Incest is a family matter

Когда уроки сделаны, Чонин обязательно что-нибудь да готовит. Сегодня он решил остановиться на брауни по рецепту Ëнбока. Ли уже все уши прожужжал, приговаривая, что Ян должен обязательно попробовать его приготовить. Так же на плите варится лапша, тушится мясо, которое уже можно отключать, что Чонин и делает со вздохом и смотрит на часы, чуть хмурясь. Он забыл во сколько часов поставил брауни в духовку. Поэтому, боясь, что оно сгорит, парень чуть приоткрыл духовой шкаф и посмотрел, что там с выпечкой. Выглядит потрясно. Но нужно ещё немного подержать. Минут десять, чтобы консистенция была хорошая и приятная. Чонин думает о том, что после надо будет пойти полежать, повтыкать в телефон и… И неважно. Сегодня был очень насыщенный день. Чонин конечно не жалуется, он любит учиться, но как можно было поставить биологию, химию и общество в один день? Это ж взрыв мозга! Кошмар! Хорошо хоть физкультура была, можно было развеяться после таких сложных предметов, тем более её, спасибо господи, поставили последним – восьмым – уроком. Восемь уроков в пятницу… это хуже, чем химия, биология и общество в один день. Намного хуже. Но, учитывая, что эти уроки в пятницу, хуже ничего точно быть не может. — Привет! Дома кто есть? — или может. Пришёл сводный брат Чонина – Чан – и как же он мог забыть, правда? Поэтому парень не может удержаться от малюсенькой колкости: — Естественно. Я не шатаюсь после школы неизвестно где — и тихо хмыкает, махнув Чану рукой. Тот как обычно спокоен и, кажется, нисколько не замучился на тренировке. И зачем он туда ходит? И так подкачанный. Тело шикарное, никто не спорит. — Ну мало ли, гулять пошёл — вздыхает Чан и наконец входит в кухню, облачённый в чёрный спортивный костюм. Его светлые кудрявые волосы растрепаны, а дыхание немного неровное, точно устал от тренировки, хотя так и не скажешь. — Ладно, я есть хочу. Наложишь? — Чан мило улыбается и уходит в сторону ванной комнаты. — Обалдел что ли? — фыркает Чонин, резко развернувшись. — Ну, лис — улыбается старший и хлопает своими шикарными ресницами, которые вот-вот и унесут его в небо, точнее в потолок, на что Чонин снова фыркает и машет рукой, приговаривая, чтобы он поскорее ушёл в душ. Смотреть противно на это вечно улыбающееся лицо. — Спасибо — Чан наконец-то сваливает и Чонин может спокойно выдохнуть и сосредоточиться на еде. Ян тихо зевает, чуть хмурится, слыша звук льющейся воды, и качает головой, выкладывая лапшу на тарелку. Он смотрит на часы, подбегает быстро к духовке, приоткрывает её, вдыхая приятный шоколадный аромат, и оставляет до полного остывания. Ставит тарелку на стол, усмехается: — Приятно ему подавиться — и разворачивается, сразу же начиная тихо бубнить. Он поднимает хмурый взгляд на брата и уходит в комнату. — Ну спасибо, блин… — шепчет Чан уходящему Чонину вслед и садится за стол, наконец решив набить желудок едой. В комнате царит полумрак. Чонин наугад падает на кровать, совсем забыв про книги, разбросанные по ней, поэтому с его уст срывается тихий болезненный вздох. Приходится быстренько подняться и убрать их на полку. После парень конечно же возвращается в кровать, подкладывает руки под голову и втыкает в потолок, игнорируя вопросы от Чана. Как ребёнок, честно. На всё ему указывать надо, ишь. Два года до окончания школы, а он всё как ребёнок себя ведет. Чонину даже завидно. Чану 17, а ему всего лишь 16. Целый год разница, представляете! Это очень много. Для Чонина да. Тем более родители до сих пор считают его маленьким мальчиком. Зато Чан весь такой взрослый! Как дал бы, чтоб не пороли чепухи. Чонин может и выглядит, как ребёнок, но мыслит и ведёт себя совсем не по-детски, в отличии от того же Чана. — Что с тобой сегодня, Чонин-а? Ты какой-то дед инсайд — Чан наконец нашёл Чонина и сейчас возвышается над ним