Источники

      Несмотря на то, что их маленькая группа формально находится ещё на территории Гусу, холмы и возвышенности здесь максимально не похожи на горную Обитель. Начать с того, что туманов тут не водится – даже глубокой осенью, коя как раз царствует на земле, раскрасив листья яркими красками. Зато в достатке ветров, гнущих высокие клёны и юрко забирающихся за шиворот. Растительность, облеплявшая каждый холмик по лету, ныне представляет собой пожухлую траву и слой красно-коричневого опада, хотя и не такой плотный, как будет через месяц, когда дожди польют стеной, а холод начнёт щипать за нос.       Первым старый высокий забор замечает Лань Цзинъи, а чуть дальше находятся и ворота, открывающие вид на достаточно большой особняк, отнюдь не заброшенный, как показалось всем четверым путешественникам на первый взгляд.       – Приветствуем, господа Заклинатели! – сгибается в учтивом поклоне спешно подошедший пожилой мужчина в сером с серебристой вышивкой ханьфу. Его седые волосы собраны аккуратным пучком и заколоты довольно искусной серебряной шпилькой, столь же выбеленная годами бородка тщательно подстрижена, а глаз совершенно не видно из-за благодушного, а может и немного хитрого прищура. – Добро пожаловать на горячие источники Хунхэ*!       Молодая девушка, скорее всего младшая служанка, стоящая чуть позади приветствовавшего их господина, лишь на мгновение поднимает взгляд и кланяется ещё ниже. Её одежда из серой ткани попроще, из вышивки лишь малый цветок ромашки* на вороте, а резная шпилька из тёмного дерева в тщательно убранных волосах – единственное украшение в её скромном облике.       – И вам доброго вечера, хозяин, – Вэй Усянь чуть кланяется в ответ, с интересом рассматривая обоих обитателей дома. – Найдётся ли у вас пара комнат для усталых путников?       Находится даже нечто большее. Для двух учеников выделяют комнату в основном доме, с двумя кроватями у противоположных стен, бамбуковой ширмой для переодевания в уголке и двумя столиками для еды. Для этих, относительно недорогих апартаментов предназначена общая купальня, в которую из любопытства заглядывают все четверо прибывших. Обширное пространство за основным домом обнесено символической изгородью из цветущих поздним цветом кустарников и деревьев с яркой листвой от жёлтого до багряного. Традиционно оно разгорожено на мужскую и женскую часть, купель декоративно обложена разноразмерными камнями, а от воды поднимается лёгкий парок. И самое удивительное – ни одного посетителя.       Оставив учеников обустраиваться, старших заклинателей проводят в отдельно стоящий дом, до которого вымощена камнем узкая дорожка с обрамляющими её приземистыми полуоблетевшими кустиками.       – Вот это роскошество нам попалось, Лань Чжань! – уже в третий раз восклицает Вэй Усянь, разглядывая одну из двух идентичных спален, расположенных друг напротив друга. – Ты только взгляни, это же царские хоромы, наш цзинши лишь немногим больше, но то ведь заклинательский Орден, а тут – всего лишь источники, к тому же полупустые!       – Лучшие комнаты, – коротко комментирует Лань Ванцзи, лишь мельком оглядев пространство: широкая кровать занимает чуть ли не половину спальни, под единственным окном – столик для личных вещей, на котором сейчас располагается вычищенная курильница и длинная свеча в бронзовом подсвечнике, пара стульев рядом, бамбуковая ширма с тонконогой грациозной цаплей на шёлковом полотне и устроенный из открытых полок узкий шкаф в уголке. Второй Нефрит устраивается на подушках в третьей, общей комнате, укладывает завёрнутый в тряпицу гуцинь на низкий столик и позволяет себе прикрыть глаза, немного выдохнув усталость от долгого пути.       Спустя пару минут Вэй Усянь плюхается напротив супруга, с удовольствием рассматривая его: совершенно спокойное, высокодуховное выражение лица, что свойственно выходцам из клана Лань, идеально повязанная лобная лента, волосы лишь едва растрёпанные ветром и дорогой, на одежде разве что пару пылинок можно сыскать – как всегда идеальный мужчина. Тёмный заклинатель с самой хитрой своей улыбкой тянется к ленте, желая немножко нарушить этот порядок, но его руку мягко перехватывают, а янтарные глаза, наконец, раскрываются.       – Вэй Ин.       – Не слышу упрёка или возражений в твоём голосе, – хмыкает Усянь, переплетая их пальцы, – к тому же лента моя. Почему же не даёшь её снять?       – Ужин, источники, – перечисляет план действий второй Нефрит, большим пальцем поглаживая запястье супруга, – а потом лента.       – Лань Чжань, Лань Чжань, – заговорщицки понизив голос, зовёт тёмный заклинатель, – а ты знаешь, что здесь своя отдельная купель? Не такая большая, но двое туда наверняка очень удобно поместятся... Наконец-то бочки не пострадают!       Уши Ванцзи чуть розовеют, но отрицать что-либо или возмущаться бесстыдством предложения он не спешит. Деликатный стук в дверь отвлекает их от тёплого созерцания друг друга и, напоследок чуть сжав пальцы, они отпускают руки: один идёт открыть двери, второй аккуратно прибирает гуцинь на стол в углу, рядом с устроенными на подставку Биченем и Суйбянем.       Вэй Усянь с удивлением смотрит на двух фей, ожидающих за дверью с заказанным ранее ужином и вином. Мужчина не удерживается от восклицания, когда в одной из них узнаёт ту самую скромно одетую служанку, что встречала их у ворот. Сейчас на ней воздушное многослойное платье ярко-розовых оттенков, на лице, которое она в первую встречу прятала, весьма недурной, но слишком броский макияж, и лишь резная шпилька в волосах осталась на месте. Вторая девушка – будто её сестра, только платье в сине-голубых тонах и улыбка выглядит ещё более фальшивой.       – Какие красавицы к нам пожаловали! – Вэй Усянь сбрасывает первое изумление и жестом приглашает их войти, нацепляя самое благодушное выражение лица.

***

      Ужин проходит под переливчатый говор и смех девушек, ненавязчивой беседой и мелодичным пением скрашивающих время гостям, а также под шуточки Вэй Усяня разной степени фривольности. Лань Ванцзи в этом театре не участвует, с максимальным холодом и равнодушием глядя на всех троих. Однако тёмный заклинатель прекрасно видит раздражение супруга: в подрагивающих крыльях носа, в сжатых пальцах, в особенно острых взглядах с кислинкой уксуса – хотя Усянь не позволяет даже вскользь прикоснуться к себе, что явно разочаровывает девиц.       Стоит только двери закрыться, оставляя заклинателей наедине, на талии Вэй Усяня смыкаются крайне тесные объятия, вжимая в грудь Ванцзи, а пару мгновений спустя он чувствует укус за мочку уха.       – Ах, гэгэ, неужели ты скоро запретишь мне и словом обмолвиться с кем-то, кроме тебя? – шутливо спрашивает мужчина, чуть наклоняя голову и подставляя шею под горячие губы – или зубы, без разницы.       – Слишком настойчивые, – отрывисто сообщает Нефрит, пока его губы хозяйски проходятся по нежной коже.       – А что ты хотел, это их работа, судя по всему... – Усяню становится труднее собраться с мыслями, он запускает руку в волосы любимого, чуть прикрывая глаза от ласки. А потом тихо смеётся. – Интересно, мальчишкам тоже пожаловали весенних сестричек* или это привилегия лучших комнат гостиницы?       Лань Ванцзи глубоко вздыхает вместо ответа и выпускает Вэй Усяня из плена, перехватывая его ладонь и утягивая в сторону внутреннего дворика.       – Что, время опробовать ту чудесную купель? – тёмный заклинатель расплывается в улыбке, охотно следуя за мужем, и, получив в ответ лишь согласный «Мгм», изо всех сил старается не рассмеяться: дразнить его сплошное удовольствие!

