Лунный свет, ночная тьма

В хлипком домике, где в одной комнатке ютились три женщины и ребенок, спрятаться было негде. Разве что, за большим сундуком, который принадлежал тетке, а та постоянно бранилась: - Твой ублюдок, Лу, вечно крутится возле моих вещей! Если что-то пропадет, я с него шкуру сдеру! Мама отводила взгляд, побаиваясь сильной и бойкой младшей сестры. Бабушка же держала в страхе всех, раздавая направо и налево подзатыльники и удары палкой. Но больше всего доставалось Сун Ланю – незаконнорожденному отродью, позору семьи. Кормить и обогревать лишний рот бабушка считала блажью. «Чтоб ты сдох!» - приговаривала она, наливая Сун Ланю в миску похлебку, в которой воды было больше, чем риса и овощей. Бывало, по ночам он сжимался в комочек под ветхим одеялом, не в силах заснуть из-за голода и боли от побоев. Если везло, он сбегал к соседке, тетушке Сюань, которая пекла и продавала пирожки. Она сжимала мальчика в объятиях, целовала в лоб жирными, влажными губами, слегка щипала за щеку и сюсюкала: - Мой ты хорошенький, мой ты сладенький! Иди, угощу. Точно так же тетушка Сюань целовала и тискала родных детей, а те, переняв ее манеру, привыкли обниматься друг с другом и с приятелями. Сун Ланю не нравилось, когда его щипают, прижимают к горячему, потному телу и целуют. Но тетушка Сюань не обижала его. У нее он прятался, когда мама ссорилась с бабушкой или когда бабушка сердилась на него. Летом сидел в зарослях плюща, зимой грелся у жаровни с углями. Старшие сыновья тетушки Сюань, А-Лю и А-Цзянь, охотно отдавали Сун Ланю вещи, из которых выросли, брали его с собой на речку и учили ловить рыбу. И всё было бы терпимо, но, когда Сун Ланю исполнилось семь лет, мама вышла замуж. Дядя Коу был приезжий, вдовец с сыном-подростком. И они оба быстро освоились в доме, держались как хозяева, будто всегда здесь жили. Теперь Сун Ланю доставалось еще больше пинков и тычков, ведь все свои провинности сводный братец сваливал на него: «А-Лань такой растяпа, он всё ломает и роняет!». Бабушка с теткой молиться готовы были на дядюшку Коу, ведь он починил крышу и сарай, начал пристраивать к дому еще одну комнату. И мирились с тем, что «кормилец и благодетель» не любит, когда ему возражают, строго следит за всем и вся и считает каждую монету. Разумеется, об А-Фэне тоже заботились и верили ему, а тот и рад был стараться, при взрослых строил из себя прилежного помощника и заботливого старшего брата да оглядывался на отца своими маленькими хитрыми глазками, стоило же старшим отвернуться… А обиднее всего, что отчиму и А-Фэну верила мама. Когда она выругала и ударила Сун Ланя за то, что он снова сбежал к тетушке Сюань, он целый день проревел в кустах. Ну почему, почему мама променяла его на этих противных чужаков?! Вечером он сбежал из дома. На его счастье, его, дрожащего, прячущегося от проливного дождя под хлипким навесом у придорожного трактира, нашел странствующий монах из Байсюэ. * Сун Лань не привык к вниманию и ласке. В монастыре воспитанников учили быть сильными и стойкими, уметь самостоятельно позаботиться о себе… Он знал, что наставник всегда объяснит то, что непонятно, а лекарь останется с заболевшим учеником и сутки, и двое, если понадобится, и обязательно поставит на ноги – но обнимать и хвалить детей, или утешать, когда грустно и больно, было не принято. Да никто этого и не ждал. Знать, что учитель поможет и скажет: «держись, боец, я с тобой, присмотрю» - уже было хорошо. И Сун Лань до сих пор, бывает, смотрит удивленно, когда Сяо Синчэнь заботится о нем, спрашивает, не устал ли, не голоден ли, хорошо ли спал… Или, как сейчас – не просыпаясь, поворачивается к нему, обнимает, сонно шепчет: - А-Лань, милый мой. За окном мелькает свет – кому-то не спится, кто-то там, во дворе, вышел с фонарем. Наверное, кто-то из жителей дома, на чужого человека собака залаяла бы. А на нечисть отреагировал бы защитный талисман. На миг пляшут тени на стенах, и снова – темнота. Сун Лань убеждает себя, что о прошлом думать не стоит, есть только настоящее, в котором руки любимого, сильные и в то же время такие нежные, защитят от любой беды. Или, может, ему не спится оттого, что он боится потерять свое счастье?