не то что бы мрачной тучей, просто младшему от его вида только грустнее становится. И только он один знает почему. — Ой, да отстань ты — хмыкает младший, машет рукой и прикрывает глаза, но всё же подглядывает одним из них, следя как Чан уходит к своей кровати и заваливается на неё с хмурым лицом, складывая руки на груди. Старшему явно не понятна суть такого поведения. Да ему вообще сейчас не понятен Чонин. Где тот озорной мальчишка? Переходный возраст в отпуск уехал, обещал скоро вернуться, или что? Объясните кто-нибудь Чану, пожалуйста. — Ой-ой, обиженка — усмехается старший и подпирает голову рукой, удобно располагаясь на кровати, чтобы лицезреть братца, который тут же вскочил и нахмурился. Подколы от Чана для него как красная тряпка для быка, поэтому старший никогда не упустит возможности съязвить. — Кстати, я же выживу? — Чан мило хлопает глазами и улыбается широкой улыбкой, надеясь, что на Чонина это произведёт хоть какой-то эффект, но младший только посылает его далеко и надолго и падает на кровать. Минуты три в комнате царит тишина. Слышится несколько нервное дыхание Чонина, какие-то шелесты со стороны Чана, а после в комнате и правда становится тихо до звона в ушах, до всяких мыслей, которые сразу же появляются в голове. Чонин отворачивается лицом к стене, обнимая любимую игрушку и прикрывает глаза, вздыхая глубоко и несколько нервно. — Ты объяснишь? Может в школе что-то, Чонин? — на Чана давит эта тишина. Давит дыхание Чонина, из-за чего кажется, что мелкому не хватает воздуха и он вот-вот задохнётся. Но, видимо нет, раз голос такой ровный, но немного тихий, не такой звонкий и весёлый как обычно: — Не приставай, пожалуйста. — Я не люблю настаивать, но ради тебя сделаю исключение. Рассказывай. — Всё нормально, Чан, не приставай — хмыкает младший и медленно поднимается, подходит к тумбочке и выуживает из неё любимую шоколадку с орехами. После возвращается на кровать и открывает сладость, наблюдая за братом из-за полуопущенных ресниц. Тот смотрит прямо, выжидает чего-то, явно не того, что Чонин поделится шоколадкой. Его кудрявые волосы прилипли к лицу, заставляя парня остервенело завязать их сзади в хвост, и неважно, что они до сих пор мокрые. Выжидание это длится недолго: парень с тихим вздохом поднимается, подходит к кровати Чонина, забирает шоколадку, слушая разные проклятия и возмущения в свой адрес. — Не прыгай там, лисёнок — усмехается, когда Чонин, потянувшись ещё чуть вперед, чуть ли не падает с кровати, возмущённо стуча по ни в чем не повинному одеялу. — Противный сводный брат — бубнит младший и хмыкает, наблюдая, как Чан, отломив плитку шоколада принимается жевать, а остальное прячет под подушку. — Я тебе припомню это, ясно? — выходки Чонина немного подбешивают, а от непонимания их происхождения становится ещё хуже и настроение начинает портиться, но Чан пока не собирается показывать своё негодования и некую злость, пока Чонин будет упираться и не расскажет всё сам. — Тебе много чего мне припомнить тогда придётся — улыбается вдруг Чонин, каким-то дьявольским взглядом наблюдая за Чаном. — Странно и не понятно — хмыкает Чан и закатывает глаза от чрезмерного внимания к себе. Он чуть морщится, когда смысл слов Чонина так и не доходит до его мозгов, хотя тут всё очевидно. — Ну, кто ж виноват, что ты у нас тупенький. — Так объясни, умный, — цокает старший и дуется словно ребёнок, которому не купили лишнюю сладость. — Или сам не понял, что сказал? — Неужели все те гадости, которые я тебе сделал, не отложились в твоей светлой головушке, Чан-хëн? — усмехается Чонин и садится на кровати, обхватывая колени руками. Его глаза словно увеличились в размере, начали походить на щенячий взгляд. Такой милый и невинный. Тот, который Чан наблюдал с самого детства. Чонин всегда был милым, пускай и гадости делал. — Не