Whisper In Her Ear

— Лиса, ты не можешь войти внутрь.       Лиса рванула вперед, навалившись всем весом на человека, преградившего путь, чтобы силой прорваться внутрь. — Она не хочет тебя видеть, — вздохнула миссис Ли, медленно повышая голос. — В прошлом я была к тебе очень снисходительна, но если ты продолжишь доставлять мне неприятности, у меня не будет другого выбора, кроме как вышвырнуть тебя вон!       Лиса на некоторое время перестала прорываться и посмотрела ей прямо в глаза. — Я должна ее увидеть. Вы же знаете, что я должна. Пожалуйста, она принимает свои лекарства без меня? Она вообще кушает? Я нужна ей, и вы это знаете. — Ну, может быть, и нет! — наконец крикнула миссис Ли, терпение которой иссякло. — Послушай, малыш, я не знаю, что произошло между вами двумя неделю назад, но она ясно дала понять, что не хочет тебя видеть. У медсестер и так хватает проблем с ней, и нам не нужны новые вспышки, потому что ты решила быть упрямой бывшей!       Лиса уныло уставилась на нее и, в конце концов, просто начала умолять. — Пожалуйста. Я должна ее увидеть. Мне нужно... мне нужно так много ей сказать. — Прости, малыш, — миссис Ли устало покачала головой и отказалась, — но я не могу впустить тебя без ее разрешения. Ты не являешься членом ее семьи. Пожалуйста, будь добра, уходи.       Она отпустила Лису, думая, что та, наконец, развернется, чтобы уйти, но как раз в тот момент, когда она подумала, что брюнетка сдалась, Лиса застала ее врасплох и проскочила мимо. — Охрана!       Двое мужчин в униформе быстро схватили Лису, и через секунду она оказалась в ловушке, из которой не могла выбраться. — Впустите меня! — взмолилась она, крепко сжимая руки и плечи высоких охранников. Она билась изо всех сил, но была ничтожна по сравнению с этими двумя мужчинами.       Они тащили ее, но кто-то ворвался через парадную дверь и остановил их отчаянным криком. — Подождите! Подождите! Остановитесь!       Джису ворвалась в вестибюль с головокружительной скоростью, белый халат дико развевался, когда она обхватила Лису сзади. — Я держу ее! Я держу ее! Я выведу ее отсюда! Пожалуйста, не будьте с ней грубыми.       Мужчины с сомнением переглянулись, и Джису ободряюще кивнула им, прежде чем вытащить свою обезумевшую подругу на улицу. — Какого черта? — крикнула она, недоверчиво уставившись на высокую девушку, как только они вышли из психиатрического отделения. — С тобой не могли связаться целую неделю, и вдруг ты приходишь в больницу и выглядишь как сумасшедшая? Посмотри на себя!       Она указала на растрепанный вид Лисы, резко вдыхая и выдыхая. — Я не могу поверить, что Минни была права насчет того, что ты ворвалась через главные ворота в толстовке и спортивных штанах! Какого черта, Лиса? Мне пришлось скрывать тебя от врачей, солгав, что ты больна! Ты не можешь так себя вести!       Лиса ошеломленно посмотрела на нее, все еще отходя от борьбы с охраной. — Джису, я должна ее увидеть. Дженни. Мне нужно ее увидеть. — Нет! Остановись прямо сейчас! — Джису снова схватила ее за плечи, удерживая на месте, и посмотрела прямо в глаза. — Ты не войдешь в это здание, выглядя как полное сумасшествие! Если врачи увидят тебя в таком состоянии после недели необъяснимых прогулов, тебе точно крышка!       Ее голос немного понизился при виде Лисы, такой избитой и несчастной, и она смягчилась. — Иди домой и переоденься, Лиса. Прими душ, поешь и переоденься в свой аккуратный белый халат. Я буду ждать тебя.       Она похлопала ее по спине, устало выдыхая. — Мы поговорим о Дженни, как только ты вернешься сюда в здравом уме.

