my strange addiction

Прижимая шарф Ксавьера к располосанной своей же лапой груди, Тайлер встает на ноги и говорит: — Идемте отсюда. Я отвезу вас всех в Невермор. — Нет, едем в Джерико. Нужно сообщить о находках шерифу Галпину, — Уэнсдей забирает фонарик из дрожащих рук Энид. — И оказать тебе первую помощь. — Уэнсдей, Бога ради! — Тайлер вскипает, не успев спрятаться за всегдашей маской добряка. Но у любого бы в такой вечер кончилось бы терпение. Уэнсдей Аддамс ничуть не лучше Лорел Гейтс. Она точно также использует людей, оказавшихся под рукой. Передвигает как пешки. В голове мелькает воспоминание: бал, и две королевы — одна Черная, одна Белая друг напротив друга, разыгрывают каждая свою партию. — Я сам расскажу отцу обо всем. Не волнуйся, не украду ни крохи твоей славы. И качнув головой Энид и Ксавьеру, идет в сторону ворот. Удивительно, но Уэнсдей тоже подчиняется. На переднее сидение она, конечно, опускается мрачнее тучи, но у ворот Академии выходит вместе с остальными. Тайлер отправляет сообщение Лорел и медленно движется в сторону полицейского участка. Рану он скрывать не собирается. Если у отца есть подозрения на его счет, то это способ их развеять. К тому же, все не так плохо, как кажется. Кровь запеклась, а значит царапины скоро затянутся. К боли он за последнее время привык. Спасибо Лорел за науку. Все проходит безукоризненно: дождавшись ответного сообщения от сообщницы о том, что место преступления вычищено от улик, Тайлер идет на пост к дежурному полицейскому и наблюдает, как разгоняется карусель бестолкового местного правосудия. Кэрол, помощница шерифа, после обработки ран, накрывает его «шоковым» одеялом и, снабдив стаканчиком пресного какао из автомата — ей-богу, ему что, пять лет?, отправляет дожидаться прибытия отца в кабинете. Тот, не мудрствуя лукаво, запрещает ему общаться с девчонкой Аддамс и назначает комендантский час. На следующей день Тайлер пропускает школу и меняется сменами во «Флюгере». Отцу не до него: Лорел закончила начатое с мэром Уокером, и весь Джерико на ушах. Он без дела слоняется по дому в одних только пижамных штанах, когда раздается настойчивый стук в дверь. Тайлер разводит пальцами жалюзи, чтобы взглянуть на посетителя в боковое окно. Ну конечно. — Что тебе еще от меня нужно, Уэнсдей? — спрашивает он, распахнув дверь. Незваная гостья от неожиданности делает шаг назад, запинается о собственные ноги и едва не летит с крыльца. Тайлер успевает подхватить ее под локоть. — Ты всегда встречаешь визитеров в полуобнаженном виде? — спрашивает она, освобождаясь от захвата и напустив прежний невозмутимый вид. — Царапины ноют и чешутся от соприкосновения с тканью, — откровенно забавляясь, отвечает ей Тайлер. — И потом, это ты явилась без приглашения. — Я принесла тертый корень Verátrum lobeliánum, — Уэнсдей тянется к рюкзаку, вытаскивает на свет божий стеклянную банку с чем-то охряно-желтым, вязким. — Взяла в оранжерее мисс Торнхилл. Отличное средство от порезов и ссадин. — Очень мило с твоей стороны, — отвечает на это Тайлер. И отмечает про себя: «Лорел об этом даже не подумала». Раздражение, вызванное появлением Уэнсдей, сходит на нет. Памятуя о своем образе, Тайлер вздыхает и говорит, — Чашку чая? Я надену футболку. — Лучше сразу смазать раны, — быстро говорит Уэнсдей и решительно проходит в дом. Не успевает Тайлер оглянуться, она уже тщательно моет руки над кухонной раковиной и велит ему сесть. — Не нужно возиться со мной из чувства вины, — он нажимает на кнопку чайника и уходит в смежную комнату. Кажется, где-то там лежала неразобранная стопка чистого белья. — Дело вовсе не в этом. Я даже на расстоянии почувствовала, что у тебя жар. Нужно предотвратить воспаление, — она следует за ним. Неумолимый чумной доктор. Сам того не замечая, Тайлер пятится и упирается икрами в диван. Достаточно толчка, чтобы он рухнул на него. Уэнсдей, применившая этот коварный прием, коленями становится рядом на диванную подушку и нависает над ним. Вскрывает банку с лекарством. Первое осторожное прикосновение