напоминай, — усмехается довольно весело Чан для человека, которому делали гадости. И вообще, он готов был убить Чонина только из-за одной гадости: тот разрисовал и расписал его тетрадь по обществознанию всякими непристойностями (и где он их только услышал и увидел?), из-за которых старшему пришлось вырывать листы и вклеивать их в новую тетрадь, чтобы не переписывать. — Хм, весело тебе, да? — Очень, — усмехается вновь старший и несколько озадаченно наблюдает за Чонином, который встал посреди комнаты и не знает куда себя деть. — А ты у нас дед инсайд — констатирует он несколько угрюмо и хмыкает. — Чего ты встал и стоишь? Сядь или полежи — достав телефон, парень входит в какао, читает парочку сообщений и снова смотрит на Чонина, который качает головой и вздыхает. — Я… лучше фильм какой посмотрю. А ты уроки делай, чего разлегся? — говорит младший и наконец находит удобное положение, располагаясь на кровати — Завтра суббота. Ученик, блять… — шипит Чан и хмыкает, накручивая наушники на пальцы. — Наушники нужны? — спрашивает он, словно делает одолжение, и машет вышеупомянутой вещью. Чонин лишь вздыхает и качает головой, снова возвращая себе образ ангелочка. — Пошли со мной… смотреть фильм — просит он с заминкой, словно предложение руки и сердца делает, и вздыхает несколько нервно и нетерпеливо. — Ага, розовые сопли смотреть, — усмехается старший. — Нет уж, спасибо — фыркает он и кидает взгляд на Чонина. — Я такое не смотрю, придурок — возмущённо вскинув брови, младший вздыхает и проходит к столу за ноутбуком. — Вообще-то, у меня в закладках еть много ужастиков, которые я ещё не смотрел, но… — кажется, что он говорит это себе, но никак не Чану, но тот лишь усмехается: — Но? — А ничего. — О-о, сильное заявление — как же хочется избить Чана, чтобы эта усмешка сползла с его лица навсегда, но Чонину такое пока что не по силам. Да и не хочет он. Почему? Да и сам не знает. Парень лишь хмыкает и уже разворачивается, решив покинуть комнату, чтобы Чан успокоился, но тот снова его окликает: — Кстати, трусы с собой запасные возьми — усмехается. Чонин на несколько секунд замирает, хлопает глазами медленно и качает головой, вздыхая: — Я… дрочить не собираюсь. — А что? — смеётся Чан и прикрывает глаза рукой, откровенно угарая с мелкого. Он не скажет, но Чонин и правда тупенький немного, но ему знать это не обязательно. — Да ладно, я не про это. Ты же ужасы смотреть идешь — хихикает старший, наблюдая, как несколько эмоций сменили друг друга на лице Чонина. Младший лишь фыркает и чуть морщится, приговаривая, что Чан совсем чокнутый. — И о чем ты только думаешь? О-о-о, об этом Чонину знать не обязательно. Чан не готов раскрывать ему недры своей чёрной, тёмной души. Мелкому ещё подрасти надо. Хотя, судя по взгляду и всему остальному, он и так уже взрослый. Но для Чана он всё равно мелкий, пускай разница всего лишь год (это много, поверьте!). — О многом. А ты? Будто не дрочил никогда. Чонина будто током прошибает, щеки заливаются румянцем, парень будто меньше в размерах становится и вздыхает глубоко, качнув головой. Ну… дрочил. На Чана. Было . Ну, с кем не бывает. Чан же об этом не знает. К тому же Чонин по-тихому, в ванной, а не как некоторые в комнате и довольно громко. — Интересно, кого представляешь, когда дрочишь? — вырывается раньше, чем Чонин успевает подумать. Щеки ещё больше краснеют, спиной парень вжимается в дверь и крепче обхватывает ноутбук, боясь, что тот упадёт к чертям и придётся его чинить. Такого допустить никак нельзя, тем более Чан опять ржать начнет. Хорошо хоть сейчас молчит. Но ответ, вроде бы на риторический, и который вообще не должен был быть озвучен вопрос, поступает незамедлительно и ошарашивает и без того немного ошарашенного Чонина: — Тебя. Душа Чонина, кажется на время покидает тело, ведь шевельнуться совершенно