—Твоё идеальное тело🥀

"Какого хрена.... Нет, серьезно, ребята, какого хрена? Вы что, больше места для потрахушек не нашли? Офис, блять, идеальное супружеское ложе, по вашему? Я в ахуе. Прям в серьезном ахуе. Слава богу, я это только слышу. А то, зная натуру Гоголя, без оргии бы не обошлось. Пх... Ладно, небольшое предисловие данной ситуации. ... Дверь распахнулась, слегка заскрипев. - Вечер добрый, как поживает Дост-кун? - Гоголь завалился в офис к другу, бездумно сидящему за столом. Фиолетовые глаза Доста встретились с красными глазами, слегка улыбающимися, прищуренными. В них был то ли какой-то замысел, то ли явные не очень хорошие намерения. - Вечер добрый. Тебе что то нужно? - В своей привычной манере ответил черноволосый, не отрывая взгляд от компьютера. - Да, ответ на вопрос. - Нормально я поживаю. Чего ты ко мне лезешь, а? По голосу Доста явно было понятно, что он не в духе, и лучше к нему не лезть. Но его припизданутый дружок только этого и ждал - позлить Фёдора для него было уже хобби, которым он занимался чаще, чем выполнением заданий от начальства. - Ну так а может ты мне и не так уж и нужен? Не думал? А, или ты думаешь, я только вокруг тебя крутиться буду? Ошибаешься, дорогой мой! Сильно ошибаешься, непозволительно это для тебя, так заблуждаться! - Коля, чего ты хочешь? Поздно уже, я устал. - Дост неопределенно махнул рукой в сторону двери. - Чего я хочу? Ммм, а ты правда хочешь знать? - Он потянулся, поглаживая Фёдора по плечам. - Нет, не хочу! Все, иди, раз тебе ничего не надо! - Мм, какой ты агрессивный сегодня. Никогда тебя таким не видел. У тебя что-то случилось? Дост, прикрыв глаза, устало выдохнул. - Ничего, иди отсюда. Мне и без тебя тошно. - Ммм, зайка обиделся? - Гоголь положил голову ему на плечо. - Нет! Хотел поговорить, надо было раньше приходить. Уйди. - Эх, как будто раньше у меня было время! Не крутится мой мир вокруг тебя, Дост-кун! Прими это! Ты, хоть и главный, не более чем пешка для меня! Может, когда нибудь и найдется человек, который полюбит тебя всем сердцем, но, поверь, это точно буду не я! Ты никто, ты просто челик, отдающий мне приказы. И всё! Гоголь говорил с привычной ему усмешкой и пассивной агрессией. Досту, по ясной причине, стало тяжело от слов Коли. Он в любой момент был готов последовать примеру Дазая и убица апстену, но гордость ему не позволила. - Лучше уйди, пожалуйста... Потом поговорим... - Молись, что б это было так, абортыш. - Гоголь подмигнул, выйдя из комнаты. ... "Из-за хуйни какой-то поссорились, вот честно. И даже не поссорились, но все мы знаем, как Дост-кун любит себя накручивать! Короче, вот, с момента их ссоры прошло примерно два дня... Не особо часто их вижу, поэтому не заметил изменений в их поведении. Но, возможно, это заметили другие. Не углублялся в этот вопрос. Единственное, Дост стал максимально замкнутым. Знал бы он, чем это все обернется... Упрекнул бы Гоголя во всем ещё раньше... Сука, убью того, кто сделал тут такие тонкие стены! Где обещанная шумоизоляция, а? Ааа, я понял, вы, строители, хотите, что бы люди слушали этих пидарасов и вспоминали, когда у них самих был секс, так? Ясно, спасибо большое, сгиньте, пожалуйста, нахуй! Даже они ебутся, а я нет... Интересно, а если написать в отзывах "Смерть Небожителей", что по вечерам в стенах офиса слышны стоны, админы обратят на это внимание? Тьфу, блять, Сигма, о чем ты думаешь? Может просто пойти их спугнуть? Да, спугнуть Гоголя, чем, интересно, я собираюсь это сделать? Федьку ладно. Он пугливый. Ушанку в окно выкинуть и он хоть голым блять за ней побежит. А Коля? Шляпу выкинуть в окно не получится. Она приросла к нему, он в ней родился, сперматозоидом ещё был, а уже в шляпе. Так вот. Пара дней прошли довольно быстро. Клиенты, клиенты, клиенты... Бесят. Гоголь все также подкатывал к Досту. Но, не только в нему. И к другим, и к клиентам, что, очень это было заметно, раздражало Доста. Странно, конечно, что Достоевский до сих пор не разобрался в своих чувствах, но это впринципе объяснимо. Они оба парни. Не особо приветствуется в нашем обществе, согласны? А так, если быть честным, то ничего особенного не произошло." "Но как бы блять не так!" - напомнил