Без света

Се Ляню было стыдно за то, что он не может всегда вовремя платить по счетам за воду, капитальный ремонт и электричество, но он никогда бы не подумал, что останется с носом в канун рождества. В кухне, самой просторной комнате его квартиры, всегда в дополнение к основному свету горела настольная лампа. Он проводил там вечера за проверкой домашних заданий. И лишь иногда эти стены, поклеенные постсоветскими обоями, наводили на него скуку. Но сейчас, во мраке отличить узор на них не представлялось возможным. Се Лянь поднялся со стула и нащупал выключатель, но его глухой щелчок пронесся по кухне не один раз, прежде чем пришло осознание: дело не в нем. Стопка тетрадей на столе стала различима, а чай остыл. Се Лянь бросил взгляд на дверь балкона и, как подобает жителю любой хрущевки, выглянул из окна, стараясь увидеть свет в соседних окнах. Но света не было и создавалось полное впечатление, что номер местного ЖЭКа сейчас рвался от количества звонков. Неизвестно, как скоро вернут электричество. Телефон был разряжен. Се Лянь как раз отвечал на поздравления в беседе коллег и пересылал красивые новогодние открытки, отправленные Ши Цинсюанем, когда оставалось четыре процента. Ученики еще имели смелость побеспокоить учителя в такое время, чтобы взять дополнительные задания или запросить предварительные оценки, не имея доступа в журнал. В квартире гудел старый ноутбук, в котором Се Лянь лишь сейчас поменял обои на более праздничные. Даже такого маленького обновления хватило на то, чтобы техника начала тормозить и нагрелась. Пока что Се Лянь не мог купить себе новый. — И ведь даже свеч не найдется, — в тумбочке и правда не нашлось свеч, лишь немного благовоний, да и только. Се Лянь въехал в эту квартиру год назад, когда его работа стала стабильной, и он мог позволить себе жить отдельно от друзей. В его кухонном шкафчике хранилась аптечка, в ванной все виды моющих средств, начиная с кондиционера для белья и заканчивая белизной. Му Цин заставил его купить еще много бытовых вещей, беспокоясь на пару с Фэн Синем о том, как бы Се Лянь не умер от отравления или от страха, когда не сможет отмыть пятно на чужом кафеле. — Но ведь никто из нас не подумал о том, что в домах периодически выключают свет. Се Лянь сел на диван, закинул одну ногу на другую и стал думать. Он выглядел весьма забавно и, возможно, сошел бы за героя некой романтической повести, если бы гирлянды в комнате могли работать без электричества. Он так и не переодел школьные брюки, зато поверх рубашки надел белый свитер. На ногах такие же белые носки, все в катышках и повидавшие многое из-за постоянной носки. Часто Се Лянь раздумывал о том, чтобы купить ботинки и носить под ними те самые носки. Так дом, даже за его пределами, оставался бы с ним. Часы, благо они работали от батареек, показывали одиннадцатый час, когда Се Лянь обулся и накинул на плечи зимнюю куртку. Так же, как и носки, он ценил свой старый немецкий шарф. В целом, Се Лянь отдавался мелочам и заключал в них слишком многое. Шапку он так и не купил, потому что к зиме его настроение еще больше раскачивалось, близились конец полугодия и контрольные, а времени на себя оставалось всё меньше. Он нашел в темноте, к которой уже успел привыкнуть, ключи и вышел за дверь, намереваясь сходить в магазин и купить молока. Несмотря на то, что его коллеги были очень вежливыми и так мило отказывались от его угощений, Се Лянь любил их радовать. Вот и сейчас он решил приготовить печенье от нечего делать. Магазин находился за углом, как говорили его соседи, но, по-настоящему, он стоял скорее в ряд с его домом. На прилавках лежал ещё свежий хлеб, которому оставалось около двух часов до того, чтобы стать прошлогодним, полки с горошком выглядели совсем потрепанными, а у касс была огромная грязная лужа, появившаяся из-за тающего на сапогах каждого посетителя снега. Се Лянь когда-то работал в общепите и знал, каково это — мыть пол зимой. При выборе молока ему вдруг захотелось купить топленое, денег в кошельке хватало и на шоколад. Милая девушка, от которой почему-то пахло тоником, отбила ему товары и даже сделала скидку, несмотря на то, что Се Лянь забыл карту. Пакетик он брать не стал, даже когда его предложили бесплатно. Шоколад был спрятан в карман, а