Mistress of Madness

      Новый учебный семестр начался, на удивление, прекрасно – январь в этом году был холодным и дождливым. Уже это показалось Уэнсдей подозрительным.       Холодная морось январского утра разбивалась о стекло, стремительно скатываясь вниз по дверце автомобиля. С прошлого вечера небо было плотно затянуто грозовыми тучами. Ни облачка, ни намека на солнечный луч. Восхитительно.       Благодаря главной болтунье и сплетнице Невермор, а по совместительству еще и единственной настоящей подруге Энид Синклер, Уэнсдей было известно, что за то время, пока ученики находились на каникулах, в академии предсказуемо изменился штат учителей. По словам все той же Энид, на место директора взяли никому неизвестного мистера Амадеуса Роше. Странное имя. Словно немца и француза бросили в шейкер для приготовления коктейлей, накрыли крышкой, и стали трясти до тех пока их кости и плоть не слились в единое целое. Более вульгарного имени этот мир еще не видывал.       Автомобиль резко свернул на встречную, а потом вырулил обратно. Вечно молчаливый Ларч принес свои извинения и продолжил обреченно смотреть на дорогу. Уэнсдей хотелось сделать ему замечание: если хочет подвергнуть их аварии, пусть планирует все более тщательно. Но раздражение растворились так же спешно и внезапно, как и появились. Их автомобиль проезжал одну из новинок этого семестра – недавно открывшуюся и успешно функционирующую психиатрическую лечебницу для изгоев. Несложно догадаться что, а точнее сказать кто, стал причиной ее открытия.       Тайлер Галпин. Или просто хайд.       Первое романтическое увлечение Уэнсдей и причина ее разбитого сердца. Но об этом никто не должен узнать. Как и о том, что сердце у Уэнсдей Аддамся все же есть и даже способно испытывать чувства, противоположные ненависти и гневу.       За те пару месяцев, что прошли после схватки с Крэкстоуном, мисс Аддамс успешно изучила несколько новых уголовных дел, касавшихся серийных убийц и маньяков, а также удачно издала роман. На самом деле, об этом стоило упомянуть в первую очередь, но желание тщеславно хвастаться своими успехами не было присуще ее характеру. И все-таки она осталась довольна проделанной работой. Хотя и постаралась усмирить гнев, когда ознакомилась с отзывами известных в узких литературных кругах критиков. Помогло несколько посылок с мышеловками внутри.       Возвращаясь мыслями в реальность, а взглядом – за здание новой лечебницы, Уэнсдей задалась вопросом, как врачам удается сдерживать хайда, если его не могли удержать даже цепи. С его мощью и тягой к насилию (стоит ли удивляться, почему Тайлер привлек ее – она чувствовала его темную сторону и тянулась к ней) сдерживать его практически невозможно. Если только не держать постоянно под сильнодействующими седативными препаратами. Стоило разузнать об этом получше. Но лишь для общего развития, а не по тому, что ей хотелось узнать хоть что-то о Тайлере. Она не позволяла себе даже мысли о таком.       Машина повернула направо, здание спряталось за лесной гущей. Ей показалось, что она услышала вой, бьющегося в агонии животного, и даже на секунду ощутила укол чужой боли, но не позволила этой эмоции завладеть собой. Собственная боль не пугала ее. Зато боль тех, кто был ей дорог – заставляла совершать бездумные вещи.       Среди деревьев показались знакомые верхушки остроносых башен и Уэнсдей внутренне возликовала. Она вернулась домой. Академия, из которой собиралась бежать, а в итоге – спасла, стала для Аддамс тем самым глотком свежего воздуха, который так нужен всякому писателю. Она не хотела показывать этого, но внутренне радовалась началу нового семестра и возможности вернуться.