***

— Она ушла?       Кристал мрачно сидела за своим столом, крепко прижав одну руку ко лбу. — Вы... вышвырнули ее?       Миссис Ли покачала головой, благодарная за то, что ей не пришлось этого делать. — Низкая стажерка пришла и увела ее раньше меня. — Джису, — счастливая, но грустная улыбка скользнула по лицу Кристал, и она тихо пробормотала, как будто разговаривая сама с собой. — Я всегда знала, что эти две соплячки хорошо поладят... Приятно знать, что теперь они друзья...       Миссис Ли слегка улыбнулась и, казалось, посочувствовала ей. — Ты скучаешь по ним. — Ну... конечно, я скучаю. Они были самыми придурочными интернами, которые у меня когда-либо были... Но они хорошие.       Она, казалось, снова погрузилась в свои мысли, и еще одна грустная улыбка появилась на ее лице. — Как дела у Дженни? — Нехорошо, — извиняющимся тоном сообщила миссис Ли, ее лицо потемнело. — Медсестры сказали, что она отказывается принимать лекарства и очень плохо реагирует на все. Она не выходила из своей комнаты и ни с кем не разговаривала с прошлой недели.       Кристал кивнула, снова устало массируя лоб. — Спасибо вам. Я сама проведаю ее.

***

      Это было сильно похоже на дежавю, когда Кристал вошла в комнату Дженни и обнаружила, что шатенка тихо сидит на своей кровати с пустыми глазами и бормочет что-то неразборчивое.       Это очень напомнило ей первые несколько недель, которые девочка провела здесь, запертая в своей камере, и хоть тогда она была на десять лет моложе, ее черты лица были такими же мертвыми.       Она придвинулась поближе, чтобы получше разглядеть, но уловила только странный повторяющийся звук, который Дженни, казалось, непрерывно бормотала. — Дженни?       Дженни не смотрела на нее и, казалось, даже не слышала ее зова. — Дженни, — она похлопала ее по плечу, и девушка, наконец, повернулась, чтобы посмотреть на нее широко раскрытыми глазами, в которых, как ни странно, ничего не было. — Что ты делаешь? — обеспокоенно спросила Кристал, беспокойство и чувство вины скребли ее внизу живота. — С кем ты разговаривала?       Дженни бездушно посмотрела на нее и моргнула. — Это песня.       Рука Кристал соскользнула с ее плеча, так же как и складки на ее лице. — Это песня, которую моя мама пела мне, когда мне было грустно, — Дженни снова отвернулась к окну, тупо предаваясь воспоминаниям. — Как в тот раз, когда я пришла домой ужасно расстроенная, потому что чуть не забила до смерти нескольких своих одноклассников.       Кристал медленно села рядом с ней. — За что? — Потому что они издевались надо мной, — мягкая, горькая улыбка вырвалась у Дженни, когда воспоминания о ее переменчивом и жестоком детстве нахлынули на нее. — Потому что они назвали меня сумасшедшей, и это было слишком близко к правде, а я тогда не знала, как справиться со своим безумием.       Кристал опустила взгляд на свои колени, и ее голос слабо дрогнул. — Сейчас у тебя получается намного лучше, чем тогда, Дженни. Не унижай себя. — Правда? — Дженни непонимающе посмотрела на нее и добавила: — Я все еще чувствую это желание... этот толчок изнутри меня к тому, чтобы разорвать что-то и взорваться всякий раз, когда я испытываю малейшую боль. Это... на самом деле, это расстраивает, а порой и пугает. Знаешь, моя мама говорила, что с возрастом мне станет лучше, но что, если этого не произойдет?       Она долго выдерживала пристальный взгляд Кристал, и главный врач опустила глаза. — Что, если мне не станет лучше, Кристал? Скажи мне, без лекарств, смогу ли я однажды выйти отсюда полностью дееспособной и жить как нормальный человек? Могу ли я найти работу, вступить в брак... с кем-нибудь и растить детей, как все остальные?       Кристал судорожно сглотнула и прохрипела. — Ты сможешь, если будешь упорно бороться. — Ложь, — Дженни рассмеялась, снова отводя взгляд к окну, потому что реальность была слишком тяжела, чтобы с ней справиться. — Я так же хороша, как солдат в инвалидном кресле, когда не принимаю лекарства. С каждым провалом голоса возвращаются все сильнее. Они никогда по-настоящему не уходили. Таблетки подавляют их во мне только до тех пор, пока я не поскользнусь на чем-нибудь, не сломаюсь и не разрушу все уродливые вещи во мне, — ее взгляд оставался непоколебимым, когда она пробормотала: — Я навсегда останусь импульсивной, параноидальной девушкой, которая каждый день ходит по тонкой грани между здравомыслием и безумием.       Голос Кристал упал так низко, что она почти прошептала: — Так вот почему ты отпустила Лису?       