невозможно. Чан серьёзно? Либо он идиот, либо идиот. Это же не смешно и совершенно невозможно. У него явно другой вкус на мальчиков (и девочек?). Не таких, которые как Чонин. — Не смешно. Мы родственники… п-пусть и не кровные — хмыкает младший, а в душе всё переворачивается от очевидной правды, которая как соль на рану. — Будь ты моим родным братом, не сказал бы так никогда — хмыкает Чан и залипает в телефоне. Чонин наконец покидает комнату, громко хлопнув дверью, а Чан снова называет его истеричкой. Медленно войдя в зал, Чонин прикрывает дверь, трет переносицу и прикрывает глаза, неосторожно бросая ноутбук на диван. Усаживается, прикрывая лицо руками, тихо дышит и наконец ставит ноутбук на стол, открывает крышку, нажимает кнопку и ретируется на кухню за чаем и печеньями. Проходя мимо комнаты, прикрывает дверь и быстренько пробегает вперёд, спеша налить чай. Он подходит к столешнице, достаёт из полки кружку, включает чайник, кладёт пакетик, сахар и рыскает по полкам в поисках печенья. Потом вспоминает о брауни, который уже подостыл и его можно вытаскивать из духовки, что парень и делает. Он умело вытаскивает коржик из формы, кладёт на тарелку, разрезает на треугольные куски и возвращается к столешнице. Заливает пакетик кипятком, мешает, чтобы сахар растворился, и достаёт блюдечко из полки, чтобы не насвинячить в зале. После наконец идёт в зал. Придя в зал, он поправляет плед и подушку, удобно усаживается перед столиком, ставит тарелку с кружкой, подпирает голову руками, тупо пялится в экран минуты две точно, после отодвигает ноутбук от себя, забирается на диван, берёт тарелку с кружкой и вздыхает, медленно хлопая глазами, которые до сих пор похожи на щенячьи. Светлые волосы падают на глаза, но парень лишь вздыхает и кусает брауни, запивает чаем, и так, пока тарелка и кружка не опустеют, а дверь не соизволит открыться. — Эй, лис, как ты там? Трусы нести? — смех Чана доносится из дверного проёма, а после он входит в комнату, продолжая улыбаться. — Хватит издеваться. Отстань. Старший лишь закатывает глаза и усмехается, проходя глубже в комнату. Его взгляд падает на ноутбук, после переводится на Чонина. Старший тихо вздыхает, присаживается перед диваном, подложив руки под голову и уже без смеха говорит: — Я шучу, а не издеваюсь. Юмор, детка. Не обижайся. — Ты знал, что твой юмор совсем не смешной? — Чего не смотришь? — вопрос Чонина явно игнорируют, но замечать это у парня уже нет никакого желания. Чан всё равно переиграет всё под себя, поэтому парень коротко отвечает: — Не хочется, — и обнимает одеяло, хмурясь. Он смотрит на ноутбук и качает головой, тихо промычав. Взгляд встречается со взглядом Чана, быстро переходит на спинку дивана. Чонин отодвигается к ней подальше от края, словно боится, что вот-вот упадёт, и вздыхает, кусая губу. Он не замечает, или не хочет замечать взглядов Чана, продолжая изучать выученную наизусть обивку дивана, и нервно теребить то свою безразмерную футболку, то плед, который подвергается большей пытке, нежели футболка. — А ты, наигрался что ли? Не похоже на тебя — вздыхает Чонин и чуть улыбается, когда Чан наконец присаживается на диван, поднявшись с пола. — Да, наигрался. Да и после тренировки устал. — Ммм. Ясно — Чонин немногословен. Он лишь ближе (хотя куда уж ближе?) прижимает колени, кладёт на них голову и поджимает губы, словно вот-вот расплачется. Светлые волосы прячут грустную улыбку, которую Чан не видит, но ему всё равно всё это не нравится. — Вот как… — хмыкает он и почесывает щеку, приобнимая парня за плечо, отчего тот чуть напрягается, но поднимать голову не спешит. Он лишь ещё больше прячет её и вздыхает, когда его тело чуть наклоняют, прижимая ближе. В голове совершенно нет никаких мыслей, которые могли бы успокоить и отрезвить. Чонин колеблется, поджимает и разжимает губы, нервно