***

      Все те же стены, тот же запах сырости после дождя. Знакомые лица, но теперь более приветливые и радушные взгляды. Словно у нее в руках был не чехол с виолончелью, а – как минимум – корзинка с котятами. От этого тошнило.       — Как же я рада тебя видеть, подружка, - ликовала Энид, когда они встретились в Омелия Холл. Ее блондинистые волосы отросли и касались плеч, цветные концы были бледно-голубого цвета с розовыми прядями сзади. Шрамы на лице побледнели, но были все так же четко видны. Уэнсдей они нравились. Синклер, кажется, тоже не слишком-то переживала из-за их наличия.       —Они напоминают мне о том, что я смогла одолеть хайда, - говорила она гордо. – И, к тому же, это символ нашей дружбы. Я так сильно хотела помочь тебе, что смогла обратиться. Ты помогла мне.       Уэнсдей предпочитала оставлять это заявление без комментария. Хотя глубоко в душе было приятно знать, что ей удалось оживить оборотня в Энид. Возможно, она даже попробует контролировать зверя внутри подруги. Перспектива иметь ручного оборотня казалась заманчивой.       Следующим в списке встреч стоял Ксавье. И надо же такому случиться, он появился на ее пути, стоило ей только выйти в главный холл. Его волосы стали еще длиннее, но он не торопился убирать их в хвост. Темно-серое пальто сидело отлично. Когда они встретились взглядами, он широко улыбнулся и быстро зашагал навстречу. Уэнсдей недовольно ойкнула и больше обычного насупила вечно нахмуренный лоб, когда Торп обеими руками обхватил ее плечи и приподнял над полом. Запах его горячего тела и угля отпечатался в памяти, как одно из главных воспоминаний их дружбы. Были ли они все еще друзьями, или Ксавье считал, что между ними нечто большее, Уэнсдей не желала знать об этом. В любом случае, она не подписывалась на отношения сомнительного характера.       —Ты осталась такой же малышкой, - прошептал он ей на ухо. – Я боялся, что ты не вернешься в школу.       —Не хочется признавать, но эта школа единственная из многих, которая не разочаровала меня. Я надеюсь, новый семестр порадует увлекательными событиями.       —Тебя едва не убили, - заметил Ксавье, ухмыльнувшись.       Он уже знал, каким будет ее ответ, но все равно ждал его, чтобы убедиться, что перед ним истинная Уэнсдей Аддамс – девочка-смерть, девочка-хаос, девочка, которая предпочитала склепы и мрачные тона. Она сама была мрачным видением в его жизни, но Ксавье не терял надежды, что однажды видение станет реальностью.       —И это было прекрасно, - своим ответом она вовсе не разочаровала его.       — Ты мазохистка, Аддамс.       Уэнсдей едва заметно улыбнулась уголком губ, как бы признавая его правоту.       — Я испытываю непреодолимое желание вновь подвергнуть себя опасности, разгадывая очередную головоломку.       — Я буду в деле и помогу тебе, если обещаешь больше не сажать меня за решетку.       — Если это будет необходимо, - возразила она.       Ксавье довольно оскалился, склонив голову набок.       — Может тебе просто нравится видеть меня в наручниках?       Уэнсдей не ответила. Учеников попросили собраться на первом этаже, чтобы новый директор смог представиться.       Школьники стали толкаться, пробираясь в главный холл. В зале стоял гам голосов. Энид и Аякс присоединились к ним. Последним пришел Юджин. Он только открыл рот, желая сказать, как счастлив видеть всех снова, когда на лестнице появился мужчина. Строго говоря, он, в самом деле, буквально материализовался из воздуха. На вид ему было не больше тридцати пяти. Высокий и широкоплечий, длинные каштановые волосы аккуратно зачесаны назад, он был красив классическими стандартами привлекательности, навязанными миру медиакультурой. Одетый во все черное, он создавал заметный контраст с мисс Уимс, которая предпочитала светлые оттенки. В толпе послышался шепот и девичьи вздохи, даже Энид притаилась рядом, не сводя взгляда с нового директора.       Остановившись на четвертой ступеньке, мистер Роше оглядел толпу проницательным взглядом. Его лицо напоминало маску, лишенную эмоций. Взгляд светло-серых глаз словно пробрался в душу каждому из присутствующих. Он будто читал всех как книгу в своих руках. Когда его взгляд остановился на Уэнсдей, на миг показалось, что они вот-вот начнут безмолвный поединок глазами. Прошло несколько мгновений, как вдруг лицо мистера Роше приобрело на удивление радушный вид, губы медленно растянулись в доброй улыбке. Он развел руки в сторону, как бы раскрывая свои объятия для приветствия.       — Меня зовут Амадеус Роше. Я новый директор Невермор, - представился он, сняв воображаемую шляпу и поклонившись. Как Уэнсдей и думала, он говорил с небольшим акцентом, который способен уловить лишь ее чуткий слух полиглота.       На его лице – бледном, но выразительном – сверкала улыбка, серые глаза блестели, как светлячки посреди могильных плит глубокой летней ночью – неестественно теплым, ярким блеском.       