Дженни, казалось, была удивлена на долю секунды, но холод быстро вернулся назад. — Лиса заслуживает лучшего, — все, что она сказала. — У нее не будет будущего, если я буду заперта здесь.       Голова Кристал склонилась так низко, что ее лицо было наполовину закрыто волосами. Только после того, что показалось ей вечностью молчания, она набралась достаточно смелости, чтобы заговорить. — Звонила твоя мачеха.       Дженни бросила на нее пристальный взгляд, впервые сосредоточившись. — Это первый звонок, который она сделала за... целую вечность, — Кристал немного поерзала, надеясь, что ее нехарактерная дрожь осталась незамеченной. — Обычно только старый секретарь говорит с нами о твоей ежемесячной плате. — Что она сказала?       Ладони Кристал вспотели. Слова были похожи на шипы, намертво застрявшие у нее в горле. — Она сказала мне перевести тебя в другую больницу.       В комнате снова воцарилась оглушительная тишина, и Кристал ожидала, что Дженни разозлится, но ничего не произошло.       Дженни оставалась совершенно неподвижной, как будто она предвидела это целую вечность назад. — Конечно, она так сказала, — легкая, болезненная улыбка промелькнула на ее лице, и она так же быстро отвела взгляд. — Розэ рассказала ей обо мне. Все в порядке. Наверное, это и к лучшему. Я могу начать все с чистого листа в новом месте, и всем без меня станет лучше. — Дженни, пожалуйста, не говори так... — Все в порядке, Кристал, — она повернулась и уставилась на нее, бесстрастная и убитая. — Тебе не нужно расстраиваться из-за этого. Ты всего лишь делаешь свою работу. Она мой законный опекун.       Внутренности Кристал болезненно сжались, и на мгновение она сильно пожалела, что Дженни была так добра к ней. Ей хотелось бы, чтоб ей сильно врезали. — Я буду скучать по тебе.       Эти слова еще сильнее ударили ее в живот, заставив почувствовать себя в десять раз отвратительней. Она хотела, чтобы земля поглотила ее целиком. — Ты – единственное постоянное в моей жизни за эти десять лет. Ты помогала мне с самого начала, справлялась со всеми моими безумствами и слушала меня, независимо от того, насколько нелепо и отвратительно я себя вела, — она слегка рассмеялась при этом воспоминании, тихо пробормотав: — Как в тот раз, когда я настояла, чтобы меня не называли моим настоящим именем, потому что я так сильно ненавидела свою семью, что ты решила называть меня другим именем, чтобы успокоить…       Кристал почувствовала, что ей стало еще хуже.       Стыдно. Ей было так стыдно. И даже смерть не спасет ее от этого позора. Она будет вечно виновата, и она это заслужила. — Я тоже буду скучать по тебе, — прохрипела она. — Я надеюсь, что ты найдешь покой в новом месте, Дженни. Береги себя. Я всегда буду... помнить тебя.

***

— Когда вы впервые встретились с ней?       Чеён уставилась на свою лучшую подругу с неописуемой смесью чувств, разрываясь между желанием сбежать из неудобной ситуации и чувством вины за удручающее состояние Лисы. — Сколько тебе было лет?       Лиса продолжала неустанно спрашивать, побуждая Чеён наконец ответить. — Девять. Мне было девять. Руби Джейн было двенадцать, когда я впервые встретила ее. Наши родители поженились в начале того же года, и после этого мы прожили вместе три года.       Лиса слушала ее с предельным вниманием, и она вздохнула. — Это долгая история, Лиса. Я не могу рассказать тебе все по порядку. Мы начали с того, что она презирала меня, потому что думала, что моя мать увела ее отца, потом мы начали ладить после больших усилий и снова потерпели крах в конце, когда она решила сжечь наших родителей заживо и выколоть глаза моей матери у меня на глазах, — Лиса приобрела болезненный оттенок серого при упоминании этого, а Чеён помрачнела. — Поверь мне, ты не захочешь об этом слышать, Лиса.       Лиса с тревогой постучала по столу. — Твоя... мать... увела ее отца?       Чеён твердо посмотрела на нее, как будто не могла ей поверить. — Это не значит, что она правильно поступила, решив убить их обеих, Лиса. Люди перестают любить, и браки иногда рушатся, но я не видела, чтобы дети готовили планы по уничтожению своих новых родителей.       Чеён посмотрела на свою поверженную подругу и вздохнула. — Все было взаимно между ее отцом и моей матерью. Он хотел ее из-за... денег, и в то время он ей нравился. Это извращенно и неправильно со стороны их обоих, но это все равно не оправдывает совершение такого жестокого поступка.       