стон за стеной. Что бы хоть как-то отвлечься от стонов и постоянного, уже въевшегося в голову, слова "Коля", Сигма мысленно пытался вспомнить все, чему его учили в школе. "О, а вот и фонетический разбор слова наконец-то пригодился! Кхм, итак: Никола́й - [н' и к а л а́ й'] - 3 слога н [н'] - согл., мягк., зв., непарн. и [и] - гласн., безударн. к [к] - согл., тв., глух., парн. о [а] - гласн., безударн. л [л] - согл., тв., зв., непарн. а [а́] - гласн., ударн. й [й'] - согл, мягк., глух., непарн. ____________ 7 букв, 7 зв. Брр... Что это я... Ладно, разбор хотя бы правильный. Но, прошел день, потом второй... Наступил третий день их ссоры, о которой, окромя их, знал, похоже, только я. Я снова услышал какие-то голоса из за стенки. Это было для меня удивительно, ведь за пару дней Дост ни разу не заговорил с Гоголем дальше ответа на "Доброе утро". А тут у них прям дискуссия! В общем, кратко я постараюсь вам все рассказать, от A до Z." ... Дост, усевшись в кресло, тяжело выдохнул. Быть в ссоре с другом это худшее, что могло с ним случиться в данный момент. Все таки Гоголь не был для него просто другом. Он был, знаете... Чем то намного большим, чем друг. Каким-то... Объектом обожания? Теперь, как оказалось, взаимным... Но Достоевский все равно не мог это принять... "Нет, нет, нет! Это все полнейшая чушь, бред, так нельзя! Он просто мой друг, товарищ, подчинённый, а ещё... А ещё я хочу, что бы он меня выебал... Дост закрыл лицо руками. Ему даже хотелось заплакать прямо сейчас, от осознания всей ситуации. Слишком не свойственно было это для него, печалиться из-за таких мелочей. Не подобало это его характеру. Горечь от всех слов, сказанных Николаем, стремительно разрасталась в груди, сжимая сердце и лёгкие, перекрывая доступ к горлу. Дост резко вдохнул, ловя себя на том, что его дыхание получается прерывистое, как если бы он был маленьким плачущим ребенком. Ресницы слегка слиплись из-за выступившей на глаза влаги. Это было худшим ощущением, он чувствовал себя раздавленным и униженным. Он ужасно не любил, когда Гоголь на него обижался. Ему хотелось сделать все что угодно, встать на колени, да хоть расстаться со своей любимой ушанкой! лишь бы Николай не смотрел на него таким укоризненным и насмешливым взглядом. Дост был готов к любым действиям с его стороны. Пусть белобрысый делает что угодно, только не надо так издеваться! "Не надо, не надо хотя бы на людях заставлять меня испытывать всю насмешливость твоего взгляда. Это ужасно, если бы ты только мог почувствовать все это на себе, ты бы понял, как это ужасно! Пожалуйста, ну что мне нужно сделать? Я не хочу терять тебя из-за всякой ерунды, я чувствую себя виноватым! Зачем ты вообще приходишь каждое утро, если сам же сказал, что я тебе не нужен?" Но в этот момент до Федора медленно доходила другая мысль. Он должен был остановиться. Должен был заставить себя думать о другом. Но мысли ничего не хотели думать, окромя друга, а всё без исключения, во что он пытался их вплести, вызывало во рту только вкус солёной крови. Дост опомнился и, только когда боль в нижней губе стала нестерпимой, до него дошло, что металлический, даже свинцовый, привкус крови был настоящим. Вся его нижняя губа превратилась чуть ли не в мясо, а капля красной жидкости с нее покатилась в рот. Дост пощурил глаза от боли. Давно он уже ловил себя на том, что его губам или подушечкам пальцев доставалось больше всего. Вечно искусанные и истерзанные. Благо, пальцы хоть под печатками можно прятать. А что делать с нижней губой? Хоть бы никто не узнал о его склонностях к мазохизму. Досчитав до десяти, Дост вытер рот тыльной стороной ладони, перед этим сняв перчатку и бросив ее куда-то на стол. Ранки на пальцах, украшенных каплей крови, заставили его задуматься. Когда он вообще последний раз себя жалел и пытался, хотя бы пытался, не вредить себе? Впрочем, ему было все равно, что происходит с его телом. Почему-то он не любил любые прикосновения, но когда прикосновения доставляли боль... Тут уже другая история. Это было и приятно, и не приятно одновременно. Дост подошёл к небольшому столику завалившись на него и раскинув руки в стороны. Обладая не особо высоким для парня