Стоявший рядом Аякс тихо фыркнул, сказав, что с такой улыбкой тот больше смахивает на серийного маньяка, чем на школьного директора. Уэнсдей задумалась над его словами. Парень определенно был прав, но от такого приятного сходства мистер Роше не стал нравиться ей больше.       — Так же в этом году учительский состав Невермор пополнил новый сотрудник. А именно – учитель ботаники – мисс Сесиль Фрамп. К сожалению, сейчас она вынуждено отсутствует, но, я уверен, у вас будет возможность познакомиться с ней лично.       Такие новости совсем не обрадовали Уэнсдей. Назревало семейное воссоединение, которого она предпочла бы избежать. Оставался только один вопрос: родители решили, что Вещь ненадежен и потому предприняли попытку устроить слежку при помощи других членов семейства или это было случайностью?       Так или иначе, весь оставшийся день Уэнсдей провела в раздумьях касательно предстоящей встречи. Сесиль Фрамп приходилась Уэнсдей тетей. Она была самой младшей из сестер Мортиши, которая редко рассказывала что-либо о своей семье или детстве, кроме, пожалуй, Бабули Фрамп. Сесиль было около тридцати, она часто присылала сестре открытки и письма, которые та всегда читала наедине. Последняя встреча с тетей была шесть лет назад, когда все семейство собралось отпраздновать годовщину погребения дедушки. В тот день было столько радостных улыбок, что Уэнсдей тошнило еще несколько дней.       Перед сном уже привычно выбравшись сквозь большое витражное окно на террасу, Уэнсдей исполнила на виолончели свою любимую партию Начало конца. Хотелось порадовать себя и отвлечься от настырных мыслей.       Энид в спальне общалась по видеосвязи с Аяксом, при этом не очень-то хотелось присутствовать. Эти влюбленные слюни только раздражали. Но Уэнсдей почему-то не хотелось злиться на подругу, поэтому она предпочла просто сбежать. В итоге, все были довольны, и ничьи чувства не пострадали.       —С каких пор тебя стали волновать чувства других людей?       Этот вопрос Уэнсдей пробормотала себе под нос и нахмурила лоб. За последние полгода ее жизнь стремительно менялась. Перемены никогда ее не пугали, но внезапная мягкотелость и забота о других сильно настораживала.       Перед сном Энид рассказала, что Аякс видел, как к школе подъехала машина и из нее вышла женщина. Ее встретил директор Роше. Они вместе вошли в школу.

***

      Она стояла в толпе людей, одетых в белые халаты. Их лица были закрыты медицинскими масками, на руках – латексные перчатки. Они говорили о чем-то, размахивали руками и активно жестикулировали. Уэнсдей не могла разобрать и слова, но видела мелькавшие в их руках медицинские приборы, шприцы, наполненные смесями препаратов, и брызги крови, исходившие из середины этого круга. Она стояла в самом конце – маленькая и вдруг беспомощная. Ей не давали возможности протиснуться вперед, чтобы увидеть, что происходит, чтобы, наконец, понять, что за мероприятие она посещает каждую ночь подряд уже больше недели, так и не сдвинувшись с начальной точки.       Словно пойдя на поводу ее прихоти, среди гама чужих голосов и фраз, которые она не могла разобрать, ей почудился полный отчаяния и боли крик. Крик, показавшийся ей – холодной и бесчувственной – покаянием и мольбой о помощи. Она изо всех сил толкала стоящих впереди, желая протиснуться вперед, но фигуры словно были высечены из камня и не сдвигались с места, как бы она не старалась. А между тем крови на белоснежных халатах становилось все больше.       Её разбудил телефонный звонок. Звонили не ей. Энид тоже спала. Было раннее утро, даже первые рассветные сумерки еще не развеялись. Подруги сонно простонали. Подняв головы, девушки переглянулись.       — Честное слово, Уэнсдей, это не может быть Аякс, он в такое время точно ещё спит, - попыталась выкрутиться Синклер. – Честно.       Телефон продолжал разрываться мелодией, которая звучала отовсюду последние пару недель. Прямо какая-то попсовая пытка, которая не доставляла Уэнсдей положенного удовольствия.       — Просто ответь на звонок или, клянусь, я заставлю твой телефон замолчать навсегда.       Энид схватила с тумбочки мобильник и приняла вызов, даже не взглянув на дисплей. Уэнсдей снова легла, уперев взгляд в потолок. Сверху на нее смотрела черная непроглядная темнота. Превосходно.       —Алло. Что? Почему ты… Ты уверен? Аякс, это не шутки. Хорошо, я ей передам. Да. Договорились. До встречи... И я тебя.       Уэнсдей не хотелось признавать, что она подслушивала разговор подруги, но не слышать о чем та говорит, в то время, когда они делят одну спальню, было бы странно. Она ведь не глухая. Уэнсдей приподнялась на локтях, вернув взгляд в яркий уголок Синклер. Энид уже сидела. Свесив ноги, девушка шарила по полу в поисках тапочек. Взгляд у нее был встревоженным.       —Что случилось?       — Аякс сказал, что его разбудил Ксавье, - она взглянула на Аддамс и ее розовые губы задрожали в ужасе. – У него было видение. Уэнсдей, кажется, он видел хайда.