***

      Вэй Усянь крайне вдумчиво подвязывает лентой волосы, стоя почти на краю купели. То, что из одежд на нём лишь эта лента, бесстыдника вовсе не смущает, а вот горячий взгляд Лань Ванцзи, уже расположившегося в воде, весьма. Путешествие с двумя подростками накладывает определённые ограничения, и нормальное личное время у супругов было уже считай три ночи назад, когда они останавливались в трактире.       Наконец посчитав свою причёску подходящей, Вэй Усянь, нарочито не замечая собственного наметившегося возбуждения, аккуратно соскальзывает в приятно тёплую воду, прикрыв глаза и откинувшись на каменный бортик. Что же, это определённо одна из маленьких радостей жизни.       Вэй Усянь наблюдает из-под ресниц за раздражённым и раздразнённым Лань Ванцзи, чей взгляд становится всё тяжелее. От одной мысли, что чем дольше продолжить эту игру, тем непреклоннее и чуточку жёстче будет его любимый, по коже Вэй Усяня пробегают мурашки. Они как-то пробовали заняться любовью в бочке, на самом деле не раз, но хлипкие конструкции не выдерживают напора сильнейшего светлого заклинателя Поднебесной. И пообещав что-то интересное, но вот так игнорируя, Вэй Усянь с внутренним предвкушением ждёт исхода.       Выдержке Лань Ванцзи мог бы позавидовать сам Будда. Так и не дождавшись действий, Вэй Усянь сползает чуть глубже, руки соскальзывают с каменного бортика в тёплую воду. Одной он упирается в дно, а пальцы второй касаются живота. Неспешно поводив самыми кончиками от пупка до рёбер, Вэй Усянь не удерживается от хитрой ухмылки: взгляд Лань Ванцзи будто приклеился к шаловливой руке тёмного заклинателя. Она скользит выше, сначала к одному соску, легонько царапнув его ногтем, а потом к другому, и снова вниз, под прозрачную воду, чуть скрытую поволокой пара.       Каким был бы взгляд Ханьгуан-цзюня, если бы Вэй Усянь откровенно ласкал себя на его глазах?       От одной мысли, хранящей в себе столько соблазна, член Вэй Усяня ощутимо напрягается. Рука сама собой дёргается ниже, но усилием воли мужчина продолжает оглаживать кожу рядом, спускаясь на бедро, и вновь поднимаясь вверх.       – Сегодня Ханьгуан-цзюнь желает лишь смотреть? – невинным тоном спрашивает Вэй Усянь, кидая на супруга очень томный взгляд. – Ах, это столь бесстыдно, что даже Старейшине Илина не превзойти его!       Напряжение в застывшей фигуре Лань Ванцзи почти звенит. Нефритово-белая кожа, покрывшаяся испариной и призрачным румянцем, буквально заставляет губы Вэй Усяня зудеть от желания прикоснуться. Если бы Лань Ванцзи приказал, то он бы тотчас прекратил дразниться. Если бы потребовал хоть взглядом, хоть словом, то Вэй Усянь готов бы исполнить любую прихоть. Но Лань Ванцзи продолжает молча наблюдать за представлением.       Не удержавшись, Вэй Усянь присоединяет вторую руку, прикрывает глаза, чуть откидывая голову назад. Неровные камни под лопатками чуть покалывают чувствительную кожу, но это лишь добавляет остроты действию. Ему стоит больших трудов вновь обойти вниманием налившуюся плоть, и скользнуть пальцами ниже, с рваным выдохом коснувшись поджавшихся ядер и местечка под ними. Приходится изогнуться сильнее, погружаясь в воду по шею, чтобы дотянуться до входа в своё тело, огладить, чуть надавливая, но пока не проникая.       Дыхание Лань Ванцзи частит настолько, что Вэй Усянь слушает его, как музыку. Собственное сердце уже сбивается с ритма, выстукивая в пару раз быстрее, но пока не оглушая, и даже некоторые связные мысли в голове ещё водятся.       Вэй Усянь отводит руки от себя и с хитрым смешком сильным слитным движением усаживает своё мокрое тело на бортик, заливая всё вокруг водой. Разгорячённую кожу обдаёт ветерком, кажущимся в сравнении с горячими водами – ледяным, отчего тотчас разбегаются мурашки. Вэй Усянь упирается ладонью в край камня, на котором устроился с относительным комфортом, кидает на супруга взгляд настолько порочный, насколько способен, и прикрывает глаза.       Как долго ты выдержишь, непоколебимый Нефрит клана Лань?       Пальцы вновь пробегают по коже, продолжая дразнить обоих участников. Вэй Усянь в самом деле думал, что Лань Ванцзи сорвётся почти сразу, ибо действительно был необуздан в постельных играх, заводясь с пол-оборота. Но сегодняшняя шалость пошла совсем не по плану, и Вэй Усяню очень хочется продолжать.       Кожа быстро согревается внутренним жаром, отчего прохлада осеннего вечера теряется. Некрепко затянутая лента, наконец, развязывается, когда Вэй Усянь чуть запрокидывает голову назад, и волосы застилают камни и мелкую траву, медленно напитываясь влагой. Кончики пальцев едва ощутимо проходятся от основания члена до вершины, подхватывая выступающую каплю, и вновь устремляются вниз. Плеск воды подсказывает, что Лань Ванцзи почти на грани срыва: он придвинулся близко, оставляя между ними едва ли больше чи. Вэй Усянь облизывает отчего-то пересохшие губы, изо всех оставшихся сил удерживаясь от того, чтоб жёстко обхватить себя ладонью.       Он хочет, чтобы это сделал Лань Ванцзи.       Вэй Усянь вытаскивает на бортик ногу, второй прочнее упираясь в дно. Он распутно расставляет их шире, предоставляя супругу лучший обзор, снова скользит к южным вратам, на мгновение проникая кончиком пальца, но потом вновь возвращаясь к оглаживанию своего возбуждённого, чуть дрожащего тела.       Вэй Усянь ловит себя на том, что ещё немного, и он начнёт умолять, явно проиграв этот раунд. Он закусывает губу, глубоко вздыхает, выгибаясь сильнее. Пальцы всё же обхватывают член, проходясь по стволу, едва сдерживаясь, чтоб не довести резкими движениями дело до финала. Стон сам срывается с искусанных алых губ. В какой-то момент Вэй Усянь не выдерживает и тихонько выскуливает имя мужа, мечтая, желая, горя им.       Лань Ванцзи резко перехватывает бесстыдную руку супруга, бесцеремонно откидывая её прочь. Чужие пальцы впиваются в бёдра, дёргая ближе к краю купели, и от резкости движений Усянь чуть не падает, нога с плеском оказывается в воде, ударяясь пяткой о дно. Во встретившихся взглядах плавится страсть и что-то яростное, немного пугающее, но вместе с тем возбуждающее до перехватившего дыхания.       – Бесстыдник, – чуть слышно выдыхает Лань Ванцзи, и едва не с размаху заглатывает пульсирующий член Вэй Усяня, отчего тот вскрикивает, сжимается, стараясь удержаться и не кончить сразу же.       Движения Лань Ванцзи наполнены чем-то безудержно-звериным. Он сминает нежную кожу на бёдрах, оставляя следы, его рваный темп заставляет Вэй Усяня отчаянно дрожать и цепляться за крошечный край камня двумя руками, вдавливая не очень острую грань в ладони. Под руки попадают волосы, но ему не хватает сосредоточенности, чтобы как-то перекинуть их на плечо или отвести в сторону, потому короткие вспышки боли в затылке – словно перец в любимом блюде, добавляют жгучих искр происходящему.       Неподалёку слышатся женские голоса, и Вэй Усянь вдруг осознаёт, что они занимаются любовными играми на достаточно открытом месте, огороженном лишь куцыми кустами, куда может заглянуть кто-то особенно любопытный или привлечённый звуками, ведь он стонал совсем недавно, не сдерживая голос. Вэй Усянь вздрагивает всем телом и с коротким «Ах!» кончает прямо мужу в горло, не успев, не сумев предупредить о близком исходе.       Едва отдышавшись и придя в себя, тёмный заклинатель сползает в воду к поджидающему его Лань Ванцзи. Второй Нефрит безупречно прекрасен и почти невозможно заметить недавно схлынувшее напряжение.       – Это было потрясающе, любимый, – нежно шепчет Вэй Усянь, наваливаясь на супруга, обхватывая его плечи ослабевшими руками. И почти сразу обнаруживая, что напряжение в его теле если и ослабело, то не значительно!       – Мгм, – с нотками самодовольства выдаёт Лань Ванцзи, притиснув мужа к себе, жарко целуя и будто говоря без слов: их ночь любви только начинается.

