Вылечи меня своей любовью

      И кто, любит пламенно в жизни своей, не поступил ни в чём против строгой нравственности, тот — счастлив! Н.М.Карамзин.       Только с Антоном Шастуном могло произойти такое. Что конкретно? Болезнь. А на носу знаете что? Новый год. Если говорить точнее, то он через неделю, но кудрявому недоразумению удалось выиграть свой счастливый билет на постоянное нахождение в тёплой постели и литры чая с лимоном. Вообще, сам Арсений дико перепугался, когда ему написал Шастун с просьбой забрать из университета по причине того, что он себя плохо чувствовал, потому что сам студент мог с ног валиться, но присутствовать на занятиях. Вообще, сам юноша начал жить у своего неродного дяди не так давно, месяц назад, когда нужно было переезжать в другой город и наконец-таки учится, учится и ещё раз учится, и всё бы ничего, вот только с каждым новым днём уживаться под одной крышей с мужчиной становилось сложнее, ибо Антон чувствовал этот глубокий трепет сердца у себя в груди, который постоянно до этих самых пор пытался заглушить. Чем? Отношениями с девчонками или даже парнями, которые хоть как-то отдалённо напоминали ему его дядю, но всё тщетно, потому что нельзя найти копию определённого человека. И так ему пришлось мириться с действительностью и своим неугомонным сердцем.       — Антон? Что случилось? — взволнованно спрашивает Арсений, увеличивая звук во время звонка. Он откладывает устройство в сторону, пока сам впопыхах собирается.       — А, о, привет! — слишком бодро для «мне очень хуёво, забери меня отседава». — Слушай, такое дело, мне что-то очень хреново стало во время занятий. — начинает объяснять ситуацию Шастун, стоя в очень большом и пустом коридоре. Он писал дяде ещё десять минут назад. Да и звонить пытался, вот только тот был вне зоны действия сети. — Не мог ли ты меня домой забрать? А то ощущение, будто я прямо здесь грохнусь. — измученно добавляет мальчишка, облокачиваясь о стену позади себя.       — Да... Да, конечно заберу. — с маленькой заминкой говорит Арсений. Он уже сидел в машине и намеревался ехать к своему несчастному. — Собирайся и жди у главного входа, пока я тебе не позвоню. — командует мужчина, ожидая, пока прогреется машина. — Даже не вздумай на улицу выходить, там очень холодно, а ты, я уверен, без шапки.       — Агу-агу, — дразниться парень, осчастлививший тем, что его скоро заберут, потому что с каждой новой минутой неизвестная болезнь даёт о себе знать всё чаще и чаще. — Спасибо, кстати. — смущённо и даже как-то тихо добавляет юноша, улыбаясь и даже не замечая этого.       — Верните телефон ребёнку-переростку Антону Шастуну, — не остаётся в долгу Попов, выезжая со двора. Его наваждение немножечко спадает, и он становиться более менее спокойным за своё чудо в перьях. — Да не за что. Говоришь так, будто я мог отказать тебе.       — Ну, мало ли, просто ты наверняка был занят супер важными делами, от которых я тебя отвлёк. — как-то быстро и суетливо говорит Антон, облокачиваясь о прохладную стену позади себя. — А ещё ты сейчас на другом конце города... — протягивает мальчишка как-то виновато, будто бы извиняясь за потраченное время, бензин и кучу всего, что успел и не успел натворить.       — Моё главное сейчас дело — это ты. Как бы сопливо и мило это не звучало. — искренне говорит Арсений, внимательно следя за дорогой и быстро проезжающими мимо него машинами.       — О-о-о, а-а-а... — протягивает смущённо юноша, даже не имея понятия, как на подобное отвечать. Он стеснённо краснеет до кончиков самих ушей, закусывая нижнюю губу. — Ладно, я пошёл собираться. Ещё раз спасибо! — благодарит Шастун и тут же сбрасывает трубку, потому что видит, как открывается дверь из соседней аудитории. Возможно, он говорил непозволительно громко.

***

      Антон покорно сидел возле главного входа, укутанный в огромную и пушистую куртку с таким же огромным капюшоном, который мог полностью скрыть его лицо, что сейчас, в принципе, он и делал. Шастун увлечённо листал ленту в вк, как внезапно почувствовал поток отвратительной боли в висках, которая заставила его сложиться пополам и схватиться за волосы. Юноша мучительски промычал и просидел в такой позе с болями около минуты, после чего всё прошло, и ему пришлось без какого-либо понимания ситуации сидеть, потому что не было уже никакого желания что-то делать. Он чувствует вибрацию в руке и, когда видит знакомый контакт, то берёт трубку без промедлений.       — Але? — слишком чётко выделяет «е». Фишка.       — Я подъехал, выходи поскорее. — осведомляет Арсений, делая какую-то волну на радио у себя в машине потише.       — Уже бегу! — сообщает юноша, сбрасывает трубку и бежит в сторону выхода, а оттуда на парковку. Ему сейчас очень и очень сильно хотелось домой. Ну или просто прислонить свою физиономию к чему-то мягкому и поспать, что он и делает в первую очередь, как оказывается в машине. Стекло, правда, не очень мягкое, но спать можно.       — Чудо, как ты себя чувствуешь? — сразу же спрашивает мужчина, выезжая с парковки. Он уже не в первый раз лечил это зеленоглазое недоразумение, но как раз-таки в прошлые разы было что-то несерьёзное, по типу простуды или кашля с литрами соплей, а сейчас уже по виду самого мальчишки, у Попова предательски щемило сердце, потому что совершенно никаких примеров такой болезни он не знал, хотя догадывался, что это был грипп с нотками какой-то левой болезни. А ведь Арсений говорил — «надень шапку», «надень шарф», «смени уже ты эти кроссовки, на улице снег уже!»       — Не очень хорошо. — честно говорит Шастун, поправляя капюшон так, чтоб при соприкосновении со стеклом не было особенно больно, а ещё чтоб не было видно его вновь краснеющих щёк, потому что «Чудо». — Утром был просто кашель, я там чая хлебнул, ну и поскакал на пары, а вот под конец первой почувствовал, как меня штырит сильно, думал, там и отброшу коньки. — рассказывает парень, пока не замечает, как они едут в совершенно отдалённом от дома направлении. — А куда мы едем?       — Едем мы в аптеку, ибо мне кажется, что ты подхватил что-то серьёзное, — информирует Арсений, останавливаясь возле маленького и белого здания, вывеска которого сверкает зелёным цветом. — Подожди в машине, я скоро.       — Возьми аскорбинку, пожалуйста, — по-детски неловко просит юноша, смотря на Попова своими большими зелёными глазами.       — Хорошо, и аскорбинку тоже возьму. — обещает мужчина, улыбается и лохматит эти Антоновы мягкие кудряшки, а после покидая салон авто и направляясь к тому самому маленькому зданию.       Антон не знает, что ему делать. Пока он будет 24\7 дома, то точно пропалится со своей симпатией, а это будет не самое лучшее хи-хи и ха-ха. Мальчишка даже и не замечает, как из-за потока мыслей прикрывает свои глаза и буквально за пару минут засыпает, облокотившись лбом сквозь мягкий капюшон к стеклу.