молоко — в руках. Добираясь по протоптанной дороге, он дошел до подъезда и, оставив молоко на скамейке, стал искать в карманах куртки ключи. Тогда-то он и заметил около дверей молодого парня. Признаться, его тяжело было не заметить. Юношу в красном пуховике освещал уличный фонарь, он курил и теперь смотрел на Се Ляня. Тому вдруг стало неловко. Парень, несмотря на пуховик, был одет легко. Простор между хлопковыми штанами и низкими ботинками освещал кожу. Се Лянь подумал о том, что незнакомец, наверняка, один из его соседей. Тут же в памяти всплыли воспоминания о том, как неделю назад у подъезда останавливался грузовик, и люди выгружали вещи. — Здравствуйте, вы тоже переживаете из-за света? — Се Лянь взял молоко и встал в сторону от юноши, чтобы не вдыхать дым. Несмотря на простой вопрос, парень поднял бровь, и мужчина уже думал проклясть себя. Как можно было спросить что-то настолько глупое? И ведь незнакомец совсем не выглядел так, словно переживал. Кажется, отсутствие электричества его совсем не пугало. — Здравствуйте, пожалуй, да, — он ответил далеко не сразу, а скорее тогда, когда Се Лянь уже думал уходить. — Фонари в этом районе ставили люди без образования в сфере городского планирования. Кому они освещают дорогу, кроме как служат галочкой в протоколе? Се Лянь вспомнил, как Фэн Синь говорил ему о том же при переезде. Но вряд ли они с этим юношей нашли бы общий язык. Снисходительность в голосе он мог терпеть только от Му Цина. Тем временем незнакомец повернулся к Се Ляню и протянул руку. Мужчине стало дурно от того, что он сам не додумался проявить должного уважения к парню и не представился первым. От того он активно пожал протянутую руку и улыбнулся. В глазах заплясали блики от того самого фонаря. — Прошу прощения, я должен был представиться раньше, ведь я сразу понял, что мы не знакомы и не пересекались ранее, — он успел заметить сомнение на лице юноши. — Моя фамилия Се, имя — Лянь. — Тогда вы можете звать меня Саньланом. Я — третий ребенок в семье, — Саньлан тушит сигарету о дом и вежливо улыбается. — Вас отправили за продуктами за час до рождества? Как жестоко, — юноша смотрит на молоко в его руках. — Совсем нет! Этот свет нарушил все мои планы, и вот сейчас я вынужден себя занять. Решил приготовить печенье. — Свет нарушил ваши планы? — Ну да, — Се Лянь под странным взглядом Саньлана выглядит смущенным. — Разве вы замерзаете на улице не по этой причине? Хотя, постойте, это не мое дело! — Саньлан и Се Лянь одновременно возвращают взгляд на уличный фонарь. Мужчина просто не хочет смотреть на юношу. Почему-то в этом диалоге всё кажется таким странным. Разве его собеседника не беспокоит отключение электричества за час до праздника? Саньлан в этот момент пытается найти ответ на вопрос: как свет уличного фонаря может нарушить чужие планы и спровоцировать на готовку одновременно? Гэгэ становится ещё притягательнее в его глазах. Они прощаются, и Се Лянь проходит все стадии принятия, пока поднимается на свой этаж. Он винит себя за смущение и одновременно краснеет от своих же вопросов. Теперь он представляет, как будет здороваться с парнем около подъезда, возвращаясь домой с работы. По привычке мужчина щелкает выключатель у входа, но электричества все еще нет. Молоко и плитку шоколада он оставляет на столе, снимает куртку, оставляет на тумбочке шарф и перчатки, а обувь ставит к батарее. На улице собирается народ, и из окна Се Лянь не может узнать в них своих учеников, хотя по голосам и фигурам явно угадывает подростков. Он как раз смешивает сахар и сливочное масло, когда под подъездом включают «Дискотеку Аварию». Не то, чтобы Се Лянь досконально следует рецепту, но масло у него с неработающим холодильников успело подтаять, что и требовалось для теста. После яиц, ванилина и муки, он вспоминает о соли, которой дома, как назло, не оказывается. Се Лянь боится, что без соли тесто расклеится или печенье будет не таким вкусным, поэтому выходит из квартиры, но уже без куртки, в розовых резиновых тапочках и с карманным фонариком. Поднявшись на седьмой этаж, мужчина стучит в дверь, на которой кто-то уже успел нацарапать нецензурные слова и маленькие сердечки без подписей в самом углу. И то, открывают ему не сразу. Сначала где-то вдалеке раздается крик, потом