Sehnsucht / Страстное желание

      На длинном обеденном столе в доме на площади Гриммо расположился причудливый ряд пряничных домиков.       Первое изделие — копия оранжереи с крошечными конфетами в горшках, прорастающими в окна из сахарного стекла. Несомненно, работа Невилла.       Следующий домик напоминает хижину Хагрида, с крошечными клубами дыма, вырывающимися из покрытой глазурью трубы. На лужайке перед домом сидит миниатюрный Клювокрыл, вырезанный из куска шоколада. Скорее всего, он принадлежит Гарри.       Третий — поле для квиддича, с возвышающимися башнями и развевающимися флагами из кожуры фруктов, и маленькие лакричные мётлы, медленно кружащиеся сверху. Очевидно, его создала Джинни, которая недавно перезаключила контракт с «Гарпиями».       Одно из изделий совсем не похоже на пряничный домик, а скорее на сад из жевательной резинки, заросший мхом и с плавающими миниатюрными дирижаблями-сливами. Луна умилительно рассматривала его весь вечер, так что смело можно предположить, кто автор.       Несколько более простых домов и коттеджей стоят рядом друг с другом. Возможно, дома Рона и Тео? Нотки «достаточно, чтобы прожить» соответствуют их репутации. Здесь явно не хватает нескольких, скорее всего, Пэнси и Блейза, которые с самого начала решительно не захотели придерживаться традиций.       Гермиона смастерила копию своего кабинета с маленьким столом из крекерного печенья и несколькими уменьшенными сахарными перьями, что, хотя и предсказуемо, показалось ей самым простым вариантом в плотном расписании.       Однако всеобщее внимание привлекло то, что расположилось в конце стола.       Ветхий и кривой, поразительно похожий на Визжащую хижину. Сахар вывалили бесформенными кучами, явно пытаясь замаскировать дыры в крыше и потрескавшийся, кривой фундамент. Стены покосились, склеенные толстым слоем глазури, которая затвердела в каменные образования, а входная дверь сломалась на фоне того, что, как догадывается Гермиона, является удручающим отображением зефирного ландшафта.       По жёсткому хмурому лицу Малфоя и общему выражению недовольства легко догадаться, кому принадлежит это чудо.       — Не так уж и плохо… — Гарри в замешательстве резкими движениями взъерошивает свои волосы и почёсывает голову.       Словно почуяв неладное, с одного из окон срывается крендель и падает на стол.       — Ты уронил его? — спрашивает Гермиона. Малфой не отвечает, его челюсть напрягается, и он быстро отводит взгляд. Наверняка всё можно исправить с помощью быстрых восстанавливающих чар? Она прикусывает губу, чтобы удержаться от множества последующих вопросов.       — Боже правый, приятель, что… — Вопрос Тео растворяется в смехе, и он чуть не проливает свой напиток, когда ему приходится отвернуться, чтобы не получить по лицу.       Джинни, однако, нисколько не волнуется. По её щекам текут весёлые слёзы, и она смеётся сильнее, чем все остальные вместе взятые. Даже Гермионе трудно удержаться от желания присоединиться к ним. Это действительно ужасное зрелище.       — Не могу поверить, что ты повёлся на это! Ты чёртов идиот! — Джинни с ликованием тычет в парня пальцем, запрокинув голову назад, но Малфой отмахивается от неё.       — Если ты и дальше будешь тыкать в меня пальцем, Джиневра, то утром у тебя останется на одну руку меньше, чтобы летать.       Его угрозы не оказывают никакого воздействия, и Джинни прижимается к Тео, когда они переходят в почти истерический хохот.       — Его необходимо осудить!       — Он собирается убить нас обоих!       — А он попытается… — Джинни борется с приступами хихиканья и икоты, но, наконец, успокаивается, чтобы внятно заговорить, — попытается обойтись без магии?       — Никакой магии! — Тео рукоплещет. — Ты и правда убедила его, что мы не будем использовать магию!       