Неправильно прочтенная молитва, или неумолимое желание о нём.

Я раньше не ебал таких, как ты, актрис. Сережа и сам не знает в какой момент жизни он свернул не туда, почему опустился до такого, и почему верит в сверхъестественное, чертя мелочком круг в центре своей гостинной. Оценки у парня такие, что, наверное, никакой ангел ему и не поможет, но пути назад нет, как и отступления. Серёжа тяжело вздыхает, а потом садится в центр нарисованной фигуры, неуверенно присыпая границы солью, на всякий случай. Он с рождения не верит в ангелов, демонов, богов, кто там ещё у них есть, но почему то в три часа ночи ему приспичило вызвать самого настоящего ангела хранителя ( конечно же, с первого попавшегося сайта, ведь Акумов не тот, кто тысячу раз проверит, а только потом сделает ). Серёжа молчит, свечки расставляет по периметру, а потом поджигает их. Из-за неуклюжести одна немного подпалила край его тильняшки, но это, наверное, отстирается, по крайней мере Серёжа на это надеется. В комнате темно. Рельефы сидящего на полу человека освещают лишь пять свечей, неравномерно то воспламеняясь, то наоборот, затихая. Страшно? Очень. А страха добавляет осознание того, что он, мать твою, в шестнадцать лет вызывает блядовитого ангела, вместо того чтобы хоть как то готовиться к экзаменам. Думает ещё пару раз, но все таки закрывает глаза, начиная шептать молитву. А может все бросить? Потушить свечи, смыть круг, стереть себе память, и просто лечь спать, ни о чем не думая? Сережа задаётся этими вопросами до тех пор, пока не чувствует чужое присутствие в помещении. Да, все как и было сказано. Тепло. О нос щекочатся вдруг откуда то взявшиеся пылинки, принуждая открыть глаза. Нельзя. Любопытно и страшно одновременно, неужели у него и вправду получилось? Но Серёжа сдерживается. Точнее, сдерживался. До того момента, пока по кадыку не прошлось что то острое. Он с точностью может сказать, что это были длинные женские ногти, да, такие, какие девушки делают в салонах маникюра, стилет? Он не разбирается, но от дичайшего интереса глаза открываются как то сами, он честно, сука, честно не знает, как это вышло. Никого. Акумов психует. Злится и срывается, одним движением вставая из бесполезного круга, который, блять, ничем не помог, и ангелы ничем не помогли! Никто ему ничем не помог! Да пошло все, сука, в пизду. — Да пошла ты нахуй! Курсед тихонько издаёт смешок откуда то из темноты. Скребет длинными ногтями о какую то дверь в коридоре, наблюдая за тем, как Серёжа опредленно нервничает. Черноволосый упрямо фыркает. Пора заканчивать эту ебаторию, поэтому не задумываясь, он растирает края мелованного круга, присаживаясь на корточки и собирая в руку песчинки соли. Сколько же было ебени, ради того, чтобы кто то просто похвастался своими длинными ногтями, новым, сука, маникюром? Или это Акумову вообще мерещится, да, определённо. Он слишком мало спит, даже сейчас, вместо сна, он уничтожает улики проведённого недо-ритуала. Благо, у него нет ни паранойи, ни ещё какой то хуйни, поэтому закончив все свои наиважнейшие дела, Серёжа со спокойной душой наконец укладывается спать, решая протереть пол от остатков белых разводов завтра. Отсутствие паранойи не гарантирует отсутствие слежки.