музыка, что играла в квартире, затихает, слышатся шаги, но и те в какой-то момент пропадают. И тут сам Се Лянь пугается, когда после минутной тишины из-за двери раздается басистый голос: — Кто там? — Это Се Лянь, извини, если, — слова перебивает громкое открывание двери, а затем крик Ши Цинсюаня. Он бросается на шею Се Ляня и говорит так много и громко, что перевести это для понимания читателя почти невозможно. — Се Лянь! Как так, я думал, что, наверняка, оно. Ты не представляешь, уф. Как же я испугался, а потом еще написал другим. И вот я стою с ножом. А Хэ Сюань и начал смеяться. А потом позвонил. О боже! Я же даже не сбросил. И темно так. Силуэт в глазке. Это были самые долгие две минуты в моей жизни! — Ши Цинсюань отстраняется, втягивает мужчину в квартиру и берет в руки телефон. — Это был Лянь-Лянь! Готов поспорить, ты переживал за меня в разы больше, чем я сам, — по ту сторону раздается ответ и парень начинает смеяться. — Я не верю ни единому твоему слову. Позвони мне, когда соскучишься, но только не через десять секунд, Хэ-сюн, умоляю. Ши Цинсюань подключает телефон к колонке, но в отличие от компании у подъезда, в его квартире играет английский плейлист с рождественскими песнями. И называется он по-другому. Это не «топ новогодних треков 20-х годов», а «плейлист для чтения под пледом с теплым какао и разбитым сердцем». Се Лянь улыбается при виде этого совершенно искренне. Он любит такого открытого Цинсюаня. В квартире повсюду стоят свечи, как минимум, потому что ее хозяин занимается фотографиями и в колясочной вместо варенья и старого велосипеда хранит реквизиты. Только Цинсюань может превратить трагедию в красивую картинку. На столе действительно стоит чашка какао, а рядом лежит power-bank и ваза с омелой. Квартира похожа на сказку, а Ши в ней, скорее, главный герой, нежели рассказчик. — На самом деле я забежал к тебе за солью для печенья. — Лянь-Лянь, для тебя — все, что угодно. У тебя ведь достаточно свеч дома? Я оборвал телефон этих бессовестных в ЖЭКе, не знаю, можно ли у них там его заблокировать, но, кажется, мой они заблокировали. Должны приехать не позже, чем через полчаса, — Ши Цинсюань достал соль и передал ее Се Ляню. — Мне кажется, что это даже романтично. Знаешь, сейчас семейные пары собираются за столом, на котором стоят свечи. Вместо голубого огонька, они говорят о новостях не в Московской области, а в их жизни. Сегодня чьи-то отцы впервые услышат из уст своего ребенка истории из школы. Возможно, девушка, наконец, спросит у своего мужа, что бы он хотел получить в подарок на день рождения, вместо того, чтобы подарить ему набор для бритья. — Я восхищаюсь твоими мыслями, — Се Лянь не перестает улыбаться и смотрит на друга так воодушевленно, что тот краснеет и отмахивается руками от несуществующей моли. — Ты прав, есть в этом что-то романтичное. Занести тебе печенье? В этот раз я хочу добавить шоколад и меньше молока. — О, Се, это так мило с твоей стороны, — лицо Ши Цинсюаня бледнеет, он кашляет и садится напротив. — Но я набрал три килограмма за этот месяц и сел на диету. Очень жаль, — его взгляд падает на какао. — Вот я уже позволил себе какао, попробую твое печенье и уже не смогу себя остановить. Тогда две недели в зале пойдут насмарку. — Тогда, конечно, не стоит. Я уважаю твои усилия, — Се Лянь молчит о вскрытом торте и большом сладком подарке на кухонной тумбе, а Ши Цинсюань о том, что готовить у мужчины получается, мягко говоря, не очень. Они обнимаются в коридоре, когда Се Лянь стоит с солью и дюжиной свеч в руках, и тут раздается звонок. Парень берет трубку, забыв о том, что телефон подключен к колонке, когда оттуда раздается голос Хэ Сюаня: — Прошло десять минут. Я соскучился. — О боже! — ноги Цинсюаня подкашиваются, но он восстанавливает равновесие и громко выдыхает. — Лянь-Лянь! Удачи с печеньем. Обязательно скинь фотку в чат, люблю! Се Лянь спускается на свой этаж и любуется чужими свечками, но тут его взгляд цепляется за уже знакомую фигуру. Прямо на лестнице сидит тот парень в красном пуховике, уже без сигареты. В этот момент пазлы в голове складываются, и мужчина догадывается, что Саньлан никакой не сосед. — Саньлан меня обманул, выходит, что вы притворились моим соседом, — Се Лянь садится на одну ступеньку