Срыв и обещание.

Полночь. Пустые, мрачные коридоры поместья Веснински всегда вселяли страх во всех, кто в них зайдëт. Поэтому слуги, гости и партнëры, которым "посчастливилось" сюда попасть, спешили удалиться при первой же возможности. Натаниэль всегда завидовал этим людям. Ведь он, в отличии от них, скорее всего никогда не покинет эти стены. Как бы ему этого не хотелось. А хотелось очень сильно. Однако, он был обречëн. Обречëн смотреть, как его отец наказывает своих должников пытками, после которых отчаянные крики женщин, мужчин и даже детей, стояли в ушах ещë долго. Обречëн видеть, как алая жидкость растекается по бетонному полу подвала. Крик затихает, а по помещению эхом раздаëтся сумашедший смех старшего Веснински. Всë та же алая жидкость стекала с нежных, белоснежных рук, капая на плитку из чëрного итальянского мрамора. "Какая прелесть". Думал младший, наслаждаясь очередной порцией физической боли, которую он сам себе и причинял, орудуя серебрянным, блестящим лезвием, что за каких то пару месяцев стало привычным и в какой-то мере родным. Натаниэль срывался на себе каждый раз, после того, как Натан заставлял его учавствовать в расчленении людей. А такое происходило очень часто. Вообще, старший Веснински планировал приучать сына к такому ещë в раннем детстве, но как назло, ему мешала Мэри Хэтфорд. Теперь же, когда Натан избавился от неë, с помощью Натаниэля, заставив младшего направить дуло пистолета на собственную супругу, ему больше никто и ничего не мешало "лепить" из сына самого настоящего приëмника мясника. Первые полгода после смерти Мэри младший сопротивлялся. Но позже отступил, что очень радовало Натана. Очередной срыв. Взмах белой кисти руки, струя крови.. И вновь пустота. Пустота, в которой Натаниэль уже который год тонет, словно беспомощный, никому ненужный ребëнок. Хотя, быть может, он таковым и являлся. Вот только самому младшему давно уже было всë равно. На себя, на свою жизнь, на своë здоровье. Он давно перестал бороться. Он больше не тянул руки к берегу, как раньше. Каждый день, каждый грëбаный день парень пытался вырвать эти оковы, что запрятаны так глубоко под землей. Запястья сжаты, они в кровь. А он слабел. С каждым днëм всë больше опускаясь на колени перед теми, перед кем когда-то клялся в том, что никогда не подчиниться, что он свободен, что у него нет хозяина. Как же он был наивен и глуп. Голубоглазый часто сравнивал себя в прошлом с геранью.. Такой же глупый и безрассудный, легкомысленный.. Как и эти прекрасные, словно летний день, цветы. Такой он был раньше, когда ещë боролся, пока его не сломали пополам.. Пока ему не вырвали лепестки, выкинув стебель в море. Натаниэль почувствовал руку на своëм плече. Рыжий не обернулся. Он прекрасно знал, кто это. Этому человеку он открылся и доверился. Ичиро Морияма. – Я.. – Начал было оправдываться Веснински. Однако кареглазый заткнул его, приложив указательный палец к губам напротив. – Помнится мне, я просил тебя о том, чтобы ты перестал это делать – Медленно и властно, как впрочем и всегда, произнëс японец. Младший опусил голову. Ему и вправду было стыдно за то, что он ослушался единственного дорогого для него человека. Взгляд брюнета упал на нежные, израненные руки. – Я перевяжу.– С некой, несвойственной для него нежностью, сказал Ичиро. – Отказы не принимаются. Натаниэль лишь кивнул. Сейчас у него не было сил спорить. Выйдя из ванной комнаты и сев на кровать, Веснински пустым взглядом уставился в стену. Завидев это, холодное сердце кареглазого с громким треском разбилось на тысячи осколков. Разбитый Натаниэль — это самое ужасное, что он видел в своей жизни. В душе Ичиро всегда надеялся, что ему не придется застать Ната таким разбитым, что его не сломают.. Кажется, он ошибся. Стараясь не думать об этом, японец, перевязав рыжей бестии руки, поцеловал тыльную сторону ладони своего мальчика. – Ичиро, – Выдохнул голубоглазый. – Пообещай мне кое что. Морияма вопросительно поднял глаза на Натаниэля. – Я тебя слушаю. – Произнëс брюнет. – Обещай, что если я стану хоть немного похожим на отца, – Парень на долю секунды замолчал, но продолжил. – Ты убьëшь меня. Зрачки кареглазого расширились. Только Веснински умеет ставить японца в ступор. – Я обещаю. – Еле слышно выдавил Ичиро. Однако, этого было достаточно, чтобы голубоглазый услышал. – Спасибо, ты великолепен. – Тихо сказал британец. Морияма будет собирать рыжего по кусочкам, по осколкам, столько раз, сколько понадобится. Он положит весь мир к его ногам, он обрушит весь свой гнев на головы тех, кто посмеет обидеть его мальчика. И, кажется, это будет первое обещание Ичиро, которое он нарушит. Либо же, не будет повода его исполнить.