Белая птица и черные волны

Свежая кровь подобно змее обволакивает длинные белые пальцы. В разодранные руки бьёт сердце, но какое-то инородное, чужое. Сердце такое, что от него хочется убежать и спрятаться, прижаться к кому-нибудь, с кем будет безопасно. Да, почему-то находясь уже за гранью, он вспоминает не то, что привело его к такому выходу, а то, что спасало долгое время. Чьи-то объятья и черные волосы. Почему теперь он не называет его по имени Почему лишил себя последней радости? Теперь он не достоин называть свое вдохновение на жизнь по имени. Теперь он лишает себя не только своей радости, он лишает себя жизни. Нечего тут делать ему. Такому для себя неживому, но для Аякса необходимым. Как Аякс не пытался отговорить себя даже вспоминать его имя — оно выжженным клеймом крутилось в голове. «Скарамучча.» Зря. Зря он разрешил себе это. Воспоминания белой птицей трепетали внутри, вот только крылья были птицы запачканы кровью. И взлететь она уже не сможет. Бедная птица тонет в собственной крови. По коридору гулом раздаются шаги, кто-то зовёт Аякса, ищет, ждёт… Кто? Аякс узнает эти шаги даже перед смертью. «Скарамучча!» — Ты чего удумал, дурень? — Скарамучча холодно смотрит на Аякса. Но для Аякса этот холод ощущается настолько неприятно, что хотелось убить птицу ещё быстрее. Скарамучча не поддается панике. Почти. Совсем немного… Но вот же, все равно поддается. Паника для него казалась липкой чернью, где очень легко утонуть. Как белой птице Аякса. Все же, они слишком похожи чтобы это отрицать. — Ты как всегда холоден, ха-ха… Даже ко мне, когда я истекаю перед тобой кровью. — Аякс смеётся, пусть на самом деле ему далеко не смешно. Просто привычка. — Я не люблю долгие речи, ты знаешь. Но я удивлен, что ты ещё жив. — Скарамучча тщетно старается говорить как можно нейтральнее, но подрагивающий голос выдает в нем беспокойство. Сильное. — Чем ты думал когда делал это с собой? Скарамучча начал дрожать. Дрожать от страха перед смертью очередного близкого человека. Аякса убивает далеко не он сам, его убивает доверие Скарамуччи. Так было всегда. И вот перед ним лежит очередной близкий человек. Мерзко от слово «очередной». Мерзко от слова «человек». Мерзко от самого себя, не в силах помочь особенному человеку. Человеку, чье тело с каждой секундой становится все холоднее, а искусственно созданные некогда слезы Скарамуччи бьются о пол, смешиваясь с кровью. Он опоздал. Вновь. Аякс уже не слышит чужие всхлипы, молящие его очнуться. Не чувствует, как Скарамучча трясет его тело и трясется сам. Не сожалеет о содеянном. Не может сделать ничего из этого. Поздно, Аякс.