Сколько Юнги не "Marry me!", а он всё в лес смотрит...

      — Ёлка, — повторяет Юнги и снова зачем-то хватает миску с рисом, отбирает у Джина палочки и набивает полный рот. Лесоруб сквозь кустистые брови на лесника косится о-о-очень нечитаемым взглядом, а потом, пряча ехидную ухмылку в бороду, с видом заботливой мамаши подсовывает кусок мяса в соусе, испачкав Юнги нос. Так-то этот волчара не очень заботливый, но ему просто любопытно — в лесника второй завтрак влезет?       Лесник в мысли погружён настолько сильно, что нос вытирает на автопилоте, пережёвывая безвкусную массу.       В смысле за ёлкой? Вот как за ёлкой ради какой-то носатой курицы — так да, а к нему просто так — так нет?       Юнги, конечно, долгими зимними вечерами охренеть как ценит тишину и покой, но вот чё-то обидненько.       — Ты нас, в конце концов, познакомишь, нет? — раздражённо спрашивает лесник.       — Евдокия! — произносит торжественно Чжи Ран. Гостья, распознав в наборе звуков своё имя, приободряется, выпрямляется и улыбается, по очереди оглядывая присутствующих, и зачем-то склоняет голову, приложив ладони ко лбу и произнося «содиха-а».       Мужчины зависают, Чжи Ран закатывает глаза.       — Айшчч-ч-ч! — короткий выстрел речи на английском понимает только гостья, обиженно немного поджав губы и неловко пытаясь взять в руки палочки. Гук на короткую перепалку девушек фырчит, будто понял и прячет смешки за плошкой с рисом.       — Почему она по-тайски здоровается? — беспомощно спрашивает Юнги. Ему разборки с чужим менталитетом нахрен не упали, ему бы быстрее разобраться с ёлкой и выпроводить либо одну группу, либо другую. А там по обстоятельствам либо спать завалиться (если уедут девушки), либо не спать (если уедут лесорубы, а докинуть до дома мэра эту Евк… Квд… Дкв… да лять! — можно всегда попросить Джуна).       — Не может выговорить по-корейски Анханасэйо, — раздражённо отвечает Чжи Ран. — И вообще не в курсе, что у нас тут две, лять, Кореи, и что мы не китайцы. Да забей, давай с ёлкой разбираться. Эту можно? — она тыкает пальцем в окно и Юнги переводит взгляд туда, заранее ощетинившись.       Эту нельзя.       Эту Юнги посадил, как только сюда приехал. Она ему не просто дорога, она вообще почти как домашний питомец. Мохнатый, колючий, зелёный, два метра ростом и с фиолетовыми яркими шишками. Юнги иногда с ней даже разговаривает, когда припрёт.       — Понятно, — кивает Чжи Ран, влёт читая мимику очень-очень угрюмого лесника. — А где взять такую же, но чтоб на тебе другое лицо было, а не вот это? — пальчик вместо ёлки за окном теперь обрисовывает в воздухе контур лица Юнги.       Тот кашляет в сторону, отмахиваясь от руки девушки. Досадливое желание убрать сидящих между ними Джуна и Джина, чтобы переплести её пальцы со своими, приходится давить на корню.       — Есть тут… но к ней ехать надо, — бурчит он. — Как раз два метра будет, в холл мэрии как родная войдёт…       — Это за пригорком с зарослями коричника? — понятливо уточняет Джун. Они-то к Юнги по очереди каждое лето наезжают: кто за грибами-ягодами, кто по лесу пошататься, кто просто в тишине рыбу половить. Или вот барбекю устроить и накидаться до поросячьих визгов, потому что наутро в целебном лесном воздухе ни головной боли, ни проблем, ни забот — вычищает голову на раз-два. Так что его участок знают как свои пять пальцев. — И нам в ту сторону. Вас подбросить?       