Экспедиция

Грязные, потные спутники расположились в посольской — небольшой коробке из нетленного дуба, впрочем, украшенной так же изящно, как и весь атриум: с потолка свисала резьба виноградных лоз, а диван, на котором сидели путники, покрывал плед из невесомого кружева, хотя сделан он был из насыщенной стали. — Значит, нам нечего бояться? — Нечего. Посол Дарнелл закончил разливать сироп по маленьким чашечкам и собирался нести бутылку на место, но Марс выхватил ее из рук великана и опустошил почти полностью. Лазарь, как будто что-то вспомнив, ткнул Марса под ребра локтем, забрал бутылку и допил остатки. — Эм… Я позабочусь о том, чтобы маслотек был у вас в течение часа. — Ассистентка Дарнелла что-то прошептала ему на ухо и тот стал заискивающе улыбаться. — Господин, я правильно понимаю, что можно открывать атриум? Твари не спустятся? — Не спу-у-устятся… — Лазарь уже осматривал кабинет в поисках новой бутылки, но ничего не нашел. Посол и ассистентка покинули кабинет. Оставшись одни, экспеды бесконечно обсуждали одно и то же: что они освободили какую-то мать чудищ, что теперь по материку гуляет их выводок, и что надо спешить в Билифов. — Может, стоит сразу в Университет? Мойра говорила, лежа локтями на оконной арке кабинета: ее захватили причудливые наряды и образ адских жителей. — Нет, пока там разберутся, у нас все студенты полягут. У алхов все-таки есть ius agendi… — Иус-чего? — Право действия. — Лазарь ухмыльнулся. Эйвин казалось, что он всегда видел в Мойре только ребенка. — Это когда алхи могут наплевать на бумажную волокиту и действовать. — При всем уважении, профессор, вам лучше придержать такие определения до момента, как мы поднимемся на поверхность. Голос Марса не был угрожающим — скорее, скорбным. Эйвин поежилась и заметила, что и все остальные внезапно ощутили холод подводного ада. Маслотек внесла пара мужчин в строительной форме — они с любопытством осмотрели гостей и ушли, о чем-то со смехом переговариваясь. Эйвин подошла к маслотеку, двум бочкам простого вида с руной на крышке. Она хлопнула по руне и с любопытством крутила в руках свернутый в пространство бочонок — он помещался на ладонь, но плохо в нем сидел. Клета впервые заговорила с момента их страшной гонки: — Если нападут снова, нам останется только утопиться в этой бочке. — И правда… Ну, я сделаю каждому по инжектору. — Эйвин обернулась и, неверно оценив взгляды спутников, стала их успокаивать: — Это недолго! Мы успеем добраться до квартала еще до сумерек. — Значит, ты остаешься? — Мойра наконец оторвалась от окна и в мгновение ока прыгнула к Эйвин. — Конечно, остается! И я вас не брошу. Что мы, трусы какие? — Сказал Лазарь, продолжая свои поиски новой бутылки с сиропом. Команда успела пообедать — если можно назвать обедом пир, который им подали привыкшие к обильному питанию великаны — к тому моменту, как Эйвин закончила с инжекторами. Она вооружила всех наручными иголками, которые выпускали жемчужину маслотека каждые пять секунд, не дожидаясь, когда владелец о ней вспомнит. — Спасибо. — Это моя работа. — Нет… Правда, спасибо. Эйвин смотрела на Марса так долго, что ее спутники начали хихикать. Стряхнув странное чувство, она тоже посмеялась и пошла туда, где великаны сложили их летунов. — И правда, не видят! Один из великанов, молодой парень в городском наряде, с гордостью продемонстрировал экспедиции все, что те в спешке бросили в лагере. — Но это не повод быть легкомысленными. — За их спинами появился Дарнелл, еще более мрачный, чем до этого. — Спасибо, Джером, можешь идти. К нему подошла ассистент и сказала так, как будто налет пришельцев был рутиной в ее сложной работе: — Дай им неделю, и скоро все дети Удатена будут мазаться маслотеком и дразнить чудовищ на берегу. Как и предсказывала