дёргается изредка и поднимает голову. Он выбирается из объятий Чана, сглатывает, убирает пряди от мокрых щёк и забирается на старшего верхом, упираясь руками в его живот. — И что это такое, чертёнок? — Чан усмехается, смотрит прямо в глаза, медленно кладёт руки на бёдра парня, начинает гладить. Тот тихо вздыхает, мимолётно облизывает губы и падает на диван. Кладёт руку на шею старшего, начинает гладить. Всё ещё немного колеблется, но прикусывает мочку чужого уха, обдавая горячим дыханием. Чан вздрагивает, шепчет, что ему щекотно и вдыхает глубоко, прикрывает глаза, наощупь находя талию Чонина. — Ты странный, Чонин-а — немного нервно усмехается он и поворачивает голову к парню, — Такой же, как и всегда, вроде… Вроде – ключевое слово. Чан считает, что в данный момент Чонин ну очень странный. Не такой, как обычно. И, кажется, дерзость его появилась из-за плохо настроения, и Чан уверен, что что-то в школе, хотя сегодня он тоже там был и не замечал ничего подозрительного в поведении брата. Скорее всего Чонин просто сдерживал эмоции, потому что ничего другого быть не может. — Так, ладно. Ты тогда лежи, а я пойду перекушу может — вздыхает старший и поднимается с кровати. Он с тихим «эй» разворачивается, когда цепкие пальчики обхватывают его за запястье, и с удивлением замечает некую требовательность в глазах младшего. Он повинуется, когда Чонин зовёт его, призывая остаться, и возвращается на диван, где мелкий снова забирается на него верхом. — Ты меня испытываешь? — глаза Чана словно блестят в темноте. Он, словно готовится зарычать, но вмиг усмиряет свой пыл, когда Чонин оставляет багровый засос на его шее и, усмехнувшись, удобно располагается на его теле. — Эй, ты чего? — Чан смеётся, а внутри у него всё переворачивается верх дном. За каким таким чёртом Чонин сделал это?! Да у друзей Чана будет миллиард вопросов, если они увидят это! Да он имеет в классе репутацию главного холостяка и отшельника! Откуда тогда засос? С Чонином явно что-то не так. Или с Чаном. Или с обоими. — Видно будет? — этот вопрос сейчас очень волнует Чана. Он не собирается объяснять своим друзьям, что его засосал маленький хитрый лисёнок, который сейчас глазеет на него своими огромными глазами и нагло улыбается, довольный своей выходкой. — У мамы тональник возьмёшь — выдыхает Чонин и облизывает губы, отведя взгляд и отмечая про себя, что одеколон его братца довольно… вкусный? Что? Да, приятный аромат, но вкус… Чонин, ты сходишь с ума. Наверное, даже Чан это понял, но не понял по кому именно младший сходит с ума. Он лишь кивает несколько заторможенно, хлопает глазами, не в силах оторвать взгляд от Чонина. Чонин красивый. Хорошо сложенный. Красивый.., так, это было уже. Чан не подберёт стольких слов, сколькими можно описать чудо, которое лежит сейчас на нём и глазеет. Это же неправильно испытывать какую-то симпатию к… брату , верно? Верно, конечно, но Чан не согласен. У них всего год разница, а ему кажется, что все пять. Почему-то это ощущение очень классное. Чонину не дашь шестнадцать. Вот никак. У него слишком детские черты лица и Чану даже кажется, что всё это обман. — Будешь так пялиться… до смерти зацелую — вдруг хмыкает вышеупомянутый Чонин и тихо нервно вздыхает, когда Чан принимает сидячее положение, крепко держа его за талию. — Звучит как вызов — усмехается он и сам припадает к мягким губам. Он не чувствует сопротивления, чувствует лишь мягкость губ и несколько неуверенный ответ. Руки не по воле хозяина забираются под футболку Чонина, оглаживают спину, пальцы пробегаются по всем позвонкам, перемещаются на грудь. Чан чувствует, как дрожит тело Чонина и отстраняется от его губ из-за нехватки воздуха. Тот тихо вздыхает, смотрит большими глазами и, видимо чтобы не испытывать смущения, проводит пальцем по засосу на шее старшего, слыша цоканье на своё