Прости меня

Он проснулся от удушающего сна, в котором синие руки сжимали его конечности, стягивали верёвку на его шее, натёртую до крови, и она густым потоком текла вниз по груди, разливаясь лужей. Липкий пот пристал ко лбу и рукам, что дрожали, крепко цепляясь за одеяло. В комнате стояла абсолютная тишина, не считая прерывистого дыхания и пищащего сердца, в грудной клетке такого не смиренного. Он обвёл глазами комнату, совершенно светлую в чёрной ночи от холодных лучей кромешного светила. Сенджуро сглотнул, а потом крепко сжал своё лицо, растирая, чтобы избавиться от очередного кошмара. В воздухе слышалась прохлада, в которой нотками начала пробиваться тяжесть, к которой парень уже привык. Его гость опять заявился к нему под окна. Не отнимая рук от лица, он весь сжался, боялся вылезти и поднять глаза, чтобы опять не увидеть желтых страшных глаз с длинными ресницами, синюю неестественную кожу, испещрённую синими татуировками и не почувствовать власть монстра, который раньше, но был тоже человеком, состоящим из тёплой плоти и крови, со своим смертным концом. Ренгоку слышал, как тот водил пальцами по дощатым дверям, скрёб ногтями, подобно злому духу, пытался пробраться внутрь, но Сенджуро уже давно понял, что так с ним играют, пытаются довести, распахнуть дверь самому и впустить ночного странника внутрь большого дома, где каждый угол был наполнен жаром и светом не одного поколения семьи Ренгоку. Он чувствовал себя мышью, загнанной в нору лисой, которая так и ждёт, когда добыча сама упадёт в её лапы, однако, этой лисе ничего не стоило напасть сверху, высоко прыгнуть и нырнуть в белоснежный снег, чтобы подцепить жертву за хвост, а потом крепко сжать в зубах, пока крохотное создание, пища и извиваясь, наконец не затихнет, а на клыках не заиграет тёплая кровь. - Ты сегодня был там, в госпитале, - голос с издёвкой прошептал почти у уха, и Сенджуро содрогнулся, вскочил, но запутался ногами в ночном кимоно, опять рухнув на татами. Он не смотрел, не поднимал глаз, ползя назад, к стене, в тень, где он мог бы схватить свой клинок, так когда-то и не поменявший свой цвет. Лишь бы успеть. - Говорят, он очень плох, - едкий яд впивался в грудь парню, делая надрезы по ушам, а тот уже спрятался в темноте, готовый в любое время взяться за ножны, однако, как только приложил он пальца к гладкой поверхности меча, его рука тотчас поднялась вверх, сжимаемая холодной, демонической. Ренгоку ещё не совсем понял, что произошло, как его скрутили и крепко приложили лицом к татами, заломив худые руки позади. – Ты знал, что так будет. Знал, что ты не успеешь перехватить мой удар. Быть первым. А ему всё хуже, Сенджуро… - горячее дыхание слышалось на затылке, боль раздавалась в лопатках, плечи ныли, как и запястья. Было тяжело, было неудобно и больно, но он прикусил губу, не позволял сорваться с губ крику, даже крохотному писку. – Не кричишь? Хочешь оставаться таким же сильным, как и твой братец? А ты видел сегодня его? Сколько вокруг медиков, проводов, окровавленных бинтов? Ты же слышал этот сладкий запах? Запах смерти? Запах крови? – Ренгоку слышал шёпот демона совсем рядом, прям у уха. Он видел брата утром, видел и вчера, видел и днями раннее. Перевязанный, утопающий в длинных трубках и простынях… Его кровь, как заключила Шинобу, не подошла, не та группа. Сенджуро сильно расстроился, заплакал, сжимая в руках сильную, мозолистую длань старшего брата, который мирно дышал, сомкнув на переносице чёрные густые брови. Отчаиваться было нельзя, и Сенджуро верил, что донор найдётся.... И он нашёлся в лице