ростом, он мог спокойно болтать ногами, не доставая до пола. Даже потолок, который Федя так любит разглядывать, когда подолгу просто лежит в постели, пытаясь уснуть, сейчас его внимание совсем не привлекал. "Интересно, если бы Коля доставлял мне только боль, как бы я отреагировал... Наверное, отрицательно... Я не хочу от него только боль... Но получить больше мне не удастся. Не в его специальности нежность и ласки, ой не в его... Интересно, а он сейчас что делает?" А что, собственно, может делать Гоголь, спросите вы себя. Как бы сильно вы, читатели, не хотели, что бы чувства Гоголя были максимально идентичны чувствам Феди, я вас огорчу... Ничего, кроме как с довольным ебальником завалиться на кровать и закурить первую за день (а это рекорд) дорогую сигару, он не придумал. Пока на лице Доста кровь смешалась с уже не сдерживаемыми слезами, на лице Николая царила совсем не язвительная улыбка, даже, скорее, дружелюбная. Какую обычно можно было встретить только на искренних приемах от людей, которые ждали тебя и, наверняка, отготовили тебе некий сюрприз. Медленно ведя свободную от сигареты руку вдоль от груди по пояса, он провел рукой под одежду, касаясь холодными пальцами своего тела, обводя кубики пресса на животе. Почему-то именно это было его привычкой, от которой он не мог избавиться. Достав из внутреннего кармана маленькую свёрнутую фотографию, Коля посмотрел на фото своего лучшего друга. На черные волосы и фиолетового цвета глаза. На красивую до боли улыбку и искусанными губами. На пару локонов волос, спадающих на лицо. На белую ушанку, за которую Дост порвет любого. На руку в черной перчатке, пытающуюся закрыть лицо от объектива. Гоголь сфотографировал его втихаря, вернее, попытался так сделать. На деле же Дост спалил его планы и, смеясь, попытался предотвратить попытку своего запечатления на камеру. Он не любил, когда кто-то его фотографировал, но почему-то именно Николаю он разрешил оставить это фото у себя. Никто, наверное, не знает, что фотокарточку Гоголь до сих пор носит с собой, аккуратно свернув. - И из-за чего мы поссорились? - Гоголь устало выдохнул. - Хуй его знает. Он почувствовал нарастающее возбуждение в районе паха. Член потихоньку начинал упираться в ткань брюк. Так, кстати, происходило почти всегда, стоило только Николаю долго посмотреть на Доста. - Блять... - Тихо выругался он, и простонав, сделал очередную затяжку, выпуская облако дыма из рта. - Хуй, может, хотя бы ты знаешь, почему он считает, что мы в ссоре? ... - О... Явился, сперматозоид в шляпе. Ну здравствуй, тебе что то нужно? - Дост даже не стал вставать из-за стола, только сел, свесив ноги. - А что мне нужно, как думаешь? - Он обнял Доста со спины, прижимая его к себе чуть больше дозволенного. Крепкие объятия окончательно сбили Фёдора с толку, полностью сводя с ума, заставляя чуть ли не таять в руках Гоголя. Не особо то сильно он любил прикосновения, но что-то в этом сперматозоиде было такое, от чего хотелось прожить всю жизнь в его объятиях, хотелось всеми силами заполучить его внимание. - Зачем ты пришел? - Тяжело говорит Дост, пытаясь скрыть волнение в голосе. Получается у него это не очень, но он старается, правда, очень старается! - А мне нельзя к тебе прийти? - Ну, я же для тебя никто. - Вслух вспоминает Дост, чувствуя, что к горлу подкатывает ком. - Что ты, ты лучший, но, признаюсь, Сигма тоже целуется неплохо. "А ВОТ ТУТ Я АХУЕЛ" - Подумал Сигма удивлённо, пытаясь вспомнить, когда это он сосался с Гоголем. - Да зачем ты вообще ко мне лезешь, если я тебе не нужен! - Дост выкрикивает это чуть громче остальных слов. Удивительно, но он не сразу догоняет, что сказал. А когда догоняет, даже не сразу об этом жалеет. Лицо Гоголя меняется с насмешливого на садистско-улыбающееся. - Я тебе покажу, блять, как ты мне не нужен! - Он хватает бедного парня за подбородок, чуть не вжимая в стол. Внезапно его лицо смягчается, а взгляд устремлён на губы Доста, вновь искусанные в мясо. - Не стоит так делать. - Говорит он, имея ввиду запекшуюся корочку крови на розовато-бледной коже. - Так можно делать только мне! Гоголь наклоняется к парню, касаясь языком его губ. Ранки на них слегка щиплет, от чего