All The Young Dudes — Sirius's Perspective

Слов не хватало, чтобы всё описать. Боль пронзала. Она жгла, рвала и грызла. Она скрежетала, разбивала и поглощала. Его кости превратились в зубы – тело пыталось сожрать само себя. А потом всё прекратилось. Это было так неожиданно, что на мгновение – всего на долю секунды – Сириус подумал, что умер. Невозможно было представить, что он правда мог ощущать, как двигаются его конечности, бьётся сердце и расширяются лёгкие в момент вдоха. Всего мгновение назад единственное, что он чувствовал – ужасную и острую боль. — Поклянись в верности! Резкий голос матери вернул его в реальность, и Сириус судорожно вздохнул. С ним все было в порядке, он был в порядке; проклятие на самом деле не навредило телу, только поразило разум. — Нет, — выдохнул он, пытаясь встать. Когда он успел упасть на колени? — Круцио! Сириус вновь рухнул, смутно осознавая, что голова ударилась о деревянный пол. Это было ничто по сравнению с агонией, пожиравшей тело; булавочный укол в сравнению с тем, что каждый его нерв был проткнут раскалёнными ножами. Он не слышал собственного крика – не слышал ничего, кроме предательского сердцебиения, колотящегося о грудную клетку так, словно пыталось вырваться наружу. А потом всё снова прекратилось, и юноша оказался на полу, выпотрошенный, как рыба. — Поклянись в этом, Сириус. Она стояла над ним. Она была так далеко. — Мама... — выдавил он сдавленным от слёз голосом, но на этот раз палочку подняла не его мать. — Круцио! Заклинание отца ощущалось холоднее. Боль сковывала мышцы, замораживала мозг и кости. Она выла, как зимняя буря, опустошая всё на своем пути. — Пора понять, где твоё место, мальчик. — Нет, пожалуйста, папа, не... — Круцио! Они не останавливались, это не заканчивалось, они собирались убить его, он умирал, ему было больно, больно, больно. — Круцио! Это было больнее, чем сломать лодыжку, больнее, чем превращение в анимага, больнее, чем порезы на ногах. Сириус представить не мог, что его собственное тело способно испытывать такую боль. — Поклянись в этом, Сириус! Он не мог этого сделать – он должен был сказать «да» – но он не стал. Чернила и змея – кровопролитие, скручивающиеся витки, шипение, яд... — Поклянись ему! Докажи, что ты достоин этой семьи! Сириус никогда не скажет «да» – он не сказал бы, он бы не стал. Его мысли унеслись прочь, перемешанные, и юноша последовал за ними, выискивая что-нибудь – что угодно, за что можно было бы ухватиться. Всплыло воспоминание: книга и школьная библиотека. Его исследование, проведённое много лет назад. Рассказы о волшебниках, пораженных ликантропией. Там сравнивали боль превращения в оборотня с проклятием круциатус. Римус кричал, ломал кости, извивался, его тело распадалось на части, пока голос не превращался в вой на луну. И потом они бежали... — Круцио! Это то, что Римус испытывал каждый месяц? Невыносимую боль, занимающую всё пространство в груди? «Если Лунатик может с этим справиться, то и я смогу». Он цеплялся за мысль, даже когда его родители поднимали волшебные палочки снова и снова. Он цеплялся за мысль, пока боль терзала его, накатывая и отступая в перерывах между заклинаниями, как волны на пляже. Он цеплялся за неё, пока не перестал двигаться, пока мысли не ускользнули из разума достаточно далеко, как вода сквозь пальцы, пока весь мир не превратился в боль и прерывистое дыхание. Он мог бы сказать «да», если бы всё ещё мог говорить. *** Сириус пришёл в себя словно по частям. Сначала он почувствовал вкус меди