Любовь наизнанку.

      Видеть её было сейчас мукой. Ангелина, зацепившая меня сразу, мило беседовала с Маратиком, пока я рассматривала каждый её миллиметр. Красивая. Настолько красивая, что других девушек подпускать к себе близко не хочу, а ты не идёшь, даже если звать. Ты выбрала этого Башарова, Гелечка.              Так унизительно меня отшить ещё надо уметь. Точнее, сначала трахнуть, а потом отшить, сказав, что ты "не такая". Наглая ложь, Изосимова. Врешь ты также изысканно, как и выглядишь. Всё под стать. Я ещё долго могла думать о тебе, что ты, к слову, чувствовала, но, к счастью, пришли операторы, дабы отснять этот чёртов зал. Монологи людей в зеркале тянулись неприятно долго, но, наконец, Марат открыл конверт. Моё фото. И твоё. Черт бы тебя побрал, Изосимова. — Лина, вы не рады? — неужели моё лицо настолько недовольное сейчас? — может, вы не рады "лежать" в одном конверте с Ангелиной? — шутник, блять. Урод. Горько ухмыляюсь, чувствуя, как этот смешок остаётся на моих губах, словно перец.       Лина уходит, как только появляется возможность. Закурив на улице, ждёт такси, видя вдалеке Ангелину. Изосимова целует на прощание Марата и садится в машину. Окурок летит с ненавистью в снег, а челюсть Лины, кажется, начинает трещать. Хочется вцепиться в Марата, лишь бы он не прикасался к её Ангелине.              Дома так пусто. Моё одиночество скрасит лишь алкоголь и музыка, так болезненно напоминающая о тебе. Стакан наполняется сразу практически до краёв каким-то дешёвым вином и также быстро осушается. Следом ещё пара таких стаканов, пока бутылка не будет пуста. Прекрасно. Слабость в теле накрывает с головой, но хочется не спать — танцевать. – Алиса, музыку громче! — пьяный крик, судя по всему, разбудит соседей, а если не он, то музыка.

«День был холодный, а я влюблён

Нас было троё

Жалко, что не вдвоём

Он был красивым, на фоне меня

А я духом сильный, просто терпел, что ты так и не видела как я люблю тебя»

      Черт бы тебя побрал, Изосимова. Я готова жрать стекло и землю, лишь бы не чувствовать этот ноющий жар в груди, который ты подарила мне после отказа. Во мне дерутся все стихии на разбитых стёклах, когда я вижу тебя с ним. Пьяная девушка быстро проваливается в сон, не уходя от своих размышлений даже там, видимо, ведь Ангелина упрямо и нагло снится. Только во сне всё хорошо. Во сне Лина чувствует тепло губ и слышит аромат трав и ладана от своей ведьмы. В жизни чувствуется лишь боль и безразличие.       После пробуждения голова готова разлететься на осколки. Дешёвое вино всегда бьёт сильнее. Ещё бы уметь пить, конечно. Время особо не радует, ибо проспала я, грубо говоря, дохуя, и скоро вечер.       Сидя на кухне после душа, листание ленты казалось слишком скучным занятием, но просто ждать кофе было неинтересно. Неинтересно до звука уведомления. « Ты, может, откроешь?» Ч т о. Звук ключа был слишком резок для уже упокоенной тишины, и дверь быстро открылась. — Что же ты, детонька, не пускаешь? — От Ангелины был явный запах перегара, который Лина почувствовала сразу. — Звонок.. — явно не веря своим глазам, медиум делала паузы, — не работает. Ведьма нагло ввалилась в прихожую, снимая с себя верхнюю одежду. — Зачем ты тут? — внутри кололо иглами. Нет, мечами. В ответ лишь полупьяным шёпотом "соскучилась" и сверху губы тёплые. Лина не хотела толкать и выгонять. Лина, словно псина, была готова верно ждать эту чертовку хоть всю жизнь. Сидя на диване, ведьма разглядывала блондинку, заботливо готовившую чай. — Ты чего напилась так? — кружка оказалась около рук Ангелины. — Сос-ку-чи-лась. — все тот же пьяный шёпот. — Необязательно для этого пить, моя хорошая. — Трезвая я не приду. — Ангелина осознавала свою ошибку раз за разом. Осознавала, когда руки мужские были на ней. Когда чужие губы касались её пространства. Осознавала ошибку, но не осознавала — какую именно. — Идём спать, ты нагулялась достаточно.       Лежать рядом было невыносимо. Лина рассматривала каждую деталь, чтобы закрепить в своей памяти на будущее. Проводила тонкими, словно лёд, пальцами по коже, отчего Ангелина дёргалась. Слишком холодно. И слишком холодно было вовсе не ведьме. Лина замерзала изнутри, понимая, что это лишь единичный случай. Ангелина, отрезвев, свалит к Марату, которому дозволено всё. Её любит другой. Трогает другой. И любит она другого.       На балконе было морозно. Куря уже хуй знает какую по счету сигарету, я не понимала ничего. Признаться ещё раз будет верхом глупости. Буквально апогей безумства заключался в моих чувствах. Горечь на губах, почва которой не понималась, не уходила. Поцелуй её или же сигареты — неизвестно. Но горько было. Мерзко тоже.       Утро настало слишком резко. Рассвет окатил комнату светом, показав, что место на кровати пустует. Значит, ушла. Тишина настоялась в квартире до такой степени, что нарушать её не хотелось ничем. Да и, в принципе, не нужно было. Всё равно я тут одна. Звук двери выдернул меня из мыслей и в проёме стояла Ангелина. Сонная, домашняя и родная. Сказать хотелось многое, но слова застряли на уровне лёгких, не желая выходить. — Прости. Я сейчас же уйду. — Ведьма первая начала диалог, уже собираясь на выход. — открой дверь, пожалуйста. Ключ не хотелось поворачивать. Стоя рядом, я понимала, что всё, что нужно, тут. Победа и синяя рука не сдалась мне нахуй. Открыв дверь, я кинула ключи в сторону, на что получила вопросительный взгляд. — Не уходи. — медленно и верно я забиралась на вершину, — я люблю тебя. — тёплые пальцы коснулись щеки, проводя по моему телу разряд тока, словно молнией. — Он ждёт меня. Я обещала. Извини. Словно кошка вынырнула из квартиры. Хлопок дверью и я падаю на пол. Сука.       Лина терзала себя, нанося урон всему, что было рядом. Разбитые стекла по квартире и её кулаки — в крови и порезах. Ревность и ненависть к себе заполняли до краёв. Признание было столь глупым, что видеть эту чёртову Изосимову не хотелось больше никогда, ведь сгоришь от стыда. Он. Вот к кому пойдёт Ангелина. Не к Лине. Маленькая девочка, постоянно говорящая, что порч нет, и лексикон которой наполнен матом слишком глубоко, нахуй ей не сдалась. И Лина понимала это. Счёт времени пропал. Вечер, день, утро — плевать. Алкоголь быстро исчезал с бокала, пока медиум пьянела больше и больше.       На туманную голову звонок телефона подействовал болезненно и резко. — Лин.. — зачем звонит опять было неясно, — я не могу так. Я сейчас приеду.