паренька с красными глазами и волосами, который сам после битвы еле стоял на ногах, но терпеливо отдавал свою кровь рядом лежащему столпу пламени. Он постоянно смотрел на его брата, хотел дотянуться до него не столько физически, как душой – это читалось в глазах, столь наполненных грустью и тоской, как и его, Сенджуро. Да, в палате пахло кровью, пахло лекарствами, пахло крохотным намёком на жизнь, но там не пахло смертью, даже не было и тени её чёрного кимоно с красными лилиями. - Ты ошибаешься, - процедил Ренгоку. – Мой брат так просто не сдастся… - Ты так думаешь? – уха коснулись холодные губы. Сенджуро замер, даже не пытался сделать вдох. – А ведь ты знаешь, как ему помочь… Лишь одно слово, и он будет жить… Демон с жёлтыми глазами ехидно засмеялся, предвкушая очередную шарманку о том, что семья Ренгоку никогда не прогнётся под «сыновьями» Мудзана, не примет его кровь. Он мог не раз позвать отца, крикнуть ему о том, что в их дом пробралась чума, но не делал этого, потому что с каждой ночью, просыпаясь в кошмарах, он подходил всё ближе к грани, за которой его ждал Аказа с протянутой рукой… Он будет об этом сожалеть не раз, но ради спасения брата, ради того, чтобы он вновь встал на ноги, продолжил сражаться, искоренил с другими охотниками демонов, включая того, что стоял за его спиной, прижал к татами и уже давно посеял семя неправильного решения и выхода из проблемы. Брат будет горевать, как и отец. Они возненавидят его всей душой… Нет. Они возненавидят самих себя, что не остановили его, позволили такому случится. Возможно, что отец наконец придёт в себя, вновь поднимется на ноги, возьмёт в руки клинок, как когда-то раньше. Вместе с старшим сыном они сожгут гнилостные сорняки и подготовят почву для цветов жизни. А он лишь пойдёт в сторону красных линий, по рельсам прольётся его кровь, его душа… - Хорошо, - прошептал Ренгоку, тем самым удивив Аказу, но удивлению не долго надо было быть. Его сменило наслаждение и демоническая радость. Он отошёл в сторону, дал подняться парню, плечи которого дрожали, хотя на глазах не было ни слёз, а кожа в лунном свете казалось почти прозрачной. - Ты правильно поступаешь,- Аказа достал из ножен клинок и порезал себе руку, позволил крови пропитать пальцы, наполнить ладонь бордовым цветом, которая тотчас начала падать наземь, окрашивая светлый пол незамысловатым рисунком из больших и маленьких точек-лужиц. Демон бросил наземь клинок и протянул руку, а Сенджуро лишь сделал шаг назад, прижав к груди руки. Он боялся. На словах и в мыслях это казалось другим… - Передумал? – изогнул бровь Аказа, держа протянутую руку. – Боишься? - Кровь… - во рту пересохло, и голос вырывался глухой, надтреснутый. – А если кровь убьёт меня, но не обратит?.. - Ты силён, но не в мире людей. Ты добился ничего, хотя прошло сколько времени, но демоном ты сломаешь эти замки и границы, покажешь кто ты есть на самом деле, - демон приложил пораненную руку к губам, отклонил голову, делая глоток, но вместо того, чтобы проглотить липкую, резко пахнущую жидкость, он задержал её во рту, позволив парочке ручейков коснуться его подбородка и упасть на татами. Сенджуро не успел даже заикнуться, как почувствовал чужие губы на своих. Холодные, совершенно неживые, с привкусом густой крови, которая тотчас помадой окрасилась на его побледневших и тонких, юных. Стальные руки сжались на его спине, прижали ближе, позволив Сенджуро руками коснуться крепкой груди демона. Поцелуй оказался глубоким, но совершенно бесчувственным, даже грубым, и парень то и дело пытался вырваться, однако, горячая