Не упоминай ее имя всуе

— Третья из десяти заповедей Иисуса Христа гласит: «Не поминай имя Господа всуе». Это означает, что произносить его имя напрасно не стоит… — Уэнсдей третье занятие нет, — явно не заинтересованный в лекции учителя, произнес Ксавье. Инид, сидящая за соседней партой, насмешливо фыркнула. — Так и не упоминай ее имя всуе. Ксавье нахмурился, не ожидая такого выпада от Инид на обычную фразу, и уставился себе на руки, не обронив больше за урок ни единого слова. Поведение Уэнсдей с каждым днем становилось все более странным. Ее неловкое предложение пойти вместе на танцы положило начало цепочке событий. Связь звеньев которой Ксавье потерял уже довольно давно. Она и без того всегда была со своим Царем в голове. Этим она его, пожалуй, и привлекала еще в первый день. Кто же знал, что она способна быть еще более скрытной и безэмоциональной. Вопросов у Ксавье было много, даже слишком много. Ответов ему никто не давал. Трель школьного звонка вернула Торпа в реальность. Схватив за ручку портфель, Ксавье сгреб туда учебники с тетрадями и, продолжая хмуро смотреть перед собой, последний из класса побрел в сторону выхода. Очередного пронзительного взгляда Бьянки он сделал вид, что не заметил. Едва он прошел дюжину шагов, как почувствовал странное и навязчивое желание поднять голову. Уэнсдей стояла под каменной аркой с прямой спиной. Так, словно опять с утра пораньше проглотила железный шест. Темные глаза Аддамс смотрели ему в самую душу. Ксавье перехватил ручку портфеля и подошел к Уэнсдей, остановившись перед ней на расстоянии вытянутой руки. Адская пустота Уэнсдей стрельнула вверх и впилась ему в радужки. Они молча стояли друг напротив друга семь бесконечных секунд. Торп не выдержал первым. — Тебя… опять на уроке не было. Миссис… — Я хочу, чтобы ты сделал это со мной. Она никогда не дослушивала фразы. Она часто его перебивала. Она всегда была со своим Царем в голове. Со своим Богом. И своим Дьяволом. Уэнсдей продолжала сверлить взглядом его душу. Да так, словно еще секунда, и она провернет острие клинка на триста шестьдесят и пробьет его душу навылет. Ксавье поежился и непонимающе качнул головой. — Что?.. — Посмотрим, будешь ли ты мне по зубам. Отрывисто бросив последнюю фразу, Уэнсдей резко развернулась и зашагала в сторону выхода с территории Невермора. Ксавье ничего другого просто не осталось. Словно завороженный, он лишь слепо направился за ней. Торп не сразу понял, куда она так целенаправленно идет, а вот когда осознал, в глотке внезапно встал ком. — Уэнсдей! — ускорившись, нагнал он Аддамс, начиная шагать рядом с ней спиной вперед. — Это моя мастерская, мое место, только мое. Я бы не хотел, чтобы туда хоть кто-то… — На этот раз здесь, — не глядя на него, сухо произнесла она. — Посмотрим, будет ли смысл повторять это снова. Ксавье запутался окончательно. — Да что повторять? — раскинул он в стороны руки. — Я тебя совершенно не понимаю… Аддамс снова ускорилась и, глядя перед собой, направилась в мастерскую. Ксавье остановился и всплеснул руками. — Уэнсдей! — от бессилия крикнул он. Аддамс открыла дверь и вошла внутрь. Ксавье покачал головой. — Черт бы тебя… Остаток фразы утонул в шорохе его шагов. Ксавье почти перешел на бег и, добравшись до мастерской, дернул дверь на себя. Уэнсдей стояла у дальней стены. Спина прямая, руки висят вдоль тела, носки ботинок четко по одной линии, подбородок слегка опущен. Пронзительные глаза пугают незнакомой до этого момента тьмой. — Уэнсдей… Аддамс