Лицо Лисы заметно вытянулось, и Чеён смягчилась. — Я знаю, ты хочешь найти что-нибудь, что заставило бы тебя чувствовать себя лучше, ты хочешь найти оправдание всему этому, но дело в том, Лиса, что иногда есть вещи, которые ты просто должна принять, и они ужасны, — она сделала паузу, с извинением глядя на высокую девушку. — Ты должна смириться с тем, что человек, которого ты любишь, иногда не такой идеальный, каким ты его представляла в своей голове.       Лиса выглядела так, словно вот-вот заплачет, когда покачала головой. — Я просто... Я не могу думать о ней в таком ключе, понимаешь? Просто не имеет смысла представлять ее такой... чудовищной и бессердечной. Ты видела ее? Она такая... она такая напуганная, такая хрупкая, что может сломаться от малейшего прикосновения. Иногда она может быть эмоциональной и бурно реагировать, но она всегда старается сдерживаться. Ей никогда не нравилось так себя вести.       Она бросила растерянный взгляд на свою подругу и попыталась изложить свои мысли. — Я знаю ее, Чеён, и тот человек... человек, который утверждал, что ей нравилось убивать собственных родителей – совсем на нее не похож. Я не знаю, что стало причиной этого, был ли это сильный стресс в детстве или неправильный контроль, но она определенно не сделала бы этого, если бы была собой.       Чеён печально посмотрела на нее, и угрюмая улыбка тронула ее губы. — Ну, в этом-то и проблема, Лиса. Большую часть времени она сама не своя. Я это знаю, и ты это знаешь. Я полагаю, ты видела проблески этого. Ты просто отрицаешь это.       Лицо Лисы страдальчески вытянулось, и примерно через минуту она прохрипела. — Ты ненавидишь ее?       Чеён задумалась. — Нет, я не ненавижу. Ненависть – очень сильное слово. Может быть, раньше так и было, в течение нескольких лет, но теперь это не так. Теперь я просто хочу... держаться подальше от нее и от всех плохих воспоминаний.       Она снова встретилась взглядом с Лисой, мучительная улыбка исказила ее лицо. — Я думаю, что на самом деле я просто не могу простить ей того, что она сделала, потому что, как и ты, я верила ей всем сердцем. Я доверяла ей и любила ее, что, по-видимому, не было достаточной причиной для того, чтобы она остановилась.

***

      Дженни не поняла, который был час, но было уже темно, когда миссис Ли постучала в ее дверь и привела кого-то, кого она не ожидала увидеть.       Розэ стояла в дверном проеме, оглядывая беленую спальню, как будто понимала, насколько мрачной казалась закрытая каморка, в которой ее сводная сестра жила десять лет.       Дженни почувствовала что-то похожее на жалость или беспокойство, исходящее от нахмуренного лица ее сестры, но она больше не могла быть уверена, было ли это на самом деле или ей просто показалось.       В конце концов, так оно и было… ей многое казалось в последнее время. — Я справлюсь одна, — сказала Розэ, а миссис Ли извинилась и вежливо вышла из комнаты.       Розэ повернулась, чтобы посмотреть на нее, но, хотя Дженни чувствовала ее пристальный взгляд, она не пошевелилась, как и ее сводная сестра. — Я думала, ты не хочешь заходить сюда.       Розэ слегка вздрогнула от ее голоса, когда он нарушил тяжелую тишину. — Я пришла попрощаться.       Дженни мельком взглянула на нее, прежде чем снова отвернуться и уставиться на стены. — Конечно. — Конечно? — брови Розэ поползли вверх, она не поняла странного ответа своей сводной сестры, но решила быстро отмахнуться от него. — Я пришла, потому что хочу оставить все позади и двигаться дальше, не испытывая никаких тошнотворных чувств, — Дженни даже не пошевелилась и Розэ поняла, что ей придется продолжать самостоятельно. — Ты никогда не извинялась передо мной, знаешь. За все.       При этих словах Дженни повернулась и посмотрела прямо на нее с выражением, которое Розэ не могла понять. Не потому, что оно было нечитаемым, а потому, что оно было мертвым. — Ты так и не извинилась передо мной за то, что сделала. Даже после того, как мы снова встретились через десять лет. Все, что ты сделала – это прогнала меня, чтобы Лиса не видела.       Дженни не сводила с нее пристального взгляда в течение долгих секунд, пока не прохрипела. — Это довольно странно, тебе не кажется? Серьезно? Ты проделала весь этот путь только для того, чтобы попросить меня извиниться? — Ты не думаешь, что тебе это нужно? — Розэ казалась огорченной этим вопросом, хотя Дженни сказала это без всякой злобы, просто с отсутствием всякого интереса. — Знаешь что? Забудь. Я такая, такая глупая, что хоть на секунду подумала, что Лиса права. Что ты не та, кем я тебя считаю, и что в тебя стоит верить. Раньше тебе было все равно. Теперь тебе все равно. Ты живешь только в своей голове, и я должна была знать это, а не надеяться.       