя властителями вселенной. Но человек — это всего лишь всплеск в реке жизни. Он смертен, и смертен внезапно, болезненно. Ослепленный гордыней, не видит дальше собственного носа. Подобно мухе он суетится и бьется в стекло, не понимая, что усилия бесполезны. Только прожив несколько жизней, можно наконец заметить, что истинное величие и благолепие не могут быть достигнуты в одиночку. Юдзуру тоже человек, и его битва с гордыней и самонадеянностью продолжается и сейчас, в его последнюю жизнь, но все же сражается он не один. Мир, который люди привыкли называть неодушевленным, часто оказывается намного более живым и настоящим, чем они сами. В каждом крошечном листочке, былинке у дороги, горе, упирающейся в самое небо, дышит сила и энергия, взаимно связывая и питая всю вселенную. Люди слабы, потому что все больше и больше отделяют себя от общего потока Ки, но Юдзуру не зря жил свои жизни. Он помнит язык льда и пламени в собственном теле, разговаривает с ветром и следит за движениями теней, призывая в союзники все силы, которые знает, умножая силы, чтобы в конце концов быть способным использовать и Айки — искусство соединения, слияния с энергией противника и использования ее в для победы. Ему не приходилось использовать силу в драке, но свой До он проходит в постоянном сражении, следуя кодексу чести. Правила, прописанные предками, позволили Юдзуру точнее осознать себя, выбрать стратегию. «Путь самурая заключается в безрассудности. Такого человека не смогут убить и десяток людей», — говорил великий Набэсима Наосигэ, а мятежный дух рад был их услышать. Кружа по катку, когда ушли даже самые упорные, в который раз взлетая в воздух, вращаясь так, словно желая взлететь, Юдзуру переставал чувствовать усталость, забывал о том, что возможности человеческого тела крайне малы и сломя голову летел, рассекая пространство и время, безумием побеждая барьеры здравого смысла. В фигурном катании считается, что мастерство заключается в том, насколько сильно ты вжился в образ, судьи даже оценивают это, переводя чувства, разрывающие сердца, в цифры, но Юдзуру не складывает брови домиком, про себя считая сотые за presentation and interpretation, а вырывается за пределы всех путей восприятия, включая свои собственные, пробуя на ощупь глубь бездны — его давней соперницы. Она не выставляет оценок — ты либо лежишь на дне, либо летаешь в небе. Как бы хотелось всегда летать. Но что такое битва на самом деле? Разве можно воевать без поражений? Юдзуру Ханю — не маг, не колдун, не титан и уж тем более не Бог. Он обычный человек, и даже живя свою последнюю, четвертую жизнь, он не может избежать падений и боли от них. Становясь взрослее, с каждым годом понимая (и вспоминая) чуть больше, он находит в себе вместе с огромной Инь, такую же ужасающе равную ей Янь — японцы с опаской относятся к китайской культуре, но философия единства противоположностей сейчас слишком актуальна для Юдзуру, чтобы вспоминать о мелочной вражде двух народов. Иногда духи отказываются помогать ему, силы оставляют и сердце болит, как в первый раз, как будто не переживало уже это сотни раз, кровит и плачет. Иногда его уверенность в том, что его путь приведет к желаемому покою ослабевает, и тогда Юдзуру кажется, что он на свете совсем один. Родился, живет и умрет в одиночестве, не в силах разорвать порочный круг сомнений и бессилия. Иногда ему кажется, что было бы проще не иметь чувств совсем, тогда холодный рассудок предостерег бы его от многих травм и ошибок. Но он зашел уже слишком далеко. Каждый день выходя на поле битвы, ты волей-неволей начинаешь видеть красоту даже там, где ее не должно быть по определению и выжженная земля становится домом. У Юдзуру было нечто большее: кроме потрескавшейся земли он мог видеть еще и высокое небо, звезды и солнце. Его путь не был для него мукой — он любил каждую секунду пройденных испытаний, принимая боль, как плату за всю ту радость и чувство наполненности чем-то несоизмеримо более великим, чем слабый человеческий дух. У монахов и воинов много общего: они посвящают жизнь служению своему учению, отвергая желания тела ради укрепления духа, направляя все свои силы на совершенствование понимания предначертанного пути и собственной роли в нем. Просыпаться, каждый день выбирая быть тем, кто ты есть — это их удел. Юдзуру Ханю не причислял себя ни к к одному из них, имея в себе черты каждого. Его человеческая душа жаждала высоты,призывая тело в помошники. В этом была ее величайшая сила и слабость: способность опуститься на мертвое песчаное дно, упасть на колени во время битвы и взлететь к небу, расширяя границы возможного. Такую жизнь решил прожить Юдзуру Ханю в четвертый раз. Еще один раз. Последний. «Истинная храбрость заключается в том, чтобы жить, когда правомерно жить, и умереть, когда правомерно умереть», — говорит кодекс Бусидо. Четыре жизни — не маленький срок. Было время посеять свой урожай, взрастить и собрать его, и мудрецы толкуют последнее перерождение, как время насладиться дарами вселенной, в последний раз ощутить себя человеком, поблагодарить землю, которая так терпеливо носила тебя. Но даже прожив бесконечно долго нелегко отправиться в небытие, которое подарило бы блаженство забвения. Юдзуру боится забыть свою жизнь. Этот страх однажды превратиться в ничто гложет его так сильно, что иногда парализует и он снова вспоминает, что он всего лишь человек, которому не дано обмануть законы мироздания. «Умереть, когда правомерно умереть», — уйти, когда настанет время — Юдзуру знает: время придет, как стучатся в дверь сначала зрелость, а после и старость. В этом знании еще одна преграда, которую он должен преодолеть, чтобы быть достойным своей награды. Он уйдет, сохранив честь, не моргнув и глазом, когда сменится эпоха и смерть посмотрит ему в глаза. Он уверен: когда лед перестанет слышать его, а пламя в сердце больше не сможет окутать и вознести на небеса, тогда и станет правомерным для него умереть, сказать, глядя в собственные глаза, которые будут у смерти: я жил и готов пойти с тобой. Это время придет. Но сейчас — еще нет. Не сегодня, не в этот раз. Сейчас в его глазах отражается дальняя дорога, а сердце кричит и просится в бой, ему вторят все духи, которые только умеют говорить, а те, что молчат, с улыбкой смотрят на молодого и очень старого воина, собравшего все силы, чтобы сделать свою последнюю, четвертую жизнь достойной вечности.