***

— Сережа!! - парня окликивают в школьном коридоре. Разговаривать ни с кем не хочется. Он, как и полагалось, не сдал. Настроение ужасное, хочется просто прийти домой и завалиться спать, а ещё лучше купить в хозяйственном магазине верёвку и мыло, чтобы не мучаться с этой школой больше, чтобы вообще никогда не мучаться. Интересно, а на том свете помнят, как он ангела нахуй послал? Или он попадёт в ад? Как бы ему не хотелось, но на месте остановится все таки приходится. Миша. Улыбка ползёт на лицо самостоятельно. — Привет! Че грустный такой? Хуй сосал - не вкусный? - в насмешку проговаривает парень, за что получает чисто дружеский удар в бок. — Да иди нахуй - Серёжа смеётся, придерживая Кабе за плечо, пока тот притворно крючится от боли. — Хочешь, я седня к тебе зайду на ночку? - говорит Миша, так же улыбаясь Акумову. Серёжа ему никогда не отказывал в этом плане, Лису вообще очень трудно отказать, а особенно сегодня. Ведь черноволосый уже представляет то, как же Кабе будет ржать над невъебическим рассказом того, как вчера ночью к нему пришла шлюховатая демоница, хотя вызывал он ангела, да и для того, чтобы, сука, сдать экзамен, который успешно проебал. — Давай к девяти, калека блять. - Лиса снова пихают в плечо, на этот раз уже сильнее, но все так же по дружески, провожая незамысловатым жестом руки. В голову со вчерашнего вечера лезет одна ересь, подсознание говорит о том, что дома опредленно что то не так, там есть.. кто то ещё? Сказки. Серёжа даже молитву до конца не дочитал, да и замялся пару раз, слова попутал. А слова путать вообще можно? А вдруг он прочитал не то, а вдруг у него и правду есть кто то дома?! Акумов нервно закусывает губу, останавливаясь на крыльце. Он живёт не в квартире, и это доставляет ещё больший дискомфорт и неуверенность, ведь в любой подходящей для крика ситуации он закричит так, что никто и не услышит, а в квартире соседи хотя бы поинтерисуются причиной. Это первый раз, когда Сережа действительно боится заходить домой. Он чутким телом чувствует что то не то.

***

— И что это такое? Да, Кабе все таки соизволил прийти, правда не к девяти, а ближе к одиннадцати, под предлогом того, что покупал в магазине очень важные вещи. Два блядских карандаша. — Ну как что? Карандаши - проговорил Лис, садясь на пол в чужой гостинной. — Нахуя? Рисовать что-ли будем? У меня были, мог бы и не задерживаться на 2 часа. - Недовольно буркнул черноволосый, подсаживаясь к Мише, который активно роется в своём рюкзаке, разложив карандаши на ламинате в форме креста. — Сейчас будем с демоном твоим общаться Такой ебаторией Серёжа ещё не занимался, ну, разве что, вчера. От чужого предложения у него, кажется, глаза округлились, из-за чего Акумов незамедлительно выдал насмешливый протест. — Ага блять! Ты бы ещё доску принёс. Лис улыбается, а из рюкзака извлекается самая настоящая дощечка со странными буквами, на таком же языке была написана и молитва, благо там был перевод. А это ещё что такое? — Всё для тебя! - и Миша мелком под карандашами чертит "Да" и "Нет", повторяя эту махинацию ещё 2 раза в шахматном порядке. Серёжа недовольно закатывает глаза куда то наверх. Ему это все не нравится, не нравится то, что вчера натворил какой то хуйни, а сегодня Кусакабе решил поприкалываться над чужим, так сказать, горем, и принести к нему домой набор юного сатаниста. Безусловно, Миша ему не поверил, да и Акумов себе, если честно, не особо то и верит. Просто перенервничал, да.. перенервничал... Кусакабе, хихикая, выключает свет в гостинной, из-за чего тот остаётся включённым только лишь в прихожей, чтобы хотя бы видеть то, на каком слове остановился карандаш. — Ну, спроси у неё что нибудь, твоя женщина. Лис его стебёт и даже не стыдится. — Да пошёл ты.. - Серёжа хмыкает, но все же задумывается, через несколько секунд продолжая — Ты.. здесь? Сука, самый ебливый вопрос, который можно было задать. Курседу, на самом деле, даже отвечать на это не хочется, из-за чего тот не спешит проявлять знаки внимания к парням, опираясь плечом на стенку в тёмном коридоре. — Да ты еблан! Не так с женщинами общаться надо - Возмущается