В глазах Дженни вспыхнул слабый огонек, и на долю секунды она показалась живой. — Лиса сказала это тебе?       Она не дала Розэ возможности ответить, потому что она тут же продолжила, отведя взгляд. — Приятно знать, что вы двое все еще видитесь. — Не говори то, что не имеешь в виду.       Дженни тихо сглотнула и опустила взгляд на свою простыню. — Я серьезно. Я сказала ей быть с тобой.       При этих словах Розэ будто разозлилась. — И кто ты такая, чтобы решать это за нас? — Она любила тебя, — настаивала Дженни, моргая, чтобы сохранить невозмутимое выражение лица. — Любит тебя... Я не знаю, — затем она посмотрела на свою младшую сестру, и ее голос прозвучал сухо: — Не говори, что ты не любишь ее, потому что мне будет совершенно ясно, что ты лжешь.       Розэ открыла рот, но Дженни прервала ее еще до того, как она смогла подобрать слова. — Ты очень ясно дала это понять, когда выглядела более удивленной тем, что она встречается со мной, чем тем, что мы действительно встретились снова.       Младшая девочка побледнела. — Мы действительно ужасные сестры, не так ли? — тогда Дженни посмотрела ей прямо в глаза, не выражая ничего, кроме простой, откровенной честности. — Разве не поэтому ты попросила свою маму отправить меня в другую больницу? Чтобы я была подальше от Лисы? — Что? — теперь Розэ выглядела озадаченной, услышав об этом. — Что ты имеешь в виду? Я этого не делала.       Дженни некоторое время моргала, и в ее глазах впервые промелькнул намек на эмоцию – замешательство. — Ты этого не делала? — Я этого не делала, — повторила Розэ, в равной степени ошеломленная этим открытием. — Но ты сказала, что пришла попрощаться... — Потому что я планировала перестать приходить к тебе, — выпалила она. — Я хотела хоть раз все уладить с тобой, покончить с этим и двигаться дальше.       Дженни медленно моргнула, как будто все эти слова не имели для нее смысла. — Так... твоя мама приказывает, чтобы меня увезли по ее собственному желанию?..       На лице Розэ появилось хмурое выражение. — Она всегда ненавидела саму мысль о том, что я буду рядом с тобой. Я не удивлюсь. Она приказала забрать меня в ту ночь, когда ты вернулась домой.       Дженни побледнела, когда до нее дошла новая информация. — Что? — В ту ночь. Ту кровавую ночь, когда ты решила все сжечь и всех убить, помнишь?       Проигнорировав намек на боль и сарказм, Дженни занервничала. — Но утром ты была дома, я это помню. Ты же не имеешь в виду, что она приказала забрать тебя ночью, прямо за несколько часов до того, как я... подожгла дом?       Розэ кивнула и одарила ее страдальческой улыбкой. — Наверное, это к лучшему, верно? Ты бы и меня убила, если бы она этого не сделала. Вероятно, это был просто материнский инстинкт... Внутреннее чувство, которое срабатывает в нужное время.       Дженни побледнела, будто вся кровь покинула ее тело.       Нет, нет, нет.       Это не могло быть не случайностью. Должно быть, она слишком много думает.       Не может быть, чтобы все это произошло намеренно… — Папа хотел, чтобы ты вернулась домой, понимаешь? Возможно, он плохо обращался с тобой, но он хотел, чтобы ты вернулась домой. Он ругался с мамой, чтобы вернуть тебя.       При этих словах мир Дженни расплескался черно-белым и стал холодным, перевернувшись с ног на голову всего за секунду.       Тревожный образ закрался в ее сознание, и она почувствовала тошноту.       Пожалуйста, это не может быть правдой. Это не может быть правдой. — Я не... — она остановилась, хватая ртом воздух, как будто у нее сдавило горло. — Я никогда... не хотела причинить тебе боль... в ту ночь, когда я вышла из твоей комнаты...       Она снова встретилась взглядом с Розэ, и младшая девочка выглядела такой же растерянной, как и она. — Р-Розэ, скажи мне... ты была единственной... кто звонил в полицию той ночью?       Розэ покачала головой, и Дженни почувствовала, что ее сейчас вырвет. Желчь подступила к ее горлу. — Нет, — озадаченно ответила младшая девочка. — Я всегда думала, что это просто счастье, что полиция появилась так быстро.       Затем все полностью исчезло, и Дженни почувствовала, как холодная тьма просачивается в каждую ее пору, словно встречая зло.       Ах, милая.       Голос в ее ушах громко рассмеялся, и она почувствовала, как ее охватывает ужас.       Похоже, кого-то разыграли.

