Бесконечный август

Перевести Тяню про сеновал Шань затруднился, а потому просто повел его к тому самому «сеновалу». Впечатленный предыдущими открытиями до изумления, Тянь думал, что больше уже ничем не может быть шокирован, однако, перспектива спать в сбитом из досок сарае, наполненном сеном, прямо поверх которого и размещалось что-то типа постелей, и не имелось никакой больше мебели, застала его врасплох. Шань же, предвидя ситуацию, от души веселился. Он впервые очутился в ситуации, где сам Шань как рыба в воде, а Тянь – словно инопланетянин, не знающий самых элементарных вещей, сбитый с толку и растерянный настолько, что это было даже мило. Мило, именно так и определил неожиданно для себя Шань, оглядывая стоящего столбом в воротах сеновала Тяня, не верящего своим глазам. В открытую ржать над другом, а он уже привык про себя называть Тяня своим другом, пусть и вслух никогда бы в этом не признался, было жестоко, а потому он старательно хмурил брови и давил лезущую на лицо улыбку. Но она, проклятая, не желала сходить с лица, как он не старался. Осмелев от чувства собственного превосходства, Шань встал бок о бок со всё ещё не отмершим Тянем, и закинул руку ему на плечо. - Ну, не твои мажорские хоромы, конечно. Зато представь, как твой брат и этот его белобрысый охуеют, когда ты им расскажешь, что спал практически на голой земле, добывал себе пищу в лесу и в реке, готовил на огне, для которого сам рубил дрова. Не хуже, чтоб его, Беара Гриллса! Тянь тоскливо посмотрел на него, но потом в его взгляде стало что-то проясняться, словно какая-то мысль освещала его изнутри. - То есть, мы будем спать здесь. Вдвоём. С тобой. – по мере того, как Тянь говорил, в его голосе всё больше чувствовался какой-то подвох. – Малыш, это же офигенно! Внезапно занервничав, Шань поспешно убрал руку с плеча подобравшегося как доберман перед броском Тяня. И правда, бляяя… за время пути они ни на минуту не оставались вдвоем, и Шань успел расслабиться и позабыть, какой приставучей занозой в заднице может быть Тянь, и на какие нездоровые шуточки он способен. А тут ночь, отдельно стоящая сараюшка сеновала, и на расстоянии вытянутой руки – этот… да он же мне и минуты покоя не даст! – вихрем пронеслось в голове Шаня, начинающего понимать, что не только Тяню суждены этим летом яркие, мать его, впечатления… Безуспешно Шань упрашивал бабу Клаву разрешить ему пожить в доме, та искренне не понимала, к чему это, мол, они ребята молодые, им погулять допоздна, а потом поспать вдоволь, а она женщина пожилая, ложится рано, встает с петухами… при упоминании петухов Шань ощутимо дернулся. Один конкретный петух как раз-таки и обеспечит ему отсутствие нормального сна, в этом он был уверен на 100%. А что, если это он обеспечит Тяню занятость до седьмого пота, чтобы тот приходил на этот блядский сеновал и падал без задних ног? Может сработать. Приняв решение, Шань повеселел, и попросил у бабы Клавы показать, где там крыша прохудилась и какой конкретно сарай покосился, чтобы притворить в жизнь свой коварный план. А там, глядишь, всё и образуется. Как-нибудь…