молча сбросила с плеч свой рюкзак и, не отрывая взгляда от Ксавье ни на секунду, медленно начала выдавливать из петель своей блузки черные блестящие пуговицы. Ксавье громко сглотнул, широко распахнув глаза. Сердце в груди забилось так сильно, что вызвало волну тошноты. Черная блузка соскользнула с острых плеч Аддамс. Ксавье поднял взгляд. Негнущиеся ноги медленно понесли его в сторону Уэнсдей. На часах пробило два. Два урока и лэнч оказались пропущены. Выговора от мисс Уимс будет не избежать, если учителя поднимут шум. Рассчитывать придется только на свое воображение и снова попрактиковаться во лжи. Однако сейчас на эти мысли не было времени. Уэнсдей свела ноги вместе и, с первого раза поднявшись с места, схватила с пола блузку, тут же накидывая ее на плечи. Ксавье тяжело дышал, лежа на наспех брошенном одеяле, и не мог оторвать от Аддамс взгляд. Все тело Торпа била дрожь. Вот только не от восторга. Не от трепета. Не от ожидаемого сценария жизни после долгожданного секса с объектом вожделения. Ксавье сглотнул. — Тебе понравилось?.. А что он еще мог спросить? Уэнсдей застегнула блузку, заправила ее в юбку, поправила чулки, разгладила пиджак. Она все это делала так механически, что у Ксавье закралась в подсознание мысль о том, что Уэнсдей даже не живой человек. Лишь его яркое подобие. Яркое, уничижительное, несравненное подобие. Аддамс схватила с пола свой рюкзак. — Я дам тебе ответ позже. Это все, что она ответила. Всего через семь секунд она ушла из мастерской, оставив Ксавье там одного вариться в собственных мыслях и пытаться переварить произошедшее. Он трахнул Уэнсдей Аддамс. Вот только эйфории от долгожданного события не получил, как бы сильно ни пытался. Ксавье ушел глубоко в себя после этого события, обдумывал его, прокручивал в голове детали, старался понять… Почему это все произошло у них именно так? Никто не говорит, что первый секс должен сорвать крышу, но… Торп старался внушить себе, что это лишь первая попытка. И все познается в сравнении. Через два дня она сама пришла в его мастерскую снова и, хлопнув дверью, встала с прямой осанкой напротив Ксавье, слегка вскинув вверх подбородок. — Сделаем это снова. Торп не сдержался. Из груди у него вырвался почти истеричный смешок. Уэнсдей с хорошо скрываемым интересом наблюдала за его поведением. — Что смешного? — Два дня не говорила со мной, — почти с горечью произнес он, — а теперь приходишь вот так. Ты серьезно? — сжал он на мгновение челюсти. — Ты обещала дать ответ. — Я именно это сейчас и делаю. Ксавье посмотрел в дьявольскую темную яму омутов Аддамс, и по спине у него пробежал холодок от воспоминаний их первого секса. Она смотрела точно также. Без эмоций, без хоть какой-нибудь вспышки вожделения, без страсти. Просто смотрела сначала на него, а затем в потолок. Смотрела, не моргая и даже не размыкая губы. Ксавье чувствовал себя так, словно трахнул неживую куклу. Манекена. Робота. Она не произнесла ни звука в их первый раз, а затем просто свела вместе ноги, не обращая внимания на влагу на внутренних сторонах бедер, оделась и ушла. Будто просто сходила в булочную за круассаном по акции. А не переспала с человеком, который хоть что-то для нее значит. Ксавье поморщился. Может, он себе это только придумал, и он для нее ничто. Ничто, как и все, что ее окружает. Уэнсдей продолжала сверлить взглядом несчастные глаза Торпа. Ксавье вздохнул. Он бы душу продал за то, чтобы знать правду. Значит ли он для Уэнсдей Аддамс хоть