Малфой стоит на своём, несмотря на розовеющие щёки. Разительный контраст по сравнению с полуночной синевой его мантии, и Гермиона не в силах отвести взгляд.       — Вы оба мне противны, — бросает он, закатывая глаза.       Малфой присоединился к их компании всего год назад или около того, и, несмотря на то, что в его мизерном сердце нашлось свободное место, чтобы принять отношения Тео и Гарри и их недавнюю помолвку, он всё равно чаще всего остаётся колючим. Обычно он обходит их сборища стороной, стоя как статуя с бокалом в руке.       Тот факт, что он даже соизволил посетить сегодняшний вечер, не говоря уже об участии, стал большой неожиданностью.       Пэнси подходит к Малфою, останавливаясь рядом, и шепчет ему на ухо. Что бы она ни сказала, с его лица исчезает напряжение, и он слегка смеётся, его губы подрагивают, а черты разглаживаются. Что-то маленькое и уродливое разворачивается в груди Гермионы при виде их взаимодействия, но она быстро заглушает это чувство.       — Ты едешь домой на каникулы? — Невилл задевает плечом Гермиону, прислонившись к шкафу, где она устроилась.       — Да! — Она широко улыбается, радуясь, что её отвлекли. Хотя Австралия и не является её домом, там живут родители, а это главное. Она жаждала чего-то нового — чего-то большего, чем монотонная рутина, и, возможно, ей нужна эта маленькая поездка. — Прошло уже несколько лет с тех пор, как мне удалось вырваться с работы. Мой портключ активируется сегодня ночью.       В одиннадцать часов она достанет жемчужную пуговицу из кармана своей сумки и отправится в кругосветное путешествие, приземлившись в Австралии как раз вовремя, чтобы встретиться с родителями за завтраком.       — Как долго тебя не будет? — спрашивает Невилл, слегка отодвигаясь, чтобы освободить пространство для посуды и столовых приборов, которые начинают плыть к столу, сервируя каждое место для ужина.       — Три недели, — отвечает Гермиона, наблюдая за шествием блюд, следующим один за другим. Ей придётся есть лёгкую пищу, если она хочет оставить место для следующего ужина, который состоится всего через несколько часов. — Отдых должен быть чудесным.       — Спроси её, сколько книг она упаковала. — Рон проходит мимо с десертами, незаметно ступая перед Малфоем, чей острый взгляд вернулся к ней. Когда она встречает его глаза, на затылке у неё волосы встают дыбом.       — Я не понимаю, какое это имеет отношение к делу. — Гермиона пожимает плечами, осушая свой фужер шампанского, но прежде чем успевает поставить его на место, бокал волшебным образом наполняется, благодаря Гарри. — У меня каникулы, и я буду читать столько книг, сколько захочу.       Ответ: пятнадцать, технически. Пятнадцать книг. Что означает всего пять в неделю, и, вероятно, это совсем небольшое количество, поскольку у неё останется предостаточно времени для осмотра достопримечательностей вместе с родителями, и при этом она не позволит своему разуму блуждать по сценариям того, что может происходить без неё дома.       Невилл убегает, чтобы помочь Джинни с жарким, и все быстро занимают свои места за столом. Остаётся только одно свободное место, в самом конце.       Рядом с Малфоем.       Бурлящие пузырьки шампанского не выдерживают испытания осознанием, и желудок Гермионы проваливается в свободное падение.       Медленными шагами она движется к нему, и осторожно опускается на скамейку.       — Я не ядовитый, Грейнджер, — тянет Малфой, когда она сохраняет дистанцию, и её желудок — по ощущению, уже опустившийся на пол между её ног — всё же умудряется подпрыгнуть в ответ на его низкий тон.       — Но ты ведёшь себя ужасно избалованно и раздражительно, так что вполне можешь быть ядовитым, — язвит она, не обращая внимания на то, что её внутренние органы, кажется, внезапно решили броситься врассыпную, как рыба из воды.       