Гений, отвергнутый обществом

Ничто так не бодрит с утра, как малиновый чай и хрипящее на подоконнике радио, из которого сочится — подобному теплому дуновению ветра — голос Вики Цыгановой. Хмурый Санкт-Петербург неохотно посылает с небесной глади редкие лучи света, окрапляющие сырую землю после ночного дождя; где-то на зелёных ветках весело прыгают воробьи и галки, что-то бурно обсуждая на своём родном птичьем. Из приоткрытой двери ванной доносится шум воды, перебиваемый каким-то глухим напевным мычанием. Шлепая по старому линолеуму босыми ногами, Виктор улавливает краем уха какие-то до боли знакомые мотивы, лишь на пару мгновений позволяя себе остановиться, тихонько заглядывая в щелку. Под прицелом любопытного взгляда оказывается помятый Юра, на подбородке и щеках которого, будто обнимая, сидит белая пена. Он аккуратно водит по застеленным ею участкам бритвой, сосредоточено наблюдая за самим собой в зеркале. С его уст едва уловимым шёпотом срывается фраза, которая несколько лет назад была рождена Виктором и увековечена в песне: — Ты, вроде, жив и здоров… — лезвие плавно скользит по бородке, и молодой человек слегка наклоняет голову вбок. — …И, вроде, жить не тужить… Продолжение строчек обрывается, и следом слышится шипение: — Ах, бляха-муха… Почти порезался. Виктор беззвучно усмехается, все ещё оставаясь незамеченным. Он решает не стоять над душой и отлипает от щелки, возвращаясь на кухню. Табуретка под его весом обыденно скрипит. — Так откуда взялась печаль? — не удержав смущенную улыбку, хрипло заканчивает Цой. Он черпает две ложки сахара из маленькой посудины, адресуя их в без того сладкий чай. Стальной прибор звонко начинает биться о керамические стенки кружки, перемешивая её наполнение. В нос длинной белесой струйкой ударяет ароматный пар. Через несколько минут в личное пространство Виктора врывается свежий, как чищенный огурчик, Каспарян. — Воду ночью, походу, отключали. Пришлось сливать почти десять минут, — сообщает тот, вытягивая из лотка со столовыми приборами ножик, и приступает к нарезке бывалой булки и колбасы. — Сделать тебе бутерброд? Молчаливый оппонент согласно кивает, продолжая потягивать горячий напиток. Как ни крути, а в простых перекусах с утра Юра был хорош. То ли продукты всегда берет самые удачные, то ли просто талант… Хотя, в последнее время все в его квартире казалось чем-то неземным. И это очевидно, сами посудите: после пяти лет на холодной каше и хлебе, все на свободе будет казаться аппетитнее обычного, даже окружающий воздух. — Спасибо, — учтиво кивает Виктор, когда перед ним оказывается тарелка с завтраком. — Да ладно, — отмахивается Юра, наконец присаживаясь за стол. Его голова мокрая, и по оголенным плечам с ушей медленно сползают капли воды. Каждое утро начиналось одинаково: радио, поочередный душ, завтрак в одних трусах. Трапеза оканчивается под хиты «Ласкового мая», и далее вступают в дело будничные разговоры. Покидав грязную посуду в раковину, молодые люди устраиваются вокруг пепельницы, шурша обертками и зажигалками. — Тебе, кстати, плохо не будет? — интересуется Каспарян. Пара азиатских глаз вопросительно поднимаются на него. — От чего? — Ну, там… Чай сладкий, давление поднимает, а сигареты наоборот снижают. Боюсь, как бы тебя снова откачивать не пришлось. Виктор пожимает плечами, задумываясь над его словами. Снова попасть в хлорированный изолятор бедного содержания не было никакого желания. Пепельница отодвигается к другу, и тот пересаживсется поближе к приоткрытому окну, чтобы не дымить в лицо. Прошла пара минут. — Во сколько будем выдвигаться? — стряхивая пепел с тлеющего носа сигареты, спрашивает Юра. — Надо подумать. Сегодня ведь четверг, Сашка наверняка будет в школе часов до двух-трех. А Марьяна… — рассуждает Цой, но его опережают: — А вот Марьяна сегодня выходная. Мы можем выехать сейчас, и у вас будет время все обсудить. — Я не против. А Рикошет? Как с ним быть? — Ну, вчера его, как я понял, не было дома с самого утра. Ушёл и только записку оставил, по делам мол. — «На два лишних уха меньше», — отмечает про себя Виктор, а сам шумно набирает в лёгкие воздуха, перемешавшегося с душком табака. Чёрная копна почти высохших волос сваливается на лоб, частично прикрывая глаза. — Не вздыхай так тяжко, все будет нормально. При мне тебя голой шваброй не огреют, — по-доброму отзывается со своего места экс-гитарист, пытаясь разрядить напряжение. Виктор в ответ только приглушенно смеётся. Внезапно за стенкой доносится трель домашнего телефона. — Кому я понадобился? — хозяин квартиры на секунду опешил и бросил в пепельницу незатушенную сигарету, тотчас вскакивая с табуретки. Стоило ему скрыться за углом, Виктор тихонько подбирает ещё живой бычок и закуривает. Краем уха он слышит разговор из соседней комнаты: — Да, Марьян. Нет, я не в курсе. Как остался дома? Почему? Успокойся, не возил я его на кладбище. Мне почём знать где он? На другом конце провода явно неспокойный женский голос продолжает заваливать мужчину вопросами. Виктор под шумок переходит в коридор и заглядывает в зал, опираясь на косяк плечом. Каспарян на его непонимающий взгляд отвечает точно таким же. Теперь сумбурную речь Марьяны становится слышно: — Он утром мне сказал, что пойдет ко второму уроку, я уехала на работу. Через час мне позвонила соседка, говорит, что видела Саню без рюкзака на улице с каким-то мальчиками и взрослым дядькой, — женщина запинается, нервно дыша. — Она с балкона крикнула его, спросила, что случилось, а он с этим амбалом за деревья отошел, что не видно. Машина потом проехала по двору… Зелёная какая-то. Баба Люда говорит, что этого мужика. Я всю голову сломала, Юр! Ну где его искать?! Пазл в голове складывается. Саша прогулял школу и, возможно, уехал в неизвестном направлении с каким-то сомнительным человеком. В сердце когтями впивается волнение, а после и животрепещущий ужас. — У тебя же есть машина, давай проедемся, вдруг он не сел и где-то ходит, — дрожащим голосом просит Марьяна. Пульс учащается. Виктор решительно подлетает к телефону, бесцеремонно вмешиваясь в разговор: — Я его найду, — отчеканивает он и кладёт трубку. Наступает тишина. Приподнятые брови Каспаряна говорят за него: «Зачем?» — Так надо. Бери ключи и поехали искать. — А вдруг она поймёт, что это ты сказал? — Для всех, кроме тебя и Саши, я уже пятый год лежу вколоченным под гранитный памятник. Подумает, что просто показалось. — А если нет? — А если нет, то будем решать проблемы по мере их поступления. Мы все равно собирались к ней, так что к вечеру увидимся. — Как знаешь. Молодые люди собираются за считанные минуты и поочередно вылетают из парадной сразу на парковку. На улице пасмурно и нечем дышать, а это — верный знак к скорой грозе. До её наступления нужно успеть найти Сашу, пока не стало слишком поздно.