Скрытые мотивы

      Звук падающих камней всё ещё стоит в ушах, всё тело болит от довольно жёсткого приземления. Итер очень надеется, что он ничего не сломал тому, на кого ему довелось упасть: судя по ощущениям, он явно частично лежит на ком-то, а не исключительно на каменном полу. Под боком рвано вздымается чья-то грудь, а плечом ощущается дыхание, однако вокруг царит абсолютная чернота: разобрать, кто где или хотя бы куда они упали, невозможно.       Отовсюду слышатся кряхтение и стоны: в команде их всего трое, но все звуки весьма гулко отражаются от окружения и множатся. Кажется, будто тут минимум с дюжину людей. Радует то, что не слышны крики: значит, как минимум, обошлось без слишком серьёзных травм.       С огромным трудом Итер поднимается на локтях, а затем осторожно садится, стараясь ещё и не топтаться по оказавшемуся под ним человеку. От движения начинают болеть все новоприобретённые ушибы и ссадины: такое ощущение, что весь левый бок и бедро превратились в один сплошной синяк. Итер привычно тянется к поясу, снимает с карабина висящую на нём сферу и привычным движением прокручивает внешний кожух. Металлические пластинки сдвигаются, превращаясь в сферический каркас, и наконец появляется освещение: внутри сферы ярко горит небольшая свечка. Итер стучит ногтем по ободу, активируя заклинание левитации и следования, а затем чуть подталкивает сферу: она повисает над головой.       – А вы, профессор, спрашивали, зачем же я постоянно ношу с собой свечку Амадея, – усмехается Итер, пытаясь хоть как-то разрядить обстановку, и смотрит вниз на профессора Чжунли: именно ему повезло поймать на себя Итера. Их вообще на удивление часто «сталкивает» на протяжении всей экспедиции.       Вечногорящая свечка Амадея – довольно бесполезный, на самом деле, в обычной жизни артефакт. К тому же ещё и весьма неудобный: сфера диаметром семь сантиметров – далеко не самый приятный в транспортировке предмет. Однако Итер наловчился носить её на поясе; берёт с собой всегда и везде, даже если точно знает, что ни в каких тёмных местах не окажется. Что уж говорить про экспедиции, как эта – тут свечка может буквально спасти жизнь. Спички могут промокнуть, в зажигалке может кончиться газ, на фаербол может не хватить маны или не найтись база. А вот свечка Амадея сработает всегда: у неё запас горения – тысячелетия.       – Вы как? – уже гораздо сочувствующе спрашивает Итер, протягивая руку профессору, чтобы помочь сесть.       – Жить буду, – жмурясь, профессор принимает протянутую руку и садится. В свете свечи видно: он цел, открытых ран не видать, даже порезов. Судя по тому, что он смог сесть, переломов тоже, вероятно, нет. Это радует.       Итер всё-таки осторожно осматривает профессора – в основном, быстро и осторожно прощупывая потенциальные места переломов, – потом осматривается сам. Обошлось без увечий, но вот на боку в самом деле наливается крупная гематома. Будет… неудобно. Но что уж поделать.       – Я больше никогда впереди тебя ходить не буду, – недовольно бурчит за спиной Аякс, точно так же проводя осмотр. Технически, они все упали именно из-за него: он наступил на нажимную плиту и сработал механизм в полу. Однако многолетний опыт подсказывал Итеру, что даже так они всё ещё на верном пути: уж больно аккуратные вокруг стены, да и пол не утыкан острыми копьями.       – Увы, – пожимает плечами Итер, обрабатывая мазью регенерации крупную ссадину на плече, – ты тут в роли телохранителя, так что придётся. Тебе за это деньги платят.       Аякса нанял профессор по чьей-то рекомендации. И Итеру это не то чтобы по душе – уж больно подозрительно он себя иногда ведёт, – но выбора нет: в одиночку отправляться в экспедицию весьма опрометчиво, Люмин присоединиться не смогла, а профессор по каким-то своим причинам не хотел идти без поддержки. Что ж, Итер в этой экспедиции тоже «тот, кому платят», поэтому препираться не может, несмотря на то, что Аякс ему доверия не внушает.       – А тебе платят за то, чтобы мы нашли эту дурацкую книжку, но что-то вот мы уже неделю по развалинам таскаемся, а из находок только синяки да ссадины, – фыркает Аякс, но Итер выпад умело игнорирует: перекидки колкостями у них уже стали нормальным общением, но это не нравится профессору. Приходится контролировать.       