Малфой медленно поворачивает голову, в его потемневших глазах сверкает какая-то магнетическая эмоция, которую она пока не может определить, но отчаянно желает.       — Может быть, если ты хотела сесть в другом месте, тебе не стоило тратить столько времени на болтовню с Долгопупсом. — Затем, как бы в подтверждение своих слов, он придвигается ближе, соединяя их бёдра, словно их связали между собой.       Его тело крепкое и тёплое, и её окружает лёгкий, свежий аромат его одеколона. Повинуясь наитию, она хочет податься к нему, набрать в лёгкие побольше воздуха, чтобы сохранить его запах на будущее, но вместо этого выпрямляет спину, чтобы случайно не прислониться к нему для опоры.       От одной мысли о том, что она прислонится к нему в таком людном месте, у неё замирает в груди. Какой абсурд.       — Кажется, ты жутко ревнуешь. — Она мило улыбается, делая глоток шампанского, чтобы утолить внезапную сухость во рту. — По крайней мере, Невилл способен вести беседу, не дразня меня. Может быть, мне стоит поменяться с ним местами, чтобы он мог дать тебе несколько советов?       Губы Малфоя кривятся, скорее хищно, чем терпеливо.       — Тогда ответь мне, если он так хорош в общении, почему ты не раскраснелась во время разговора с ним?       Он прав — она чувствует, как жжёт в груди и щекочет кончики ушей, и его осведомленность о её реакциях только усиливает напряжение. Её кожа, должно быть, вспыхивает, как мерцающие огоньки, свисающие с потолка — яркое, неоспоримое доказательство его влияния на неё, намеренного или нет.       Придвинувшись ближе, он слегка наклоняется к ней, ожидая услышать ответ, но она отказывается уступить и стоит на своём.       Возбуждение вспыхивает в её венах, в ней разгораются угольки глубокого и пьянящего желания. Порой случаются такие моменты, когда бурлящая под грудной клеткой энергия словно гасит в ней стремление к чему-то большему и совершенному, нежели то, что она себе позволила.       — Извини, но я хочу знать, — перебивает Джинни, беря вилку с едой и указывая на Малфоя с места напротив, а затем на пряничные домики, выстроившиеся на столе как съедобный декор. — Почему Визжащая хижина? Неужели всё дело в тех снежках, которыми Гарри забросал тебя на третьем курсе?       Он переводит взгляд на Джинни, и его черты становятся суровыми и неподвижными, как камень. Все следы коварного поддразнивания сгорают в одно мгновение, но свет от их перепалки до сих пор не угасает.       — В этом году почувствовал ностальгию? — вклинивается Рон, вызывая взрыв смеха за столом.       Смех сдавливает её горло, но она подавляет его, задерживая дыхание.       Гарри хватается за грудь.       — О, Малфой, я и подумать не мог, что это так много значит…       — Ещё одно слово, и вы оба сожрёте эту хижину. Я засуну её вам так глубоко в задницы, что всю следующую неделю из ушей будет сыпаться глазурь.       Тео хлопает Гарри по плечу.       — Извини, милый, ты сам виноват. Мы дали клятву обеспечивать друг другу алиби на третьем курсе. От такого обещания нельзя отказаться.       Гарри недоверчиво усмехается.       — Ты собираешься выйти за меня замуж и всё равно принимаешь его сторону?       — Мне приходится не лезть на рожон, и уверяю тебя, это не моя битва, — отвечает Тео, ласково касаясь подбородка Гарри.       Тут её осеняет любопытная мысль, подавляющая остатки веселья, и она смотрит между раздражённым профилем Малфоя и остальными сидящими за столом.       Несмотря на заметное смущение от вида копии Визжащей хижины, он всё же принёс домик, чтобы показать им, и, несмотря на его скорые угрозы пряничного насилия, он до сих пор не уничтожил и не испепелил его. Вместо этого он решил не трогать хижину, упорно отказываясь смотреть в её сторону, будто в любой момент она может отрастить ноги и напасть.       