кровь потекла в рот, тотчас коснулась горла и полилась вниз в пищевод. Аказа, не разрывая контакта, наклонил голову Сенджуро так, чтобы он и не подавился, и проглотил всё. На белой хаори проступили красные пятна, поплыли в стороны, словно цветы. Как только кровь демона была выпита полностью, Аказа отцепил от себя Сенджуро, и тот, оттолкнув его изо всех сил, которые у него были, дрожащими руками начал оттирать губы от чужого прикосновения. Руки дрожали, на лбу проступил холодный пот, а горло сдавило мёртвой хваткой, от чего парню приходилось делать вздох через раз. Яркие глаза широко уставились на пол и руки, на которых отпечатком лежали мазки алой краски. Его начал охватывать страх и паника, слёзы подступили к глазам, а сердце кричало, как и разум: «Что же ты наделал?» Он упал на колени, почувствовав, что стоять больше не сможет. Это конец. Завершение. Предательство. Низость. А если Аказа соврал? Если Аказа сказал это ради того, чтобы сделать его демоном в месть Кёджиро за то, что он выжил? Что, если Кёджиро тоже умрёт? Обещание не будет исполнено, а отца постигнет гнев и уныние, как это случилось после того, как мать умерла. Ну зачем ты это сделал, думал про себя Ренгоку младший, сжимая и разжимая руки, начиная ощущать лёгкое жжение в теле, тяжестью наливавшееся на его конечности, сдавливая ему грудь, позволяя панике ещё больше пустить свои корни в нутро. Он начал жалеть о содеянном. Ему хотелось выплюнуть, вытащить из себя всю эту демоническую грязь, но было поздно. После жжения настала боль. Парень закричал. При попытках подняться, он падал обратно, сжимаясь в один сплошной комок. Было жарко, очень душно. Всё болело, всё кричало от напряжения. Рядом стоявший демон ничего не делал, просто наблюдал, пока бедный парень, задыхаясь от собственного бессилия, слёз и крови, что теперь вырывалась наружу, скрючивался в три погибели, не давая и секунды продыху. Его рвало собственной кровью. Он вжимался в пол потным лбом, старался взять воздух, но не мог: лёгкие, казалось иссохли, настолько сильно слиплись в чужой крови, его собственной, что даже и лёгкому воздушному ручейку не пролезть. А Аказа всё стоял и ждал, скрестив на груди руки. Он внимательно вглядывался в уже побледневший оттенок кожи, такой лёгкий, синеватый. Светлые волосы распустились, обляпались кровью, но даже сквозь неё стали проглядывать прядки тёмно-синего неба, чернил. Когда Сенджуро от очередного приступа поднял своё лицо, черты его уже изменились, стали острее и холоднее, как и глаза, которые окрасились чёрной пеленой с золотой радужкой и чёрной полоской зрачка. Резко подступившая боль начинала уходить, как и всё человеческое. Парень уже мог дышать, а не хрипеть. Крики прекратились, и теперь шею сжимала не тонкая юношеская рука, а демоническая светлая, почти прозрачная с заострившимися ногтями цвета ночного неба. Пот градом падал на исцарапанные и грязные татами. Демон расцепил руки, подошёл ближе к Сенджуро. - Я же говорил, ты сильнее. Когда Аказа протянул перевоплощённому свою руку, чтобы тот поднялся, как в доме послышалось движение, шум и в распахнутых настежь дверях оказался глава семьи Ренгоку, сжимая в стальной руке клинок. Он был хмур, губы сложились в тонкую линию, а в глазах сиял огонь. Демону на секунду показалось, что в комнате зажгли свет, очень яркий, будто в жаровню кинули высохшие ветви и поленья и те затрещали от пылких языков пламени, втягивая и источая жар и свет. - Демон, - прошипел он, не спуская глаз с Аказы, но, переведя взгляд на сидящего на полу сына, рука всё же дрогнула, а на лице отразилось удивление и в то же время боль. – Сенджуро?.. Обращённый поднял глаза на отца и по его бледному лицу потекли чёрные слёзы. Губы скривились, подбородок задрожал. Он посмотрел на свои руки, коснулся волос, перевёл взгляд на Аказу, а потом снова на отца. - П..