drops of silence

Тяжёлые капли бьют по окну небольшой гостиной, становясь сейчас единственным источником звука в доме. Задумчивый взгляд карих глаз уже несколько минут смотрит беззвучную картинку на экране телевизора, где, по всей видимости, идёт какое-то незнакомое шоу и гости активно жестикулируют, смеются и бурно обсуждают неизвестную тему. Ночь ощущается какой-то неправильной, тяжёлой, она давит на плечи и вонзается в затылок противной пульсацией, а погода за окном словно отслеживает состояние парня и пытается ему соответствовать: серые тучи, пронзительный ветер и дождь. Много дождя. Настолько много, что за ним не видно освещённой фонарями улицы, не видно машин, не видно жизни. Ёсан устало потирает глаза стараясь отогнать сонное состояние, однако ничто не может взбодрить его сейчас, когда за спиной несколько изнуряющих дней и столько же бессонных ночей, как эта. Тело слегка ломит, напоминая о вчерашней многочасовой тренировке под пытким контролем Уёна, но эта боль отзывается чем-то приятным глубоко в душе и отражается тенью улыбки на лице от мысли, что он стал чуть лучше в любимом деле. И что Сан похвалил его, когда случайно прошёл мимо танцевального зала. «Ох» Кан давно осознал тот факт, что ему, кажется, совсем небезразличен мембер собственной группы и эта мысль уже несколько месяцев сидит в его голове и тревожит сердце. Брюнет в принципе никогда не испытывал чувства влюбленности толком, поэтому все эти ахи и вздохи, алеющие от смущения щеки и прочие признаки лихорадки, как считал сам Ёсан, были знакомы ему лишь по рассказам знакомых и кадрам из слащавых дорам, которые так любит смотреть Уён (и который заставлял Ёсана ещё в школьные годы смотреть их вместе с ним). По всем этим причинам парня почти не смущало, когда он дольше дозволенного засматривался на улыбку Сана с этими очаровательными ямочками на щеках. Когда он не мог (ибо не хотел) выдержать физической дистанции и не подпускать эти сильные руки обнимать его поперёк груди или невесомо оставлять мягкими губами поцелуи на лбу, щеках или, как это бывало чаще всего, в самом центре прежде нелюбимого родимого пятна, которое сейчас же так приятно напоминает о нежности Чхвэ. Кан разваливается на не самом удобном диване, ведь идти обратно в комнату и тревожить соседей не особо хочется, да и есть что-то особенное в этом не самом мягком, но достаточно широком предмете мебели, который так часто становится местом ночлега Хонджуна после задержек в студии до утра. Сейчас же его место занял Ёсан, но этих двоих отличает факт того, что парень, в отличии от своего лидера, абсолютно не хотел спать и сейчас просто лежал и смотрел в беззвучную картинку на экране телевизора, где одно шоу уже, по всей видимости, закончилось и началось новое. В целом, это не имело никакого значения. В последнее время вообще ничего не имело значения, кроме ямочек на чужих щеках. Парень перевернулся на спину и теперь его глаза пытались, видимо, просверлить дырку в потолке и у него бы это вполне могло получиться, если бы лёгкая вибрация телефона от входящего сообщения не отвлекла Ёсана от столь занимательно занятия. Он закинул руку за голову, нащупывая на подлокотнике гаджет и яркий экран сразу ослепил тёмные глаза коротким сообщением: «Спишь?» Сначала хотелось промолчать и правда пойти спать, но в груди поселилось резкое и колющее чувство то ли тревоги, то ли страха, а может это и вовсе был простой человеческий интерес — непонятно, но, как бы то ни было, он думал слишком долго, ведь на панели высветилось новое сообщение: «Выйди на улицу» На этой ноте Кан забыл как думать, ведь тело само подняло себя с дивана. Он в спешке схватил оставленную кем-то на кухне толстовку, накинул её поверх тонкой футболки и прямо в пижамных штанах поплеся в прихожую, пытаясь сквозь темноту нащупать свою любимую пару кед среди обуви остальных мемберов, совсем не думая о том, что за окном все ещё идёт сильнейший ливень. Чертыхаясь и чуть не падая несколько раз, он все же кое-как завязывает шнурки, кидает немного встревоженный взгляд в длинный коридор, словно опасаясь, что кто-то прямо сейчас выйдет из-за закрытой двери и конкретно так даст ему по шее за то, что нарушает режим и, собрав всю смелость в руки, открывает входную дверь, моментально выпуская ночную прохладу в дом. Стена дождя окутывает парня моментально, стоит ему только перейти