и железа там, где прикусил язык. Блэк сплюнул кровь на ковёр. Слух. Голоса где-то вдалеке, резкий стук каблуков, звук ключа, вставляемого в замок. Щелчок. Тишина. Нет, это собственное горло, хватающее воздух, такое хриплое от крика, что он едва узнал его. Зрение. Когда он приоткрыл глаза, комната была размыта, как будто всё слегка расфокусировано. Сириус сморгнул слёзы. Зияющая пасть камина манила, обещая и нашептывая: — Беги. Прикосновение. Скольжение его тела по полу. Мелкая, как пудра, пыль на пальцах. Боль во рту, когда он попытался заставить язык двигаться, прижать к зубам и произнести слова, молитву, спасение. А потом Сириус исчез, а потом снова появился, а потом появились новые голоса, новые цвета, новые стены, но он так быстро тонул. Вода была такой тёмной, а парень был таким уставшим.   *** Когда Сириус снова очнулся, он лежал в постели. Юноша проснулся, брыкаясь и пытаясь сбросить тяжёлое одеяло. Тело кричало из-за адреналина, пока он пытался отползти назад. — Убирайся, беги, убирайся отсюда... — Сириус, любимый, тише, всё хорошо, ты в порядке! Ему потребовалось мгновение, чтобы понять, чей это голос. Когда он обернулся, миссис Поттер стояла перед ним, наклонившись вперёд и протянув руки, словно желая прикоснуться к нему. — Ты в безопасности, — пробормотала она, — всё хорошо, любимый, ты в безопасности. — мама Джеймса сжала его руку, успокаивающе поглаживая большим пальцем костяшки пальцев, и это прикосновение было таким невероятно нежным, что моментально разбило ему сердце. Сириус начал плакать. Он не понимал, почему, ведь ему не было грустно. Если уж на то пошло, он чувствовал себя отстранённым, оторванным от мира и оцепеневшим, как будто он парил где-то вне своего тела, удерживаемый только упрямым биением пульса. Сириус не хотел рыдать в объятиях миссис Поттер – просто не мог остановиться. Его тело превратилось в мокрую тряпку, выжимающую из себя влагу; солёные слёзы сами по себе текли из глаз. Миссис Поттер обняла его, и он задрожал, задыхаясь от собственного дыхания. После того, как всё закончилось, Сириус чувствовал себя ещё более опустошённым и оцепеневшим, чем прежде. Мама Джеймса ушла за зельями, оставив его на время одного. Парень слышал, как она с кем-то разговаривает в коридоре, но он слишком устал, чтобы пытаться понять смысл диалога. Бродяга уставился в стену, гадая, что с ним будет. Попытаются ли родители заставить его вернуться домой? Отрекутся ли они от него официально? Останется ли он у Поттеров? Вернётся ли он в школу? Будет ли его семья игнорировать его, как в прошлом году? Придётся ли ему вернуться домой на лето и притворится, что ничего не случилось? Он смутно осознавал, что его родители преступили закон. Круциатус был непростительным проклятием. Формально, они даже могли попасть в тюрьму. Хотел ли мальчик этого? Чтобы его родителей заперли в Азкабане? Заслужили ли они? Что будет с Регом? Сириус предположил, что это всё не имеет значения. Почему-то он сомневался, что Министерство вмешается – они, похоже, не склонны совать нос в семейные дела, пока те остаются за закрытыми дверьми. На стене напротив кровати Сириуса часы пробили двенадцать. Наступило Рождество. Когда миссис Поттер вернулась со снотворным зельем, он смеялся.   ***

 