***

— Она снова приходила.       Миссис Пак нахмурилась, услышав эту новость. — Мой человек последовал за ней в больницу и сказал, что она пробыла там довольно долго.       Женщина протянула руку, чтобы помассировать висок, как раз перед тем, как дверь внизу распахнулась, и было слышно, как несколько горничных удивленно приветствовали Розэ. — Спасибо, — она отпустила секретаря, выпрямилась и взяла себя в руки. — Я уверена, что она скоро прибежит сюда. Тебе лучше выйти на улицу.       Мужчина поклонился и вежливо извинился, как раз вовремя, когда Розэ ворвалась в дверь кабинета без всякого приветствия. — Как долго ты собираешься хранить секреты? — закричала она. — Ты ее подставила! Все эти отвратительные и ужасные вещи, которые случились в прошлом, случились только потому, что ты позволила им случиться!       Ее мать неподвижно сидела на своем стуле, сохраняя бесстрастное выражение лица. — О чем ты говоришь, милая? — Ты никогда не говорила мне, что приняла таблетки! — Розэ вскипела, шагая вперед, чтобы быть рядом с матерью. — И, очевидно, ты никому не рассказывала, как тебе удалось выжить после этого, в то время как папа... — она поперхнулась, чувствуя тошноту, просто произнося эти слова, — не мог даже сдвинуться с места, чтобы спасти свою жизнь!       Ее мать оставалась неподвижной, и Розэ впервые захотелось протянуть руку и снять темные очки с ее лица, чтобы увидеть всю ее скрытую тьму. — Ты сделала это! — закричала она, чувствуя, как ее мир рушится в бездонную пропасть. Ее крик превратился в сдавленный, когда ее уважение и пожизненное восхищение этой женщиной сгорели дотла. — Ты все это сделала! — Я этого не делала. — Да? Тогда почему ты приказала забрать меня прямо перед тем, как все это случилось? Неужели это действительно просто совпадение? С тем, как полиция появилась так быстро, хотя никто даже не звонил?       Ее мать тихо сглотнула и после того, что показалось ей вечностью, наконец, сняла очки. Она посмотрела в сторону Розэ, но таким же затуманенным взглядом, как и раньше. Розэ не могла прочесть сквозь ее белые глаза, что находится внутри. — У меня не было выбора, — сказала она наконец, и Розэ почувствовала, что ей хочется упасть на пол и закричать. — Я видела, как она повесила нашу фотографию в своем шкафу с воткнутым в нее ножом, и все это... безумие, и все, о чем я могла думать, это о том, как легко она может проскочить в твою комнату и причинить тебе боль, пока я сплю.       Тогда ее голос окреп, и, хотя она это скрывала, было видно, что ей тяжело. — Я боялась, что она причинит тебе боль, и прямо в тот день я пошла сказать твоему отцу, чтобы он держал ее подальше от тебя. Он отказался. Сказал, что я слишком нервничаю. Ну, конечно же, так оно и было! Ты моя дочь, и я не позволила бы твоей сводной сестре убить тебя, потому что она была безнадежной психопаткой!       Розэ уставилась на пол, плача и чувствуя, как грудь сжимается от раскрытой правды. — Я сказала твоему отцу, чтобы он держал ее подальше от нас после выписки, но он хотел вернуть ее. Именно тогда я поняла, что если он собирается защищать свое и не думать о моем, то у меня нет другого выбора, кроме как защищать свое.       Тогда ее голос дрогнул, и на долю секунды она выглядела огорченной. — Я понятия не имела, что все так закончится. Я видела, как она складывала эти пузырьки с транквилизаторами в свой шкаф, и я знала, что она собирается использовать их против нас, как только вернется в дом. Так что я... подыграла ей. Я должна была... это должно было только показать твоему отцу... убедить его... что она действительно опасна. У меня было наготове противоядие на случай, если что-то пойдет не так.       