что-нибудь? — Это твой ответ? — вместо этого спросил он. Аддамс несколько секунд продолжала молча стоять напротив него. Затем подняла вверх руки и начала расстегивать блузку. После этого Уэнсдей не приходила в мастерскую Ксавье шесть дней, семнадцать часов и тридцать семь минут. Торп считал. Считал и терялся в догадках, как человек может быть таким мертвым внутри, продолжая оставаться живым снаружи. На тридцать восьмую минуту дверь мастерской снова открылась. Уэнсдей молча бросила рюкзак прямо на ходу и направилась к нему. Ксавье кинул кисть в стакан с водой и шарахнулся от Аддамс назад, как от больной чахоткой. Уэнсдей непонимающе остановилась, слегка склонив голову в сторону. Поведение Ксавье ее заинтересовало. — Я занят. Его голос был пропитан несвойственной ему злостью. Взгляд с наигранной ненавистью и скрытым опасением заглянул в черноту Аддамс, снова начиная тонуть там, как в самой настоящей трясине. Уэнсдей снова подняла голову прямо. — Отвлекись. — Нет. Аддамс нахмурила аккуратные чернильные брови. — Что значит «нет»? Она правда пыталась его понять. — Так не пойдет, — обессиленно качнул головой Ксавье, опустив руки на пояс и начиная нервно бродить по мастерской. — Ты… это невыносимо. Он резко выдохнул и без надобности потер лицо ладонями, словно старался сбросить с себя ту маску усталости и бессилия, которая намертво приковалась к нему в тот же момент, как Аддамс шагнула без предупреждения в его жизнь. Ксавье не был никогда еще так уязвим. Ни разу в жизни. До встречи с ней. — Ты каменная, — сжав зубы, процедил он от обессиленной злости, глядя Уэнсдей в глаза. — Я будто с мертвой трахаюсь. Уэнсдей с прежним равнодушием продолжила смотреть ему в глаза. — Что ты предлагаешь? Она сказала это своим обыденным тоном. Так, как она обращалась ко всем. Ее бездушие и безэмоциональность ранили Ксавье не хуже острого клинка. Он поморщился и, дернув головой, пнул от долбящей за ребрами злости какой-то попавшийся под ноги тюбик с краской. — Не знаю, — резко произнес он. — Попробуй проявлять хоть немного эмоций. Уэнсдей склонила голову в сторону. — Мне надо больше информации. Ксавье выругался отменной бранью себе под нос и поднял взгляд. — Глаза закрывай хоть иногда для начала, — ткнув в ее сторону пальцем, выплюнул он. Аддамс молча стояла на месте пять мучительно долгих секунд, а затем коротко кивнула. — Ладно. Ксавье, явно не ожидавший такого исхода событий, даже немного опешил, когда Уэнсдей подошла к нему вплотную, как в первый и во второй раз. Вот только теперь она медленно опустила веки, скрывая чернильно-черную пустоту своих радужек. Торп сглотнул и невольно скользнул взглядом по ее лицу. У нее был аккуратный и слегка вздернутый нос, невозможно светлая кожа, пухлые розоватые губы, бледные веснушки на крыльях носа. Ее ресницы были такими же черными, как волосы и брови. Когда они трепетали, то отбрасывали на ее щеки светлые тени. Ксавье смотрел на нее, как завороженный. Смотрел на нее словно впервые. Сделав шаг вперед, он медленно поднял руку вверх и провел кончиками пальцев по ее щеке. Она даже не шелохнулась. Кажется, все правда. Она совершенно ничего не чувствует ни к чему живому. Ксавье уже было отчаялся и собрался отвернуться. Его резкий выдох колыхнул темную прядь Уэнсдей у правого уха, и она… Торп замер, не поверив собственным глазам. Аддамс вдруг слегка поджала губы. Ксавье снова сделал неуверенный шаг к ней. Подняв руку, он обхватил ее лицо правой ладонью и, приподняв большой