Столько дней

      Пробуждение было приятным, но одиноким. Дневной свет пробивался в спальню по краям задернутых плотных портьер — утро, очевидно, было уже не ранним. Ирина заканчивала прихорашиваться перед зеркальной дверцей шкафа. Алеников несколько секунд молча любовался ею: летний травянисто-зеленый костюм из струящейся ткани очень ей шел. Потом повернулся на спину, поудобнее подоткнул под голову подушку и хриплым от сна голосом спросил:       — Куда так наряжаешься? На свидание?       Павлова поймала в зеркале его взгляд, улыбнулась:       — Да, у меня свидание с внучкой. Я же тебе вчера говорила.       — Помню… — с едва уловимой досадой протянул мужчина.       Ира поправила на груди длинную цепочку, снова улыбнулась, вспомнив, как Агнешка в последнее время тянет ручки, пытаясь ухватить интересную блестящую штучку, заманчиво свисающую с бабушкиной шеи.       — Раз уж быть бабушкой, то самой красивой. Буду воспитывать у крохи чувство прекрасного.       — А я-то думал, что бабушки — это больше про пирожки, компоты и вязаные носки, — как бы размышляя вслух, отпустил шпильку Алеников.       Ирина фыркнула, обернулась:       — Ты меня с кастрюлей компота можешь представить?       В таком ключе она свою бабушкину роль как-то еще не представляла, она для этого слишком молода. Толя отрицательно покачал головой.       — То-то же. И спиц я никогда в руках не держала, кроме хирургических. Носки и варежки Артему присылала моя мама. Ну, или я покупала у метро. А вот пирожки печь я умею. Пекла когда-то. Так что руки должны помнить, — поймала выжидательно-насмешливый взгляд мужчины, — Агнешка подрастет, будем вместе печь, — и, смешавшись, ушла от темы, — ты выспался?       — Кажется, да, — Анатолий вновь откинул голову на подушку, потянулся. — Выходные — лучшие дни недели.       Ирина усмехнулась.       — Будешь тоже вставать?       — Наверное… С удовольствием бы остался валяться в постели до обеда, но не с кем, — мужчина задумчиво подпер голову рукой.       Павлова прошла к окну, раздвинула портьеры, впустив в комнату поток яркого дневного света. Алеников на секунду недовольно зажмурился.       — А как же твоя работа? Ты же туда собирался?       — Вот сейчас встану, приму душ, вкусно и, главное, медленно позавтракаю, выпью чашку обжигающего кофе, — Толя явно ее поддразнивал, — а там и Костя приедет. Ты тоже постарайся пораньше.       Алеников неторопливо принялся вставать с постели.       — Постараюсь, но обещать не могу, — уже полностью готовая Павлова на секунду обняла его, коснулась губами щеки и направилась в прихожую. Анатолий немного погодя двинулся следом.       — Зонт взяла? Дождь обещали, — спросил, стоя на пороге спальни.       — Не будет никакого дождя, третий день обещают, — отозвалась Павлова, обуваясь.       — Плащ хоть накинь, — зевнул, привалившись к дверному косяку.       — Зачем? — беззаботно отозвалась женщина. — Тепло на улице. Вообще, надо сказать, сентябрь в этом году радует.       Подхватила сумочку и стремительно покинула квартиру, оставив Анатолия в одиночестве. Он вздохнул, помассировал виски — голова была еще тяжелая ото сна — и нерадостно вспомнил прошедший вечер.       Когда ужин был съеден и Ирина разлила по кружкам чай, сытый и довольный спокойным окончанием рабочей недели Алеников расслабленно поинтересовался:       — Ну что, какие планы на выходные?       И тут же услышал то, что его совершенно не устроило:       — Съезжу завтра утром к ребятам, помогу немного. С Агнешкой погуляю, пускай своими делами займутся, сходят куда-нибудь, развеются.       Недовольный перспективой провести выходной в одиночестве Алеников колко спросил:       — А они просили помочь?       Ирина в недоумении подняла брови:       — А зачем им просить? Я что, не знаю, сколько хлопот с маленьким ребенком?       — Ну, это же, вроде, их ребёнок, да? Наверное, они знали, на что шли?       — Я просто хочу помочь, — Ирина напряженно выпрямилась в кресле.        — А ты спросила, нуждаются ли они в твоей помощи? — продолжил нападать Анатолий. — Ты к ним ездила на прошлых выходных, и на позапрошлых тоже, и на неделе заезжала после работы. Любящей бабули становится слишком много, не находишь? Не боишься задолбать молодую семью?       