***

      — Э-эй... Антош, вставай, — приятный и знакомый голос где-то над ухом. Шастун чувствует приятные касания на своей щеке и нехотя открывает свои глаза. В следующую секунду он ощущает, как у него очень и очень сильно болит и кружиться голова, побаливает горло и будто бы слезятся глаза. Он даже не может подобающе среагировать на эти ласковые позывы и касания, лишь слабо улыбается на пару секунд.       — Как же хреново... — измученно тянет мальчик, накрывая чужую руку своими тонкими и холодными пальцами, совершенно не стесняясь. Ноющая боль отдаётся стуком в висках и непонятным звоном в ушах, который не собирается прекращаться. Он ничего не чувствует, кроме того, что тёплая и большая ладонь исчезла с его щеки, а его самого поднимают на руки, на что юноша будто бы очухивается и, тыркнувшись один раз, ясно даёт понять, что он может идти сам, а ещё, кстати, в разы быстрее Арсения. Боже, какой дурак, а ведь мог дать себя донести на руках!       Уже в квартире мужчина помогает Антону переодеться в домашнюю и удобную одежду, после чего уходит куда-то в сторону кухни. Шастун лениво провожает Попова взглядом, а после, укутавшись по самый подбородок одеялом, переворачивается набок, прикрывая глаза. Как же сейчас хочется поспать, что даже никакие мысли о влюблённости не найдут в это время своего часа...

***

      Антон вновь просыпается от ласковых поглаживаний по щеке и тихим «Солнышко» возле уха. Юноша что-то неразборчиво мычит и осторожно кладёт свою руку на руку Арсения, который был очень взволнован самочувствием паренька. Шастун поджимает губы и хмуриться, когда чувствует невообразимую головную боль и то, как же ему сейчас жарко. Он переворачивается на спину, так и не открывая глаз, и стонет жалостливое «жарко» своим слабым голоском. Всё тело словно обдало большим куском лавы или тем самым горячим камнем на берегу моря, когда кто-то в шутку кладёт его на любую часть твоего тела. Антон готов хныкать от того, насколько же ему сейчас хреново.       — Давай-ка мы тебе температуру померяем, — будто с самим собой говорит мужчина и, открыв ящик, выуживает оттуда электрический градусник белого цвета. Он включает его и осторожно приподнимает мальчишку, дабы было удобнее вставить устройство подмышку. Пока они оба ждут результатов мужчина решает сбегать на кухню и сделать юноше чай, но возвращается в комнату вместе с насквозь вымоченным маленьким полотенцем, которое он кладёт Антону на голову. В этот момент Шастун будто бы открыл у себя второе дыхание, довольно простонав от прохладного полотенца у себя на лбу, к которому он приложил ещё и свои горячие ладони, как раз в этот момент запиликал градусник.       — Бог ты мой, Солнце, ну как так? — неверяще говорит Арсений, поражаясь цифрам на устройстве. — тридцать восемь и шесть, Антон! — мужчина переживает за мальчишку всё больше и больше, но не понимает, что делать. Это грипп? Или ОРВИ? А вдруг всё вместе? От мыслей его отвлекает рука, шарящая рядом с его. Шастун был словно слепой котёнок — не мог открыть глаза, но искал хоть какого-то тепла рядом с собой. Всё-таки нащупав руку Попова, юноша, жалобно проскулив от нещадящей болезни, крепче сжимает чужую конечность, будто ища в этом помощи. — Хочешь поесть чего? — уже тише интересуется Арсений, глубоко вздыхая. Он откладывает градусник в сторону, не убирая его куда-то далеко, потому что знает, что устройство ещё пригодится.       — Нет, тошнит... — почти шепчет парень, он тянет мужчину за руку, буквально обнимая всю конечность Попова, словно плюшевую игрушку. Юноша чувствует, как рядом с ним прогибается постель и его мокрую чёлку поправляют свободной рукой.       — Антош, ну нельзя так, ты ведь с утра ничего не ел. — просит его Арсений, жалостливо глядя на своё страдающее чудо. Если всё пойдёт в ещё более худшую сторону, то ему придётся позвонить в скорую помощь.       — Нет, чувствую, что если хоть что-то съем, то меня стошнит, — почти плачет Антон, из-за того что не понимает, что твориться с его организмом. Он очень голодный, но чувствует, что если хоть что-то попадёт в его рот, то его мигом вырвет.       — Хорошо, но есть же хоть что-то, от чего тебя не тошнит. Чего ты хочешь? — мужчина, готовый бежать в магазин хоть за грёбаным апельсином или детским пюре, осторожно гладит мальца по румяной из-за температуры щеке.       — Блинчики, очень сладкие блинчики хочу, — лепечет Шастун, смотря на Попова своими большими и по-детски невинными зелёными глазами. Он шмыгает носом, потому что от того, как он себя чувствует, действительно хочется плакать. А ещё ему неловко из-за того, что Арсений, имея множество важных и незаконченных дел, сейчас возится с ним. Как он сделает блинчики, если умеет готовить в доме только Шастун?       — Хорошо, — задумчиво тянет Попов, поправляя краешек уже тёплого полотенца. Он забирает тряпочку и идёт на кухню, вновь мочит её и возвращает виновато улыбающемуся студенту. — Что-нибудь придумаем. — поддерживающе ухмыляется Арсений, потрепав мальчишку по кучерявым волосам. — Ты поспи пока, отдохни...       Да, наверное, сейчас стоит хорошо поспать... Антон вновь не замечает, как поворачивает голову набок и тут же засыпает.