***

      Вэй Усянь просыпается как обычно позже ланьцев, но его режим неумолимо сдвигается всё больше к установленному Правилами. А ведь по плану это он должен был попортить свою капустку и сбить с кошмарно-правильного распорядка! С этим Вторым Нефритом всегда так: попытаешься сломать – сам и поплатишься, и это не только Усянь такой «везучий».       Хотя нет, везучий и самый счастливый, даже если проснулся в семь утра и сам не дал себе заснуть ещё на пару часиков, а героически сполз с кровати, чтобы застать всех троих ранних пташек медитирующими в гостевой комнате.       Усянь со вкусом зевает, потягивается и идёт – как есть, в красной нижней рубахе, чёрных штанах и наброшенном на плечи чёрном же шеньи* – умываться из уличной бочки с ледяной от ночных кратких заморозков водой. Руки пронзают сотни иголочек, а потом достаётся и лицу, и шее: заклинатель разом просыпается окончательно, непроизвольно вздрагивая всем телом и ощущая, как соприкоснувшаяся с жидким льдом кожа начинает неметь. Усянь хмыкает, стряхивая капли с пальцев и удивлённо замирает, натыкаясь взглядом на замершую в паре чжанов от него вчерашнюю знакомую.       – Привет, Мэй-Мэй! – он радостно машет ей, искренне улыбаясь. Девушка снова в простых серых одеяниях, без броского макияжа, со следами усталости на ещё совсем молодом лице – даже близко сейчас она не похожа на свой вчерашний образ цинлоу нюй. В её руках большой поднос, плотно заставленный пиалами с крышечками и прочей посудой для завтрака на двоих.       – Доброе утро, господин, – с лёгкой запинкой говорит она, порывисто кланяясь и едва не роняя свою ношу.       – Ох, давай помогу, – проворно подскакивает к ней мужчина, подхватывая поднос из ослабевших пальцев резко отшатнувшейся и залившейся краской служанки. – Мэй-Мэй, могу я тебя попросить? Наши ученики разделят с нами трапезу, не принесёшь ли ещё пару порций?       – К-конечно, господин! – она снова кланяется и, будто растеряв вчерашнюю грациозность и искушённость, практически убегает, нарушая сразу несколько правил приличия.       Усянь лёгкой птицей впархивает в их домик и тут же натыкается на три красноречивых взгляда, два из которых с нестройным «Доброе утро, учитель Вэй» смущённо падают в пол. Третий же до крайности холоден и ужасно кисел – видать, слышал женский голос.       – Вэй Ин, – голос тоже замораживает не хуже той водицы, но Вэй Усянь знает супруга уже вполне хорошо, чтобы распознать маскирующийся за инеем огонь, – приведи себя в надлежащий вид.       – Да-а, да-а, сейчас, не сердись.       Тёмный заклинатель ставит поднос на столик и, весело подмигнув любимому мужу, удаляется в спальню. Проходя мимо тщательно начищенного бронзового зеркала, он бросает взгляд на своё отражение, чтобы оценить масштаб катастрофы. Из поблёскивающей поверхности на него смотрит уже привычный он сам, с раскрасневшимся после умывания лицом и алеющими губами, волосы чёрным встрёпанным водопадом растекаются по плечам, пара прядок прилипла к влажной шее, хранящей на себе небольшие следы ночных забав. Намокший ворот рубахи чуть разошёлся, открывая вид на ключицы, ткань нижних одежд пусть и не прозрачная, но довольно тонкая и мягко очерчивает изгибы его тела – теперь понятно, почему у девушки была такая реакция... Вэй Усянь чувствует укол совести, но очень небольшой и где-то крайне глубоко, поэтому быстро приводит себя в порядок, одеваясь как подобает, накидывает расшитый едва видимыми красными завитками облаков чёрный чаошен*, однако волосы не трогает: подхватывает со столика вышитую особыми знаками алую ленту и нефритовый гребень.       За последние несколько месяцев у идеального Второго Нефрита клана Лань появилась в числе прочих маленькая слабость к волосам супруга. Сначала он лишь бросал недовольные взгляды, потом осмелел и иногда брался за гребень, переделывая неаккуратный хвост на голове Усяня. Ну а уж когда тот вошёл во вкус, намеренно творя воронье гнездо, чтобы спровоцировать Лань Ванцзи, то постепенно расчёсывание превратилось в уютный утренний ритуал. Вэй Усяню, к слову, тоже не давали покоя волосы супруга, но он предпочитал зарываться в них руками, особенно в порыве страсти, и наводить там беспорядок, пропуская локоны сквозь пальцы и иногда несильно дёргая в самые острые моменты близости.       Пока тёмный заклинатель одевался, ланьцы успели организоваться с предстоящим завтраком, разделив по столику на двоих. Вэй Усянь само собой падает на подушку рядом с супругом и протягивает ему гребень, чуть склоняя голову на бок и безудержно-светло улыбаясь. Лань Ванцзи совершенно не стесняется невольных свидетелей и, притянув мужа ближе спиной к себе, приступает к любимому занятию.       – Итак, что вы скажете про это место? – не даёт ученикам засмущаться Вэй Усянь, отвлекая на нечто более интересное.       – Тут слишком тихо, – выдаёт Лань Цзинъи, стараясь не обращать внимания на крайне личное, даже интимное действо, хотя если разобраться, – просто расчёсывание волос, никакой пошлости и близко! Но это действительно смущает.       – Мы не заметили больше ни одного постояльца, – кивает Лань Сычжуй, дополняя товарища. – Не слышно и женских голосов с их части купели, значит там тоже, скорее всего, никого нет.       – Ещё? – подбивает их на размышления Усянь, одновременно с тем стараясь не растечься лужицей от ощущения рук Ванцзи и гребня, ласкающих его волосы, кожу головы, вскользь задетую шею, уши...       – Территория очень большая. Мы немного осмотрелись утром, – Сычжуй чуть запинается, не зная, нарушил ли он этим правила гостеприимства или же проявил разумную осторожность в незнакомом месте. – Есть ещё четыре домика, как этот, и судя по всему – они пусты.       – И другие комнаты в основном доме вроде тоже, – кивает Цзинъи, чуть поёжившись, – мы как будто в гостинице-призраке. Только хозяин и несколько служанок в этих серых робах...       – Хм, Лань Чжань, значит, это всё же была услуга к нашему домику, – иронично усмехается Вэй Усянь. Из его пальцев ловко ускользает лента, чтобы в несколько выверенных движений оказаться на волосах. – Спасибо*, любимый мой, – он без стеснения чмокает супруга в щёку, получив традиционное «Мгм» в ответ, и усаживается чуть более пристойно. Чуть. – Что ещё?       Ученики переглядываются, не находясь с ответом.       – Ну... Лютые мертвецы косяками не снуют, довольно тихое место, – пробует Цзинъи, но под скептическим взглядом тёмного заклинателя тушуется. – Обычная гостиница, даже где-то слишком уж вычурная, тут, небось, комнаты стоят как золотой паланкин!       – Мгм, – отзывается Лань Ванцзи, который оплачивал их места проживания.       – И? – подбивает их к дальнейшим рассуждениям Вэй Усянь. Он хитро улыбается, словно немного издеваясь над учениками, бьющимися над элементарной с его точки зрения задачкой.       – Гостиница выглядит не очень старой, основному зданию, судя по камням и потемневшей резьбе на деревянных частях, около двадцати лет, – решается рассуждать вслух Сычжуй, то смотря на наставников, то утыкаясь взглядом в пустой столик перед собой. – Пять отдельных домиков новее, но им тоже должно быть уже по десятку лет минимум. Значит, источники найдены или обихожены относительно недавно и приносят хороший доход хозяину.       – Сейчас осень, – решается подать голос Цзинъи, поскольку друг какое-то время молчит, не развивая мысль, – думаю, что в это время много найдётся желающих погреться на горячих источниках.       – Но?       – Но здесь никого нет, – недовольно заканчивает юноша. – С чего начали, к тому и пришли.       – О, – удивлённо восклицает Сычжуй, глядя на тёмного заклинателя с каким-то просветлением, – должно было случиться что-то достаточно серьёзное, чтобы распугать всех клиентов, да к тому же разойтись слухами, чтобы люди перестали приезжать?       – Умница, – щёлкает пальцами Вэй Усянь, – но не до конца. Что ещё не так?       Ученики снова переглядываются в замешательстве, а потом почти хором выдают:       – Нас не попросили помочь!       – Бинго. Хозяин только рассыпался в приветствии и пожеланиях хорошо отдохнуть в их заведении, но ни слова о том, что здесь нужна помощь.       – Учитель Вэй, – с сомнением спрашивает Лань Сычжуй, – а может их беда не по заклинательской части?       – Разумное предположение, Сычжуй, и когда мы только заселились по комнатам, то я тоже склонялся к этой версии. Однако вчера вечером... – в этот момент раздаётся деликатно-тихий стук в дверь, и Вэй Усянь, будто ожидавший именно его, договаривает: – А вот и наш проситель. Входи, Мэй-Мэй!       – Прошу меня извинить, – доносится до заклинателей приглушённый голос.       Юная служанка заходит в комнату, заметно робея, в её руках ещё один поднос с кушаньями, от чего Цзинъи буквально преисполняется восторга. Сычжуй же внимательно осматривает девушку, пока та расставляет завтрак на их маленьком столике.       И прежде, чем она порывается сбежать от гостей, Вэй Усянь делает широкий приглашающий жест на невесть откуда взявшуюся недалеко от столиков и расположившихся за ними заклинателей подушку:       – Составь нам компанию, красавица. Не бойся, – добавляет он, заметив панику в её тёмно-карих глазах, – мы к тебе не за услугами по второй профессии.       – Вэй Ин.       – Тц, – ухмылка на лице тёмного заклинателя немного скисает под взглядом супруга, – ладно, извини, Мэй-Мэй, я не пытался тебя оскорбить.       – Я знаю, господин, – тихо отвечает девушка, комкая в руках край одеяния, но едва ли осознавая это. – Вы ведь правы и... Вправе.       – Ха, полагаю, мой супруг* будет категорически против, а я, кто бы что ни говорил, ужасно верный муж. Что ж! – хлопает он в ладоши, будто подводя итог этим вступительным праздным разговорам. – Давай поступим так: мы позавтракаем, а ты скрасишь тишину довольно интересным, осмелюсь предположить, рассказом, – взгляд Вэй Усяня вдруг становится серьёзным, разом руша образ легкомысленного повесы и пустозвона, который невольно сложился у девушки за прошлый вечер и сегодняшнее утро. Под этим взглядом серых с каким-то жутким красноватым отсветом глаз она просто застывает, чтобы услышать будто звонкий бой колокола: – Что же у вас тут происходит, милая*, и почему ты так и не сказала об этом вчера?       Девушка теряется. В ней всё ещё чувствуется желание просто сбежать из этой комнаты, от этих людей, но что-то отчаянно не даёт ей покоя.       – Господин, позвольте спросить, – тихо произносит она и, дождавшись кивка, вначале садится на предложенную подушку, а после продолжает. – Как вы поняли, что мы с А-Сун хотели попросить вас о помощи?       – Сомневаюсь, что услуги такого рода включены в стоимость комнаты, – весело хмыкает мужчина, – и вы были очень настойчивы в желании навязать нам этот бартер. Сначала я решил, что вы хотите подработать мимо хозяина, но... У вас тут слишком тихо.       – Так и есть, – вздыхает она, ненадолго склоняясь. – Позвольте мне представиться: моё имя Лю Сянмэй, я служанка в этой гостинице.       – Что ж, – улыбается Вэй Усянь, кивая в ответ, – в таком случае и нам не подобает остаться безымянными. Это наши ученики Лань Сычжуй и Лань Цзинъи. Этот великолепный мужчина – благороднейший, чудеснейший, сильнейший... – укоризненное «Вэй Ин» всё же заставляет его свернуть хвалебный список, – ...потрясающий Ханьгуан-цзюнь, Лань Ванцзи. Ну а я – Вэй Усянь.       К вящей неожиданности для всех четверых заклинателей девушка, широко распахнув глаза и прикипев взглядом к улыбающемуся мужчине, вдруг теряет все краски с лица, становясь белее ланьских одежд, а в глазах отражается такой животный ужас, что она не может пошевелиться. С обескровленных губ её слетает тихое: «Хозяин?.. П-пощадите, прошу!..», а через мгновение она лишается чувств.