Ирина вспыхнула, обожгла его взглядом, но сказать ничего не успела — Алеников и сам почувствовал, что перегнул палку, миролюбиво напомнил:       — Ир, ну не ты ли сама мне рассказывала, что слишком контролировала Артёма, и в конце концов он сбежал в Польшу?       Да, только речь тогда шла совсем не об Артёме, а об Анатолии-младшем. И не Аленикову рассказывать ей о том, что не стоит вмешиваться в жизнь сына. Сам-то хорош, профессор педагогических наук. Слова готовы были слететь с языка, но Павлова сумела сдержаться. Да и доля правды в словах Анатолия была. Она была так вдохновлена неожиданно свалившейся на неё ролью бабушки, что не могла остановиться. Хотелось как-то помочь, хотелось быть полезной, хотелось быть такой бабушкой, которая всегда рядом, всегда горой за внучку. Казалось, что можно сейчас каким-то магическим образом наверстать то, что было упущено много лет назад с Артемом. Вообще, ей иногда чудилось, что она вернулась на пару десятилетий назад, во времена детства сына, когда внимания одновременно требовали маленький Тёмка, начинавшая неплохо выстраиваться карьера и тогда еще любимый муж. Теперь она разрывалась между Агнешкой и Анатолием. Чувствовала, что обделяет мужчину. Как могла, старалась быть с ним ласковее, больше общаться. Но крошка-внучка в гонке за внимание Павловой неизменно обходила любовника. И вдруг это не нужно, это лишнее? А вдруг она действительно душит семью сына своей опекой? И им скоро станет в тягость ее постоянное присутствие? Ирина в волнении вскочила с кресла, срывающимся голосом проговорила:       — Я просто хочу быть частью жизни внучки!       Алеников поймал ее за руку, аккуратно усадил к себе на колени.       — Шшш, успокойся, ты и так ее часть. Ты чудесная бабушка, я уверен, Артем это ценит. Просто, может, стоит немного сбавить обороты? Ну, не будем ссориться, — заглянул снизу вверх в ее глаза, — я все понимаю. Поезжай спокойно, тебе тоже в парке погулять полезно, целые дни в кабинете проводишь.       «Может, вместе поедем? Ты тоже в кабинете целыми днями сидишь», — подумала Ирина, но вслух не сказала, а Алеников тут же поведал о своих планах на завтра:       — Я тогда на работу съезжу, пока ты у Артёма будешь.       — Тебе опять на работу в выходной? — участливо переспросила женщина.       — Как будто ты сама по выходным в свой Склиф не ездишь, — фыркнул Толя и чмокнул ее в нос. — Я не надолго. А вечером вместе поужинаем, посмотрим кино. Или сходим куда-нибудь, если захочешь.       Теперь день клонился к вечеру, за окном шумел ливень, а Ирина вестей не подавала. Вздохнув, лежавший с книгой в спальне Анатолий взял с тумбочки телефон и набрал её сам.       — Ир, ну ты куда пропала? Видела, что на улице творится? Кто был прав?       — Ты, ты, конечно, ты, кто бы сомневался! Ой, я не только видела, — настроение у женщины определенно было приподнятое. — Уже еду в такси. Минут через пятнадцать буду. Грей чайник и выбирай фильм.       Алеников, обнадеженный тем, что его одиночество близится концу, отправился на кухню. На работу он утром съездил, но делать сегодня там было особенно нечего. Это была просто отговорка для Ирины, чтобы не думала, что он будет сидеть и ждать её. Глупо, наверное, но ему было обидно, что она вновь предпочла его компании поездку к внучке.       Нет, он, конечно, понимал ее чувства. Пытался за неё порадоваться. Хотел радоваться. Однако, приходилось признать, выходило из рук вон плохо. Внучка. Маленькая девочка. Её продолжение через сына. Продолжение, которого никогда уже не будет у него, о котором он когда-то так мечтал, глядя на Толика. О внуках, правнуках, которые будут играть вокруг них, когда они с женой постареют. Наследники, для которых он будет строить семейное благосостояние. Потомки, в которых будет его частичка и воспоминания о нем, когда его уже не будет на свете. Не будет потомков. Он исчезнет — и все. А в маленькой Агнешке всегда будет жить частичка Иры. Неудивительно, что она смотрит на девочку как на чудо и не может оторваться от нее. Он понимал. Но это не мешало ему чувствовать себя покинутым, ненужным, одиноким, и он ничего не мог с собой поделать.       Вошедшая в квартиру Ирина была промокшей практически до нитки.       — Ира, ты как так?       Павлова рассмеялась:       — Да, ушла с коляской далеко в парк, а тут дождь полил! Я скорей обратно, но все уже, промокнуть успела.       — Как тебя Артём отпустил в таком виде? — возмутился беспечностью парня Анатолий.       — А я к тебе спешила!       Она не сказала «домой», домом для нее это место не было, но она спешила к нему. Слышать это было приятно.       — Я чуть-чуть волосы подсушила, Артём меня в такси посадил, так что замерзнуть не успела.       — Угу, вижу я, как ты не успела, — Алеников не разделял ее оптимизма. — Давай, снимай, простудишься еще!       Он помог ей стянуть промокший костюм, принес из ванной комнаты полотенце и принялся растирать все-таки заметно продрогшую женщину. Ирина млела под его руками, постепенно согреваясь в объятиях мужчины. Анатолий с удовлетворением почувствовал, как она, перестав дрожать, расслабленно прижалась к нему, увидел, как порозовела ее кожа. Постепенно его прикосновения становились более чувственными, она ощутила на шее его горячее дыхание, и сразу следом — горячие губы. Ирина засмеялась:       — Я надеялась на горячий чай…       — Сейчас, — Толя поцеловал ее в плечо и завернул в полотенце. — Иди на диван.       Они пили чай с бутербродами и вполглаза поглядывали на экран телевизора, кое-как следя за сюжетом фильма. Ирина, пригревшаяся на плече Анатолия и боровшаяся с дремой, подняла голову и заглянула ему в лицо:       — Толя, мне на несколько дней надо будет вернуться к себе.       — Зачем? — удивился Алеников.       — У Регины мама попала в больницу, им с Артёмом нужно съездить в Польшу, там еще какие-то проблемы с Региниными документами. А меня попросили приглядеть за Агнешкой.       Мужчина вздохнул. От Артёма одни проблемы. Анатолий признавал, они не нравились друг другу. Артём ревновал мать к чужому мужчине, неожиданно появившемуся в ее жизни. Анатолий… тоже ревновал. С его стороны чувства были сложнее. Это было и нежелание делить ее с кем-то, тем более, что их с Ирой отношения начинались, когда Артём существовал где-то за сценой. И на это наслаивалась тоска по собственному сыну, на которого был так непохож Артём.       — Почему тебе надо переезжать? — задал он резонный вопрос. — Почему им не привезти ребенка сюда?       — Толь, это будет неудобно, мы тебе помешаем.       — Неудобно мне будет, если моя жена, — хоть они так и не расписались, он упорно называл ее женой, — неизвестно на сколько уедет неизвестно куда.       — Почему неизвестно куда? — обидчиво вскинулась Ирина. — К себе домой.       Анатолий ответил таким взглядом, что Ира решила за лучшее промолчать.       — В общем, пускай везут сюда Агнешку, обустроим детский уголок, - постановил Алеников.       В этом доме никогда не было детской. Это была не та квартира, где прошло детство Толика. В ту квартиру вернуться они так и не смогли. Это жилище было, можно сказать, холостяцкой берлогой. Тем не менее, пару дней спустя в гостиной появилась детская кроватка и Агнешка Артемовна Павлова присоединилась к ним вместе со своими нехитрыми пожитками.       Вечером Ира возилась с внучкой. Внучка пронзительно орала. Анатолий исподтишка наблюдал, как Ирина воркует над девочкой. Ему странно было видеть ее такой мягкой и нежной, к такой Ире он не привык. Сам он очень давно не имел никаких дел с младенцами и совсем уже забыл, как это бывает. Несколько утомившись крикливым соседством, тихонько выскользнул из гостиной.       Алеников вошел в комнату сына, прикрыл за собой дверь. Уселся прямо на пол, опершись спиной на кровать. Вздохнул, заметив под столом початую бутылку коньяка. Он часто бывал здесь, пока жил один. И чаще всего бывал нетрезв. В комнате был порядок, как при жизни Толика. Только кровать его мальчик вечно ленился заправлять, а теперь она была аккуратно застелена. Порядок, правда, пришлось восстановить самому Аленикову, после того, как он же сам вверх дном перевернул комнату Толика в поисках ответа на вопрос: чего же тому не хватало для счастья? Он искал тогда хоть что-нибудь, какую-нибудь зацепку: дневник, фотографию, записку, стишки, что там еще прячут молодые люди. Не нашел ни-че-го.       