Но если она что-то и усвоила, так это то, что Малфой сблизился с её кругом друзей и, как следствие, вписался в её жизнь, — он ничего не предпринимает без причины. И никогда не предпринимал.       Он выбрал свою битву — этот нелепый пряничный домик — и, похоже, он дороже его гордости.       Во время ужина Гермиона постоянно наматывает эту мысль на палец, как невидимую нить, давая беседе продолжаться, но сохраняя реакцию Малфоя в уголке своего сознания.       Ужин проходит без особого шума, а Малфой держится особняком. Его манеры, как всегда, безупречны, и дважды он стукается коленом о её колено. Невозможно понять, нарочно или случайно, но он ни разу не посмотрел в её сторону.       Джинни и Блейз начинают принимать ставки на следующую игру «Коршунов» против «Соколов», а Пэнси посылает Рону слабые чары тока, из-за которых он ударяется локтем о её тарелку. Его лицо приобретает потрясающий оттенок красного, но, тем не менее, Пэнси проделывает это снова. Гермиона ковыряется в еде, отламывая кусочки от роскошного блюда, и продолжает потягивать шампанское, пока не допивает до дна свой фужер.       Не успевает она поставить его на место, как Тео тут же присылает другой. В таком темпе они с Гарри, похоже, намереваются отправить её в Австралию с зачатками отвратительного похмелья.       — Продолжай, Грейнджер. Не отставай!       Возможно, если она сильно напьётся, то сможет списать вину на томительные покалывания под кожей, а не на мягкое ощущение рукавов Малфоя, когда они касаются её руки.       Пережив ужин и спрятав свой интерес за половиной бокала шампанского, Гермиона наблюдает за Луной, которая показывает остатки чайных листьев на дне своей чашки.       — Видишь, вот этот кусочек похож на человека? А этот — на лестницу?       Гермиона ничего не различает в чёрных шариках, но всё равно кивает.       — Может, тебе суждено попробовать себя в новой профессии — подмастерья у кровельщика?       Ухмыляясь, Луна отодвигает чашку и переворачивает её вверх дном.       — Лестница может означать путешествие, а фигура человека — гостя? Похоже, с даром? О, возможно, ко мне заглянет неожиданный гость на праздники! Интересно, кто бы это мог быть…       Пока Полумна погружается в размышления, Гермиона пользуется случаем, чтобы тихонько освободить своё место рядом с Малфоем под предлогом помощи в уборке посуды. Однако, когда она поднимается, становится понятно, что её выбор в пользу лёгкого ужина, сбалансированного постоянным потоком шампанского, догнал её. Огни мерцают чуть ярче, мишура блестит чуть насыщеннее, а комната слегка кружится, и у неё вырывается удивлённый вздох, когда она останавливается, чтобы восстановить равновесие.       — Ты в порядке, Грейнджер? — Рука Малфоя сгибается на столешнице, но он не приближается к ней.       У неё перехватывает дыхание — хочет ли она, чтобы он протянул ей руку? Чтобы он сжал её локоть своей рукой? Чтобы он встал и убедился, что с ней всё в порядке? А что, если она всё-таки сядет обратно и прислонится к нему?       Её игривое веселье утихает, когда понимание настигает её.       — Со мной всё хорошо, спасибо. — Её голос слегка дрожит.       Тем не менее, она осторожными шагами направляется к раковине и выливает остатки шампанского, не обращая внимания на то, что он продолжает наблюдать за ней. Осталось всего два часа до отправки в Австралию, поэтому у неё достаточно времени, чтобы вывести алкоголь из организма.       — Пора дарить подарки! — восклицает Джинни, приглашая всех в гостиную. Как послушные уточки, компания друзей следует за ней, и вскоре все располагаются и рассаживаются по своим местам. Пэнси помогает распределить подарки, каждый из которых помечен крошечными ярлычками.       