ниже, чтобы видеть своего собеседника и отмечает про себя то, что нос и щеки юноши потрепал мороз. — Я не притворялся, — и ведь в самом деле мужчина, увидев человека у подъезда, сам принял его за одного из новых соседей. — Гэгэ может обращаться ко мне на «ты», я не думаю, что у нас большая разница в возрасте. Мне двадцать семь и я приехал к семье на рождество, но мы разругались, и я ушел из дома. — Вот как, — Се Лянь покрутил одну из свечей в руках, оглядел подъезд и вдруг поежился от того, какой холодной была стена, на которою он облокотился. — И куда Саньлан собирается идти? Тебе есть, где переночевать? — Будь на дворе лето, я сказал бы, что проведу ночь на остановке или лежа в высокой траве. Вдали от города можно увидеть звезды, — Саньлан наклонил голову и вздохнул, оглядев этаж. — Но вся романтика растворяется зимой, поэтому я заночую в подъезде. — Саньлан не выглядит плохим. Ты можешь переночевать у меня. Конечно, квартирка маленькая и бедно обставлена, но, — второй раз за этот вечер Се Ляня заключили в объятья. Но если Ши Цинсюань делал это крепко и развязно, то юноша обнял его осторожно и как бы благодаря. — Спасибо, гэгэ. На этот раз Се Лянь вспомнил о свете и не стал щелкать по выключателю. Он помог юноше пройти, а сам в то время поспешил на кухню за спичками. Свечки он расставил по всей кухне так, что почти не отличалось от кухонного освещения, разве что свет был слишком теплым, почти оранжевым. Он добавил соль в тесто, но перед этим помог Саньлану в прихожей. Тот, почему-то, сложил свой пуховик вместо того, чтобы повесить его на крючок, хотя на тех висели разве что та же куртка Се и его ветровка. От тапочек он тоже отказался под предлогом того, что не хотел бы нагло пользоваться чужим гостеприимством. Се Лянь не настаивал. Он не хотел давить. В целом, Се Ляню казалось, что парню нужно создать все комфортные условия, чтобы тот чувствовал себя в безопасности. Он представлял себя на его месте. И как всегда забывал подумать о своём, ведь впустить незнакомого человека в дом — это большой риск. Му Цин и Фэн Синь, кажется, подобное и имели в виду, когда ругали друга за наивность. Но сейчас Се Ляня в фартучке нельзя было назвать негостеприимным, а Саньлана, занятого лепкой печенья, угрожающим. В случае первого законы всегда работали наоборот. Ему не везло, он просто встречал своих людей там, где остальные находили неприятности. И наоборот. Когда подобие печенья, выложенного в форме сердец, отправилось в печь, Се Лянь вымыл руки и налил гостю чаю. Телефон до сих пор был разряжен, ноутбук в квартире уже не гудел, а парень выглядел чересчур довольным. Так и хотелось назвать его мартовским котом, но коты, повстречавшиеся Се Ляню в марте, не имели ничего общего с лаской, какую им приписывают. — Гэгэ, мне страшно, — названный гэгэ давится чаем и смотрит на Саньлана только после того, как ему удается откашляться. Если бы у него были способности лучшего психотерапевта, он и тогда бы не смог найти хотя бы нотку испуга в этих огромных глазах и спокойном, почти развязном голосе гостя. — Мне кажется, что в темноте кто-то есть. — Даже если так, я смогу тебя защитить, — Саньлан подпирает голову рукой. — Мы просто накормим призрака нашим печеньем. — Он отправится на небеса от блаженства? — Се Лянь мнется с ответом. Как бы сказать Саньлану, что в последний раз от его лапши со свининой, заплакал сам Му Цин. И это были вовсе не слезы радости. — Скорее, от отравления. Я не очень хорош в готовке, — игривое настроение юноши улетучивается, и теперь он выглядит задумчивым. Пламя от свечи тенью играет на его лице. Он смотрит на стопку тетрадей, которую Се Лянь так и не убрал, ощупывает в руках неработающую гирлянду, а потом смотрит на самого мужчину. Се Ляню тридцать два года, но он из тех людей, чей возраст угадать тяжело. Кроме готовки, у него так же не получалось стареть. Он работал учителем истории в школе, правда, своего класса у него пока не было. Линвень обещала подумать об этом в следующем году. Дети любили своего учителя. Се Лянь отдавался предмету, всегда вовремя проверял их домашние задания, шёл на уступки и часто был сопровождающим на олимпиадах. Прощаясь с детьми, когда те шли в свои аудитории, он провожал каждого так, словно был матерью-наседкой. Но