Анатолий обвел взглядом пространство: незадернутые шторы, кактус на подоконнике, ноутбук на столе, шкаф с книгами. На одной из полок старенький детский ночник Толика, который опять стали использовать, когда болела Елена. Кажется, после её смерти Толик тоже его включал на ночь какое-то время, он помнил смутно — он все тогдашнее помнил смутно. Но обратно в коробку ночник не был убран. Может быть, сын им пользовался до конца? Книга сказок, старенькая, потрепанная. Толик читал ее матери, как когда-то и она читала ему. Алеников тоже, бывало, читал, он помнил эту книжицу. Между корешками книг и верхней полкой была втиснута мягкая игрушка, белый тюлень. Или кто он там? Анатолий не был силён в морской фауне. Зачем Толик хранил его? Или просто не дошли руки выбросить?       Это было вскоре после их возвращения в Москву. Одним из летних дней Анатолий-старший вошел в комнату сына, посмотрел в спину, как обычно, уткнувшегося в ноутбук юноши, присел на краешек кровати.       — Ты чего дома? Такая погода на улице! Сходил бы куда-нибудь, погулял с товарищами, — с наигранной бодростью завязал разговор мужчина.       — Мои товарищи остались в Базеле… — сухо перебил Толик.       — Это ничего, сейчас обживешься немного, появятся новые приятели, девушка. Я понимаю, тебе непросто сейчас… — начал было объяснять Алеников, но вновь был перебит сыном:       — Ты по своей Лизе не скучаешь, как я вижу.       — Ну, ты же понимаешь, у нее своя жизнь там, у меня здесь, так случается. Иногда приходится переезжать, рвать старые связи, заводить другие. Начинать новую жизнь… — Аленикову все так же приходилось разговаривать со спиной.       — Меня вполне устраивала моя старая, — парень был не настроен на конструктивный диалог.       — Толя, я этот переезд затеял ради тебя, ты знаешь, — не хотел, но повысил голос Анатолий.       Толик насупился и замолчал, погрузившись в экран. Старший Алеников предпринял еще одну попытку:       — Хочешь, к дяде Володе в гости съездим? Он нас звал, с Женькой повидаетесь.       — Не хочу, — коротко отрезал младший.       В комнате повисла тишина.       — А я специально освободился сегодня пораньше…       Что-то в голосе отца зацепило Толика, заставило обернуться и неожиданно для самого себя предложить:       — Поехали куда-нибудь в парк погуляем, раз погода хорошая?       Анатолий-старший заметно оживился:       — Отличная идея! Давай, собирайся, я сейчас Косте позвоню.       — А без Кости мы можем время провести? — недовольно проворчал парень. — Такое ощущение, что Костя уже член семьи.       — Конечно, не хочешь с Костей ехать, такси вызовем, — торопливо согласился Алеников и засунул телефон обратно в карман.       — Я тебе покажу, как пользоваться карточкой в метро. Давай, собирайся, — снисходительно ухмыльнулся сын.       Толпа гуляющих на ВДНХ быстро утомила обоих Алениковых. Кажется, выбор парка оказался не самым удачным, а, помнится, им здесь нравилось когда-то. Проведя несколько лет в пригороде Базеля, они отвыкли от многолюдья, шума и кипучей энергии Москвы, и теперь шли по аллеям чуждые этому городу и, возможно, от этого неожиданно близкие друг другу. Гуляли молча, изредка перекидываясь ничего не значащими замечаниями. Съели по мороженому. Сошлись на том, что надо бы как-нибудь вечером выбраться в Зелёный театр. Незаметно, по одной из боковых аллей вышли к Москвариуму.       — Может, зайдем? А то меня скоро хватит тепловой удар, — предложил Анатолий-младший.       Алеников кивнул, и они вошли внутрь. Наверное, любоваться на обитателей морей было бы приятнее, если б не толпы перед каждым аквариумом. Плотность людей была, кажется, не меньше, чем на улице. Но вид молчаливых рыб, шевелящих губами в темной воде, отчего-то успокаивал. Рыбы понравились обоим, они даже с удовольствием их обсудили. На выходе Толик неожиданно занырнул в сувенирный и вернулся с белым плюшевым тюленем. На недоуменный взгляд отца сказал:       — Пускай будет, на память.       Теперь приплюснутый тюлень свешивал хвост с книжных корешков. Анатолий со вздохом поднялся с пола, вытащил плюшевого зверя и вернулся в гостиную. Ира, кажется, и не заметила его отсутствия. Он подошёл к ней из-за спины и склонился над девочками. Агнешка уже не плакала. Ухватив бабушку за палец, девчонка улыбалась и вертела головой. Алеников тоже слегка улыбнулся и протянул свой палец, который тут же оказался в плену маленького кулачка. А сразу следом внимание девочки полностью переключилось на протянутого ей мужчиной тюленя. Ирина удивлённо подняла на него глаза, на ее лице расцвела глупая радостная улыбка. Как будто тюлень впечатлил и ее. Что сейчас сказать, она не знала.