Тогда она подняла глаза и, хотя больше не могла видеть свою дочь, почувствовала на себе полный слез, убитый горем взгляд Розэ. — Все могло бы быть хорошо. Когда она начала все поджигать, я могла бы спасти твоего отца, но потом появилась ты...       У Розэ перехватило дыхание, и она поперхнулась. — Тебя не должно было быть в ту ночь, но ты прибежала обратно. Совершенно неожиданно ты вбежала обратно. Ты закричала, и в этот короткий миг я поняла, что должна выбрать между тобой или им. И ты, конечно, знаешь, кого я выбрала.       Розэ будто совсем перестала дышать, и, словно добивая ее и без того изломанное тело, ее мать прохрипела. — Я бы всегда предпочла тебя кому бы то ни было, Розэ. Ты моя дочь. Меня не волнует, будет ли это стоить мне кого-то еще. Я всегда буду выбирать тебя. Возможно, я совершила ужасные ошибки, но все, что я делала, было только ради тебя. И если мне придется сделать это снова, я сделаю это без сомнений.

***

      Тебя подставили.       Боже, тебя так грубо подставили.       Эта гребаная сука.       Этот гребаный кусок манипулятивной, грязной суки.       Она тебя подставила. Она знала все еще до того, как это случилось.       Как еще полиция смогла так быстро приехать?       Как еще твою сводную сестру увезли прямо перед тем, как все произошло?       Она знала, что ты это сделаешь.       Она привела тебя домой в тот день, отлична зная, что ты сделаешь то, что сделала.       Как же она тебя разыграла.       Дженни зажала уши обеими руками, но голос истерически смеялся над ней.       О, Дженни...       Милая, маленькая Дженни...       Ты думала, что ты такая плохая...       Ты думала, что весь твой план убийства идеально продуман в твоей крошечной головке, но ты никогда не думала, что тебя обманет проигравшая сторона!       Тогда Дженни ударилась головой о стену у кровати, но голос продолжал злорадствовать над ней снова и снова.       Ты провела половину своей жизни, гния в одиночестве в этом месте, потому что думала, что заслужила это, но что теперь? Каково это – всю жизнь быть обманутой, Дженни?       Как тебе такое? — Остановись!!!       Дженни сильно ударилась головой о стену, она громко закричала, когда почувствовала острую боль.       Она чувствовала, как сосуды болезненно пульсируют в черепе, но этой боли было недостаточно, чтобы полностью заглушить смеющиеся голоса. — Остановись! Остановись! Оставь меня в покое! Оставь меня, блять, в покое!!!       Она снова ударила головой об окровавленную стену, и когда ее зрение начало ухудшаться, она услышала, как дверь распахнулась. — Дженни! Что за черт! Остановись! — Кристал крепко схватила ее за плечи и резко развернула, лихорадочно вглядываясь в ее лицо. — Боже мой, у тебя идет кровь! Давай отвезем тебя в скорую, тебе нужно... — Она подставила меня! — Дженни закричала, теперь уже плача навзрыд, дико глядя на испуганного психиатра. — Она подставила меня! Она подставила меня, как глупую маленькую мышку! У нее, вероятно, была охранная компания, которая прослушивала весь наш дом, чтобы точно знать, когда я что-то сделаю! У нее, вероятно, было противоядие, и именно поэтому она могла двигаться после того, как я выстрелила в нее! Она все знала!       Тогда хватка Кристал ослабла на ее плечах, и она побледнела. — Она знала это! Я не знаю, как она это сделала, но она знала! Эта гребаная... — у Дженни перехватило дыхание, и она крепче вцепилась в белое пальто Кристал. — Есть что-то еще! В этом должно быть что-то еще, я знаю! — Я... Дженни, успокойся, — Кристал попыталась успокоить ее, руки сильно дрожали, а внутри все сжималось от страха. — Т-ты, наверное, просто слишком много думаешь, и как такового ничего нет. Это... это нелегко для кого-либо за пределами больницы найти антидот для суксаметония.       