в нём это любили. До того, как стать учителем, Се Лянь работал во многих сферах, начиная с официанта, заканчивая детским аниматором. Потом его словно отбросило назад и, наконец, появилась возможность получить образование. Так в университете он познакомился с Му Цином и Фэн Синем, работал учителем на замену в разных учебных учреждениях, прежде чем обрести своё место и привязаться к школе, её деткам и своим коллегам. — Мне кажется, что печенье можно доставать. Се Лянь надевает прихватки и вытаскивает противень с печеньем. Выглядит оно просто замечательно. Саньлан вылепил сердце, которое очень было похоже на человеческое, только вот при запекании оно потрескалось. — А где у гэгэ ванная? — Прямо и налево. Се Лянь укладывает печенье на блюдце. Сердце Саньлана он кладет прямо посередине и любуется тем, что получилось. Инстинктивно он тянется к телефону, но тот не включается в отличие от неясного света в гостиной. Неужели Саньлан поджег рождественскую ель? Но в зале горят гирлянды на елке и на стене. Гостиная, благодаря холодному свету от люстры, становится такой красивой, какой Се Лянь ее не видел. Доверить украшение квартиры Ши Цинсюаню было верным решением. Саньлан стоит посреди этой красоты, он является её частью. На нём такой же свитер, как у Се Ляня, но красный и более праздничный. — Я забыл и случайно потянулся к выключателю в ванной. — И вернул нам праздник. Се Лянь заряжает телефон и первым делом отправляет в чат их коллег обещанные фотографии с печеньем. На первой Саньлан держит блюдце и направляет улыбку в кадр. Он выглядит таким ребенком на этом фото, что Се Лянь ещё долго смеется, прежде чем отправить следом фото, где юноша увлеченно доедает партию печенья и следит за действиями Санталапуса на экране. Линвень: Замечательно проводите время, Се! Печенье выглядит замечательно, как и ваша елка, как и молодой человек в кадре. Счастливого рождества, пожалуйста, не забудьте отправить мне списки по седьмому и одиннадцатому классу. Красавчик Ши: ПОВЕРИТЬ НЕМОУКГ. ЛЯНЬ-ЛЯНЬ ТАК ВОТ ЗАЧЕМ ТЫ ЗАХОДИЛ ЗА СВЕЧАМИ?!!!?! Фэн Синь: Се Лянь, что это значит? Му Цин: Кто это такой? Я сейчас приеду. Се Лянь, закройся в ванной и возьми из кухни нож. Но ручка может соскользнуть, и ты поранишь руку, поэтому ее нужно чем-то обернуть. Я тебе позвоню, скажи, что это доставка пиццы, а потом, уже в ванной, что вызвал полицию. — Прости, что долго, я успокаивал Му Цина. Он переживает за меня. — Или просто строит из себя мать и контролирует твои действия, — Саньлан помогает разложить диван, но сильно смущается, когда оказывается, что они будут спать вместе. — Гэгэ, кажется, ты сильно мне доверяешь, но я не понимаю, чем заслужил твоё доверие. Се Лянь снимает рубашку и надевает растянутую домашнюю футболку. Он выглядит устало, так как до всей истории с этим парнем, печеньем, отключением света и проверкой домашних заданий, он провел уроки для обеих смен и даже остался в школе после уроков, чтобы перенести все оценки с бумажного в электронный журнал. Но Саньлану он улыбается и в конечном итоге ложится рядом, укрываясь огромным одеялом. — Ты выглядишь хорошим человеком, Саньлан. И ты не делал ничего, что смутило бы меня. Поверь, иначе я был бы первым в очереди, обогнав Му Цина в том, чтобы постоять за себя. Тебе, как и мне, было не с кем провести это рождество, поэтому судьба свела нас вместе. Я не часто подхожу знакомиться с соседями. Подумал об этом только сейчас. Но к тебе тянуло как-то неосознанно. И я просто доверился этому чувству. Разве ты не поступил так же? — юноша выглядит растроганным, но как только это замечает Се Лянь, он меняется в лице и почти отворачивается. — Ты очень интересный человек, гэгэ. Я хотел бы, чтобы мы, — Саньлан не может подобрать подходящего слова. Кажется, чувства, захлестнувшие его в этот момент, одерживают верх. — Гэгэ когда-нибудь катался на коньках? Се Лянь не может смотреть на юношу в этот момент. Он — взрослый человек и понимает, к чему это всё идет. И, несмотря на это, краснеет так, словно из них двоих он моложе и его впервые зовут на свидание. Что-то из этого наверняка правда. Но Се Лянь соглашается и на то, чтобы Саньлан волновал его сердце, и на то, чтобы пережить тяжелый разговор с друзьями и, наконец, на это чертово свидание.