***

      Шастун в очередной раз шмыгает носом и даже не замечает, как начинает постепенно втягивать носом приятный и разносившейся по всей квартире ароматный запах... Блинчиков? Антон тут же открывает глаза и чувствует, как во рту скапливается слюна. В комнате уже темно. Похоже, сейчас часов восемь, а то и девять. Юноша вновь делает попытку вдохнуть, но неожиданно чувствует оглушающую боль, которая разносится по всей черепной коробке. Он переворачивается на другой бок, испепеляя взглядом приоткрытую дверь, что показывает такую же тёмную гостиную. Так стоп. А где он спит вообще? Мальчишка резко садится по-турецки, оглядываясь. Это комната Арсения. О Боже. Юноша невольно прикусывает внутренний краешек губы и спокойно ложится обратно, утыкаясь носом в самую большую подушку. Да, вот это то самое Божество. И пахнет Божественно. Поповым пахнет, кстати. Студент не понимает, что им движет, может ли это его быстро бьющееся сердце, может ли просто горячая болезнь так на него действует, но этот приятный аромат мужского одеколона и чего-то терпкого действуют как успокоительное и обезболивающее одновременно.       — Солнце моё, ты уже проснулся? — из-за двери показывается заботливое и полное нежности лицо Арсения, который, увидев укутавшегося почти что с головой в одеяло мальчишку, невольно хмыкнул, ибо заметил, как тот обнимает подушку, на которой обычно спит мужчина.       — Ты сделал блинчики? — ещё раз принюхавшись, спрашивает очевидное юноша, комкая у себя между ног и рук одеяло, которое он обнимает вместе с подушкой, хотя замечает это только сейчас, но думает, что будет странно отбрасывать такую вкусно пахнущую вещь в сторону.       — Ага, — как-то смущённо кивает Попов, — я не уверен, что они супер вкусные, но точно сладкие, потому что мне кажется, что я немножечко переборщил с сахаром, — смеётся мужчина, покидая комнату, пока Антон лежит в ожидании еды и вкусного чая, кстати, он так и не притронулся к прошлому, а тот наверняка уже остыл.       — Стой, подожди! — прикрикивает мальчишка, беря холодную чашку в свои горячеватые ладони. — Разогрей, пожалуйста. — неуверенно просит Антоша, как только дядя возвращается. Ему до сих пор неловко от того, как заботливо и нежно с ним возятся.       — Хорошо, без проблем, — он спокойно берёт чашку и, воспользовавшись моментом, прислоняет свою ладонь к мокрому из-за полотенца лбу. — померяй-ка пока температуру, хорошо? Градусник рядом с тобой. — просит мужчина, вновь потрепав мальчишку по кучерявым волосам.       Антон послушно хватает градусник и, включив его, суёт подмышку и откидывается вновь на подушки. Настроение от такой желанной и вкусной(возможно вкусной, потому что однажды он уже попробовал Арсеньевскую стряпню) еды поднимается в разы выше обычного. Градусник запиликал быстрее, чем в прошлый раз, поэтому Шастун подумал, что это значит то, что температура наоборот спала. Нет. 38,9. Что же, это не очень хорошо. Юноша хоть и чувствует себя более менее нормально, но с такой температурой явно ночью классно не будет. А если он надолго заболеет? Ему нельзя так долго находится в одном доме с Арсением! Никак нельзя, всё может всплыть на поверхность, потому что он уже дал себе фору и практически заставил лечь рядом с собой неродного дядю, в которого влюблён, о Боги! Нужно поскорее вылечиться всеми способами.       — Ну что, Чудо, сколько? — интересуется Арсений, подходя к тумбочке, которая находилась рядом с его — Попова — кроватью, и ставит на неё тарелку с вкусными на вид блинчиками на одной части тарелки и сметаной с малиновым вареньем на другой, а рядышком чашку с разогретым чаем со вкусом лесных ягод. У Антона скоро слюна по подбородку потечёт.       — Ну, тридцать восемь и девять... — честно говорит мальчишка, протягивая усевшемуся поблизости Попову градусник. Он пользуется моментом и тут же тянется к вкусно пахнущей еде. Пробовать стряпню Арсения — дело опасное, но когда ты не ел около двенадцати часов, то даже это попробуешь. Блинчики и правда оказались очень и очень вкусными. Шастун не хочет уточнять как и почему они получились такими обалденными, но понимает, что главным ингредиентом, который был вложен в блюдо, точно является чем-то нежным, но непроизносимым как простое слово, это что-то явно выше человеческого познания, потому что такие нежные и тающие во рту блины он ел только у мамы и бабушки. Юноша удовлетворённо стонет и почти что за пару минут уминает целую тарелку и просит добавки, уверенный в том, что и следующую порцию заглотит.       — Что? Неужели так вкусно? — неверяще спрашивает мужчина, наблюдая за тем, как мальчишка пачкает рот в варенье и сметане одновременно. Он умиляется и бережно стирает большим пальцем краешек губы от помарок. Ну что за ребёнок?       — Да, очень и очень вкусно! Ты душу Дьяволу продал, чтоб научиться так готовить? Скажи честно, — хихикает студент, облизываясь.       — Ага, а ты думаешь как люди учатся готовить? — встаёт на одну волну Попов, ухмыляясь. — Чай вон пей, сидишь тут, шутки шутишь, — журит его мужчина, осторожно беря чуть горячеватую чашку в руки и передавая её в тонкие пальцы юноши, который тут же обхватывает кружку полностью вместе с пальцами дяди. — Я тебе щас принесу таблетки, если всё станет хуже, то вызовем скорую помощь, — информирует мальца Арсений, внимательно наблюдая за Антоном, который тихо сёрбает сладковатый чай и одновременно с этим кивает, соглашаясь со сказанным. Он хоть и боится врачей, но не хочет так спалиться со своим глупым сердцем, которое так и тянется к мужчине напротив. Спустя пару минут Шастуну честно дают какую-то кислую и шипящую на языке таблетку, которую он честно рассасывает, а после, допив свой вкусный чай и поев ещё вкусных блинов вместе с мужчиной, меряет температуру.       — Нет, только хуже, — вздохнув, говорит Антон и ненавистно смотрит на отметку «39,1». Голова хоть и перестала болеть, но тело ломит так, будто его конечности выкручивает наизнанку какой-то невидимый садист, а тело горит адским пламенем. Он передаёт градусник Попову и, шмыгнув носом, твёрдо просит. — Давай-ка в скорую, а? Я не хочу валяться тут всю рабочую неделю, а потом догонять тему за темой. — вдруг оправдывается и прикрывается учёбой мальчишка, стараясь выразить правдоподобное возмущение. — Врач мне быстро укольчик сделает, установит, что у меня за болезнь и я быстро встану на ноги.       — Ты тут еле живой лежишь, но продолжаешь думать об учёбе, изумительно, — бубнит себе под нос мужчина, качая головой. — Был бы ты таким ответственным в школе... — как-то задумчиво говорит Попов, за что получает ленивый толчок ногой по бедру. — Ты боишься и врачей, и уколов, и благословлял, когда был мелкий, всех Богов, узнавая, что заболел, ибо не нужно учиться, где Антон и кто ты такой? — всё ещё не верит в слова студента Арсений.       — Да ну не смешно, — вновь прикрывается, потому что хочет поскорее куда-нибудь сбежать со своими постоянно краснеющими щеками и ушами, глупой улыбкой и так далее по списку влюблённого дурочка. — просто я действительно не хочу потом бегать с долгами и гадить свои оценки с «пятёрок» на «четвёрки», это некруто. — упрямо говорит мальчишка, укладываясь звёздочкой на постели. Да, было страшно, особенно если в очередной раз за этот вечер представить тётку с огромной иглой в пальцах, но он же всё-таки «ответственный за учёбу» мальчик?       Арсений сдаётся под натиском Антона в очередной раз и действительно вызывает врача, который обещал приехать в течение пятнадцати минут. За всё это время мужчина заваривает юноше чай и разминает ломающие конечности мальчишки. Мнёт руки, ноги, и даже хотел размять позвоночник, на который жаловался юноша, но тот был непоколебим, сказав, что не стоит, пройдёт, не люблю лежать на животе и ещё куча отмазок, чтоб не было так стыдно светить свою костлявую задницу перед таким ахуенным мужчиной. Звонок в дверь и Попов тут же пропадает.       — А вот и наш больной, да? — в комнату заходит приятная на вид женщина лет тридцати пяти, может, сорока. Она одета в типичную для скорой помощи синие жилетку с надписью позади «скорая помощь» и стандартные штаны.       — Здрастье, — как-то невовремя шмыгает носом Шастун, застеснявшись. Он был каким-то странным видом личности — боялся незнакомых людей и в принципе социума, но мог легко найти с кем-то общий язык буквально за пару секунд.       Врач просит рассказать мальчишку, что и как началось, как он себя сейчас чувствует, а потом интересуется у Арсения, как он пробовал лечить это «лопоухое чудо на ножках».       — Иди сюда, подними маечку, послушаю что у тебя там творится в лёгких. — подзывает к себе женщина, доставая стетоскоп и ожидая, пока краснеющий явно не от простуды мальчишка, всё-таки задерёт майку до самой шеи, поджимая губы. — Вдыхай ртом, а выдыхай носом. — кратко и понятно. Парень послушно приводит сказанное в исполнение, но в определённый момент чуть ли не загибается от разрывающего лёгкие кашля. — Угу, понятно, — она лезет в чемодан и в какой-то момент Антон жалеет, что вообще согласился на свою же авантюру позвонить в скорую, потому что это шприц и там игла, и эта игла щас окажется в его нежной булке, и это немного не прикольно и даже больновато. — снимай штаны и бельё и ложись на живот.       — Что прям... Снимать? — неуверенно тянет мальчишка, и в какой-то момент смотрит на внимательно наблюдающего за всем Арсения, который, увидев просящий выйти нахуй взгляд и красного мальчишку, шутливо закатывает глаза и уходит в другую комнату со словами «что я там бы нового для себя увидел», заставившее покраснеть юношу ещё сильнее.       — Просто приспусти, — ухмыляется женщина, уже готовая делать укол. Как только студент послушно сделал сказанное ранее врачом, та осторожно вводит шприц, предварительно протерев определённое место на ягодице ваткой, обмоченной в спирте.       — А что у меня за болезнь? Мне просто поскорее бы выздороветь, — сложив руки перед собой и уперевшись о них подбородком, интересуется Шастун.       — А куда это ты так торопишься? — заинтересованно спрашивает женщина. Обычно, когда она ставит диагноз о какой-либо болезни у юношей такого возраста, то слышит что-то вроде «я, надеюсь, на долгое лечение?» или «у меня там что-то серьёзное? Долго на пары\работу\в школу не буду ходить?»       — Да мне просто пары не стоит пропускать, не хочу потом как истукан за преподавателями бегать, дабы они мне оценку выше ушей натянули, — вешает огромную порцию лапши на уши врача Антон, подтянув после укола нижнее со штанами, но продолжая лежать на животе.       — Батюшки, вот бы мой сын так рвался на учёбу, — неверяще протягивает врач, укладывая все свои приборы обратно в чемодан. Она что-то пишет на распечатке листа А4, и, подозвав мужчину из соседней комнаты, о чём-то с ним говорит и объясняет, а после благополучно уходит, попрощавшись с Шастуном.       — Милая эта женщина, — искренне говорит мальчишка, понимая, что чувствует себя сейчас в разы лучше, чем пару минут раннее. Может, это диалог так хорошо сложился, а может, укол начал так скоро действовать.       — Да, есть такое, — соглашается со студентом Арсений, присаживаясь рядом с мальчишкой. — Ну? Как себя чувствуешь? — поправив одеяло, он накидывает его на слегка оголённую спину юноши.       — Лучше, чем было до укола, — бормочет куда-то в руки парень, вытягиваясь ровной струной на кровати и расслабляясь. — Но в жопу она неслабо дала, побаливает неплохо так, — жалуется Антон, поворачивая свою недовольную моську в сторону Попова.       — Это пройдёт, главное, щас нам тебя, ненаглядного, на ноги поднять, чтоб ты «не бегал как истукан за преподавателями» — ухмыляется мужчина, когда Шастун закатывает глаза и хмурится. — Ладно, спи, Солнце. — улыбается Арсений, поправляя растрепавшиеся кудряшки мальчишки, который вновь краснеет от этих ласковых прозвищ и движений.       — А ты?.. — недоговаривает, потому что перебивают.       — Лягу в гостиной, не стоит рисковать и с моим здоровьем, иначе никто нас двоих откачивать от болезни не будет, и умрём мы с тобой от температуры в сорок градусов в один день.       — Ах, как романтично, — наигранно шутливо и одновременно смущённо протянул Антон, переворачиваясь на спину и притягивая к себе мужчину для хоть каких-то, но обнимашек на ночь. — Ладно, иди спать, а то действительно помрём в один день от общей болезни.       — Но это же та-а-а-ак романтично, — протягивает Попов, а после смеётся. Гасит свет в комнате, а после, пожелав спокойной ночи, идёт себе расстилать неудобный диван в гостиной, потому что потому.       А у Антона сна ни в одном глазу нет. Мальчишка около получаса ворочается и не может нормально улечься то слишком холодно, то слишком жарко, то слишком темно, то наоборот светло из-за ночника, и так далее. В итоге он пролежал до пол второго ночи и тупо пялил в потолок. Шастун протирает руками лицо и глухо мычит, переворачиваясь набок и тут же чувствуя себя как-то уязвимо со стороны спины. Обычно, он ложился спать или до чёртиков сонный, или прижавшись спиной к стене, так что никакие бабайки со шкафа, окна и из-под кровати никогда не пугали студента в сознательном возрасте, но сейчас, когда на улице тьма тьмущая, у него вытащены ноги из-под одеяла и что-то из шкафа может видеть его открытую спину — это всё приводит в дикую и непонятную панику. Мальчишка сначала плавно поджимает ноги, пряча их под одеяло, а после переворачивается на спину, пытаясь что-то разглядеть во тьме. Вон что-то скрипнуло сверху, а какой страшный силуэт во тьме образует шкаф, который... Открыт? Боже.       Антон проглатывает вязкую слюну и пытается закрыть глаза, но тут же вспоминает все-все ужастики, которые пересмотрел за всю свою жизнь. В голове мигом всплывают страшные образы и изувеченные тела, и Шастун мигом открывает глаза, которые смотрят точно на это маленькое приоткрытое пространство. Юноша раздражённо вздохнул и, рывком поднявшись на ноги, уверенно идёт к злосчастному высокому деревянному строению. Он, не вглядываясь во тьму, быстро закрывает дверцу с достаточно громким хлопком. Мальчишка не обращает на это внимания, разворачиваясь и уже почти что шагая обратно в мягкую и тёплую постель, но понимает, что не уснёт в этой кромешной тьме, и даже осознание того, что буквально через стенку спит Попов, никак не успокаивало, поэтому Антон быстро подходит к розетке и включает разноцветную новогоднюю гирлянду, которая украшала всю комнату по кругу. В определённый момент юношу немного шатает и он решает поскорее вернуться в постель, для того чтобы наконец-таки уснуть. Неужто новогоднее чудо помогло уснуть Шастуну или это всё приятный запах от подушки, которую Попов решил оставить юноше?