***

      Лю Сянмэй приходит в себя только спустя половину палочки благовоний, и первое, что предстаёт её глазам – невозмутимо холодное лицо Ханьгуан-цзюня, сосредоточенно слушающего её пульс. Мертвенная бледность и слабость всё ещё не покинули её, потому даже отодвинуться не выходит, однако мужчина сам отстраняется с коротким «Мгм» и встаёт с края кровати.       – Мы не рискнули позвать лекаря, Лю Сянмэй, – говорит Вэй Усянь, сидящий на стуле неподалёку: упавшую в глубокий обморок девушку заклинатели перенесли в свободную комнату и, хотя это нарушало правила приличия, старшие остались с ней. – Если ты уже пришла в себя, то, быть может, объяснишь, что имела в виду? А то я совершенно не припоминаю, чтобы покупал бордель, причём за обе жизни.       Девушка некоторое время смотрит на двух мужчин, находящихся с ней в комнате, вспоминает и вчерашний вечер, и утреннюю смущающую встречу, и то, как осторожно этот красивый и грозный в своей холодности заклинатель держал её сейчас за запястье... И слёзы вдруг сами льются из глаз: она вся сжимается, отворачивается от невольных и растерянных зрителей, но всхлипы в голос сдержать просто недостаёт сил.       – Ох, милая, мы же не... – беспомощно говорит Вэй Усянь, вскакивая на ноги, но осекается.       И лучшее, что они решают сделать, – молча выйти, позволив ей побыть одной.