Кабе. — Девственница? Сплитовый аж воздухом давится, конечно же, про себя. Становится все более интереснее. Оба молчат. Серёжа хочет снова психануть на своего друга, сказать, что он совсем ахуел, и в рай после такого он точно не попадёт. Курсед сделать этого не даёт, садится рядом в позу лотоса, а потом самостоятельно поворачивает карандаш даже не на "нет" , а на Серёжу. Кусакабе взрывается, хохотать начинает настолько громко, что, кажется, это услышали люди даже с соседней улицы. А вот Акумову совсем не смешно, мало того, что его оскорбили, так ещё и не получил никакой поддержки. Неуклюже встаёт на четвереньки, а потом тянется к лицу Миши, дабы влепить пощёчину, но, жаль, не может нащупать. Свет гаснет, и Кабе пропадает из поля зрения, заставляя Серёжу заметаться в панике. Чувственное касание в области талии. Касание, которое задирает его тильняшку вверх, после чего она моментально опускается назад, а Акумов краснеет, падая на грудь и задирая пятую точку к верху, чувствуя значительный вес на своей спине. Кто то точно давит на неё. — Блять! Миша, хватит, я тебе ебло сломаю! - Серёжа недоверчиво кричит, и его и вправду слышат, разрешая вернуться в прежнее положение. Слышит, правда, совсем не Кусакабе. Тишина. И Акумов моментально отползает куда то в сторону, но за воротник его тянут обратно, заставляя так же сидеть на месте. Чужая рука ложится на его глаза, а концы острых ногтей предупредительно царапают кожу где то в области виска, показывая, что их нельзя открывать. Серёжа слушается. Выгибает брови наверх и скулит, когда ладонь, идентичная этой, накрывает его живот рукой, плавно поднимаясь к розоватым жемчужинам. Исследует каждый сантиметр. — Миш, Я.. я больше не хочу играть в это.. Пожалуйста, давай прекратим... Курсед показательно хихикает Акумову на ушко, опаляя девственную шею своим горячим дыханием, что вызывает табун мурашек по всей коже. Серёже до состояния дикого ахуевания страшно, но он старается переосилить себя, просто не открывать глаз, хоть и руки на них больше нет. Он боится увидить что то не то. Сплитовый гуляет рукой там, где захочет, а Серёжа, от шока наверное, даже не сопротивляется. Не сопротивляется потому что у человека сзади четырехсантиметровые ногти, до дикости заостренные под конец. Акумов хнычет, чувствует на губах длинные пальцы, что призывают открыть рот. Черноволосый противится, поворачивает голову в сторону и жмурится ещё сильнее, когда даже там его настигает та же рука, требовательно ложась на пухлые губы. — Ты же поцарапаешь.. - недоверчиво шепчет тот, стараясь не размыкать губ. Серёжа и вправду волнуется за свое горло, да и не только за него. Сплитовый ухмыляется, утыкаясь острым носом куда то в копну чёрных волос. Почему то это вызывает дикое доверие. Почему то Серёжа совсем забывает о том, что за ним совсем не Миша, что за ним совсем не ангел. И будто загипнатизированный, он приоткрывает рот, размыкая губы. — Ебланище, ты че делаешь? - Хлопок какой то дверью, и свет вновь загорается. — Это на тебя игры так влияют? Знакомый голос, и Акумов тихонько приоткрывает глаза, разглядывая силуэт друга, который тянет ему руку, чтобы Серёжа поднялся с пола. Но первым делом тот оглядывается. Никого. Снова. — Да я об косяк уебался.. - Черноволосый хватается за чужую ладонь, поднимаясь с пола и отряхиваясь от возможных пятен мела. — Я ссать ходил. Орал так, будто бы тебя тут душили. - Миша смеётся, хлопая Серёжу по плечу. Пока что не душили. — Лан, молчун, я заебался. Спать пойду, сиди тут хоть до утра. - договаривает Миша, как его почти сразу же останавливают на месте. — А ты.. эм.. не мог бы со мной.. поспать? У Кабе, наверное, икота от этого заявления началась. Он конечно знает о том, что Серёжа ещё тот девственник, но вот так вот открыто говорить о таких предложениях.. Ну и стесняшка оказывается. — Та иди нахуй, я в соседней буду. Захочешь - приходи. Серёжу снова оставляют одного. Точнее, Миша оставляет Акумова, по его мнению, одного, удаляясь в свою комнату на эту ночь. Чужой взгляд устремляется в пол, на карандаши и не убранные вещи, которые Миша оставил после себя. Ну и хуйлан. — Спокойной ночи..

