искушение

      Короткие интервью кажутся Субину бесконечными.       И когда у них пятерых появляется время на короткую передышку перед очередным приветливым ведущим — с улыбкой на лице, с микрофоном в руках и оператором за спиной — Субин очень медленно принимается за наклоны головы, разминая одеревеневшие от напряжения плечи. Менеджер, этот святой человек, вскоре появляется с парой бутылок воды, и Субин очень надеется, что она холодная достаточно, чтобы мгновенно остудить его голову.       Потому что.       В секунду, свободную от вопросов и достаточную едва ли для того, чтобы поправить маску вежливой улыбки, Субин замечает капельки пота, блестящие на едва тронутой загаром шее согруппника. Обилие внимания и камер вокруг; глянец и приторный флёр одеколона и средств для укладки; кожаные лакированные брюки и плотный мех на длинном и очень мягком пальто Кая — вот в чём причина, судя по всему. И не в том, как рука Субина обвивает чужой пояс, горячий под всеми этими слоями, верно? Обычный, привычный жест поддержки.       Хотя Субин не против немного помечтать.       Надо же, и кто из корди-нун решил, что пышный тяжёлый мех, пусть и поверх тонкой, почти прозрачной рубашки — это отличный вариант для прогретого солнцем Лос-Анджелеса? Субин видел её только мельком — эту чертовски хорошо облегающую чужое тело рубашку. С крошечным сверкающим кулоном в вырезе глубокого ворота.       Кай тогда молча стоял вполоборота ко входу, пока его причёску поправляли. Ещё без шубы на плечах, но уже в заправленной рубашке и в штанах, на натянутой чёрной ткани которых свет отражался очень уж удачно.       Но когда Кай заметил Субина, то заулыбался, качнул бёдрами и отчего-то замешкался, прикасаясь обеими руками к шее. Как будто пытался спрятаться. Субин искренне не понимал, зачем. В этом году стилисты превзошли сами себя в выборе одежды для Кая, для взрослого, пропадающего в тренажёрном зале Кая.       Не заметить плоды чужих тренировок было бы сложно. Да Субин не особо и пытался.       Вода, ему срочно нужна холодная вода. Кто успел перехватить бутылку раньше него?       К удивлению Субина, Кай так и не отстранился от него на вопросах, позволил субиновой руке по-хозяйски уместиться на его пояснице, пока сам щебетал о чём-то на английском и улыбался, стоя вплотную к Субину, слегка разморённый, и смотрел так… Субин вот тоже смотрел, только на Кая. И, зачарованный, явно пропустил половину слов мимо ушей.       Потому что его богатое воображение успело пропустить церемонию и перешло сразу к отелю. К отелю, в котором им нужно поделиться на две группы, что означает двое человек в одной комнате и трое в другой, и…       Субин так давно не делил комнату с Каем.       Кай, точно уловивший его непослушное настроение, награждает его взглядом из-под ресниц и нарочито небрежной укладки. Приоткрывает рот, как бы намереваясь спросить о чём-то, но лишь закусывает губу. Где-то на периферии ребята возятся с бутылками.       А в мыслях Субина — Кай, точно так же закусывающий губу, румяный от жара; он в сползшей с плеч шубе и влажной прозрачной рубашке, без брюк, горячо сжимающийся вокруг Субина… Кай в мыслях без конца шепчет его имя и подаётся навстречу движениям Субина, позволяет ему оставлять пальцами, губами, зубами розовые следы на нежной коже на бёдрах. В мыслях — только они вдвоём, где им нет нужды сдерживаться в касаниях и словах на дрожащих выдохах. Весь суматошный год — а только ли год? — Субин живёт этой фантазией, слишком сладкой, навязчивой и почти осязаемой.       Кай реальный не настолько податлив, и Субин это знает, правда.       Знает, с какой лёгкостью Кай закидывает его на плечо или подхватывает, точно принцессу, и с хохотом уносит; и не важно, есть рядом камеры или нет. Знает, насколько крепкие тонкие на вид предплечья, как и бёдра под излюбленными мешковатыми штанами, теми, что со слегка растянутыми коленками. Знает, что Кай так-то не боится щекотки, но только под ловкими пальцами Субина он складывается пополам и капитулирует, запыхавшись, и просит остановиться.       Из физических преимуществ над крепким, сильным и терпеливым Каем у Субина, похоже, только рост в неполные два метра и остался. Между ним и Каем пара сантиметров разницы, может, чуть больше, но для поцелуев было бы и-де-аль-но. К тому же он мог бы приподнять чужой подбородок пальцем, как в любимых сёдзё Кая… Смущается и робеет он очень мило. Особенно когда Субин задевает его кончик носа своим. Особенно когда прикасается к чужой груди или поясу, или непослушно соскальзывает ниже, испытывая чужое терпение. Но на этой церемонии Кай держится стойко, и вместе с тем — выглядит непринуждённо и томно.       