Недели две назад каждый из них вытянул тайного получателя, для которого нужно было приготовить подарок. Гермионе достался Невилл, которому она преподнесла новый набор никогда не затупляющихся секаторов. Она, в свою очередь, получила специальные выпуски последнего издания «Магических мифических недугов: Нераскрытые медицинские тайны последнего тысячелетия» от Гарри.       — О, я как раз засматривалась на это издание на прошлой неделе. Спасибо! — Она крепко прижимает книгу к груди, прекрасно зная, что та займёт почётное место на вершине стопки книг, уложенных в её сумку.       Пэнси дарит Тео вышитую мантию, а тот в свою очередь вручает Рону хрустальный волшебный шахматный набор, который разбивается и посылает осколки стекла в проигравшего.       — Святые угодники, — задыхается Уизли, испытывая благоговейный трепет. Если бы Тео не был обручён, Гермиона уверена, что Рон сделал бы предложение прямо здесь и сейчас.       Пэнси разворачивает диковинную лилию в горшке от Полумны, которая мечтательно улыбается ей.       — Говорят, что если срезать цветок на следующее утро после полнолуния, то пыльца поможет привлечь к себе внимание того, кого ты возжелаешь.       Паркинсон качает головой, явно довольная, и убирает подарок в сторону, прежде чем слегка прочистить горло.       — Спасибо, Луна.       С таким же успехом можно аплодировать стоя.       Ещё несколько свёртков передаются из рук в руки. Дорогая бутылка вина для Блейза, который, не теряя времени, оставляет вручение подарков и пробует новое вино на кухне, и волшебный набор запонок для Малфоя. Она внимательно следит за парнем, когда тот аккуратно разворачивает бумагу, и её взгляд останавливается на длинных пальцах, когда он подносит подарок к свету.       — Они сделаны из драконьей руды, — объясняет Рон. — Мой брат отыскал кузнеца, который их изготавливает. Говорит, что они нагреваются, когда кто-то думает о тебе.       У Гермионы сжимается горло, когда Малфой поднимает брови, перекатывая запонки в своей ладони. Они слегка звенят друг о друга и о его кольца — мелодичный и опасный звук. Вполне уместно, учитывая их нового владельца.       — Неужели? — спрашивает он. Любопытный или восхищённый, она не уверена.       Должно быть, он чувствует, что она наблюдает за ним, потому что его взгляд устремляется в её сторону. Серый, холодный, как платина, которую он держит в руках, и с кристально чистым осознанием, сверкающим в слабом свете. На её щеках вспыхивают пятнышки тепла, словно она прижимает запонки прямо к коже.       Гермиона опускает глаза, проводя пальцем по позолоченному краю своих книг. Прямо сейчас она способна убить Рона. Представив себе подобную картину, она приходит к выводу, что прежние угрозы Малфоя могут иметь под собой основания. В её сознании разыгрывается сцена, взятая прямо из её любимой игры. Единственной уликой рядом с телом Рона останется лишь кучка крошек.       Там находилась Гермиона Грейнджер. В гостиной. С пряничным домиком. Бедняга задохнулся прежде, чем кто-то успел прийти на помощь.       Экстрадиция из Австралии может дать ей несколько дополнительных недель. Она уже жила в лесу однажды. Там не так уж плохо. По крайней мере, в это время года на континенте тепло, и всё это могло бы сослужить двойную службу, потому что даст проверить эффективность этих проклятых запонок на большом расстоянии.       Вместо того, чтобы бежать через полмира, Гермиона решает отлучиться в ванную на втором этаже, легко ускользнув, пока все отвлечены своими подарками…       Несколько брызг прохладной воды помогают ей смыть остатки хмельного настроения, и она наслаждается тишиной. В зеркале отражается ведьма с яркими глазами и приятным оттенком кожи, с буйными блестящими локонами и веснушками, которых больше, чем она помнит в юности.       Она рада за Гарри и Тео, и ей повезло провести праздники со своими друзьями так, как они раньше и не могли представить. Но если пустая тоска под грудной клеткой служит хоть каким-то признаком, то становится очевидно, что шампанского, книг и веселья недостаточно для её ненасытного сердца. Чем дольше это продолжается, тем труднее ей отрицать свои чувства.       