палец, провел подушечкой по ее губам. Веки Уэнсдей затрепетали. Ксавье смотрел на нее во все глаза. — Ты такая красивая, — прошептал он ей в губы, наклонившись вниз. Уэнсдей сглотнула. И это вновь не ускользнуло от внимания Торпа. — Мне надо отвечать? Она взяла себя в руки с завидной лихвой. Однако начало было положено. Ксавье покачал головой из стороны в сторону. — Нет. И мягко коснулся кончиком языка ее верхней губы. От неожиданности Аддамс судорожно выдохнула. Ксавье почувствовал, как от этого зрелища участился пульс. Температура тела тут же подскочила. Вот в чем дело. Она не бесчувственная. Она просто никогда не находилась наедине со своими чувствами. Никогда не закрывала глаза и не позволяла им взять над собой волю. Для нее это что-то новое. Уэнсдей не из тех людей, кто пришел бы за повторной дозой секса к одному и тому же человеку просто так. Хотя… Кто знает?.. Ксавье не строил воздушных замков. Он просто хотел дать ей то, чего она достойна. И получить то, чего достоин он. Медленно наклонившись вниз, Ксавье закрыл глаза и жадно впился в губы Уэнсдей, опустив ладонь на ее затылок и пылко притянув к себе. Продолжая находиться с закрытыми глазами, Аддамс поняла, что не держит контроль над ситуацией. Парадокс был в том, что ей это нравилось. Нравилось то, с чем она раньше не сталкивалась. Ксавье по-хозяйски опустил левую ладонь на талию Аддамс и, сжав ее пальцами, притянул к себе, вынуждая Уэнсдей прогнуться в пояснице. Девушка шумно выдохнула в поцелуй, почувствовав незнакомый до сегодняшнего момента жар внизу живота. Ксавье ощутил жар ее тела и, судорожно выдохнув ей в губы, жадно углубил поцелуй, скользнув языком ей в рот. Уэнсдей издала странный и непривычный для нее самой скулящий звук, который оказался стоном. Торп почувствовал, как тесно стало в брюках. Тело Аддамс снова было в его руках, вот только теперь он ощутил то, чего не было в первые два раза. Отдачу. Схватив ее на руки, Ксавье, не разрывая почти болезненных, отчаянных поцелуев, понес Уэнсдей на свой рабочий стол. Аддамс обвила руками его шею и, все еще не открывая глаз, жадно и бессовестно отвечала на жалящие ласки, не давая отчета собственным действиям. Усадив Уэнсдей на стол, Ксавье устроился между ее разведенных в стороны ног и двумя резкими движениями дернул полы ее блузки в стороны. По полу со звоном разлетелись во все стороны блестящие черные пуговицы, но ни один из них не обратил на это внимание. Ксавье хотел иметь ее. Уэнсдей хотела, чтобы он имел ее. Торп двумя движениями расстегнул спереди ее бюстгальтер и, разорвав жалящий поцелуй, припал губами к маленькой округлой груди Уэнсдей, слегка сжав зубами темный плотный сосок. Аддамс распахнула губы и, выгнув спину, сдавленно застонала. Ксавье почти задохнулся от услышанного. Кровь зашумела в ушах, желание иметь ее затмило все прочее. Пальцы скользнули вниз, коснулись клитора прямо через ткань влажного белья и сделали несколько круговых движений по часовой стрелке. Уэнсдей начала извиваться под ним, хватая губами воздух. Ксавье припал губами ко второй груди Уэнсдей, оставив цепочку влажных поцелуев по пути, и обратил внимание, что она по-прежнему не открывала глаз. Хорошая девочка. Его хорошая и послушная девочка. Сдвинув в сторону белье, Ксавье осторожно ввел в нее один палец, и Уэнсдей снова выгнулась, запустив пальцы в его волосы и сжав их со всей силы на затылке. Ксавье почувствовал себя так, будто его обухом по голове ударили. В глазах взорвались