***

      – Не понимаю женщин, – негромко ворчит Цзинъи, когда с едой, наконец, покончено, а тишина начинает немного угнетать, но вопреки тону, беспокойство юноши видно невооружённым взглядом, – сама пришла, сама Небеса ведают, чего перепугалась, в обморок упала, а теперь...       – Цзинъи.       – Простите, Ханьгуан-цзюнь, я только перечислял её действия, – пытается защититься от наказания ученик, но всё же тушуется, оставив прочие «непонимания» при себе.       – Истощение. Нервный срыв.       Сычжуй, ещё больше хмурится:       – Значит, это не просто испуг от... – он кидает извиняющийся взгляд на тёмного заклинателя, но тот лишь иронично хмыкает.       – Мной, конечно, за эти годы успели напугать многих детишек, но сомневаюсь, что до такой степени. К тому же в основном те события воспринимают как байки и кошмарно преувеличивают.       – Но она именно на твоё имя так отреагировала, – резонно замечает Цзинъи, и все озадаченно примолкают, раздумывая над ситуацией.       Впрочем, долго теряться в догадках им не приходится. Успокоившись, девушка выходит в общую комнату: её глаза и нос всё ещё красные, но одежду и причёску она уже оправила, да и кажется, что ужас, охвативший её первоначально, достаточно отступил.       – Господин, – первым делом говорит она, глядя исключительно на тёмного заклинателя, – вы и правда тот самый Вэй Усянь, Старейшина Илина?       – Тот самый, – кивает мужчина, внимательно глядя на неё в ответ. Это совершенно неприлично, но сейчас ему очень важно понять, что происходит.       – Но вы не... хозяин этого места?       – Уверен, что нет.       Девушка сосредоточенно размышляет, вполне удовлетворившись его ответами и не сомневаясь более в их правдивости. Потом как-то печально вздыхает и садится на ту же подушку, что и прошлый раз. Однако теперь она готова рассказать историю, о которой её просили гости.       – Я попала сюда чуть больше пяти лет назад, будучи ещё почти ребёнком. Отец проигрался в игорном доме и никак не мог расплатиться, а за меня... Ему пообещали даже доплатить. После я попала в это место, работала служанкой на самой мелкой и грязной работе, но это было хорошо! Мне дали угол и целую одежду, даже кормили – дома... Там, где раньше был мой дом, иногда и такого не было. Это были хорошие два года, – девушка переводит дух, прежде чем снова продолжить свой печальный рассказ. – Когда мне исполнилось четырнадцать, то мою девственность продали одному из постоянных клиентов этого места и дали новое имя*. Оказалось, это здешняя традиция... Тогда я окончательно поняла, чем занимаются другие девушки, кроме уборки, стирки и прочего. Прежний хозяин всё же оказался добр, и клиентам было запрещено бить или причинять вред девочкам. Он говорил... Говорил, что не хочет портить товарный вид, – явно цитирует она с горькой усмешкой.       Юноши слушают тихий, но от того нагоняющий ещё больший ужас и отвращение, рассказ, старшие же выглядят мрачно, и если в лице Ханьгуан-цзюня становится лишь немного больше холода и суровости, то вот видеть таким Вэй Усяня ученикам непривычно и... Тоже немного страшно.       – Около трёх месяцев назад прежнего хозяина убили. Говорят, что перебежал кому-то дорожку или что-то вроде того. А потом появился мужчина – в чёрных богатых одеждах, с флейтой за поясом, волосы распущены, высокий... Правда, вблизи я его не видела, не было позволено.       – Очень похоже на мой прежний образ пятнадцатилетней давности, – кивает тёмный заклинатель.       – Только у него бородка ещё есть, – припоминает Лю Сянмэй, с сомнением глядя на слишком молодого для Старейшины мужчину.       – Какая пошлость, – кривится Вэй Усянь, а Цзинъи издаёт нервный смешок, видать, представив их на пару с Учителем Лань – бородатыми и вечно недовольными.       – Тот человек назвался недавно воскресшим Старейшиной Илина и, говорят, имел при себе купчую на всю гостиницу, источники и её... работников. Историй про Старейшину я до того не слышала, но потом девочки рассказали всякого. Звучало как-то странно, будто собрали всё зло, что в мире делалось, и на одного человека, может даже выдуманного, повесили. Но... С тех пор клиентам за дополнительную плату разрешили бить девушек.       Она ненадолго замолкает, неосознанно растирая запястье левой руки: видимых следов на коже уже не осталось, но это ничего не значит для воспоминаний.       – Мы все здесь проданы за долги или по похожей причине. Всего было двенадцать работниц, управляющий Гун и новый лекарь, старик Чон. Почти два месяца назад один постоянный клиент со своим другом так... измучили А-Цзи, что её увезли отсюда на повозке, и она так и не вернулась. Я не видела, что с ней сделали, но после... убирала комнату. На постели и полу была кровь.       – Хотел бы я услышать имена этих господ, – мрачно говорит Вэй Усянь, видя, что девушке нужно немного времени перед тем, как продолжить. – Но, как я понимаю, имён здесь вообще не спрашивают – наши вчера тоже не потрудились узнать.       – Управляющий Гун сразу понял, что вы заклинатели, – решает ответить Лю Сянмэй, – потом он ругался, что чуть было не наговорил лишнего, решив, что вы от хозяина.       – Значит, причина, по которой ваш маленький «райский уголок» пустует, всё же по части тёмных тварей? – не удержавшись, встревает в разговор Цзинъи, собрав на себе разом все взгляды в комнате, диапазон которых гуляет от грустного до сурового.       – Я не знаю. Здесь... Вы сами видите – наша гостиница довольно далеко от городов, даже ближайшая деревня в семи ли, и те через лес. Я видела, что богатые господа не так уж часто приезжают в одиночестве. Другие девочки говорили, что за эти три месяца с новым хозяином им тоже иногда приходилось отмывать чужую кровь от пола или отстирывать от простыней. Но мы не могли сказать ни слова, – девушка печально вздыхает, изо всех сил стараясь рассказать свою историю как можно более полно. – После случая с А-Цзи новый хозяин всё же запретил мучить до смерти и ломать кости, хотя Чунтао всё равно сломали руку, А Мэйлин... Нас ведь не так много здесь – после отъезда А-Цзи нас осталось одиннадцать. Лекарь заботился о нас, но часто сердился и ругал за то, что мы слишком слабые... и... «ломаемся, как дешёвые игрушки» – так он сказал однажды управляющему Гуну, я случайно услышала.       Лю Сянмэй вновь ненадолго замолкает, и все присутствующие заклинатели вдруг ощущают, что сейчас история подходит к самому важному и трудному для рассказчицы моменту. Девушка давно не смотрит ни на одного из слушателей, уставившись невидящим взглядом в дощатый пол и скорее всего заново переживая моменты прошлого.       – Девять дней назад в третьем домике один богатый клиент замучил А-Фэн. Тот человек оказался знаком с новым хозяином, и потому... Он уехал на своей повозке на следующий день, а Ланфэн просто... завернули в простынь и...       Лю Сянмэй прикрывается рукавом, безуспешно стараясь скрыть неудержимо скатывающиеся по щекам горькие слёзы: видимо девушки были близки, насколько могут быть близки существа, попавшие в такую ужасную зависимую ситуацию, живущие под одной крышей и разделяющие боль, унижение и отвращение к происходящему с ними, но изо всех сил старающиеся выжить – несмотря ни на что.       – Госпожа Лю, видите ли, – мягко произносит Сычжуй, явно стараясь сохранять хотя бы ширму спокойствия, но это даётся юноше непросто, – поскольку ни ваша подруга, ни тот «клиент» не являются заклинателями и не относятся к нам иным образом, то к сожалению... Мы не имеем права вмешиваться. Если хозяин погибшей не предъявит претензий тому господину, то фактически... Мне очень жаль, – удручённо добавляет он.       – Тогда хотя бы успокойте её душу! – почти выкрикивает Лю Сянмэй, стискивая кулаки. – Она!.. Её душа приходит ко мне во сне, она просит о помощи и плачет, она так изранена, она всё ещё здесь!..       – С этим мы в силах помочь, – на лицах обоих учеников читается некоторое облегчение: хотя бы что-то они смогут сделать в этой печальной ситуации.       – Хм, – задумчиво хмурится Вэй Усянь, явно глубоко погрузившись в размышления, – мне было бы любопытно поболтать с этим вашим хозяином, ведь независимо от того, заклинатель он или человек, порочить свой образ я буду самостоятельно. Однако ты должна понимать, – продолжает тёмный, видя немного успокоившуюся и даже воспрявшую духом просительницу, – что даже если он, ммм, исчезнет, то на его место придёт следующий. Такие доходные места не остаются бесхозными. И всё же когда, говоришь, обещался этот ваш лже-старейшина прибыть?

***

      Из маленького, скрытого от посторонних глаз дворика доносятся возгласы, шелест и стук дерева о дерево. Звуки весьма интригующие, особенно если не видеть картину, но вслушаться в голоса.       – Ох, Лань Чжань, ты совсем меня не щадишь!       – Мгм. А надо?       – Конечно, я же твой любимый муж, а ты так усердствуешь, будто хочешь меня сломать!       Терпеливый вздох.       – Держи концентрацию.       – Да я уже час этим занимаюсь, давай хотя бы сменим ритм!       – Хочешь быстрее? – слышится ирония.       – Тц!       Стук действительно становится активнее, меняя тональность и ритм.       – Притормози, Ханьгуан-цзюнь, я правда больше не выдержу!       – Сломается – будешь переписывать правила в стойке на руках.       – Что?! Да какой в этом прок, к тому же Свода у нас всё равно...       – Я продиктую. Новые для тебя пункты.       – Да ты издеваешься!       Серия яростных учащённых стуков, шорохи, несколько невнятных восклицаний.       Где-то на этом моменте Сычжуй и Цзинъи, ставшие невольными слушателями немного двусмысленного диалога наставников, всё же решаются пройти во дворик, где застают ровно то, что ожидали (точнее, надеялись, что не увидят что-то другое и совсем неприличное): Лань Ванцзи и Вэй Усянь активно размахивают мечами в тренировочном поединке, причём мечи простые деревянные, а Бичень и Суйбянь, скорее всего, покоятся в гостиной домика.       Когда юноши впервые увидели, что наставники используют едва обработанные палки, а не собственные благородные клинки, то их недоумение можно было понять, ведь на деревянных болванках учили сражаться детей, но даже они достаточно быстро переходили на настоящие, пусть и затуплённые мечи. Что уж говорить о последующем переходе на собственное, связанное с ядром духовное оружие. Так что видеть двух мастеров, использующих деревяшки...       Но их непонимание довольно быстро улетучилось – объяснение Вэй Усяня было максимально коротким и доходчивым: «Во-первых, Лань Чжань отказывается со мной драться на настоящем оружии, а во-вторых – попробуй сам».       Цзинъи сломал свой «детский» меч спустя менее чем минуту, Сычжуй продержался четыре, но тоже потерпел поражение. А потом Вэй Усянь с торжествующим смехом рассказал, наконец, про идею поддержания ци в деревянной заготовке. Насколько это способствует развитию контроля и ощущению золотого ядра – ученики догадались самостоятельно.       Пусть мечи и деревянные, но навыки мастеров действительно потрясающие, да и не удивительно, учитывая их реальный боевой опыт и многолетние практики. Юноши изредка тоже пытались повторить между собой подобный бой, но продержаться так долго пока не могли: дерево ломалось на очередном ударе или, к примеру, разлеталось на кусочки от слишком сильной концентрации ци.       – На руках я согласен только на одну вещь! – продолжает болтать Вэй Усянь, ловко уходя от удара и по касательной отводя меч противника.       – Мгм. Её тоже можно. После.       Лань Ванцзи делает хитрый выпад, норовя сломать дерево: ученики замечают едва видимое свечение на острие, находящееся на пределе выносливости материала, ещё немного и он просто рассыплется крошевом щепок, но этого не происходит. Тёмному заклинателю приходится тоже исхитриться и подойти к той же грани концентрации, чтобы не допустить ни одного варианта поломки своего оружия, но на долю секунды перебарщивает и с характерным «хрясь» тело его меча раскалывается.       – Лань Чжань, ты специально! – в голосе Вэй Усяня и удивление, и восхищение одновременно.       Лань Ванцзи совершенно невозмутимо отступает на шаг назад, опуская тренировочное оружие и делая вид, что ни при чём. Но порозовевшие мочки ушей выдают его с головой.       – Ханьгуан-цзюнь, признайся, я тебе нужен только для одного, – Вэй Усянь расплывается в хитрой улыбке, небрежно роняя теперь уже бесполезный меч на землю.       – Мгм. Для двух.       – Да-а? – мужчина подходит близко к супругу и, закинув руки тому на шею, заглядывает в янтарь глаз. – И для чего же, м-м?       – Любить и защищать.       Тихий тёплый смех разносится над площадкой, а после, запечатлев несколько коротких нежных поцелуев на щеке и губах любимого, Вэй Усянь выпускает мужа из объятий и обращает, наконец, внимание, на смущённо потупившихся учеников, до этой личной сцены наблюдавших за окончанием боя.       – Полагаю, управляющий отреагировал точно как мы и ожидали? Пойдёмте в дом, расскажете поподробней.