***

      В кабинете ботаники все было именно так, как Уэнсдей запомнила с прошлого семестра. Огромные вазоны с ядовитыми растениями опоясывали главный зал с партами и терялись за учительским столом, где находился вход в теплицы. Ряды клумб с отравленными цветами, один лепесток которых, может погубить сотни людей, всегда привлекали внимание Уэнсдей.       А еще много света.       — Меня зовут Сесиль Фрамп, детки. После событий, случившихся в Неверморе в прошлом семестре, попечительским советом было принято решение временно отстранить всех учителей нормисов от преподавания, - женщина выждала короткую паузу, а после радостно всплеснула руками. – К счастью, мисс Торнхилл была единственным нормисом в школе для изгоев. Думаю, вам всем известно, к чему это привело. Ложные принципы и образ доброй учительницы, хаос и угроза жизни учащихся, убийство директора Уимс и еще многих других, включая бывшего мэра Джерико.       Сесиль взяла небольшую паузу. Она стояла на том самом месте, которое в прошлом семестре занимала Торнхилл, но заметно отличалась от мисс тихони и добродушной учительницы ботаники, которой удалось обвести вокруг пальца всю школу. Уэнсдей могла бы сказать, что Сесиль Фрамп была копией ее мамы, только на восемнадцать лет моложе, однако сходство в цвете волос, глаз и бледности кожи было единственным напоминанием об их родстве. Это одновременно забавляло и раздражало. В этом, возможно, просматривался синдром нелюбимого ребенка или ребенка, не желавшего идти по стопам старшей сестры. Уэнсдей видела в этом напоминание.       —Пожалуй, на сегодня будет достаточно откровенностей, - Сесиль подмигнула классу, тут же получив довольное шептание половины учеников. – К моему счастью, несмотря на все злые умыслы мисс Торнхилл, свой предмет она преподавала прекрасно и, знаю, многому смогла вас научить. Но я хочу быть уверенной наверняка. Поэтому приготовила небольшое испытание, чтобы проверить ваши знания.       На столе за ее спиной стояли три вазона, накрытых затемненными колбами, с прорезью сверху. Для учеников оставалось загадкой, что за растения спрятаны под ними. Уэнсдей догадалась о причине их наличия на учительском столе, как только вошла в класс. Их ожидало соревнование. Она любила соревнования, и всегда выходила победителем. Почти всегда. На ум пришла схватка с Бьянкой в первые дни учебы в Невермор. В тот раз собственный проигрыш оказался для нее болезненным испытанием, но позже ей удалось сравнять счет.       — Итак, вы называете симптом, я говорю, какому из трех растений он присущ. В конце мы зачитаем список, и вы скажите мне названия трех растений, которые я приготовила для вас сегодня.       Послышалась очередная волна шепота. Уэнсдей непроизвольно посмотрела на Бьянку. Девушка ухмыльнулась, словив ее взгляд. Они оставались негласными соперницами, победа над Крэкстоуном не изменила правил их войны.       До первой крови.       — Начали!       —Головокружение, - выкрикнул кто-то с задних парт.       —Номер два, - тут же ответила Сесиль, указав на вазон посередине.       —Отравление, - раздалось следом.       — Уточните, - она пригрозила указательным пальцем, улыбнувшись классу.       Прямо сейчас ее милое поведение и сопливые улыбки грозили отравлением Уэнсдей. Закатив глаза, она повернулась к тете вполоборота. Сидевший рядом Ксавье, нервно облизнул губы. После утреннего инцидента им так и не удалось поговорить. Все, что Уэнсдей удалось узнать, после того, как они с Энид добежали до крыла мальчиков, это то, что видение Ксавье вызвало у него неконтролируемый приступ агрессии. По словам Аякса, Торп начал крушить все вокруг и кричать, словно в агонии. Один из учеников – медиум и телепат – с помощью своей силы успокоил его, а когда Ксавье пришел в себя, то сразу потерял сознание. Его перенесли в больничное крыло, чтобы привести в чувства и понаблюдать. Уэнсдей собиралась прийти к нему после занятий, но тот появился на втором уроке и выглядел еще бледнее самой Аддамс.       —Что произошло утром? – спросила она, наклонившись.       Ксавье не удивился ее вопросу. Ему было известно, что внимание Аддамс можно завоевать только одним способом: став потенциально опасной угрозой.       —У меня было видение, - шепнул Торп хмуро. Очевидно, он был не настроен на разговор, но и Уэнсдей не собиралась сдаваться без боя.       —Что ты видел?       —Какая тебе разница? – он опустил взгляд на свои руки. На вытянутом лице заметно проступали желваки, Ксавье был взволнован и разозлен одновременно. Уэнсдей это интриговало.       —В сущности никакой, но ты редко выходишь из себя и бросаешься на одноклассников, - шепнула она, кажется, уже позабыв о том, что они находятся на уроке и сидят прямо на первой парте перед учителем. – В прошлый раз, когда ты по-настоящему разозлился, на тебе были цепи. Ты сидел в камере.       Ксавье сжал челюсти, а длинные пальцы в кулак. Он выглядел особенно напряженным. В прошлый раз все было иначе. В тот раз, причиной всему был поцелуй Уэнсдей и Тайлера. Аддамс интересовало, что стало причиной на сей раз.       —Возможно, теперь ты скажешь нам, что же за растения у нас здесь спрятаны?       Сесиль подобралась незаметно, как гадюка, и зашипела. Черные, коротко стриженые волосы, обрамляли бледное лицо с россыпью веснушек, которые она не пыталась скрыть макияжем, как это делала Мортиша. Ее лицо находилось так близко с лицом племянницы, что Уэнсдей могла почувствовать аромат духов – запах серы, лотоса и смеси жгучих перцев. В носу приятно защекотало.       —Я заметила, что ты настойчиво пытаешься отвлечь одноклассника от урока, - сказала Сесиль тише, но Ксавьер точно слышал их. – Возможно, я и твоя тетя, но требовать буду с тебя не меньше, чем с других, милая. А теперь будь послушной девочкой и назови мне растения, которые стоят на моем столе.       Уэнсдей стоило признать, что по части привлечения и удержания внимания, ее тетя была мастером. Что-то такое в ее глазах или голосе – она не могла сказать наверняка – заставляло внимать ее словам, словно это было последним, что ты услышишь в жизни.       Сесиль отошла к столу и указала на вазон с первым цветком.       —Что у нас здесь?       Уэнсдей не знала. Она злилась на себя, что перестала слушать, злилась на нерадивую родственницу, злилась на Ксавье, который так толком ничего ей не сказал. Она испытывала откровенный гнев и желание вернуться в этот кабинет ночью, чтобы подбросить парочку гранат.       —Уэнсдей, ты знаешь, что за растение у нас в первом вазоне? – повторила вопрос Сесиль.       Одной из главных особенностей гениальной личности, является честность. Как бы Уэнсдей не хотелось признавать, что она чего-то не знает, или не умеет, но жизнь, как и смерть, такова, что однажды поражение настигнет всех.       Она уже открыла рот, чтобы сказать, что не знает, потому что не слушала, когда ее тело, а главное ее рот на пару секунд перестали ей подчиняться.       — Это волчьи ягоды, - сказала она внезапно.       В классе наступила оглушительная тишина. Уэнсдей смотрела в темные, как свои собственные, глаза Сесиль и испытывала смесь ужаса, непонимания и откровенного восторга от неожиданности происходящего. Кажется, Сесиль это поняла, но виду не поняла. Между тем, класс ждал признания либо ее поражения, либо поразительной победы. Уэнсдей тоже было интересно.       —Несколько ягод могут вызвать летальный исход, - поведала Сесиль, снимая первую колбу. В глубоком керамическом горшке находился еще совсем маленький куст с ярко-красными плодами. – Волчьи ягоды или Дафна нередко становятся причиной смерти неопытных или просто глупых людей. Их привлекательный внешний вид подчас обманчив.       