Однако он тоже прав: уже неделю они ползают туда-сюда по руинам дворца Селестии в поисках Катехизиса Моракса, а результатов практически нет. Загадки открывают только новые загадки, не дают никаких ответов, но зато прекрасно дают поводы для всё новых и новых вопросов. Однако Итеру, в отличие от Аякса, только в радость исследовать руины древних цивилизаций и разгадывать древние головоломки – он даже без оплаты профессора согласился бы на такую авантюру. Да и про реликвии Селестии и Архонтов Итеру хотелось бы узнать побольше по… личным причинам.       – Учитывая то, с какими испытаниями мы тут сталкиваемся, я бы сказал, что всё идёт своим чередом. Судя по сложности загадок, мы подбираемся ближе, и подобные внезапные ловушки – только тому подтверждение. Те, кто построили этот дворец, явно знали толк в том, как прятать особо важные вещи, – отзывается профессор и вдруг манит рукой, когда Итер собирается уже закрывать баночку с мазью.       Итер подсаживается ближе, а Аякс поднимается, нашаривает в рюкзаке фонарик, крепит к лямке и принимается осматриваться. Профессор принимает из рук баночку, и поначалу кажется, он тот всё-таки нашёл у себя какой-то порез, но вдруг он подносит ладонь к лицу Итера и осторожно наносит мазь на щёку. Её сразу начинает щипать: только в этот момент Итер понимает, что там в самом деле есть какой-то порез.       – Так у тебя, оказывается, были и личные причины согласится на экспедицию, – тихо говорит профессор, когда шаги Аякса достаточно отдаляются. Смотрит он при этом исключительно на обрабатываемый порез.       От этого утверждения Итер напрягается, пусть и не подаёт виду: да, у него есть свои причины исследовать руины Селестии, но он этого никак не афишировал. Его интересуют не столько реликвии Архонтов, которые ищет профессор, нечто другое, но… откуда профессор это узнал? Да ещё и так внезапно?       – С чего вы взяли? – весьма правдоподобно хмурится Итер и косит взгляд, чтобы заглянуть в глаза, но не мешать обрабатывать.       – Вилочка каэнрийки у тебя на подвеске – уж больно странное совпадение, – непринуждённо дёргает бровями профессор, а затем медленно поднимает взгляд, внимательно смотря в ответ.       Не отрывая взгляда, Итер медленно поднимает руки, берёт выскользнувшую – видимо, во время падения – из-под одежды подвеску и точно так же медленно прячет за воротник.       Каэнрийки – маленькие птички, водившиеся в Селестии. И некоторые их косточки имели сакральный смысл. Черепа были «проводниками» Архонтов – якобы помогали улучшить магическое равновесие в организме. Кили считались амулетами от сглаза. А вот вилочки как артефакты не были столь распространены.       Потому что тайно считались защищающими амулетами среди богов и Архонтов.       – Мне сестра подарила, – коротко отвечает Итер, пожимая плечами, и надеется, что его легкомысленность не кажется уж очень напускной. – Ношу по старой привычке. Я даже не был уверен, что это каэнрийки.       Тут он слукавил, и по глазам профессора Итер видит: тот это прекрасно понимает. Вилочки каэнриек имеют достаточно необычный изгиб, но чтобы это знать, надо быть либо орнитологом, либо… археологом. Как профессор. Либо же, как Итер, любителем истории и искателем.       – Как скажешь, – соглашается профессор, чуть прищуриваясь, а потом бросает быстрый взгляд в сторону: судя по шагам, Аякс возвращается. Профессор закрывает баночку, вкладывает её в ладонь Итера и вдруг склоняется ближе и спрашивает на ухо: – Как думаешь, у Аякса тоже есть свои причины тут оказаться?       – Хватит вам миловаться, голубки, – тянет подошедший Аякс, на ходу поправляя пистолет в портупее. Он безумно любит подшучивать над тем, что Итер и профессор отлично сработались: понимают друг друга с полуслова, охотно вместе обсуждают загадки. Ну и падают друг на друга в ловушках, да. – Там впереди зал с кучей писанины на тейватском. Ваше поле деятельности.       Аякс звучит донельзя непринуждённо, а вот по плечам Итера бежит холодок. Потому что по глазам вставшего профессора, учтиво протягивающего руку, он отчётливо видит:       Ему ответ на свой вопрос известен.       И ему этот ответ совсем не по душе.