про..с… ти меня, - прошептал он охрипшим голосом. Он ещё помнил себя, помнил своего отца, но это будет недолго: день-два и они исчезнут из памяти, оставив ровным счётом ничего после себя. – Брат… спа..сти… Я.. должен был, - разрыдался парень, прижимая к лицу руки. - Прости меня, папа. У Шинджуро сжалось сердце, разлилось отвратительное чувство упущения. Будь он парой минут ранее, а может… - Ты давно… Как давно ты решил вот так взять и взойти на сторону их? Сенджуро? – кричал мужчина, но парень ничего не говорил, а просто громко плакал, шепча извинения. В комнате стало очень шумно, и Аказа, не выдержав внезапно появившегося давления, обратился к парню: - Нам пора. Мы должны успеть до рассвета. Тебе надо ещё будет поесть: полное перевоплощение скоро закончится. - Никуда он не пойдёт с тобой! – как бы не пытался Ренгоку, но рука всё же дрожала. Его сын, его плоть и кровь вот так уйдут с какой-то тварью, которая найдёт в одной из деревни несчастную жертву, преподнесёт ему человеческое мясо, как что-то изысканное, а он просто будет стоять и ничего не делать. Ренгоку взял дыхание и уже готов был атаковать стоявшего демона, внезапно замер, видя, как клинок касается юной кожи. Перед ним стоял Сенджуро, по лицу которого продолжали течь слёзы. - Отец… не надо. Он обещал, что даст лекарство. Братик должен пойти на поправку. - Сенджуро! - Прости ещё раз, папа. Прости, - всхлипнул он в последний раз. Потом его глаза застлала пелена и он перестал соображать. Слёзы хоть и остались чёрными ручьями на лице, но к ним прибавились теперь и слюни, стекавшие с острых клыков. Молодой демон, напрягая мышцы и всю свою кровь, уже кинулся на мужчину, как получил удар в затылок и рухнул на пол. Аказа поднял бережно тело, перебросив его на спину. - Завтра Кёджиро уже придёт в себя, а я прослежу за тем, чтобы он хорошо поел, - погладил он Сенджуро по голове. – Не думаю, что сейчас ты будешь в состоянии сражаться со мной. Увидимся на нашей битве. Он исчез, а Ренгоку ещё не мог поверить: его младший сын стал демоном, пошёл против них. Его душа… Есть ли у него шанс на то, что он окажется в раю?.. В комнату пробралась звенящая тишина. Хозяйкой она разлеглась на полу и птанцевала перед носом у бедного отца. Некогда чистая и аккуратная комната стала сплошным хаосом. Татами уже впитали в себя и кровь, и слёзы; при свете луны весь пол выглядел отвратительно чёрным, противно несло от неё демонической кровью. Мужчина со всей силы замахнулся, сосредоточив удар, пустил в ход всё своё дыхание, разрезал воздух, нагрев его до предела. Близлежащая стена приняла на себя резкий удар и теперь хвасталась своим глубоким ранением. - Рука… Я… не смог. Я не смог спасти его, не смог сделать ничего для них обоих!.. – кончик клинка коснулся пола, руки не дрожали, а горели. Он опустил голову, стиснул зубы, толстые чёрные брови сомкнулись на переносице. - Но я клянусь, - голос зарядился мощью, угрозой, самым настоящим гневом, распаляющим до красна, до ожогов и волдырей на коже. – Я клянусь, что убью этого демона своими руками, заставлю познать всю ту боль, что он принёс в наш дом. Я сам отрублю нашему сыну голову и пока не рассеется его прах, не покину поле битвы. Надеюсь, что этот демон не пойдёт за ним в тот же мир, и я очень прошу тебя, Рука… Встреть его вместо меня.