искры, сердце начало бить по ребрам с такой силой, что ощущалось в горле. Уэнсдей стонала под ним, дрожала в его руках, пока он стимулировал ее уже двумя пальцами, не оставляя ее без внимания ни на секунду. Желание захлестывало все сильнее, выдержки у Ксавье просто больше не хватало. Разогнувшись, он расстегнул брюки, спустил их до самых колен, притянул Уэнсдей к себе на край стола и, впившись в ее губы болезненным поцелуем, резко вошел на всю длину, вызвав ее глухой стон прямо ему в губы. Тонкие пальцы Уэнсдей сцепились на шее Ксавье мертвой хваткой, они разорвали поцелуй и замерли в этом мгновении. А затем одновременно, не сговариваясь, медленно открыли глаза. Ксавье страшился увидеть лишь ее черноту и как же сильно был рад, что ошибся. Ее радужки сияли. Блестели. Горели. Искрили. Для него. Ради него. Из-за него. Ксавье начал двигаться, и Уэнсдей выдохнула ему в губы горячий стон, который он поймал в очередном поцелуе. Она отдавала ему всю себя, не зная, что так умеет. Он вбивал ее в стол, сжимая в своих руках, а она позволяла ему. Позволяла, потому что хотела этого с самого начала. Хотела понять, как нужно правильно чувствовать подобные вещи. Чувствовать их к людям, к которым ты испытываешь чувство более яркое, чем можно себе представить. Она хотела научиться любить Ксавье в своем стиле. Жестоко, неумело, даже слегка чопорно. Однако хотела. Жаль, она не сразу поняла, что для начала нужно лишь закрыть глаза. Несчастный стол дребезжал, кисти со стаканами падали, рисунки валились под ноги. Горячее дыхание сдавливало легкие. Воздуха не хватало, стекла в мастерской запотели. Уэнсдей хваталась одной рукой за край стола да так, что ногти побелели, пальцы второй вцепились в кудрявые волосы Ксавье. Торп тяжело дышал, вбиваясь в Уэнсдей снова и снова. Ее живот дрожал от каждого нового толчка, губы жадно распахивались навстречу жалящим поцелуям, разведенные в стороны ноги лихорадочно тряслись от напряжения. Она такая красивая. Боже, блять, какая же она невозможно красивая. В животе взорвался узел, и Ксавье зажмурился, толкаясь в Уэнсдей последний раз. Она громко ахнула, прижимая его к себе, и обмякла в его руках, снова зажмурив глаза. Ксавье держал ее в своих объятиях и тяжело дышал. Больше всего на свете он боялся, что ему придется ее отпустить. Они пропустили три урока и лэнч, однако это оказалось замеченным только одним человеком. Просто Инид Синклер обо всем позаботилась. Она знала, куда уходит Уэнсдей. Она знала, почему на уроках, кроме нее, нет еще и Ксавье Торпа. — Не вижу двух учеников, — подала голос пожилая учительница. — Где Ксавье и Уэнсдей? — Они помогают мисс Уимс! — подняв руку, уверенно произнесла Инид. Такое положение вещей вполне себе устроило учительницу. Она лишь пожала плечами. — Что же, замечательно. Начинаем урок! Бьянка обернулась через плечо, опустив локоть на спинку стула, и с нескрываемой насмешкой посмотрела Синклер в глаза. — Где прячется твоя ненаглядная чокнутая Уэнсдей? Инид так торжествующе улыбнулась, что Бьянка на мгновение потеряла дар речи. Синклер бросила взгляд на соседнюю парту, пустующее место которой числилось за Ксавье. Бьянка недоверчиво покачала головой. — Тема урока, — вещала у доски учительница, — десятая заповедь Иисуса Христа. Звучит она просто: «Не завидуй». Инид наклонилась вперед. — Не упоминай ее имя всуе, — загадочно улыбнувшись, подмигнула ей Инид. Бьянка широко распахнула глаза и, задохнувшись от досады, не смогла больше съязвить ни слова.