действие. — Что ты его трогаешь? — Хочу такой же. Сильное заявление. Чан может это сделать. Конечно может, но вдруг Чонину не понравится и он вообще говорит не о том, что хочет чтобы его сделал Чан, поэтому парень осторожно спрашивает: — Сделать? Или не от меня? — Ну… сделай, или боишься? — провокация – второе имя Чонина. Этот мальчишка умеет очень хорошо провоцировать и добиваться всего чего только захочет. Иногда это заканчивается не очень хорошо, но сейчас… Чан готов поддаться, потому что хочет того же, что и младший. Тем более, как вообще можно оставить без внимания такую прекрасную шею? Да никак. Поэтому Чан довольно умело быстро подминает парня под себя и оставляет яркий красный след на его шее, после целует в то же место и улыбается, выглядит при этом наиболее довольным, чем сам Чонин. — Ты ничего не хочешь сказать, м? — улыбается он, говоря куда-то в шею Чонина и проводит языком за его ухом, обдавая горячим дыханием. Чонин лишь мычит, словно воды в рот набрал, и приподнимается, обворожительно улыбаясь. Чану ещё никто так не улыбался. Улыбка Чонина – восьмое чудо света, серьёзно! Она слишком нереальная. Парень мягко целует младшего куда-то в глазик и укладывается на диван, пробегает пальцами по бедру Чонина и проводит языком по зубам. Он ложится на диван, усмехается тихо, слыша возмущения младшего и громко выдыхает, когда этот мелкий снова забирается на него. Чёртов искуситель. Чан громко вдыхает носом воздух, когда Чонин садится на его пах, да и к тому же ëрзает на нём. Опасный малый. Для Чана опасный. Да и для него самого этот момент очень опасный. Чан не сможет долго сдерживать своё возбуждение, когда объект его обожания так нагло ухмыляется, сидя на нём, в голове которого крутятся совсем не детские мыслишки. Что же ты, блять, делаешь, Ян Чонин?! — Ты такой странный сейчас, хëн — шепчет Чонин и сглатывает вязкую слюну. Глаза его, кажется, почернели. Или просто Чан не может разглядеть его зрачки в темноте. Голос немного хрипит, дыхание сбилось. Он усмехается, когда Чан отвечает ему, что он нормальный и такой же, как всегда, на что парень вздыхает: — Дружок покоя не даёт, м? — а у самого мурашки пробегают по позвоночнику, потому что терпеть он уже не может и не хочет. Хочет член Чана в себе . Нет, ну а что? Иногда и такое случается. Тем более, Чан и Чонин не родственники. И никогда ими не будут. Чонин никогда не назовёт этого напыщенного индюка братом. Кем угодно, но только не им. Пощадите его нервы, иначе от брата только название и останется. — Да, — усмехается старший и лезет снова под футболку Чонина. Пальцами находит соски и принимается ласкать их, выбивая тихие вздохи и мычания из парня, которому это одновременно и нравится и нет. — А точнее ты, лисёнок. — Я? А что я такого делаю? — вздыхает всё с той же нахальной улыбкой Чонин и чуть приподнимается, издав тихий стон из-за сильной стимуляции сосков. Он, кажется, кончит раньше, чем начнётся всё самое интересное. — Действительно, — Чан закатывает глаза и чуть сильнее сжимает горошинки сосков пальцами, заставляя Чонина пискнуть от неприятных ощущений. Младший пытается отстраниться, совсем забыв о том, что он может просто убрать руки Чана от себя своими руками, чем сделать себе ещё больнее, хотя это скорее не боль, а просто неприятные ощущения. Чонин вздыхает и чуть подаётся назад, очень хорошо чувствуя кое что выпирающее из штанов Чана. Он убирает волосы от глаз, смотря лисьим взглядом на старшего, и быстро, насколько это возможно, избавляет нижнюю часть его тела от одежды. Не удивительно было увидить увитый венками член, налитый кровью, который подрагивает от каждого движения. Чонин обхватывает его тёплой ладошкой, большим пальцем массирует головку, заставляя Чана издать несколько стонов и вздохов. Выделяющийся предэякулят парень показательно размазывает