Дост щурится. До него снова даже не сразу доходит, что происходит здесь в данную минуту. Все его внимание заострено на красивых белых волосах и такого же цвета кожи человека перед ним. Досту ужасно хочется ответить на поцелуй. Но как это сделать, он не знает. Легко касаясь губами его губ, он пытается пробовать их на вкус, почувствовать их, добраться языком до его языка. Федор начинает углублять поцелуй, всем сердцем надеясь не разочаровать Гоголя вновь. Его губы чуть отходят от щипающей боли, как Николай прихватывает нижнюю губу Доста, прокусывая ее и пробираясь языков дальше, обводя ровный ряд зубов и десен. Всем видом давая понять, что одних поцелуев ему мало, Гоголь хватает чуть ли не испуганного парня за руки, чуть скручивая их и отводя за голову, при этом продолжая от рта спускаться ниже, оставляя на бледной коже засосы и влажную дорожку из поцелуев. В тусклом свете ночника тело Доста выглядит ещё более утонченно, элегантно и даже, в какой-то степени, прозрачно. Оно кажется чем-то недосягаемым, нетронутым, чем-то влекущим. Тем, за что нужно заплатить не малую цену, что бы овладеть им. - Я увлеку тебя в мир неизведанных удовольствий, течная сучка! - Шепчет Гоголь, снимая с Доста шапку, чем вызывает из горла Дост-куна то ли вздох, то ли стон. Без шапки-ушанки на голове Федор чувствовал себя каким-то обнаженным, доступным, хоть и вся остальная одежда пока что была на нем. Ключевое слово - пока что... Гоголь прижимает его всем телом к столу, не даёт даже дернуться, хватает за волосы, слегка поглаживая их пальцами. Его немного грубоватые влажные ладони скользят по обнажённому торсу, дотрагиваясь до возбужденных сосков, останавливаясь на талии. По спине Доста проходит волна мурашек, заставляя снова его выгнуться, прижаться к Николаю ещё сильнее. О да, его руки, безусловно, умеют много. Но долго церемониться и ласкать такое бледное и желанное тело он не намерен. Если Достоевский сегодня не закричит - считай, задание провалено. Досту хотелось забыться в этих ловких руках. Таким слабым он себя ещё никогда не чувствовал. Этот момент проведенный под лучшим другом он, конечно, запомнит навсегда. Запомнит может даже лучше, чем свое собственное имя. Сжимать край деревянного стола, пальцами царапая его поверхность, пока умелые руки Гоголя освобождают тебя от оставшейся одежды, было самым лучшим ощущением в его жизни. Достоевский чуть недовольно простонал, когда Коля схватился за его колени, гладя внутреннюю часть бедра, медленно разводя ноги все шире. Холодный ветер из окна прошёлся по телу Фёдора, заставляя того поежиться. Благо, пальто Доста, которое они даже не удосужились убрать, спасало кожу от соприкосновения с холодной поверхностью стола и стеклянной доски, лежащей на нем. Дост мелко вздрогнул, схватившись за руки Гоголя. Колени предательски дрожали, выражая явное желание соединить широко разведённые ноги. Гоголь замер, любуясь открывшемся видом. Таким беззащитным он никогда ещё не видел своего лучшего друга. Он нутром чувствовал, какое торнадо сейчас бушует внутри Доста. Непонимание, злость на самого себя, желание поскорее быть выебаным? Никто не знал, что может твориться в голове у Федора. Страх, душащий парня, сжимающий его шею и разрывающий лёгкие. Страх, влитый раскаленным осмием в вены, разливающийся и застывающий внутри. Чуть уловимый запах сигарет с ментолом врезался в нос, заставляя его чуть поморщиться. Гоголь прижимается ещё сильнее, чем вызывает томный судорожный стон. Придерживает Доста за спину, заставляя его выгибаться, из-за чего ребра и ключицы парня неестественно красиво выпирают. Ни входить, ни растягивать парня Николай пока что не хочет, желая подольше его помучить, желая показать, кто тут главный. Наконец, когда Дост уже неосознанно начинает молить о чем-то, выкрикивать имя Коли, прося уже наконец трахнуть его, Гоголь соизволит, отвлекая дрожащего парня поцелуями, резко вести два пальца в неподготовленное, девственное отверстие, чем заставляет Фёдора вскрикнуть от боли. Извиваясь, пытаясь всеми силами облегчить царапающую не сильную боль, приятно отдающую в район живота, Дост выгибается навстречу парню, сильнее притягивая правую ногу к себе. Гоголь