Молчание - громче крика

А у Минхо много вопросов. Столько накопилось, что аж тошно. Голова болит, а глаза так и норовят выкатиться. Сердце в гирях. Даже цветы, вплетённые в волосы, не спасают. Он не знает что сказать. Прекрасно чувствует, что должен, да вот светлячок на плече шепчет, залезает в ухо и проедает его мозг нет. Чан сидит. Разливает чай, если горячую воду с цветами можно так назвать. В голове звучит музыка. Удивлены оба. Молчат тоже оба. Минхо хочет ещё и Чан тоже. Оказывается они не одни, кто это чувствует. Боль так и съедает их мозги с сердцами. — Почему молчишь? — кладя руку на кудрявые волосы блондина, Минхо интересуется. В ответ ему глупая, но любимая улыбка, такая до жути цветочная. — Мне нравится. Люблю, когда ты говоришь. Они не кричат. — тыча в висок пальцем, Чан крутит себе винтик, посильнее, чтобы не слышать их окончательно. Оба рады встрече, этому чаю с цветами, да и полю. А кот в цветах нежиться, да в руках волка ласкается. Проволка на груди колючая, неприятная, но терпимая.

***

Встретились они весной. Ещё год назад, когда птицы прилетали домой. Оба ждали рассвета, хотя на дворе был ещё день, а солнце грело макушки. У одного кот на ногах сидел, у второго наушники с музыкой. Делали вид, что им неинтересно где-то часа два-три. Потом Чан сел ближе. Минхо тоже. Разговор начали о погоде, далее об учёбе, и не заметили как сблизились. Так и просидели на скамейке во дворе до следующего дня. Смотрели на звёзды. Минхо ещё помнит, как блондин смеялся, рассказывая о созвездиях. В тот момент в груди распускались бутоны, а в глазах кристаллы кололись. Было тепло, уютно. — Почему ты носишь его с собой? — кот мяукнул на руках. Минхо только на радость рассказывать, сколько бы раз не спрашивали, всегда объяснит. — Таскаю. Нравится мне это. Хочу, чтобы каждый мог увидеть красоту. Бедняга слепа на один глаз. Собаки выдрали. Поэтому и видит не всё. Совсем по-другому. Не как мы. — животное будто знало, что о нём говорят, замурлыкало, да вильнуло хвостом. — Ты когда-нибудь пробовал чай с цветами? — Конечно. Каждый июль. Цветы горьковаты, но на закуску пойдут. — закуска и впрямь хороша. Особенно из сушенных ромашек. Ими поля всегда усеяны. Чан знает о чём говорит, самолично проверял. Парнишка, что так напоминает ему кота с их двора, с интересом слушает его. Они и впрямь заговорились о горячей воде с цветам. Хотя на улице тогда был март, а птицы только возвращались домой. Им правда хорошо. Оба чувствуют, как внутри всё съедается светлячками, которые вновь покажутся летом. Кучерявые волосы всё время путались. Когда Минхо зарывался в них пальцами, то чувствовал препятствия и нежно выпрямлял каждый раз. Через прикосновения слышался ему шум в голове, такой же как и у него. А из глаза падали кристаллы. Кот с волком тихо скулили. Сил на вой не было. — Мы знакомы ровно восемнадцать часов и двадцать… — блондин посмотрел на свои наручные часы. На стекле трещины расползались в закорючках, что Минхо казалось будто это динозавры. — двадцать восемь минут. В чём причина твоих слёз? Тёплые, но грубоватые руки вытирали холодные капли со щёк. Смотреть было больно. Особенно Минхо. Слёзы нещадно разъедали глаза, заставляя зрение мутнеть. Ресницы слипались от капель. Они похожи, но кому из них хуже?

***

Было приятно проводить весь год вместе. Обмениваться жгучими поцелуями с примесью боли, слушать музыку, гладить котов и пить чай с цветами. Сидя на пледе, Чан писал в своей книжке для музыки. Уже в воздухе он водил рукой, словно играл на пианино, мягко нажимал на клавиши, стучал ногой, а второй записывал всё, что у него было в голове. Он что-то мычал себе под нос, стараясь сильно не отвлекать Минхо от игр с котом. — Эй, Чан, я нашёл четырёхлистный клевер. Глянь! — парень наконец оторвался от написания нот и посмотрел на парнишку-кота. — Что такое? — Минхо мягко целует губы Чана, слегка прикусывая. Оба пытаются забыть о той боли, что твориться у них в груди, о неприятном шуме, о криках. Оба валятся на плед. Поцелуй всё продолжался. А у Минхо снова кристаллики в уголках глаз собираются. Не может он забрать боль, ведь своей хватает сполна, и никто из них двоих не знает, когда она переполнит их. А самое страшное было увидено сегодня. Чан плакал. Нет, не крича, не рвя связки, не истеря, молча, слеза за слезой скатывались со щёк. Минхо просто молчал, держал руки парня, чтобы тот не вытер их. Боль, обиды, ненависть, страх, шум в голове и одиночество. Всё смешалось в этих каплях. Глаза разъедало и казалось, что навсегда ослепнешь. Теперь Чан понимал, почему многие люди не любили плакать. Неприятные осадки, что были практически мёртвыми семенами в сердце, начали расти, прорастать сквозь и вырываться. Лепестки царапать лёгкие. А боль не утихает. Нарастает. Ему хочется кричать. Но больше всего он боялся, что это отпугнёт и Минхо. Так было пару лет назад, так будет и сейчас. Он усвоил это. Неприятный писк ударил в уши, а тепло на губах отрезвляло. — Смотри на меня. Остановись и подумай. — в глазах читалась мольба с примесью страха. — Не хочу, в голову лезут такие страшные мысли, что мозг убивает сам себя от страха. — тошнота подступала к горлу. Как и страх в груди, в голове и во всём теле. Солнце уже не так жгло, как слёзы, проедающие кожу. Чан боялся, немой крик стоял у него поперёк горла. В груди зарождалась паника. А у Минхо кот на душе скребётся, так как его волк воет от ран, физических и душевных. Теряется среди звуков, утопая и погружая себя сильней.

***

А этой весной, когда птицы возвращались домой, язык начал кровоточить. Звук треска и раскрошеннего клевера эхом отдавал в ушах. Так не хватало кипятка, что он обжог глаза и мозг. — Ты настолько сильно потерялся, что искал утешения только в кошках? — резко сказал Чан, а глаза напротив так и стрельнули жгучим холодом. — А ты настолько сильно убил себя, что нашел смысл в одной только музыке? — блондин просто молча открывал и закрывал рот, как немощная рыба. Вот их боль переполнилась и вышла за край сосуда. Теперь она кровоточила во рту, оставляя ржавый привкус. Слова обидны и ранят. Видя слёзы, свои и его, в голове Чана вспоминается чай с цветами, поле клеверов и мягкие, но жгучие поцелуи, наполненные любовью с примесью боли, что исходила от двух сердец. Минхо молча встал, оставляя за собой шлейф боли с остатками любви. У обоих в ушах писк. Сердца в гирях. Головы болят, а глаза так и норовят выкатиться. Немой крик остаётся в груди.

***

Волк в ранах. Они были от боя. От боя с самим собой. С криками в голове. Бледные полосы будут, всегда были, когда четырнадцатый год его жизни пошёл, а стрелка тогда перевалила за двенадцать часов. В волосы вплетены цветы клевера с поля. На удачу, вдруг понадобиться. Так всегда говорил Минхо. Прекрасной звездочкой сверкая в голове, он оставил в воспоминаниях улыбку, кошек и боль, что забрал тогда с собой из обоих сердец.