***

Сегодняшней ночью было принято решение не спать, а если и спать, то только со включенным светом. На самом деле, если бы Миша лежал где то у него под боком, то уснул бы Акумов намного быстрее. Почти 3 часа ночи, глаза слипаются, спать хочется неимоверно, но Серёжа вдолбил себе в голову, что до рассвета он будет мучаться, но зато не пострадает. На самом деле, он не думает, что разноцветный светильник-зайчик сможет как то помочь, а со включённым комнатным светом он здесь вообще ослепнет, да, думал так до тех пор, пока в конце комнаты не послышались шорохи. Или у Серёжи развивается паранойя. Темно. Не видно почти ничего, но в дверном проеме можно было разобрать точный чёрный силуэт. Дичайший фильм ужасов, в котором главный герой садится на кровать, упираясь спиной в изголовье, а потом тянется к включателю, все так же не отводя взгляд от причины бессонницы. Серёжину руку перехватывают буквально на лету, а на глаза вновь ложится его ладонь. Безусловно, Курседу, как и другому инкубу, не нравится, когда на него смотрят. Но Акумов пихаться начинает, дёргает руками и отталкивает ладонь Курседа от себя, практически слетая с этой блядской кровати, вот именно, что практически. На запястьях затягивается узел атласной ленты, которая завязывается настолько сильно, что руки сводит. Сплитовый тянет его за окончание ленточки назад, подминает под себя, незамысловатым движением руки сталкивая с тумбочки блядского зайца, из-за чего тот выключается пока Серёжа отчаянно снова пытается вырвать свои руки из его одной. Курсед улыбается, поддевает чужое тельце своим хвостом, обматывая его тонкую талию. Он не классифицирован ни к высшим, ни к низшим демонам, для таких, как он, существует отдельный вид. Непосредственно, такие же мальчишки, как Серёжа, чаще всего призывают низших суккубов, а Акумов, мало того, что с инкубом развлекается, так ещё и сводит все к сопротивлению. Курседу определенно нравится. Сплитовый сжимает чужую талию до боли, впивается в кожу острым кончиком сердечка на хвосте и иногда поблескивает красными глазами в непроглядной тьме. Больше комнату не освещает ничего. Лунного света недостаточно для того, чтобы полностью разглядеть чужое лицо. Серёжа хныкает, дёргает связанными меж собой руками, и иногда больно стонет в губы сплитового от того, что тот чуть ли не протыкает его кожу острым концом хвоста. Руки гуляют где то в области паха, Курсед без усердий может почувствовать то, как внизу живота человека затягивается узел, вот только Акумова, видимо, эти развлечения совсем не возбуждают. Сплитовый отрывается от его губ, снова легко прокручивая рукой из стороны в сторону, из-за чего на белоснежной шее появляется такая же ленточка, что и на руках, только с бантиком, красивым таким, и конечно же, длинным поводком, который Курсед наматывает на свою ладонь, насильно сажая Серёжу на кровать. Тот, по воле своей глупой, снова сбежать пытается, за что получает не самые лучшие, но ощущения, выраженные ярким дискомфортом, ощущения того, что у тебя ломается трахея. Тянет на себя, и Акумов, шмыгая носом, подползает ближе. Сережа беспомощен до такого блядства, что даже не может разглядеть сущность перед собой. Он просто молится о том, чтобы его оставили в живых. Курсед склоняется над ним, окончательно стягивает надоевшую тильняшку с тельца напротив, блаженно оглядывая чужие формы. Безусловно, он может воссоздать любое чувство заполненности, ведь почти не пользуется своими достоинствами. В аду можно увидеть все, что угодно, там нет правил, как и для Курседа, он же не отделен