Связаны.

Под шумящий вопль ветра, который развивался эхом по бурной катастрофе, деревья начинают кланяться вниз, выгибаясь настолько сильно, как это было возможно. Где-то вдали, недалеко от гор, виднеются затемнённые силуэты бомбардировщиков, что так и выдавали себя своим же рёвом. Шум от них недолгий, ведь молнией они пролетают дальше, оставляя за собой лишь свист запущенных торпед. Гряла война, волоча за собой безумное количество потерь благоприятных территорий и полезных людей. Это время было и остаётся самым ненавистным для мирных граждан, что пытались лишь спастись, пока в ушах что-то ныло, резало и, наконец, оставляло белый шум. Никто не мог ожидать, что всё так быстро подвернётся, пойдёт наперекосяк, но почему-то все стали слишком спешно мириться со всей ситуацией и закрывать глаза. А всё потому что они ничего не могли сделать. Ничто не радовало за последние дни как горькая сигаретка во рту. Этот соблазн хотелось вкусывать каждый раз, прикрывая глаза и улыбаясь своим мечтам. Нет, это не дешманская наркота, что продана за малейшие копейки, это обычный оригинальный табак, сделанный прямиком из Норвегии. Делая очередную затяжку, железновидная рука тушит бычок об измученный стол, который каждый день принимал на себе пепельное насилие. Комната давно уже пропахла одним и тем же куревом, но хозяину это, очевидно, нравилось. Внезапно в помещение постучали на столько аккуратно, но всё же звонко, что заставляет красного лидера раздражённо зажмуриться, будто от этого что-то поменяется. Даже не поворачиваясь назад, юноша прекрасно знал, кто это, но всё равно по-детски строит голос, произнося однотипную фразу: "Входите". И в комнату действительно проходят. Это был секретарь Ларссона, который принёс за собой только-только заполненные бумаги. Хотел бы красный лидер в очередной раз скривить рожу на столько невинно, чтобы получить нотку агрессии со стороны Тома, но, кажись, его опережают. -Сука, ты можешь перестать строить из себя ребёнка? Я принёс тебе ебучие бумаги с прошлого раза, за которые ты меня чудесненько морально затрахал, - очередное ворчание со стороны секретаря, которого и злить не надо, он и так на коне. -Чудно, хоть где-то ты полезен, - с великим душевным сарказмом молвит Торд, строя из себя ехидную лисичку. Никто в душе не чаял, что между ними происходит, и почему младший по званию имеет такое огромное право грубить самому лидеру, но этим двоим гениям с огромнейшим, словно Марианская впадина, шилом в жопе было уютно, так что никто не возникал. Как-то раз был момент, когда Торд грозился вырвать очки Тому, если тот ещё раз включит через них "Sunshine lollipops". И, к глобальному сожалению красного лидера, тот включил это вновь. Конечно, Ларссон сдержал своё обещание, правда потом долго жалел, сам же начиная чинить этот гаджет из-за всё ещё толковой пригодности Риджа. Эти два упыря, кажется, специально выводили друг друга на эмоции до победного, пока один не станет четырнадцатилетней школьницей-истеричкой, и у обоих это прекрасно получалось. Они оба знали пороги гнева друг друга, знали, где залегают внутри душевно больные, ещё незажившие, точки. Но после с удивлением солдаты лицезрели картину, как Торд мирно засыпает на плече второго, пока его мило приобнимают, подсаживаясь ближе и замирая на месте. И сколько раз бы они не крыли друг друга матом, не били до кровавых отметин, они всё ещё вспоминали своё нескучное прошлое, смеясь с однотипных шуток об этом. -Я терпеть тебя не могу, уёбок, - шипит красный лидер, кратко целуя секретаря в недавно разбитый об кафельный пол нос. -Взаимно, сучка, - следует ответ с умиротворённой ухмылкой. Они были готовы убить друг друга на месте, при этом понимая, что связаны.