Как будто только вернулся с перерыва, проведённого за поцелуями. Ничуть не торопливыми; весь образ Кая пронизан этой пленительной ленцой. И глаза блестят. — …бини-хён.       Ох, чёрт.       Он поспешно натягивает улыбку. — Субини-хён, — повторяет Кай настойчиво. Только от толчка в бок Субин осознаёт, что это бутылка воды, уже начатая, покрытая капельками конденсата из-за контраста температур. — Спасибо, Хюнини, — шепчет он поверхностно и заставляет себя оторваться от чужого пояса, чтобы непослушными пальцами разобраться с крышкой.       Кай не говорит ничего, но почему-то стоит всё так же близко. С такого расстояния он мог бы прочитать мысли. В самом деле мог бы. Всегда видел Субина насквозь, в каком бы паршивом настроении тот ни пребывал, каким бы задумчивым ни выглядел, или, наоборот, перевозбуждённым от радости, такой, что говорить не мог.       А если бы Кай понял, о чём Субин думал прямо сейчас?       Ох.       Ох.       Воду Субин глотает жадно, чуть ли не давится, но вовремя останавливает себя. Ещё не хватало ярких заголовков: «Лидер этой корейской группы поперхнулся водой и потерял сознание прямо на красной дорожке!», «Инцидент во время интервью!» и прочей чепухи. И всё из-за того, что он завёлся от того, насколько горячо выглядит его согруппник. Хороший друг. Искушение во плоти. Милашка Хюнини. Самый дорогой человек. Его липкая сладкая жвачка.       Ассоциации со всем, что касается липкости в отношении Кая, Субин мужественно придавливает ногой в своём мысленном пространстве. Для этого у него в распоряжении ещё вся ночь. Ни в коем случае не красная дорожка. — Хён, ты в порядке? — интересуется Кай. Им скоро снова отвечать на вопросы, и отлучившиеся на пару минут Тэхён с Ёнджуном уже возвращаются к Бомгю, о чём-то болтающему с менеджером. — Конечно, — отзывается Субин и не верит самому себе. — Ты выглядел так, словно…       Кай снова облизывает губы. Похоже, украдкой нанёс на них блеск, с розовым оттенком; не позволил бы маленькой дизайнерской сумке пустовать, а пленительным губам — оставаться сухими. По правде говоря, о них Субин тоже думал часто. Был бы Кай послушным мальчиком, лаская его ртом и шумно вдыхая через нос, часто-часто? Или же испытывал бы на прочность, раздразнивая языком и не давая взмокшему, красному Субину дойти до пика?       От обоих сценариев у Субина пересыхает во рту.       И всё-таки… Словно что? — …словно ты готов был съесть меня взглядом.       Тон Кая лёгкий, игривый, но ниже, глубже его обычного. Таким голосом он шутливо отпускал комплименты согруппникам, желал спокойной ночи в эфире радио-шоу — Субин до сих пор прокручивает его «приятных снов, детка» перед сном и хочет сгореть.       Он и вправду голоден. — Кто знает, — отшучивается Субин, но осекается, когда чужие пальцы накрывают его, всего на пару секунд, цепко, между ними, где никто не должен уличить их маленькое взаимодействие на камеру. Хотя Субин не раз видел в соцсетях съёмку и скриншоты фанатов; пусть и не всё, но запечатлеть яркие, выдающиеся и… личные моменты, моменты их уязвимости ещё ухитриться надо. Те, где Субин быстрее делает, чем думает. Где говорит «мой» прикосновениями и взглядами, а не словами. Где признаётся Каю в любви снова и снова, а тот улыбается со смешинками в глазах и обнимает крепче.       Пока он не думает о том, как вновь откроет ленту новостей в поисках фото. Не своих. Чужих. Он задерживает взгляд на блестящих губах Кая и едва сдерживается, чтобы не склонить голову для поцелуя. Невинного. Или не очень. Развязного. Прямо тут, на глазах десятков, если не сотен других людей. Шальная мысль кружит голову, и короткий дрожащий вздох Кая — его что-то удивило или отвлекло? — возвращает Субина на землю. Он сглатывает.       Кай уже смотрит вперёд, где ряды сидений и толпы американских звёзд в стильных нарядах, но Субин едва ли замечает их, занятый только тем, кто стоит перед ним и сияет ярче всех них. И тянется навстречу манящему свету. Прижимается плечом к плечу Кая, всё так же, в знак поддержки и закусывает губу, ощутив на боку привычно озорное, но непривычно обжигающее сквозь пиджак и рубашку прикосновение ладоней Кая. — Я не против, хён, — шепчет Кай, едва перекрывая гул публики и щелчки зорких камер. По его шее скользит за воротник ещё одна блестящая капелька влаги. — Если это ты, то я не против, — поясняет он ещё тише.       Но Субин слышит. И от переполняющих чувств и сам готов взорваться сверхновой.