от чёртов, но людских мальчишек он самостоятельно ещё не ублажал. Он, наверное, не почувствует даже доли наслаждения, ведь греховен, и занятие его вечное земных людей соблазнять, но Серёжа производит дикое впечатление и.. азарт. Слишком беспомощен. В оливковых глазах блестят капли слез, которые время от времени стекают куда то на простынь, и то, как же по блядски он выгибает брови наверх, начиная плакать от того, что Курсед острыми ногтями проводится по его члену, обхватывая его рукой и начиная двигать ею вверх-вниз. Нагинается ниже, буквально соприкасается заостренными рогами с чужим подбородком, но целует, кусает клыками шею и предплечья Серёжи, пока тот старательно то-ли пытается прокусить атласную ткань на запястьях, то-ли закусывает тыльную сторону руки, потому что понимает свое местоположение. Акумов клянется, что ему не нравится данная ситуация, не нравится его положение, и чёрт над ним ему тоже, сука, не нравится. Но физиология организма делает так, что он против своей воли мокнет, стонет и извивается под Курседом, когда тот умелым языком касается слишком чувствительных мест. Серёжа не выдерживает, вскрикивает тогда, когда сплитовый сразу двумя пальцами внутрь входит, ясно, что острыми ногтями повреждая плоть внутри него. Курсед не говорит на людском, его максимум, это понимать человеческую речь, но точно не говорить, ведь у бессмертных другие законы, другой язык и другие условные обозначения, именно из-за этого сплитовый недовольно накрывает чужие губы свободной рукой, максимально проталкиваясь внутрь рта, к сожалению, на одну с половиной фаланги : ногти больно упираются в мальчишескую глотку, и Курсед, на самом деле, жалеет об этой длине. По возврату он обязательно увеличит их до пятой. Больно, пальцы двигаются внутри слишком легко, будучи ничем не смазанные, скорее всего, это кровь, но Серёжа прощает абсолютно все, когда сплитовый попадает по простате, задерживаясь там. Акумов готов кончить от этих пальцев, грязно стонать от его острых чёрных ногтей, и от слегка стертой татуировки на руке, но буквально через пару мгновений заполненность внутри ощущается ещё больше. Пальцы не сравнятся с настоящим членом, и Курсед входит разом, из-за чего Серёжу подбрасывает, и даже из под руки, закрывающей его рот, было слышно, как по женски Акумов закричал на это. Черноволосый закатывает глаза куда то наверх, кусает кожу руки до крови, но он сам не понимает, как от этой же крови и ссадин внутри может быть, сука, настолько приятно, что такой замкнутый Серёжа еле сдерживается, чтобы не сорвать голос в собственных стонах. Он делает это тихо, двигается бёдрами навстречу, и выгибается ещё больше, когда Курсед тонким хвостом обхватывает его член, острым сердечком проводясь по уздечке. Курсед хмыкает, видит, что Серёжа скоро кончит, поэтому экстазно проводится по его шее языком, а Акумов, как не в себя, хватается за его рожки, не давая отстраниться, из-за чего сплитовый мычит даже сам, чувствительные рога. Серёжа дрожит, кончает себе на живот, немного пачкая чужой красный хвост, который Курсед буквально сразу же вытирает о покрывало. Инкуб, но чистоплодный, демон, но всегда опрятен и до ужаса красив. Чувство дежавю и эйфории накатывает буквально одновременно, и Курсед, не теряя ни минуты, рассекает воздух рукой, возвращая всю одежду и нижнее белье на Серёжу, потому что за дверью однозначно слышатся шаги. Акумов ободряется, резко садится на кровать, желая сказать хоть что то, но сплитовый только глупо высовывает язык, подмигивает, вмиг оказываясь за пределами балкона.