***

      — Тош, Чудо ты моё, вставай давай, — ласково зовёт Арсений, пока студент что-то невнятно мычит во сне, пуская слюни. Мужчина осторожно проводит ладонью по лицу мальчишки, чувствуя, что у того поднялась температура, но не такая сильная, как раньше. — Заяц мой, доброе утро. — говорит Попов, когда юноша всё же открывает глаза и протирает свой мокрый подбородок краешком одеяла.       — Мне снилось, что я Мститель... — недовольно бурчит Антон, будто бы обвиняя мужчину поблизости в том, что он прервал наверняка прекрасное сновидение.       — Что тебе снилось? — ещё раз переспрашивает Арсений, открывая шторы и пуская солнечный свет в комнату. Он завороженно наблюдает сначала за лениво падающим снегом за окном, а после за безумно уютным и сонным мальчишкой в постели, который выглядит как запретный плод. Всё манит и манит к себе, невозможно удержаться, но если дать слабину, то можно и наткнуться на осуждение. Ах, глупые, глупые мысли изредка посещают нашу голову своей лозой, состоящей из дурачества и интрижек, но могут ли чувства быть столь глупы? А если безнравственны? Правду ли говорил Карамзин о счастье, которое кроется за любовью, что сохраняет правильность морали? Каждый ли лил слёзы, когда ему приходилось идти против нравственности ради своей любви? Что же, наверное, сейчас эти вопросы и раздумья очень и очень глупы.       — Что я был в команде Мстителей и сам был Мстителем, — серьёзно, но ещё сонно прикрыв свои хвойные глаза, говорит Шастун, переворачиваясь спиной к яркому свету. — у меня, короче, свет из рук был, да и сам я был, будто электрический, — мечтательно проговаривает студент, всё-таки перебарывая себя и переворачиваясь на спину, тут же утыкая свой взор на слегка помятую от неудобного сна и по-особенному уютную моську мужчины.       — И как тебе? Понравилось? Тони Старк действительно шикарен, или просто удачно подобрали ракурс? — шутливо произносит Арсений, присаживаясь на край слегка помятой постели и укладывая свою тёплую ладонь на мальчишескую щиколотку. Хотелось хоть мельком, но коснутся своего Чуда, которое греет сердце похлеще, чем любая яркая звезда в небе. Что же творит сентиментальное писательство с людьми? Коверкает их мысли в сплошную плаксивую песнь о чувствах. И сейчас Попов как никто другой, написав не одну книгу о неразделённой или счастливой любви, не мог понять как докатился до такой симпатии.       — О-о-о, да тут и говорить не о чем, с тобой никто не сравнится, — «шутит» Антон, тут же проказнически ухмыляясь Попову.       — Подлиза, — хмыкает мужчина, поднимаясь со своего места и подхватывая пустую чашку из-под чая, пока мальчишка перебарывал своё желание сказать о том, что он говорил эти слова действительно искренне. — Измерь температуру, Чудо, я пока тебе чай сделаю, — просит он и уходит в сторону гостиной.       И так проходит день за днём. Антон может хоть на руках бегать и сламывать горы перед собой, но ночью мучается от сильного жара и ломки во всех конечностях. Арсений частенько вбрасывает шутки по типу: «Эй, Заяц, поскорее выздоравливай, а то я устал нашу квартиру убирать и наряжать к Новому Году один, где моя любимая рука помощи?» Так или иначе, а мужчине тоже нужно было работать, поэтому он не мог в определённые дни мотаться вокруг юноши без отдыху, и, конкретно в эти моменты, Шастун мог устраивать шалости на любой вкус, позже сваливая всё на повышенную температуру.       Арсений что-то усердно печатает в ноутбуке, на пару секунд останавливаясь и специально подхватывая ручку, дабы было, что погрызть, ибо Попов может уже и палец свой начать кусать, дабы пришло или подходящее слово на ум, или синоним. Что же, писательство — штука непростая. Оно требует много времени, ума, силы духа и желания, а ещё готовности к разным видам критики, потому не каждый в наше время впопыхах выкладывает свои писательства в общий доступ, ибо люди в наше время встречаются жестокие и безрассудные. Мужчина обращает внимание на осторожно присевшего рядом с ним Антона, который, поджав к груди ноги и обхватив их руками, внимательно читал какой-то отрывок Арсеньего произведения. Тонко, складно и просто. Всё понятно и никаких лишних букв, зато не слишком доступно, нужно чуть внимательнее читать, чтоб понять смысл сказанного. Ну как не восхищаться этим мужчиной? Мальчишка невольно поглядывает на это задумчивое лицо и, кажется, против своей воли влюбляется сильнее в этот очаровательный нос-кнопку, множество родинок и эти бездонные голубые глаза, которые при свете солнца сверкают ярче, чем любой драгоценный камень в свете тысячи ламп. Юноша шмыгает носом и подсаживается чуть ближе, а потом ещё и ещё, пока его дыхание не становится слышно Арсению, который, затаив дыхание, чувствовал чужие вздохи на части своей шеи и щеки. Он, ухмыльнувшись, сохраняет написанное в папке, а после поворачивается к мальчишке, с которым они встречаются носами, и пока Шастун, засмущавшись, отворачивает свою чуть поалевшею физиономию вбок, Попов пытается прочесть эти глаза, скрываемые пушистыми и немного опущенными мальчишескими ресницами. Студент, испугавшись своего слишком смелого состояния здоровья из-за болезни, почти что подрывается с места, желая лишь о том, чтоб мужчина ничего не понял и старался не зацикливаться на поведении болеющего мальца. Вот только всё Попов делает против желания мальчишки, наоборот, задумывается над таким поведением и даже хочет скинуть всё на повышенную температуру, но сколько раз он видел этот легкочитаемый взгляд, алеющий румянец на щеках и горящие от какого-то изведанного всем чувства глаза. Даже если всё так, как он думает, то что же скажет общество? А не плевать ли — говорит подсознание на такие глупые обвинения со стороны ограниченных людей.       