***

      – Как вы и предсказывали, учитель Вэй, – говорит Сычжуй, когда все устраиваются в гостиной, – управляющий был не в восторге, но плату принял.       – Мы и правда проторчим здесь неделю? – недовольно спрашивает Цзинъи, поглядывая на слишком близко устроившихся друг к другу наставников. – Того призрака ведь прогнать – дело для тебя плёвое...       – Для меня – разумеется, а вот ты должен вспомнить «Правило трёх У», которому обязан следовать заклинатель правильного Пути, – с едким прищуром отзывается Вэй Усянь. – Ну?       – Упокоение, усмирение, уничтожение, – после небольшой заминки тараторит ученик.       – Впрочем, даже если бы с призраком разбирался ты один, то всё равно недели было бы много, тут ты прав, – как ни в чём не бывало продолжает тёмный заклинатель, одобрительно кивнув. – А вот к хозяину этого заведения у меня есть пара вопросов. Многое будет зависеть от того, что это за фрукт: обычный, но очень наглый человек, не менее наглый заклинатель или, что интереснее и даже лучше, кто-то практикующий тёмный Путь.       – А почему это лучше? – удивлённо спрашивает Цзинъи.       – О, это всего лишь будет означать, что, скорее всего, он попытается убрать свидетелей в нашем лице, и как следствие – мне можно будет тоже не сдерживаться, защищая своё ныне подчищенное имя.       Ученикам, внимательно смотревшим во время этой речи на Вэй Усяня, стоит некоторых усилий не вздрогнуть: на его лице на несколько мгновений вдруг отражается такое выражение вкупе с красноватыми искрами в глазах, что душу обдаёт холодом. Впрочем, исчезает наваждение так же быстро.       – Давайте для начала расспросим этого призрака, – говорит Вэй Усянь, снова принимая свой обыкновенный насмешливо-благодушный вид. – Цзинъи?       Юноша уныло вытягивает свой цинь из цянькуня и располагает на споро придвинутом Сычжуем столике. Обычно он использует меч и талисманы, полагаясь именно на эти техники, но как ученик Ордена Лань несколько базовых мелодий ему пришлось вызубрить.       – Давай-давай, любые техники требуют тренировки в полевых условиях, – добавляет Вэй Усянь, глядя на вселенскую скорбь адепта.       – Да как будто посреди нашествия лютых будет время...       – Ай-яй, ты, кажется, вообще не держишь в голове ничего лишнего, и под лишним я подразумеваю опыт? – Вэй Усянь с напускным разочарованием качает головой, но подрагивающие в попытке сдержать улыбку губы выдают его. – Вспомни город И, десятки мертвецов и восхитительного Ханьгуан-цзюня, который, между прочим, устраивал с помощью меча и гуциня настоящее массовое истребление. Вот это и были действительно полевые условия, где нет подстраховки и десяти попыток.       – Д... десяти?!       – А ты как думал? Пару попыток и бросить бедную душу на произвол судьбы?       Их маленькая полушуточная перепалка заставляет ученика с громким фырком придвинуть столик с инструментом поближе и с показательной уверенностью в успехе первой же попытки взять начальные ноты «Расспроса». Лань Ванцзи чуть заметно хмурится, явно подмечая ошибки ученика, но не пытается вмешаться. Лань Сычжуй тоже стоически терпит упражнения друга. Совместными усилиями – один невербально подсказывая, а второй терзая инструмент – на четвёртой попытке ученикам удаётся дозваться до души.       Предусмотрительно предоставленные духам струны трогает первый отклик на зов, а перед глазами заклинателей предстаёт полупрозрачный призрак молодой женщины лет около двадцати, с рассыпавшимися по плечам волосами, в изрезанном платье, каждый порез на котором окрашен тёмной кровью. Самая глубокая рана с неровными краями пересекает шею, причём судя по расположению и углу, а так же по следам на ладонях – измученная жертва улучила момент и самостоятельно прекратила свой кошмар.       «Как твоё имя?» – несколько поспешно спрашивает Цзинъи, стараясь не сбить концентрацию и не упустить момент.       «Сунь Ланфэн».       Сычжуй негромко переводит звуки в слова для Вэй Усяня, отчего Лань Цзинъи заметно выдыхает, возможность ошибки при дешифровке ответов сводится для него к минимуму, поэтому следующие вопросы он задаёт смелее.       «Как ты умерла?»       «Истекла кровью».       «Кто тебя измучил?»       «Клиент».       – Цзинъи, ну что за формулировки вопросов? – иронично отмечает Вэй Усянь, прежде чем ученик снова спросит нечто столь же невразумительное.       – Вот сам бы и спрашивал! – огрызается юный Лань, но суровый взгляд Ханьгуан-цзюня быстро осаживает его.       Лань Сычжуй, немного помедлив, негромко спрашивает:       – Чего ты хочешь?       Лань Цзинъи послушно перебирает струны.       «Верни мою шпильку», – отзывается дух.       – Что ж, хотя бы не массовое убийство, – бормочет Вэй Усянь, ожидавший, что дух потребует как минимум отмщения за свою мучительную смерть.       «Как зовут твоего мучителя?» – решает не ждать вопроса от напарника Цзинъи.       «Не знаю».       «Где он находится?»       «Не знаю».       – И как нам тогда искать эту чёртову шпильку?! – не выдерживает юноша, едва не скидывая ни в чём не повинный инструмент со стола.       – Цзинъи, – строгий холодный голос Лань Ванцзи заставляет его опомниться и быстро извиниться.       – Спроси отдельно про шпильку, – предлагает Сычжуй.       «Где твоя шпилька?»       «У хозяина».       – Какое совпадение! – не удерживается от удовлетворённого восклицания Вэй Усянь. – Итак, каков будет ваш план? – спрашивает он учеников, когда Цзинъи убирает цинь обратно в цянькунь. Определённо раз духом занимаются юноши, то и план, и его реализация – полностью их ответственность, а наставники до поры до времени будут лишь наблюдать.       – Дождёмся возвращения хозяина, спросим о шпильке, принадлежавшей Сунь Ланфэн, – перечисляет логичные пункты Цзинъи, – и... Эээ...       – Мы не будем обвинять его в смерти этой девушки, – задумчиво говорит Сычжуй, – ведь она не просила мести. Скажем, что дух попросил нас вернуть шпильку, дабы упокоиться с миром.       – Я бы припугнул, но эти ваши Правила, – кривится тёмный заклинатель, однако сверх того не высказывает возражений. – Дальше?       – В лучшем случае он отдаст шпильку, дух упокоится с миром и наше дело будет завершено, – с сомнением проговаривает Цзинъи. – А если откажется...       – Мы усмирим дух, дав ему возможность уйти на перерождение, – подхватывает Лань Сычжуй.       Вэй Усянь удовлетворённо кивает, а Лань Ванцзи чуть слышно вздыхает, глядя на слишком воодушевлённого супруга.

***

      Ещё сутки проходят будто в гостинице со всеми услугами для Вэй Усяня, и как тренировочный лагерь для юных ланьцев: ближайший лес оказывается неплохим полем для деятельности, где и мелкую нечисть сыскать удаётся, и полянку для алтаря погибшей девушки, но этим подношением дух не пожелал удовлетвориться, продолжая просить шпильку.       На вторую ночь становится понятно, что распугало посетителей. Сунь Ланфэн являлась не только в сон своей подруги, но и ко всем четверым заклинателям, даром что для них зрелище уже не было шокирующим, а вот для человека неподготовленного могло бы оказаться весьма устрашающим. Таким образом, если хозяин гостиницы захочет и дальше работать, то ему всё равно придётся так или иначе прогнать духа, портящего доходное дело. Посему когда ближе к вечеру третьего дня в гостиницу на крытой повозке прибывает отряд людей, Вэй Усянь настроен на продуктивное сотрудничество больше, чем на разборки.       Скорее всего именно поэтому он так беспечно переступает порог хозяйской комнаты, даже не пытаясь прежде прочувствовать потоки ци вокруг.       И именно поэтому сильный удар в грудь застаёт тёмного заклинателя врасплох, разом окуная мир вокруг в черноту.