Вздохнув, она приглаживает волосы и поправляет джемпер, решив похоронить томительную тоску до тех пор, пока не сможет хотя бы понежиться под тёплым австралийским солнцем, и снова выходит в холл.       Не успевает она дойти до лестничной площадки, как из темноты выныривает рука и втягивает её в ближайшую комнату.       Быстрое кружение — и она оказывается прижатой спиной к стене, а к ней приникает мужское тело. Пока она задыхается, его губы смыкаются у основания её горла, а между ног протискивается крепкое бедро, в то время как его руки блуждают по поясу её юбки.       — Скажи мне, как так получилось, что Уизли вручил мне запонки, а они уже были тёплыми, Грейнджер.       Малфой.       В темноте его шёпота хватает, чтобы по коже побежали мурашки. Его прикосновения следуют за ними. Он обводит бёдра и талию, проводя кончиками пальцев по линии позвоночника.       Она со вздохом прижимается к нему, не в силах сопротивляться, но и не собираясь окончательно сдаваться.       — Он, должно быть, очарован тобой. Может, тебе стоит послать сову?       Её смех перерастает в стон, когда его горячие губы находят её. Он ждёт, пока она расслабится, а затем проводит пальцами по её грудной клетке, удерживая в плену и слегка щекоча её.       — М-м-м, я так не думаю. Уизли не краснеет, когда я смотрю на него. Не так, как ты.       — А Гарри? — продолжает она сквозь хихиканье. — Он до сих пор пытается понять, зачем ты построил ему Визжащую хижину. Она восхитительна, правда. Не сомневаюсь, что он польщён. Похоже, у тебя целый клуб поклонников.       Малфой, наконец, прерывается и с раздражением выдыхает ей в волосы, сжимая в кулаках её джемпер. Он притягивает её ближе.       — Я мог бы задушить их всех. Если бы эта проклятая ведьма не выставила меня таким дураком… Мне следовало бы знать, что ей нельзя доверять.       — О? — Она жаждет увидеть его лицо, но вокруг слишком темно. Она протягивает руку вслепую, надеясь его успокоить, и её ладонь ложится на его шею, а большой палец — на челюсть. Кажется, что они балансируют на грани уязвимости, но она не смеет сдвинуться с места.       — Это было… — Он начинает, потом замолкает, и снова заговаривает, в его тоне сквозит разочарование. — Есть фотография. Я не смог воссоздать её в точности, и каждый раз, когда пытался, становилось только хуже. Просто чудо, что это чудище до сих пор стоит.       Она наклоняет голову.       — Фото?       Воцаряется тишина, и она чувствует, как он тяжело сглатывает.       — На твоём камине.       И тут же она понимает. Её прежние неверные мысли, обмотанные вокруг пальцев, как нитки, обрываются, а влюбленность пронизывает пространство между ними, как внезапный порыв воздушного потока.       На её камине стоит одинокая фотография, хранимая в серебряной рамке. Она маггловская и неподвижная — настоящий снимок, сделанный пять лет назад, после того как воспоминания её родителей восстановились. Их первая фотография в качестве воссоединённой семьи, на которой изображены три улыбающихся лица, озарённые солнечным светом на фоне двухэтажного дома.       — Ты… ты построил их дом? Для меня?       — Глупая была идея. И нелепо было даже попытаться это сделать, но я не знал, что ещё тебе подарить. Не знал, что ты позволишь…       Она обрывает его поцелуем, притягивая ближе. У неё не хватает слов, чтобы поблагодарить его, выразить то, как его неожиданное признание заполнило пустоты и трещины в её груди, передать всплеск эмоций внутри неё.       Он без колебаний углубляет поцелуй. Желание нарастает между их телами, когда она поднимает ногу выше, царапая пальцами его кожу. Она покусывает его нижнюю губу и вздыхает, когда он отвечает ей тем же.       — Боги, я скучал по тебе. Прошла целая вечность, — стонет Малфой, когда они останавливаются, чтобы перевести дух и пытаясь отвести тему от неудавшегося пряничного подарка.       — Прошло шесть дней…       — Целая вечность, — прерывает он. — А теперь ты собираешься оставить меня ещё на дольше. И это во время праздников? Все твои друзья считают меня холодным, но они даже не подозревают о масштабах твоего эгоизма.       Несмотря на его поддразнивания, она чувствует, насколько он твёрд. Прижатая между его телом и стеной, одной ногой обхватив его за пояс, а другой шатко опираясь о пол, она не может не ответить. Она крутит бёдрами, ухмыляясь, когда мужчина притворно задыхается. В ответ он слегка толкается в неё, задирая юбку выше и усиливая болезненность между её ног. Восхитительное ощущение, и трения достаточно, чтобы её живот напрягся.       — Как тебе такой эгоизм? — Ей больно, но она замирает.       — Не дразнись, Грейнджер, я не выдержу.       — Кто-то может нас услышать, — предупреждает она его, но его губы находят раковину её уха. Она откидывает голову, давая ему больше свободы.       — Они могут даже заглянуть сюда. — Его руки опускаются ниже, а пальцы ласкают кромку её трусиков.       Прошло шесть месяцев с тех пор, как они начали спать вместе, и шесть месяцев с тех пор, как договорились о полной и абсолютной конфиденциальности. Теперь, рядом с ним, она не может понять ни одной из причин, побудивших их беспокоиться о таких мелочах.       — Тогда тебе лучше поторопиться.       Малфой хмыкнул.       — А тебе лучше вести себя тихо.       В суматохе рук, прикосновений и одежды, поспешно отброшенной в сторону, Гермиона испытывает глубочайшее облегчение, когда он проникает в неё, медленно растягивая, и это именно то, что ей нужно — то, в чём она так долго нуждалась. Она никогда не могла насытиться, только не с Драко, и каждый раз, когда они проводили время вместе, её чувство только укреплялись. Когда они соприкасаются лбами и сталкиваются носами, Малфой начинает двигаться. Это не поспешный секс, а медленные, как липкая патока, движения их тел.       Его губы касаются её щеки, и она ловит их своими. Их рты скользят, а языки сливаются, растягивая момент со сдерживаемым дыханием, от которого горит в лёгких. Она медлит, продлевая их удовольствие, качая бёдрами навстречу ему и наслаждаясь каждым толчком. Когда его пальцы находят её клитор, она обхватывает его бёдрами.       Молчать — непосильная задача, когда он так непринуждённо гладит её: несколько месяцев он изучал, практиковался и запоминал, как ей нравится, когда к ней прикасаются. Он исследовал её, как она исследовала книги: его любимый, тайный объект. Если раньше эти ласки приносили облегчение, то теперь они превратились в зависимость. Крошечные звуки зарождаются в её грудной клетке и растут в горле, и она изо всех сил пытается задушить каждый из них, пока они не созрели.       Достаточно надавить здесь, ещё чуть-чуть там. Он совершает круговые движения, замедляется, но не останавливается. Ей нестерпимо хочется всё больше и больше его, но она вынуждена считаться с собственными желаниями.       Ей нужны не друзья, не семья, не подарки. А вот это. Он. Драко Малфой, принадлежащий ей и только ей. Но она не хочет, чтобы он оставался в тени. Больше не хочет.       Наслаждение разрушает остатки её защиты, заполняя каждую расщелину её тела.       — Пожалуй, я буду скучать по тебе больше всего, когда уеду, — признаётся она, и тихие слова сменяются натянутыми стонами.       — Тебе не придётся.       Проходит мгновение, прежде чем до неё доходит смысл сказанного, но его темп не ослабевает. Он движется своим телом навстречу ей, используя свои руки, рот и член, чтобы подпитывать её удовольствие. Его поцелуи спускаются ниже, свободной рукой он оттягивает вырез её джемпера. Она задыхается, чувствуя, как его зубы покусывают её ключицу, и становится ещё более влажной.       — Я не могу… не могу не думать о тебе. — Это уже слишком. Нежные слова и ранимые чувства угрожают полностью утопить её, вырвавшись за пределы её непоколебимого контроля.       Может быть, виной тому шампанское, смех и атмосфера праздника. Может быть, из-за них она очутилась здесь, на самом краю, и впала в отчаяние настолько, что больше не способна отвергать собственные желания.       — Тогда не надо. — Темп Малфоя слегка замедляется, и он подаётся бёдрами к ней. По её нервам проносится вспышка ощущений, и удовольствие разгорается. — Перестань думать. Расслабься.       От её горла к центру подкатывает напряжение, мышцы живота и бёдер содрогаются от натиска чувств и эмоций.       Она чувствует — она на грани, и всё под ней начинает рушиться. Но она не хочет без него. И не собирается.       — Давай со мной, — задыхается она, чувствуя, как наслаждение переполняет все её мышцы. — Давай со мной, Драко, пожалуйста.       Он выкрикивает проклятие, прижимая её к себе, когда она теряет опору.       — Да. Боги, да. Всегда, да…       Оргазм окончательно увлекает её за собой. Она тонет в ощущениях, погружаясь в наслаждение, пока оно несёт её, как спасательный круг, в бурном море. Оно затягивает, пульсирует и кренится, пока она не чувствует только его, а он следует за ней. От его касаний распространяется тепло, нежное, пока она содрогается от отголосков оргазма.       Медленно они всплывают вместе. У неё гулко бьётся сердце, она задыхается, но в то же время возрождается. Они остаются переплетёнными, словно парят вместе. Грудь к груди, лицо к лицу, он не отпускает её.       — Я имела в виду Австралию, — признаётся она, нарушая молчание. — Не только…       — Знаю. — Он произносит это так легко, будто наблюдает за предсказуемостью восхода солнца.       Надежда разгорается, затмевая все условия их предыдущего соглашения.       — Они увидят, что мы отправляемся вместе.       — Увидят, — соглашается он. — Мы даже можем затмить помолвку Тео и Поттера. И это будет отличной расплатой за все те насмешки.       Гермиона смеётся, опустив голову ему на грудь. Не то, чтобы она пыталась переубедить его, но слова произнесённые сгоряча, никогда не сохраняют теплоту надолго.       — У тебя даже не найдётся времени вернуться домой, чтобы собрать сумку.       Его палец находит её подбородок и поднимает его для мягкого поцелуя.       — Тогда я куплю всё необходимое в Австралии и пошлю за тем, что не смогу.       Она улыбается, наклоняясь для следующего поцелуя.       — Мы заберём пряничный домик.       Драко отшатывается.       — Единственное место, куда отправится это безобразие — в мусорку.       — Ты так не поступишь. Теперь, когда я понимаю, каким он должен быть, то думаю, что он прекрасен.       Она игнорирует его, когда он отходит назад, помогая ей поправить юбку и джемпер. Шелест ткани подсказывает ей, что Драко проделал то же самое со своей одеждой.       — Это оскорбление современной архитектуры, вот что это такое.       — Протестуй сколько хочешь, но он мой. Тронешь его, и я тебя прокляну. — Однако она не шевелится, пока он накладывает быстрые очищающие и противозачаточные чары.       — Твои родители подумают, что я имбецил. — С ворчанием Драко убирает свою палочку и берёт Гермиону за руку, и они вместе выходят на лестничную площадку. На свету его волосы взъерошены, а мантия помята, и она, скорее всего, выглядит так же. Если их друзья ещё не заметили этого, то вот-вот заметят.       — Слепой, может быть, но не глупый. Они ведь знают, что у меня вкус получше, — с наглой улыбкой произносит она и останавливается на верхней ступеньке. — Готов?       Его взгляд не отрывается от её лица, и пустота в её груди заполняется до краёв. Держась за руки, они идут вместе.