Это словно какой сигнал подаёт: лесорубы разом поднимаются, наполняя столовую-кухню шумом и звяканьем убираемой посуды и шорохом скатываемых футонов. Юнги сидит, озадаченно пытаясь понять, когда это он успел уговорить второй завтрак, и чего-то как-то он вообще переел. Чжи Ран рассеянно ковыряется в тарелке с кимчи, и только гостья блестящими глазами наблюдает за сборами шести мужчин и чуть ли не хлопает в ладоши.       — Чего она? — с подозрением спрашивает Юнги.       Диалог девушек аж на трёх непонятых языках (у гостьи с непроизносимым именем, которое Юнги мысленно сокращает до Ки, такой лютый акцент, что лесник её корейский тоже приписывает незнакомому языку) летит со скоростью поезда с отказавшими тормозами. Чжи Ран устало выдыхает после него, будто гос тайну Северной Кореи выпытывала, а не задавала простой вопрос.       — Говорит, суматоха у нас тут прям как дома перед Новым Годом….       Юнги оглядывает собирающуюся бригаду (у них полдня работы, сдать Юнги окончательно бумаги о зачищенном участке, и всё, до следующей зимы) и морщится. Ндя-я-я… чем-то похоже на Соллаль дома, когда родичи бегают как ошпаренные, привязываясь к интроверту помочь то с украшениями, то с приглашениями, то с играми, а то и с готовкой-уборкой. Внутри свербит давешним предвкушением того самого нарушенного покоя, которое он жуть как не любит.       Да нафиг, хоть бы скорее завтрашний день, когда они все свалят, и можно будет снова остаться одному.       Ну ок, Чжи Ран может задержаться.       — Ты в этом не поедешь. И она тоже, — категорично заявляет Юнги, глядя на шорты, сапоги и короткую куртку с мехом, и держа на периферии зрения дублёнку гостьи и её попытки закутаться в кучку вязаных шалей.       — А в чём? — капризно спрашивает Чжи Ран, давя логикой. — Ты думаешь, у меня в джипе целый гардероб на случай, а не побегать ли мне зимой по лесу?       Юнги молча идёт наверх, хватая её за руку и бурча что-то наподобие «а то силой переодену». Чжи Ран в последний момент умудряется хапнуть за руку гостью, по мере карабканья на лестницу снова выпутывая её из дублёнки.       Спустя вот буквально полчаса (лесорубы как раз успевают вымыть посуду и прибрать гостиную и столовую после ночёвки и завтрака), со второго этажа сползают три фигуры в лыжных комбезах.       Эта мелкая из города-побратима в комбезе, который Юнги носил в средней школе, Чжи Ран в комбезе, который Юнги носил в старшей, и сам Юнги в крутой и дорогой штуке, которую купил сам. Ки рыжая как лиса, Чжи Ран серо-голубая, как сибирский песец, а Юнги брутально тёмно-серый.       Юнги определённо нравятся теперь взгляды лесорубов — те на девушек смотрят одобрительно, а не облизывают глазами словно патбинсу. Чжи Ран и серо-голубая хороша так, что Юнги рассеянно не замечает некую суматоху, пока их троих Джун распределяет по кабинам грузовиков. И очень, очень, очень сильно старается не улыбаться, когда он оказывается с девушкой на коленях в не то, чтобы огромной кабине грузовика. Так-то она кажется здоровой, трое лесорубов в ней сидят почти свободно, но стоило туда поместить Юнги с Чжи Ран и становится немного тесно. Единственный, кто из лесорубов доволен — Чим, который лихо запрыгивает за руль с торопливым «сегодня я поведу!» Кажется, держаться подальше от девушек — его сегодняшний муд на утро. Хоби и Ви стараются не сильно коситься в сторону парочки, и только многозначительно переглядываются друг с другом.       Джун в другой кабине за рулём качает головой. Эта непонятная Ки, между Джином и Гуком, почти утонула. И если Джин с мрачной рожей, как обычно, весь внутренне уже заранее почему-то ржёт, то Гук распетушил перья, как жемчужный павлин, и твёрдо намерен пообщаться с гостьей. Ну хотя бы жестами.