***

      Двое юношей оказываются в каком-то мрачном месте, и глазам требуется некоторое время, чтобы различить нестройный ряд деревьев вокруг небольшой прогалины с обгоревшей травой. На небе всполохами разливаются отсветы не то частых молний, не то пожарища. Грома нет, но порывом ветра доносятся крики и звон.       Они переглядываются и решительно ступают на очень кстати проглянувшую из-за ближайших кустов тропу. Идти приходится совсем недолго: кажется, что сражение, а по звукам происходит именно оно, само приближается к ним, будто с нетерпением желая обрести зрителей. Ланьцы оказываются на невысоком пригорке, от подножья которого сюрреалистичной картиной расстилается площадь и полуразрушенный город, объятый огнём. Люди, мечи, всполохи талисманов, оторванные и отрубленные части тел – и мертвецы, бесконечно поднимающиеся и вновь вступающие в бой.       – Мы в аду?.. – голос Цзинъи севший, в лёгких гарь и кровь.       – Это морок, – проговаривает Сычжуй, стараясь влить в голос как можно больше уверенности, хотя ему тоже очень не по себе. – Нужно найти...       Юноша обрывается на полуслове, прикипая взглядом к высоким шпилям здания напротив. Цзинъи тоже присматривается и тотчас замечает высокую фигуру, статуей замершую на коньке, и только плещущийся призрачным ветром подол серого, будто припорошённого пеплом, ханьфу и чёрные волосы выдают в ней живого человека. Сычжуй срывается с места, и Цзинъи ничего не остаётся, кроме как последовать за ним, оставив вопросы при себе.       Сражающиеся их не замечают, хотя два белых пятна в этом серо-буром мареве действительно выделяются. Ланьцы мимоходом пытаются опознать чьи-нибудь клановые одежды и знаки, но всё будто перемешано и искажено ужасным парадом смерти. Взлетев на крышу, ученики Ордена Лань останавливаются в десятке шагов от застывшего на месте мужчины, и Цзинъи убеждается, что никогда раньше его не видел. Одежды заляпаны кровью, и с кончиков пальцев медленно и тягуче изредка срываются бурые капли, стекая по грязной черепице. На красивом лице застыло отчаяние и глухая тоска, но юноша сомневается, что это от ран на руках. На щеках мужчины видны давно высохшие дорожки от слёз, от которых становится ещё более жутко.       – Сянь-гэгэ, – тихо и как-то болезненно выдыхает стоящий рядом Сычжуй. Порывается кинуться к мужчине, но делает лишь полшага и вновь замирает.       «Да не похож же!» – хочется воскликнуть Цзинъи, но мужчина вдруг вздрагивает и медленно поворачивается к ним. На лице помимо прежних эмоций проступает удивление и растерянность.       – А-Юань... – произносит он хриплым, будто сорванным от долгого крика голосом. Рассматривает лицо Сычжуя, одежды, тщательно собранные волосы и перехваченный клановой лентой лоб. – Ты правда вырос бы таким прекрасным юношей...       – Сянь-гэгэ! Это всё не настоящее!       – Да, я знаю... Снова...       Кажется, они оба никак не поймут друг друга, и Цзинъи, хмурясь, решается вмешаться:       – Учитель Вэй, тебя одурманил демон. Это всё его морок. Ханьгуан-цзюнь погрузил нас в твоё сознание особой мелодией, чтобы вытащить отсюда... Что за бардак в твоей голове?       – Цзинъи?.. – понимание немного проясняет взгляд тёмного заклинателя. – Что за... Вот же дрянь такая, – наконец приходит в себя мужчина, резко оборачивается, выхватывая флейту из-за пояса.       Над полем бесконечного боя взвивается острый, почти болезненный звук: все сражающиеся застывают на середине движения, будто само время замерзает. Мелодия льётся, разносясь далеко вокруг, словно стократно усиленная, и юноши замечают, как все участники действия с тихим шорохом оседают, рассыпаясь пылью. Цзинъи бросает взгляд на перепачканные кровью руки тёмного: судя по тонким кривым дорожкам, обвившим бледные запястья и предплечья, мужчина ненароком проткнул ладони ногтями... Или вполне осознанно сделал это? А может, в мороке нет чувства боли? Лань Цзинъи сжимает кулак и вздрагивает от вполне осязаемого, прошившего кожу ощущения. Тёмный заклинатель продолжает игру, пока шелест оседающих, рассыпающихся тленом тел не стихает полностью, и в обозримом пространстве остаются только они трое – и кто-то четвёртый внизу.       – Нашёлся, паршивец, – с мрачной усмешкой говорит Вэй Усянь, отнимая Чэньцин от губ. Демон, поняв, что его раскрыли, бросает меч и разворачивается к крыше с тремя наблюдателями, насмешливо кланяется.       – Как ни старайся, но действительно опутать твой разум сложно, великий Старейшина Илина!       Ломкий голос, не понятно даже мужской или женский, легко преодолевает расстояние между ними. А через мгновение существо оказывается на соседней крыше, и юноши видят странного человека, лицо которого искажено счастливым оскалом настолько, что становится пугающим. Короткие волосы собраны на затылке, острые уши и видимые в «улыбке» клыки. Простое тёмно-коричневое ханьфу художественно изгваздано кровью и подпалинами.       – Что мне помешает размазать тебя прямо сейчас? – холодно спрашивает Вэй Усянь, даже не пытаясь обернуться к демону. Его глаза всё ещё рассматривают опустевшее пространство, периодически задерживаясь на клочке в самом центре, где растеклось и не впиталось в землю кровавое пятно.       – Не торопись, Старейшина, может, договоримся?       – Ты решил напитаться моими кошмарами, – резко разворачивается мужчина, наконец бросая презрительный взгляд на демона, – и оставить меня в них до тех пор, пока не сведёшь с ума, а потом и не иссушишь жизненные силы. До этого ты, судя по всему, жрал кошмары тех девочек, что работают в твоём милом борделе. Что-то не вижу причин пощадить столь никчёмную жизнь.       – Ну, ну, Старейшина, вы же сейчас в моей власти, не стоит так...       Тьма вихрем вздымается вокруг тёмного заклинателя, и спустя два удара сердца юные ученики Ордена Лань порываются побежать за учителем, но делают едва ли полдюжины шагов, вновь замирая. Вэй Усянь на соседней крыше стоит с вытянутой вверх рукой, пальцы его словно тростинку сжимают шею демона, чьи ноги беспомощно болтаются в воздухе, а вокруг вьются клубы чёрного тумана.       – Ты, мелкая дрянь, сильно заблуждаешься, если думаешь, что способен потягаться со мной.       – П-подожди, Старейшина, не горячись! – вдруг взвизгивает демон, безрезультатно стараясь выдраться из хватки. – Ты же человек, как... Тц, погоди же ты! – незадачливый пленник вопит как-то придушенно, вцепляясь в стискивающую его руку: вряд ли демон может задыхаться, значит тёмный заклинатель не просто схватил его, а действительно давит силой, причиняя вред.       – У тебя всё меньше времени предложить что-то интересное, – хмыкает Вэй Усянь, – можешь сбежать в реальный мир, но я с не меньшим удовольствием погляжу, как Ханьгуан-цзюнь развеет тебя в пыль без лишних разговоров.       – Гуй с тобой! – рычит демон. – Что за люди пошли, проще с Непревзойдённым договориться...