за порог. По коже бегут мурашки, кости словно прошибает разрядом тока, а в жилах стынет кровь от такой резкой смены температуры, но все это кажется абсолютной глупостью, когда среди всего этого природного хаоса его глаза цепляются за одинокую фигуру, что стоит прямо под каплями суровой непогоды, словно вода — его стихия и именно он призвал дождь сейчас на Землю. Брюнет смотрит на друга со спины и боится подойти. Боится разрушить этот удивительный для глаз момент, как острые капли врезаются в чужие плечи и обволакивают каждый сантиметр чёрной, подстать ночи, джинсовки. Как привычно пушистые и немного жёсткие от недавнего осветления волосы сейчас запутались и прилипли ко лбу и шее. Он делает небольшой, совсем тихий шаг, но этого достаточно, чтобы заставить парня напротив развернуться и заставить весь мир остановиться, а самую холодную ночь превратить в мягкий и тёплый сон лишь одной своей улыбкой. Такой же яркой, какой могла бы быть луна, какой могли бы быть звезды, какими могли бы быть чувства внутри керамического сердца, но как тучи закрывают ночное небо, так и страх не пускает сломать хрупкую, но холодную оболочку души. — Долго там стоять будешь? — мягкий голос Сана кажется таким искусственным на фоне этой безумной картины перед глазами. — Иди ко мне, заболеешь же. — он лёгким жестом руки зовёт к себе и Кан не задумывается ни на секунду, позволяет пальцам их холодных рук переплестись и стать единственным элементом тепла во всем городе в этот самый момент. Чхвэ тянет парня ближе к себе, буквально роняя того в свои объятия и привычно обнимает со спины, прижимая так близко, как только возможно, словно стараясь отдать все свое тепло этому мальчику. Острый подбородок блондина устраивается на чужом плече, а Ёсан легко прижимается щекой к мокрым волосам и закрывает глаза, пытаясь согреться в руках, что обнимают его поперёк живота. Они стоят в абсолютной тишине какое-то время, наслаждаясь деянием природы, дыханием друг друга, подрагивающими от холода телами и теплом, что они делят прямо сейчас на двоих. С каждым новым стуком капель об их собственные фигуры весь момент кажется не больше, чем фрагментом из фильма или эпизодом далёкого сна, что вот-вот закончится, превращая всю эту короткую сказку в ни что более, чем несуществующую фантазию. — Я не люблю дождь, Сан — устало шепчет Ёсан, словно пытаясь пощупать словами действительность происходящего и поверить, что он правда вышел в этот ужасный ливень на улицу, а не заснул на диване, сверля дырку в потолке. — Зачем тогда вышел? Знал же, что льёт как из ведра — так же тихо проговаривает Сан, словно они играют в какую-то игру и никто, кроме них двоих, не должен узнать её правил. — Ты позвал. — брюнет делает глубокий вдох и понимает, что соврал. Он ещё как любит дождь. Возможно, даже полюбил его сильнее только что и будет любить столько, сколько Чхвэ будет держать его в своих объятиях, не позволяя моменту, как каплям идущего дождя, разрушится об асфальт. — Ты мог и не выходить. — блондин тихо посмееивается прямо на ухо Ёсану и оставляет короткий поцелуй чуть ниже виска, в самом болезненном и, одновременно с этим, особенном месте, чем вызывает очередную волну мурашек и касается этим нежным жестом не ярко-розовой кожи на лице, а самого сердца, скрытого под тонким и хрупким слоем керамики, что уже дало трещину. Всё это ощущается чем-то приятным, тёплым, согревающим тело и душу. Кан не смотрит, но знает, что если повернет голову, то сможет так же коснуться губами ямочки на мягкой щеке друга, от чего на собственных губах появляется смущенная улыбка. — Тогда я пошёл? — спрашивает брюнет, но оба знают, что этот вопрос не нуждается в ответе. Сан ещё сильнее прижимает парня к себе и они вдвоём словно растворяются в этом моменте. Превращаются в капли дождя и теряются посреди одинокой Сеульской улицы, становятся одним целым с ветром и пылью, с ненастьем и холодом, с молчанием на устах и кричащими сердцами. Одним целым друг с другом. Один — с абсолютным непониманием себя, своих чувств и мыслей, незнавший любви раньше, боящийся ничего, кроме несуществующей шутки, которую с ним может сыграть собственное сердце, когда он в очередной раз посмотрит в чёрные, словно самое далёкое галактическое пространство, глаза. И другой — который всё знает, всё чувствует и ничего не скажет. По крайней мере не сегодня. Не сейчас.