Затем крик Дженни затих, и, как будто халат Кристал было в огне, она мгновенно отдернула от нее руки. — Ч-что такое? — проговорила она. — Ты этого не знала, — голос Дженни звучал как зимний холод, и это пронзило Кристал, замерзшую намертво. — Я никогда не говорила тебе, что использовала суксаметоний.       Доктор побагровела и, дрожа, отшатнулась, но Дженни быстро бросилась ей на шею, прежде чем та успела моргнуть. Через секунду она была прижата к стене рукой на своем горле. — О, нет... Только не ты, Кристал. Пожалуйста, скажи мне, что это не ты.       Острые ногти впились ей в горло, и Кристал панически зашипела, когда ее охватил ужас. — Как ты узнала? Скажи мне, как, черт возьми, ты узнала?       Врач начала рыпаться, но Дженни грубо ударила ее головой о стену. Она взвизгнула. — Ты с ней разговаривала? Моя мачеха, ты с ней разговаривала? Ты планировала что-то с ней за моей спиной?       В глазах Кристал темнело, когда воздух начал покидать легкие. — Отвечай мне, Кристал!!! — Я-я сделала это! — она выдохнула эти слова, задыхаясь и отчаянно цепляясь за руки Дженни, чтобы освободиться. — У меня н-не было выбора! Я должна была с-сделать это, чтобы спасти свою больную сестру!       Затем смертельная хватка Дженни ослабла, и, как будто ее душа была выбита из тела, она отшатнулась назад и позволила Кристал безвольно упасть на пол.       Кристал начала кашлять. — Ты... — медленно размышляла Дженни, совершенно сбитая с толку. — То есть...       Ее глаза были на мокром месте, и она выглядела такой раненной, будто ее резали пополам. — Я доверяла тебе... Я так сильно тебе доверяла, понимаешь? Я... я думала, что я обязана тебе жизнью.       Кристал сама начала тихо плакать, прижавшись к стене и подтянув колени к груди. — Мне жаль, Дженни... — шептала она, — Мне так, так жаль...       Они простояли в разрушительной тишине, казалось, целую вечность, пока Дженни не зарычала. — Что еще? Что еще ты сделала?       Кристал ни за что на свете не смогла бы посмотреть на нее. Она продолжала рыдать. — Те лекарства... мои лекарства, когда я впервые попала сюда... ты действительно не давала их мне, потому что считала, что они мне не нужны, как ты и сказала... или это было намеренно, чтобы мне стало хуже?.. Т-ты знала, что это сделает мне хуже…       Кристал не могла произнести ни единого слова, и все, что ей удалось прошептать, было просто: — Мне жаль...       Дженни почувствовала острую боль в груди, и все ее существо сжалось. Она сделала шаг назад, будто от сильного удара.       Разрушенным. Таким было ее сердце. — Значит, все это было частью плана... Узнавать меня... завоевывать мое доверие, когда я была одинока и растеряна... притворяться моим другом, нанося удар в спину...       Тогда ее голос задрожал, и она выглядела такой, такой разбитой, что могла бы исчезнуть. — Что еще ты делала помимо этого? Скажи мне. Расскажи мне все сейчас.       Кристал захрипела, слезы душили ее. — Твой отец... он никогда не был против твоего возвращения домой... Это всегда была твоя мачеха... Мне жаль, что я солгала тебе... так много раз.       Руки Дженни безвольно повисли по бокам, и на мгновение она выглядела так, словно последняя частичка человечности и души наконец покинула ее.       Она была пустой, ужасной оболочкой. — Мне жаль, Дженни... Мне так, так жаль. Я никогда не хотела... — Убирайся, — зашипела Дженни, душа, наконец, вернулась в ее тело с глубокой, болезненной местью. — Убирайся, пока я снова не добралась до тебя, — мрачно проговорила, на этот раз громче. — Потому что, клянусь богом, если я это сделаю, я никогда не сниму рук с твоего горла, пока твоя кожа и твоя плоть не разорвутся. Ты грязная, лживая, маленькая сука.       Затем она пристально посмотрела на главного врача и прокричала: — Убирайся!!!