На этот раз сон отступал медленно. Не было выброса адреналина, не было инстинктивного желания бежать – Сириус чувствовал тепло одеяла и знал, что он в безопасности. Юноша медленно открыл глаза, моргая, чтобы избавиться от пелены бессмысленных снов, как будто смахивая паутину. Он был не один – вновь потребовалось мгновение, чтобы его глаза привыкли к полумраку комнаты. Сириус быстро узнал друзей, сидящих у кровати. Его сердце сжалось, когда он увидел их лица – печальные, полные жалости, обеспокоенные. У него побежали мурашки по коже. — Не смотрите на меня так, — хотел сказать он, но не смог. Вместо этого пришлось натянуть на лицо улыбку и прохрипеть: — Чёрт возьми, — прохрипел он. — Кто умер? Джеймс засмеялся: — Мудила. — Дрочила, — не остался в долгу Сириус. — Конченый. — Эй, — ухмыльнулся Блэк, приподнимаясь на локтях, — Можно повежливей, я же инвалид всё-таки. — Скажу тебе вот что, — ухмыльнулся Джеймс, — ты точно умеешь эффектно появиться. — Это умение течёт в моей благородной крови, — пошутил Сириус и запнулся, когда в его голове пронзительно зазвучал голос матери: — Твоя кровь всё ещё чиста! Джеймс и Римус заметили выражение его лица, и атмосфера в комнате вновь стала тревожной, когда все замолчали. Сириус уставился на простыни, смущённый своей минутной слабостью. — Простите, — пробормотал он и опустил взгляд. — Чаю? — Джеймс ловко сменил тему, и Сириус благодарно кивнул. — Да, пожалуйста. — Галли! — позвал Джеймс домашнего эльфа, которая была только рада помочь. — Так что, — спросил Сириус спустя время, — вы двое дежурили у моей кровати? — Вообще-то, это мама сидела с тобой всю ночь. — А, да... — Блэк вспомнил слова миссис Поттер, которые она бормотала, пытаясь успокоить его, пока он рыдал в её объятиях, и почувствовал прилив вины за стресс, который, должно быть, принёс ей. — Конечно, я поблагодарю её. Извинюсь, что объявился вот так… — Не неси херни, — Джеймс покачал головой. — Она что угодно для тебя сделает. Она тебя любит. Джеймс сказал это так непринуждённо — для него это было привычно. Он вырос в атмосфере безусловной любви Юфимии Поттер, в тепле её улыбки, в нежности её объятий. Друг не мог знать, что эти слова ударят Сириуса, как кулаком в лицо, вызовут слёзы в глазах и сдавят горло. Он отвёл взгляд, потрясённый. «Она любит тебя». К счастью, в этот момент вернулась Галли с подносом, уставленным чашками и блюдцами с тостами, маффинами, сосисками, яйцами, копчёным лососем, селёдкой и даже кашей. У Сириуса всё ещё першило в горле, и он с трудом мог есть, но с благодарностью отпил чаю. — О, — вдруг сказал Римус. — Я должен был позвать твою маму, Джеймс, когда Сириус проснётся. — Дайте ей поспать, — сказал Сириус, откидываясь назад на подушки. — Не могу, она просила это для того, чтобы позвать Дамблдора. Дамблдор? Сириус почувствовал укол беспокойства. — Зачем? — с недоумением спросил Джеймс. — Сейчас же всё нормально. — Он хотел что-то спросить… — Нет! — рявкнул Сириус, прежде чем успел себя остановить. Мысль о том, что их директор смотрит на него своими бледно-голубыми глазами и просит рассказать о… о чём? Он не мог этого сделать. Пока нет. Джеймс и Римус уставились на него, озадаченные настойчивым тоном. Сириус в отчаянии посмотрел на парней в ответ. — Пожалуйста, — сказал он. — Не сейчас, просто… Можно хотя бы не на Рождество, ладно? Я не хочу об этом говорить. — Ладно, брат, всё хорошо… — тихо сказал Джеймс и наклонился, чтобы похлопать Сириуса по плечу. Жест был до боли похож на мамин. — Мы не будем её будить. Можешь притвориться спящим, если хочешь. Всё, что захочешь. — Спасибо, — сказал Сириус, переводя дыхание от облегчения и откидываясь на кровать. — Простите. — Пф-ф, — Джеймс сдул волосы со своего лба. — Это же Рождество, правда?