Эйвин, экспедиция добралась до воняющего морем и рыбой Билифова еще до сумерек. Все успели освежиться, пока были в пределах, и все же вид у них был такой, что на стойке администрации алхимической гильдии их документы проверили не меньше трех раз. — Вы не спешите, конечно, там всего лишь умирают люди. — Мойра! Человек делает свою работу. “Человек” с недовольным видом протянул Лазарю шесть восковых печатей с тисненной буквой “Г” — гость. Даже когда они уходили, слышно было шелест пергамента: сторож местного порядка явно не мог поверить, что алхимики примут без записи таких проходимцев. Лазарь уверенно повел их на высокую лестницу с золотыми перилами и дальше, к тяжелым дверям над ней. Двери были распахнуты настежь, но было ощущение, что густой запах власти обволакивал вход к главному алхимику Билифова. — Дорогая моя Шира! Прости, что беспокоим. Красивая немолодая женщина подняла на старика пустой взгляд — она явно продолжала еще несколько секунд считать формулы в голове, не в силах так быстро прервать работу. — Вы… Профессор? Чем обязана? И что это за молодые люди с вами? — Она встала и ее седые длинные кудри соскользнули с письменного стола со странным звуком. — О, это славная боевая экспедиция Лазаруса и Калуса… Я удивилась, когда узнала, что вы снова работаете вместе. Так что привело тебя сюда? В кабинете волшебным образом появился какой-то мальчишка в крестьянском наряде и натаскал к столу бархатные кресла. Встретившись взглядом с Мойрой, он раскраснелся и заработал усерднее. — Вот как… Спасибо конечно за маслотек, но ты же знаешь, я всего лишь наместник. Даже для uis agendi мне нужно как минимум три голоса. — Она посмотрела в багровеющие от гнева лица экспедов и откнулась в кресле. — Впрочем… Ричард! Ричард с удивлением захлопал глазами, но успокоился, увидев, что к Шире бежит крестьянский мальчишка. Тот встал рядом с женщиной, стараясь не смотреть на Мойру и ее дьявольскую улыбку. — Позови наших оперативников, хорошо? Скажи, что дело срочное. Оперативниками оказались трое мужчин разного возраста: юноша с длинной курчавой бородой и тюрбаном, старик с язвами на обеих щеках и статный мужчина со взглядом опытного политика. — Моего сына ты уже знаешь… “Этот, с красивой мордашкой? — К красивой мордашке прилагалась манерность, с которой мужчина взмахивал руками. Когда он это делал, браслеты из маслотека стучали друг об друга, как стучали бы кольца на хвосте гремучей змеи. — Как она сказала, Диллвин? Надо запомнить”. Юноша с тюрбаном по имени Оберон вел себя так, как будто давно знаком со всеми присутствующими: еще до того, как Лазарь закончил свой рассказ об их открытиях, тот успел пошутить минимум сто раз, пусть и рассмешил только Мойру и мальчишку Ричарда. Старика Фонтейна никто не заметил. Он жевал внутреннюю сторону щек и от этого казалось, что он сам же себе прогрыз язвы на щеках за долгие часы собраний в этом кабинете. Сын же Ширы, Диллвин, почти все время болтал: задавал глупые вопросы, подначивал Лазаря и вставлял комментарии об “общей компетентности отряда”. “Вот это червяк! Ну, мне-то какая разница, я все равно тут надолго не останусь”, — Решила Эйвин и сказала, глядя прямо в глаза Диллвина, по-мышиному алые от многих лет в лаборатории: — Так вы поможете нам или нет? — Помогает церковь, как может вам подсказать ваш духоверный друг. — Ричард поморщился. — А мы защищаем, сохраняем и… —…И отнимаете. — Сказал Марс, не сдерживая всю глубину великанского баса. — Господа! Господа! Прошу, давайте отложим все решения до завтра. Друзья, я прикажу поселить вас в Зарнице, это очень комфортабельные комнаты… Спутникам ничего не оставалось, как оставить алхимиков одних. Эйвин видела из своей комнаты в Зарнице, как горят желтым окна Ширы, и не гаснут много-много часов.