Страх может подкрадываться по разному, по крайней мере с Шастуном он теперь будет до самого окончания болезни, потому что он дал себе влюбиться ещё сильнее, и теперь не знает, что делать с неугомонным сердцем, которое требовало признания и взаимности, но которое не знало всех тонкостей их человеческого бытия. Антон честно пытался меньше контактировать с мужчиной, у которого достаточно часто был довольно задумчивый вид и какая-то постоянно нежная ухмылка при любом взоре на юношу, но прятаться получалось плохо. Вот куда ты спрячешься от человека, который ни за что не оставит тебя в такое ужасное время, когда тебе плохо и ты практически не знаешь, что с тобой происходит.       — Тотошка, доброе утро, — новое ласковое прозвище звучало в квартире чаще, чем суровое «Антон», поэтому мальчишка каждый раз невольно расплывался в улыбке на эту нежную кличку.       — Доброе, — достаточно хрипловатым голосом говорит студент, отвлекаясь от яростного кликания мышки, подключённой к ноутбуку. — Я вот проснулся в часов шесть, больше не смог уснуть, вот, — будто оправдывается перед мужчиной парень, откладывая ноутбук на тумбочку, где стоял свежесваренный чай.       — Понял, — кивает Арсений, подходя к тому самому страшному шкафу и приоткрывая самую нижнюю дверцу, из которой он выуживает большой пакет. Из него торчала праздничная мишура и пара новогодних игрушек для ёлки. — достаточно хорошо себя чувствуешь, для того чтобы помочь мне украсить дом вместе с ёлкой? — хитро ухмыльнувшись, интересуется Попов, доставая из пакета довольно короткую, но мягкую на ощупь золотую мишуру, которую он бросает прямо к ногам парня, будто бы в призывном жесте.       — У нас есть ёлка? — интересуется парень, поднимаясь с кровати и поправляя слегка помявшиеся на себе шорты и футболку. Он, улыбнувшись, слабо обматывает мишуру вокруг своей шеи, сияя, как маленькая звёздочка, по крайней мере это сравнение больше нравится Попову.       — Да, когда ты вчера так рано отрубился, я заметил, что к нам во двор заехали ребята продавать ёлки, вот и решил прикупить, а то тянуть до тридцать первого — плохая идея. — объясняет появление пушистой и уже стоявшей на специальной подставке ёлки, которая, разбросив свои ветки в разные стороны, поражала Шастуна своей высотой, ведь та была точно побольше двух метров.       — Так, давай мне пакет, я буду украшать ёлку, а ты будешь украшать комнаты, как тебе идея? — предлагает план действий студент, перехватывая тяжеленный от обильности праздничной суеты пакет, и шагает в сторону красивой ёлочки.       — Отлично, меня всё устраивает, — кивает юноше Арсений, и они вдвоём начинают разбирать новогоднюю мишуру и гирлянды. Что на ёлку — в одну кучу, что украсить квартиру — в другую кучу.       Всё идёт просто отлично. Шастун, стараясь поменьше колоться о колючие ветви ёлки, старательно вывешивает каждую игрушку, по итогу обвешивая всё дерево. После начинает завивать ту в хаотичные цвета, состоящие из белого, золотого и голубых цветов, а после просит мужчину помочь также по кругу обмотать ёлку гирляндой три раза, ибо та оказалось довольно большой. Арсений, кстати, тоже справляется на ура, вывешивает разные фигурки со снеговиками и дедами морозами на дверь с внутренней и наружной стороны(в надежде, что никому не приспичит спиздить довольно убогого на вид снеговика), обвешивает с помощью маленьких канцелярских гвоздиков гостиную, кухню и прихожую гирляндой, решаясь оставить ванную комнату в покое. Оба с нетерпением ждут вечера, чтоб посмотреть на то, как тут всё будет переливаться яркими красками.       — Антон, погоди, вот тут ещё звезда осталась, — подзывает к себе мужчина, выуживая с самого дна пакета красивую звезду, в которую нужно было вставить новую батарейку, дабы та тоже светилась. Пара минут, и звёздочка уже сияет, осталось только надеть на слегка лысоватую макушку.       — Да я не достану, — тут же отказывается мальчишка, когда ему вручают в руки звезду, даже пробует дотянуться, вот только боится, что если сделает что-то не так, то свалит вместе с собой эту красоту.       Но не успевает парень и развернутся, чтоб найти что-то крепкое, как его подхватывают без каких либо сложностей за талию и поднимают на пол метра выше, словно Симбу из мультика.       — А так? Достаточно высоко? — спокойно интересуется мужчина, поражаясь тому, как же всё-таки за время болезни исхудал парнишка. До этого были кожа да кости, а сейчас ещё хуже!       — Да, кхм, да, так получше. — с маленькой заминкой отвечает Антон, не способный контролировать смущение, которое взыграло на его щеках и кончиках ушей. Он быстро вешает звезду и как-то по инерции кладёт одну свою ладонь на руку мужчины, который опускал его. Уже готовый убрать свою холодную конечность, Шастун перестаёт дышать, ибо Арсений наоборот сжимает ладонь в своей руке чуть крепче, не давая возможности отойти от себя.       — Не хочешь мне кое о чём рассказать? — заинтересованно спрашивает Попов, стараясь не давить на юношу рядом с собой. Он убирает опавшую на глаза чёлку Шастуна и сам не может бороться с умилением, ведь видит этот алый румянец и поджатые губы и вновь опущенные глаза вместе с головой. У Антона взгляд мечется, а Арсений готов ахнуть от этой невинной красоты, которая предстоит перед ним. Эта идеальная мягкая белая кожа, пухлые губы и будто бы преданный взгляд. «Ну почему? Почему он смотрит так на меня? Неужто мы оба готовы упасть к ногам друг друга и молить о любви нашей?»       — Нет, не-а, о чём ты вообще, — качает головой юноша, криво улыбаясь. Он пытается убрать руку из такой мягкой хватки, но бушующее, словно в клетке, сердце не позволяет ему отнять ладонь.       — Чудо моё, ну я ведь не слепой, просто скажи мне, что у тебя на душе, сам увидишь, как тебе станет легче, — призывает его к признанию Попов, но спустя пару секунд молчания, подносит руку юноши к губам своим, оставляя поцелуй на довольно заметных костяшках, заставляя Шастуна охнуть от неожиданности.       — Просто... Просто это неправильно, — почти тараторит студент, а сам медленно убирает руку, прижимая ту к своей груди. — А что скажут люди? Я не хочу подвергать ни тебя, ни себя опасности, сам ведь знаешь, какое у нас общество, — почти хнычет от безысходности мальчишка, смотря на Попова своими сверкающими от подступающих слёз глазами.       — А что скажешь ты, Антон? Разве стоит чужим людям лезть в нашу личную жизнь, м? — задаёт философский вопрос мужчина, не напирая на юношу, который слегка потерялся от такого вопроса. — Если ты боишься, то я всё сделаю ради твоей безопасности, всё. — обещает Попов, смотря на мальчишку преданной собакой, которую даже если ударить и выставить за дверь, она всё равно будет верно любить своего хозяина.       — Ты мне, ну, — не имея мочи договорить, мямлит парень, чувствуя, как предательски невовремя начинают потеть его ладони, которые он быстро вытирает о край майки. Он немного мнётся, а потом на выдохе произносит за раз. — Люблю я тебя, блин. — смотрит прямо и хмуро, даже с каким-то вызовом, но всё равно досадно поджимает губы.       Попов спокойно выдыхает, а после, ласково улыбнувшись студенту, в одно движение прижимает к себе эту теперь уже сверкающую звезду, которая, крепко обняв мужчину за торс, уже спокойно тычется носом в чужую шею, вдыхая этот приятный и терпкий аромат. Он слышит тихое «спасибо», которое было произнесено куда-то в район шеи, а Арсений понимает, что вновь не успел, ведь его идея была сказать этому Чуду «Спасибо» за то, что он появился в его жизни. С последующими проблемами они разберутся, точно разберутся, но зато какими счастливыми встретят этот наступающий Новый Год, ведь он будет куда праздничнее и веселее, когда рядом с тобой есть любимый человек, который готов всё, что угодно для тебя сделать...       — Как в фильме хочешь? — смеётся мужчина, осторожно нарезая кубиками картофель. Он в очередной раз поправляет опадающий рукав белоснежной рубашки и несколько раз за этот час оборачивается на студента, который возится с навороченным, но любимым обоим салатом «Цезарь», пока Попов пытается сделать съедобное «Оливье».       — Да, конечно, заставлю тебя шагать в какую-то сомнительную деревушку и искать мне звезду, за которой будет гоняться стрёмная бабка и ещё половина этого поселения, ага, — хихикает и шутит Антон, точно также оборачиваясь и поглядывая на Арсения.       — Я помню у главного героя в этом фильме было забавное имя, не помню уже, — наконец-таки скидывая оставшуюся картошку в тазик, говорит мужчина. Он солит и добавляет ещё пару приправ на свой вкус, а после достаёт банку с майонезом, откуда берёт три ложки в салат.       — Дристан, — старается сказать более менее серьёзно, но по итогу заливается тихим смехом. Он, чуть не уронив ложку, которой собирался перемешивать салат, отходит в сторону раковины, начиная споласкивать руки от помидора, который оказался ну очень мягким. Парень услышал тихий смешок позади, а после тёплые руки на своём животе и тёплое дыхание в районе шеи.       — Что же, придётся действительно тащиться за звездой для моей звезды, странно, но как иначе, — в шутку говорит мужчина, тут же получая капли воды в лицо.       — А ну нахрен! — тут же разворачивается возмущённый юноша. — Ты в курсе, что этот Дристан потом замутил с этой звездой, которую нашёл?       — Да ну, зачем мне ещё одна звезда? — задаёт актуальный вопрос Попов, опираясь бёдрами о столешницу позади себя.       — Говнюк, вот заставлю тебя смотреть этот фильм, охринеешь, что там творится, — качает головой Антон, припадая в объятия мужчины и упираясь подбородком о плечо.       — То есть ты решил не пересматривать Мстителей в новогоднюю ночь?       — Мы всё успеем посмотреть, и Мстителей в том числе!       — Звезда моя, ну нереально просмотреть за оставшиеся у нас десять часов все части Мстителей, Один Дома две части и твой фильм, название которого я не знаю, — уверяет мальчишку Попов, ибо даже если рассчитать по времени, то что-то да не успеют, вот только Шастун, начав теснее общаться с мужчиной, стал более упрямым.       — Тогда давай не терять времени! — тут же оживляется парень, хватая своего любимого писателя под руку и направляясь в гостиную, куда они притащили телек, который был подключён к компьютеру, и быстро ища нужное название для начала пересмотра фильмов, пока Арсений дотаскивает на стол салаты из кухни.       Этот Новый Год они запомнят оба и надолго, ведь он будет самым родным и счастливым для них, ведь что может быть лучше оливье, Мстителей на экране телевизора, шампанского вместе с вином и любимого человека рядом? Верно, ничего. Даже если на этих двух в новом году опустятся проблемы и невзгоды они оба найдут решение своей проблемы, потому что теперь они вместе, и каждый из них двоих может предложить собственную идею решения той или иной неприятности, что упала на их головы.       Пусть ваш приближающийся новый год будет таким же сладким, как шампанское, которое мы откроем под куранты!