ее холодных пальцев посылает электрический разряд вдоль позвоночника. Тайлер вздрагивает. Не обращая на это внимания, Уэнсдей тщательно смазывает каждую из пяти царапин. Какая же она красивая, отстраненно думает он. Изящная. Хрупкая. Как Мейсенский фарфор. И она так близко. Он чувствует аромат ее духов, смешанный с горько-травяным запахом Verátrum lobeliánum. И они наедине, скрыты от всех. Погруженный в свои мысли, он не замечает, что склоняется все ближе к ее лицу. — Что ты делаешь? — спрашивает Уэнсдей. Ее взгляд опускается, она смотрит на его губы. Всего один поцелуй. Один поцелуй. Самый невинный из возможных. Тайлер прижимается губами к ее губам. Уэнсдей под его прикосновением замирает, и он уже готов отодвинуться и просить прощения, когда все меняется. Она открывается, и кончик ее языка проходится по его губам. В голове взрывается фейерверк. Уэнсдей целуется неторопливо и изучающе, как наверное делает все в этой жизни. Она запускает пальцы ему в кудри и немного дергает, улучшая угол наклона его головы. Тайлер задыхается от этого ощущения, позволяя ей еще больше углубить поцелуй. Все внутри кричит о том, чтобы он прижал ее к себе, и потому он позволяет своим рукам потянуть Уэнсдей на себя, так чтобы она оседлала его бедро. Полы ее школьной юбки сдвинуты, он чувствует сквозь тонкую ткань пижамных штанов и ее белья, как она горяча. Он не знает, как далеко она позволит этому зайти, но точно знает, что даст ей все, чего она захочет. Уэнсдей замирает в нерешительности, бросает на него взгляд из-под длинных, как паучьи лапки, ресниц. Тайлер напрягает мышцы ноги, его руки сжимают ее бедра и толкают их вниз. Реакция Уэнсдей бесценна: откинувшись назад, она запрокидывает голову, и ее влажные губы приоткрываются в немом удивлении. Он продолжает ее направлять. Помогает подняться и снова опуститься на свое бедро, прижимая и ведя для наибольшего трения, пока она не перехватывает инициативу. Ее бедра вращаются мучительно медленно, когда она ищет правильный угол, извиваясь и приноравливаясь. Руки, ищущие опору, падают ему на плечи. Вид ее бедер, поднимающихся и опускающихся, завораживает. Тайлер с трудом отрывает от них взгляд, когда Уэнсдей находит ритм, который ей нравится, и начинает быстрее и сильнее тереться об него. Он утыкается ей в шею, целует и покусывает нежную кожу, и по судорожному вздоху понимает, что все делает верно. Его пальцы сжимают ее бедра так сильно, что наверняка останутся синяки. — Уэнсдей, — хрипло шепчет он. Это все, что Тайлер помнит и знает в этот момент. Ее имя. Только ее имя. Она кончает стремительно и почти безмолвно: ее спина выгибается, и короткие ногти впиваются в его кожу, пока бедра сотрясаются от оргазма. С чувством невероятно глубокого удовлетворения Тайлер замечает два красных пятнышка румянца на нее скулах. Когда она обмякает, он откидывается на спинку дивана, устраивая ее сверху, ласково поглаживая спину, все еще обтянутую форменным пиджаком. Сам он мучительно тверд и чувствителен, и Уэнсдей не может этого не заметить. Она бросает взгляд вниз, как бы спрашивая, должна ли сделать что-то и для него. — Не беспокойся об этом, — только и может выдавить он. Она устраивает голову на его плече, расслабляясь, восстанавливая дыхание. И Тайлер чувствует себя ослабленным и влюбленным. Это ужасает, учитывая обстоятельства. — Я должна идти, — спустя какое-то время тихо произносит Уэнсдей. Ему не хочется ее отпускать. Но он размыкает кольцо объятий, помогает ей подняться на ноги и наблюдает, как она подтягивает черные гольфы и оправляет юбку. На ее одежде остаются пятнышки от мази, там, где она опиралась на его грудь. — Я найду выход, — говорит она, когда Тайлер делает попытку подняться с дивана. Он опускается обратно на подушки, и должно быть выглядит задетым, потому что Уэнсдей, желая смягчить последнюю фразу, подходит и нежно целует его в уголок рта. — Увидимся на похоронах мэра Уокера. Тайлер вздыхает, когда слышит, как за ней захлопывается дверь. Кажется, он только что адски усложнил себе жизнь.