продолжает двигать пальцы, растягивая конвульсивно сжавшиеся стенки, совсем не парясь о том, какие ощущения это может приносить Федору. Красные глаза Гоголя наблюдали за каждым движением парня, в безысходности стонающего и гнущегося во все стороны. За каждым его немым или громких, или сдавленным стоном, за потрескавшимися губами, замершими в тихом крике. За ровным рядом его зубов и языком, нервно облизывающим губы. - Расслабься. - Он наклонился низко-низко, шепча в самое ухо, облизывая мочку, что бы тут же укусить столь слабое для боли место. Этим заставляет Доста взвизгнуть и дернуться, но сильная хватка Николая не дала ему сдвинуться ни на сантиметр. Колечко открылось ещё шире по напором третьего пальца, и Федор попытался облегчить боль, разводя ноги ещё шире. Ощущения были, по больше мере, не особо приятные, но, как только пальцы добирались до простаты, черноволосого подбрасывало, вырывая ещё один стон, заставляя ёрзать и буквально насаживаться на пальцы. Гоголь, вдоволь наигравшись с почти растерзанным анусом парня, резко вытащил пальцы, чем вызвал у Доста вздох потери веры в человечество. Чуть подразнив парня, Гоголь резко вошёл, отчего Дост чуть ли не подпрыгнул, всячески пытаясь сдавить стоны. По его телу распространялось приятное ощущение, вкупе с бешеными движениями Николая и жаром, буквально сжигающим заживо. Дост уже даже не пытался добраться до губ парня, или хотя бы просто на него посмотреть. Закинув голову назад, он даже не сдержал громкий стон, отчего сразу же покраснел до кончиков ушей, что очень даже развеселило Гоголя. - Тише, а вдруг нас услышат? - Беловолосый говорит это слегка дрогнувшим, но все таким же заманчивым, пробирающем до костей голосом. "Представьте себе, вас слышат!" - Вновь подумал разозленный Сигма. Бедный парень, которого так бесцеремонно вдавили в стол, чьи капли спермы размазались по собственному пальто, только сильнее покраснел, пытаясь закрыть лицо и рот рукой. Гоголь, будто оскорбленный этим жестом, убрал его руку, крепко сжав в своей, отчего бледные тонкие пальчики чуть не хрустнули, заставляя их владельца поморщиться. Переплетая пальцы, он прижал руку к столу, второй рукой поддерживая Дост-куна за спину. Дост, у которого больше не получалось сдерживать себя, уткнулся в плечо Николая, сдавливая череду стонов. Ему кажется, что сейчас он совсем сгорит, рассыпется пеплом прямо в этих жарких руках. Каждый толчок, каждый раз, когда Гоголь задевает некую точку внутри него, по его телу проходит волна удовольствия и боли. Она отзывается везде - в руках, в ногах, в голове, заставляет ноги дрожать а губы черезмерно быстро высыхать. Досту хорошо, до безумия хорошо в этих крепких объятиях. Но, ах если бы ему дали до себя дотронуться... Если бы ему хотя бы дали утолить нарастающее в возбуждённом члене удовольствие, тогда ему было бы намного лучше. Но из крепких лап Гоголя вырваться невозможно. Он тут главный, он полностью владеет телом, которое сейчас так бесцеремонно втрахивает в стол, слушая только приглушённый измученный скулеж. Возможно, ещё пару толчков, и Гоголь кончит прямо внутрь парня. Почувствовав теплую жидкость, растекающуюся по его бедру, в которое только что упирался член Доста, Гоголь посмотрел на немного обмякшее тело черноволосого парня, красного до кончиков ушей. За все время простонавший всего пару раз Николай закинул голову назад, в блаженстве прикрывая дрожащие веки глаз. Он был на пике, совсем немного, и он кончит прямо внутрь Доста. Кажется, совсем немного осталось до конца, до самой верхушки удовольствия. Достоевский почувствовал приятное тепло, разливающееся в его теле, почувствовал, как смягчилась хватка Николая, как сбилось дыхание у их обоих. Беловолосый вытащил свой член из парня, все ещё продолжая чуть крепко сжимать дрожащие ноги, скользя руками вверх, наваливаясь на Доста. Гоголь наклоняется ещё ближе, к самому уху, и тихо шепчет: - Ну, теперь у тебя есть веская причина меня простить. ... "Так вот, собственно, причина того, что я не могу спокойно полежать в тишине👍" - Сигма устало выдохнул, слыша очередной стон за стенкой. - "Приходится слушать двух ебущихся пидарасов. Интересно, это у них первый раз? "