***

      Вэй Усянь приходит в себя рывком, будто выныривает из-под толщи стоячей воды. Первым возвращается слух с нежным переливом струн: мелодия незнакомая, но упорно куда-то зовущая. Потом нос щекочет родной запах сандала, неожиданно смешивающийся с лавандой, ромашкой и... пряным перцем, щедро насыпанным на томлёное мясо. Это открытие заставляет поспешно распахнуть глаза, тут же прищурившись от лучей уже изготовившегося упасть за горизонт солнца.       Лань Ванцзи, сидящий на подушке в центре комнаты, не прекращает играть на гуцине, но внимательно оглядывает Вэй Усяня, резко севшего на кровати.       – По-моему я из Диюя* очутился прямиком в Небесных чертогах, – говорит тёмный заклинатель, пятернёй вороша волосы и втягивая побольше запахов в своё нутро. – Рядом со мной божественно прекрасный мужчина и умопомрачительные ароматы еды. Надеюсь, я ещё жив и могу всё попробовать!       Под боком ощущается какое-то недовольное шевеление и невнятное бурчание, и Вэй Усянь, наконец, окидывает взглядом пространство: он и двое учеников плотным рядком уложены на широкую кровать в незнакомой комнате. Нависающий над ложем золочёный балдахин с забранным шнурками дымчато-розовым тюлем, расписанные красными орхидеями стены, в которых вьётся величественный золотой дракон, повсюду алый и розовый шёлк с золотым шитьём – невольно на мгновение Вэй Усянь думает, что оказался в покоях почившего Цзинь Гуаньшаня, настолько комната похожа на обитель сластолюбца.       Мелодия плавно завершается, оставляя после себя ощущение мягкого прикосновения пёрышка и отвлекая от странных ассоциаций.       – Затянуло в кошмар? – спрашивает Лань Ванцзи, выверенными движениями укутывая гуцинь в ткань и укладывая на столик перед собой.       – Немного, – кивает Вэй Усянь, расплываясь в солнечной улыбке. – Детишки пришли очень вовремя! Не хотелось бы потратить на такую ерунду ещё больше времени.       Именно в этот момент откуда-то снизу слышится сдавленный стон и глухая ругань. Тёмный заклинатель заинтригованно свешивается с края кровати, бесцеремонно придавив пока не проснувшегося Сычжуя, и обнаруживает на полу нового знакомого, плотно связанного вервием. Тело мужчины, хоть и занятое демоном, остаётся всё же человеческим, а потому вполне ощущает все прелести связывающих верёвок и продолжительного лежания на твёрдой поверхности – места на кровати ему, разумеется, никто не оставил.       – Грёбаные заклинатели, – наконец выговаривает демон, извернувшись и усевшись в более удобную и менее унизительную позу, – какого вам тут вообще понадобилось? Я ж даже пальцем никого не тронул, чего прицепились?!       – Но-но, поговори мне тут, – фыркает Вэй Усянь, осторожно слезая с ложа и потягиваясь. – Ты девушек мучил кошмарами, рукоприкладство разрешил, тело занял чужое – этот человек жив вообще?       – Кто бы говорил за тело! Сам-то в чужой шкурке сидишь, – смотреть на возвышающегося над ним тёмного заклинателя явно неудобно, но демон старается принять максимально независимый вид.       – Мне добровольно пожертвовали, а тебе – сомневаюсь. Итак, договоримся или предпочитаешь добровольно-принудительную депортацию в Диюй?       Демон оглядывает поочерёдно обе перспективы в лице прикидывающегося невинной овечкой, но на самом деле наводящего тихий ужас Старейшины Илина, вернувшегося к жизни вопреки законам мироздания, и холодного, источающего леденящую жилы и кровь силищу Ханьгуан-цзюня, что подошёл к ним за время короткой перебранки, и понимает, что между огнём и льдом разница не велика.       – Лютый с тобой, Старейшина, давай свой проклятый договор! Чего тебе надо от меня, несчастного?!       – О, совсем малость, и, так и быть, можешь продолжать жить среди людей.

***

      Утро встречает Вэй Усяня как всегда слишком рано, но к часам это не имеет отношения. После удачного завершения миссии с упокоением души, коллективно было принято решение переночевать в гостинице и, наконец, направиться в Обитель клана Лань, завершая подзатянувшееся путешествие. К тому же спать на мокрой земле удовольствие ниже среднего даже для аскетичных и закалённых ланьцев.       – Вэй Ин, – в четвёртый раз мягко зовёт его Лань Ванцзи. Пальцы гладят по оголившемуся плечу, чуть щекочут, и это нисколько не мотивирует Вэй Усяня подрываться с места, но сон потихоньку уступает место заинтересованной нежности.       С этими благими делами иной раз совсем не хватает сил на их «каждый день»!       И не важно, что в иные ночи всё компенсируется в утроенном размере.       – Просыпайся, – в голосе бездонное море терпения, и Усяню становится немножко совестно за себя. Самую малость. Однако этого хватает, чтоб поймать касающуюся его руку, покрыть костяшки несколькими лёгкими поцелуями и расплыться в улыбке.       В несколько заторможенном темпе совместными усилиями получается стянуть тёмного заклинателя с кровати и одеть, скорее всего даже надлежащим образом.       – И как ты только терпишь столько возиться со мной... – всё ещё немного сонно бормочет Вэй Усянь, стараясь разлепить глаза и выровнять себя в пространстве. Снова дорогой супруг тормошит его, будит, ласково поднимает, а не скидывает с кровати, как дражайший Чэн-Чэн, который бесился из-за такого трудного подъёма шисюна на ежедневной основе.       – М. Это не в тягость, – отзывается Лань Ванцзи, проводя рукой по волосам Усяня и поддерживая под локоть.       – Это потому что тебе меньше года приходится это делать, – авторитетно заявляет тёмный заклинатель, зевнув и немного проморгавшись. – Вот представь, лет через десять будешь скидывать меня с кровати сразу в ледяной источник или вообще... – «вообще оставишь спать, потому что станет всё равно», мысль проносится в голове, но мужчина успевает прикусить язык. И проснуться.       Нет.       Только не безразличие.       Пусть ледяной источник или сугроб на заднем дворе, пусть ругает, если захочет, или скинет с кровати, как названный брат в детстве. Но только не безразличие...       – Если захочешь, – ровно отвечает Лань Ванцзи, не ослабляя хватки и никак не подгоняя супруга.       Вэй Усянь на мгновение тупо смотрит в таз с водой, в котором бы нужно умыться, а потом с изумлением – на Лань Ванцзи:       – Ох, Лань Чжань, твои шутки – каждый раз выбивают меня из равновесия!       – Не шучу. Через десять. Через двадцать, – уголки губ Второго Нефрита всё же чуть поднимаются в улыбке, когда он глядит на взъерошенного, едва пробудившегося Усяня, тёплого и домашнего. – Через сотню лет. Что захочешь.       Щёки Вэй Усяня заливает мягкий румянец, но он усердно делает вид, что это лишь иллюзия.       – Ты обещал, гэгэ. Я запомню!       – Мгм.       Плеск холодной воды выходит особенно рьяным и всё ещё смущённым.

***

      Распогодившийся день как нельзя лучше располагает к дороге. Хозяин провожать заклинателей не вышел, но те и не ждали подобной чести. Зато их провожали почти все прочие обитатели гостиницы, не видевшие этой ночью кошмаров и погибшей подруги.       – Учитель Вэй, – спрашивает Сычжуй, когда вся компания устраивается на обед в трактире в достаточно большой деревне, куда в качестве разминки добрались на мечах, – а в чём суть договора, что вы заключили с тем демоном?       Лань Цзинъи тоже заинтересованно кивает, готовясь услышать какие-то невообразимо кабальные и хитрые условия, что тёмный заклинатель наверняка выдумал. Тем более что их заказ ещё не принесли, и правил они совсем не нарушают.       – О, довольно простое взаимовыгодное соглашение, – с удовольствием отзывается Вэй Усянь. – Мы не развеиваем его в пыль, позволяя и дальше предаваться маленьким слабостям, а он перестаёт прикрываться моим именем, запрещает рукоприкладство в своём уютном уголке и защищает своих работников. Забирает себе одну пятую прибыли, две пятых пускает на улучшение условий и поддержание своего заведения, а оставшиеся две пятых отдаёт в качестве оплаты труда. Нужно будет через пару-тройку месяцев снова наведаться туда. Слетаем, Лань Чжань? – оборачивается тёмный заклинатель к супругу и незамедлительно получает от него согласное «Мгм».       – Да это же звучит как жизнь обычного честного человека, в чём смысл?! – после продолжительного ошеломлённого молчания не удерживается от возгласа Лань Цзинъи, ожидавший чего-то более изощрённого от великого и ужасного Старейшины Илина.       Вэй Усянь наклоняется ближе и доверительно, словно делясь огромным секретом, произносит:       – А это его больше всего и бесит! _________________ * Hónghé (хунхэ)– красная река. * Нивяник (в просторечии ромашка (и выглядит как ромашка (и автор всю жизнь смотрел на неё и считал её ромашкой!) – на языке цветов «терпение» * Qīnglóunǚ (цинлоу нюй) – «девочки из весенних домов», элитные проститутки в древнем Китае, представляли собой в большей степени куртизанок. * чи ~ 25см * чжан ~ 3,33м