Класс пораженно выдохнул и зашушукался. Они приняла правила игры и стали ожидать продолжения. А Уэнсдей мысленно готовилась к следующему раунду. Чье-то вмешательство помогло ей в первый раз, но, кем бы ни был этот смельчак, ему стоило быть осторожнее, потому что Уэнсдей Аддамс не позволит оставить это безнаказанным.       —Что ты можешь сказать нам по поводу растения номер два? – Сесиль выглядела увлеченной процессом. Ее внимательный взгляд осматривал учеников – одного за другим, в поисках того, кто оказался таким талантливым и глупым.       Уэнсдей поджала губы и стала ждать. Пара мгновений она не ощущала ничего, как вдруг:       —Олеандр. Обыкновенный, - сказала она.       Сесиль прищурила темные глаза. Улыбка на ее лице стала до того сладкой, что Уэнсдей показалась, будто из нее скоро станет сочиться нектар, который на деле окажется ядом.       —Олеандр весьма и весьма ядовит. У критян, например, на этот счет существует легенда. Когда на остров высадились войска Наполеона, то для него и его свиты был устроен пир. Непрошеных гостей угощали приготовленным на углях мясом, нанизанным на олеандровые прутья. Наутро все чужестранцы были мертвы, потому что при нагревании олеандр выделяет яд.       Ученики удивленно ахнули, когда под вторым колпаком оказались нежно-розовые бутоны.       —Вам так же стоит знать, что олеандр с давних времен символизирует самоотверженность и чистую бескорыстную любовь, - закончила Сесиль и двинулась к последнему вазону. Она снова взглянула на Уэнсдей, ожидая ответ. Ее улыбка выглядела ошеломительной.       Ждать пришлось недолго. В последний раз Уэнсдей без страха позволила словам сорваться с губ. Кто-то очень хотел, чтобы она это сказала.       —Последним вы выбрали растение, которое принадлежит дьяволу – белладонна.       Сесиль без предисловий открыла последний вазон, где среди неприглядных листьев виднелись черные, как небо в безлунную ночь, плоды белладонны. Наступила тишина. Все ждали.       —У некоторых народов существует легенда. В Вальпургиеву ночь цветок белладонны может превратиться в женщину невероятной красоты, но смертельно опасную для человеческого взгляда. Эту легенду посвятили богине Гекате.       — Богине мрака, ночных видений и магии, - закончила Уэнсдей, теперь точно уверенная, что говорит без чьей-либо подсказки.       Сесиль поджала губы. Урок был закончен.       —Уэнсдей, я попрошу тебя остаться, - объявила мисс Фрамп, когда ученики начали выходить из класса. Все еще находились под впечатлением от сцены, которая развернулась на их глазах.       Когда дверь в кабинет закрылась, Уэнсдей опустилась на свое место за партой. Сесиль подошла ближе, а потом обошла стол и села на место Ксавье. Она сложила руки на коленях и с горделивой осанкой всех женщин из рода Фрамп взглянула на племянницу.       —В последнюю нашу встречу тебе было десять, и ты даже не догадывалась, что однажды заведешь друзей.       —А ты обещала уехать на континент и больше никогда не возвращаться. Как видишь, все в жизни меняется.       — Кроме твоей надменной самоуверенности.       Уэнсдей достаточно хорошо знала свою мать, чтобы уловить знакомые нотки тщеславия. Взглянув повнимательнее на тетю, она увидела раздражительный блеск триумфа в ее темно-карих глазах.       —Ты так и не поняла, правда? – спросила та ласково, словно общалась с глупым ребенком. Уэнсдей тошнило от этого.       —То, что ты приехала, чтобы отравить жизнь всем в этой школе, включая меня? Я поняла, спасибо, можешь не подсказывать.       Сесиль снисходительно улыбнулась. Она покачала головой. Вся эта ситуация, вкупе с внезапным семейным воссоединением ничуть не радовала.       —Ты такая наивная, моя девочка.       —Просвети меня, - насупилась Уэнсдей.       Пожалуй, она действительно глупый ребенок и должна была догадаться раньше, но отвлекающий маневр сбил ее с толку. А еще она недооценила врага, с которым столкнулась.       Короткий нервный импульс проскочил по лицу. Уэнсдей захотела приложить ладонь к губам, но вместо этого внезапно стала говорить.       —Ты еще такое наивное дитя, моя девочка. А ведь могла бы поблагодарить, я только что помогла тебе заработать первую оценку в этом семестре.       Уэнсдей зажала рот ладонью, словно страшась, что оттуда снова полетят фразы, которые она вовсе не собиралась говорить. Сесиль рассмеялась, похлопав племянницу по колену.       — Теперь ты поняла, милая? – спросила она.       —Ты можешь заставить человека говорить все, что захочешь, – скорее спросила, чем ответила Уэнсдей. Сесиль опять рассмеялась. Всего мгновение и она уже раскрыла объятия, а Уэнсдей, вовсе не желая того, упала в них, крепко обнимая тетю обеими руками.       —Я могу не только пожелать, чтобы человека сказал что-то, но и заставить его делать абсолютно все. И он не сможет сопротивляться.       — Отпусти меня, - пропыхтела Уэнсдей.       Сесиль обняла ее, поцеловав в висок. Захотелось закричать от ужаса. Уэнсдей терпеть не могла объятия. Последний человек, которого Уэнсдей обняла по собственной воле, была Энид после обращения последней в волка и убийства Крэкстоуна. А перед этим был Тайлер, но это уже совсем другая история…       —Отпусти, - зашипела Уэнсдей, рассмешив тем самым Сесиль. Ее дыхание пощекотало мочку уха. Это было раздражающе.       —Знаешь, ты страшно противное маленькое создание, которое я, к несчастью, очень люблю.       —Это не моя проблема.       —Но ты все еще моя племянница.       Сесиль разжала объятия. Руки Уэнсдей больше не держались за тетю, но пальцы покалывало от фантомной боли, будто эти объятия отняли способность к ощущению.       —Ты для этого сказала мне остаться? – Уэнсдей сложила руки на груди, не желая говорить, что пальцы дрожали после объятий. – Чтобы подвергнуть пытке объятиями?       Сесиль задорно подмигнула, одним только взглядом заставив племянницу вздрогнуть. Теперь стоило осторожнее прислушиваться к собственным чувствам, - подумала Уэнсдей. Вдруг у Сесиль имелся туз в руке, в виде способности заставлять окружающих испытывать чувства, которые они на самом деле не ощущают.       Дыхание постепенно выровнялось. Уэнсдей прожигала тетю раздраженным взглядом.       —Я лишь хотела предупредить, чтобы ты была осторожней. И остерегалась своих видений.       Уэнсдей не подала виду, что удивлена, но Сесиль хорошо научилась читать чужие лица.       —Это ожидаемо, ведь у твоей мамы такой же дар.       —Чего мне нужно бояться? - перебила ее Уэнсдей.       Сесиль положила раскрытую ладонь на парту перед собой и провела взад-вперед. Ее губы были плотно сжаты, лицо напряжено. В какой-то момент она вздрогнула и застыла, будто окоченев. Уэнсдей поняла, что она поймала видение. На долю секунды она задумалась, как Сесиль удалось вызвать его нарочно, как она смогла такому научиться?       Видение тети оказалось коротким, ну, или же так показалось только Уэнсдей. Стеклянным взглядом Сесиль посмотрела на племянницу и, моргнув дважды, улыбнулась знакомой теплой улыбкой.       —Твой друг о многом не хочет тебе рассказывать, потому что боится последствий.       —Ксавье? Ты видела его в своем видении?       —Нет, не его. Но то, что я увидела связано с ним.       Уэнсдей начинала закипать от злости.       —Почему ты говоришь загадками?       —Потому что ты любишь разгадывать ребусы и искать ключи.       —Ты знаешь, что с ним случилось?       Сесиль опустила взгляд. Ее улыбка стала мягче, постепенно превратившись в хищный оскал.       —Он встал на путь волка.