по своим губам, заставляя старшего удовлетворённо улыбнуться. — И это я ещё извращуга, а? — усмехается он и избавляет парня от надоедливой футболки, которая сейчас очень некстати, как и одежда в принципе. Чонин затыкает его поцелуем, заводит чужую руку за свою спину, надеясь, что старший догадается, что нужно делать, а сам снова обхватывает чужое достоинство рукой. Не отрываясь от сладких чужих губ, парень избавляется от всей одежды, которая была на нём, и тихо стонет в поцелуй, чувствуя чужие горячие пальцы возле своей дырочки. — Как ты остро на всё реагируешь, мм.. И это с учётом того, что я ещё ничего не сделал — шепчет Чан, разорвав поцелуй, и показательно посасывает свои пальцы, хорошенько смачивая их своей слюной, заставляя Чонина смущённо отвести взгляд. Ну что за извращуга. Чонин испытывает несколько неприятные ощущения, когда Чан осторожно растягивает его. Без этого никак, но хотелось бы чтобы всё поскорее закончилось началось. Парень чуть приподнимается, чтобы было попроще и, может быть, получше и вскоре оказывается под Чаном. Ноги его разводят чуть шире, а чужая голова располагается между ними. Парень тихо вздыхает нервно и испускает стон, чувствуя горячий язык, который прошёлся по дырочке. Чан, наблюдая за эмоциями парня, сделал ещё несколько движений, после перевернулся его на живот, поставив на четвереньки. Язык его закружил по сжимающемуся колечку мышц, изредка дразняще проникая внутрь. Мычания Чонина сейчас словно музыка для ушей Чана. Это так прекрасно. Ощущение чего-то скользкого и горячего внутри, приводят Чонина в полнейший восторг. Парень тихо поскуливает в подушку, сжимает кулаки и чуть выгибается, не желая чтобы это удовольствие когда-либо заканчивалось. Он начинает скулить ещё больше, когда его пенис упорно стимулируют рукой. Глаза намокают, слезы собираются в их уголках, дыхание сбивается ещё больше, а мозги плывут куда-то далеко-далеко. Мыслить в такой ситуации совсем не получается. Да и не нужно это. Когда приятные ощущения пропадают, из уст Чонина вырывается вздох, несущий в себе обиду. Парень оглядывается на старшего и вздыхает, когда получает мягкий поцелуй в плечо и щеку, и мычит, чувствуя, как его довольно быстро заполнило что-то большое и тёплое. Казалось, неприятных ощущений море, но после эти ощущения переросли в удовольствие, которого хочется всё больше и больше. Чонин тихо хнычет, когда из-за, пускай и не сильных, толчков его пенис то и дело трётся о покрывало, совершая какую-то сверхстимуляцию, от которой хрен куда денешься. Чан постоянно награждает его поцелуями, тихо гортанно рычит в самое ухо и без промедления толкается бёдрами вперёд, отчего по комнате разлетаются довольно громкие шлепки кожи о кожу и стоны Чонина, которые тот даже не думает заглушать. Зачем? Родителей дома нет. Чан двигается размашисто и вбивается, по самое «не балуйся». Голос Чонина уже охрип и, кажется, восстановится не скоро. Парень стонет в голос, выгибаясь в спине и сжимая руками подушку и всё, что попадётся. Он чувствует последние сильные толчки и сжимается вокруг Чана, кончая на диван и плед, который нужно будет кинуть в стирку до прихода родителей. Старший медленно выходит из его тела, падает около спинки и крепко обнимает парня, укладывая его рядом с собой. — Я тебя теперь никогда братом не назову, Чан — чуть кривится младший и тихо хихикает, чувствуя как его бедро по-хозяйски лапают и закидывают на чужое, мягко поглаживая. — Парнем назовешь? — смеётся старший и накрывает чужие губы своими, даже не ожидая ответа. Он целует чувственно и очень хорошо, так, как нравится Чонину. Как нравится им обоим. Чонин зарывается пальцами в светлые кудрявые волосы и выдыхает, отстраняясь. Он на секунду отводит взгляд и отвечает: — Только если ты перестанешь подкалывать. — Да как я могу это делать? Ты же мой малыш.