Мачо и ботан.

— Вы не поверите, кого я увидел в книжном! — Джено вихрем залетел в небольшой ресторанчик в паре сотен метров от академии, падая на диван рядом с Джемином. — Мы не поверим, что ты был в книжном, — усмехнулся Ченлэ, скептически посмотрев на запыхавшегося друга, после чего потянулся за своим молочным коктейлем через добрую половину стола. — Что это ещё значит? — Джено нахмурил густые брови. В их приятельской компании или как часто Донхёк выражался "группировке" было принято сравнивать Джено с собаками крупных пород. С ретривером, маламутом, самоедом. А временами и с ротвейлером, например, когда Джено был чем-то недоволен. Как сейчас. — Малыш, не обращай на Лэ внимание. Он иногда думает, что умнее нас, — поддержал Джемин. — Не думаю. Это очевидный факт, — Ченлэ пожал плечами и снисходительно улыбнулся. Донхёку стоило немалых усилий состроить сосредоточенную на игре в смартфоне физиономию. Он терпеть не мог, когда друзья становились слишком шумными. Но стоило отдать должное, воодушевленный Джено его капельку заинтриговал. — Ладно, Лэ, мы поняли. Будешь эти байки травить Джисон-и, когда он с подготовительных курсов вернётся, а сейчас не перебивай старших хёнов, — Ренджун солнечно улыбнулся, выбирая, какой из десертов заказать. — Джено, мы все во внимании. Действительно, три пары глаз с интересом уставились на Ли Джено. Только Донхёк не удостоил друга взгляда, однако уши навосторил. — Короче. Я зашёл купить несколько методичек для академии в тот новый магазин, который недавно весь в шарах был в тц на первом... — С этого и надо было начинать, — перебил Ченлэ в своём репертуаре и сразу получил громкий "шик" от Ренджуна. — Что? Ну методички звучат правдоподобно. — Я зашёл в книжный, — громче повторил Джено. — А там у стеллажа с чем-то супер заумным стоит Ли Минхён! Паузу в несколько секунд прервал Джемин: — Да ты шутишь! — Это точно он, ставлю свой новый велик! — Джено вытаращил глаза и замахал руками. Донхёк вдруг вспомнил, что умеет моргать и дышать тоже умеет. Казалось, давно забытое имя неприятными мурашками пощекотало ребра. — Да лааааадно, — протянул Ренджун, сразу переводя взгляд на Донхёка. Последний же боролся с навязчивым желанием закусить нижнюю губу. — И как он выглядит? Похорошел? — Повзрослел, наверное? — кивнул Джено в такт собственному вопросу. Он притянул к себе Джемина, удобно приобнимая того за плечи. — Одет стильно, коротко подстрижен, очки на месте. "Ну, конечно, "— мысленно отметил Донхёк, вспоминая неизменный атрибут бывшего одноклассника. — Я бы хотел с ним повидаться. Интересно, какими возвращаются из-за границ, — заметил Ренджун, чем рассмешил Ченлэ. — Сказал китаец! — Это ни одно и то же! Я почти всю сознательную жизнь торчу в Корее. Джемин смерил Хёка долгим взглядом, пока друзья оживленно спорили. Донхёк с виду выглядел обычным собой, только если немного молчаливым. Сидел в развалочку на стуле, жевал жевательную резинку и гипнотизировал экран телефона. Он кардинально изменился за последние пару лет. Выкрасил волосы в ярко-рыжий, сделал прокол в хряще уха. Его постоянным стилем можно было считать безразмерные толстовки и рваные джинсы. Хулиган однажды — хулиган всегда. — Он с тобой хоть поздоровался? — полюбопытствовал Рен, пока миловидный официант вручал ему шоколадные маффины. — Я думаю, что не заметил. — Или сделал вид, — добавил Ченлэ, беспощадно похищая чужой маффин. Младшим порой прощали слишком многое. — Да не, Минхён бы не зазнался, — не согласился Джено. — Может, постучишься к нему в инст? Устроим встречу выпускников? — Провальная идея, — ответил Ренджуну Джемин, всё ещё наблюдая за Донхёком. — Я эти рожи ещё бы лет двадцать не видел. Ваших с головой хватает. Пусть Джемин, Джено и Ренджун закончили школу на год позже Донхёка и Минхёна, довольно близко знали учившихся с ними ребят. Они часто зависали вместе в спортивных клубах, игровых залах, на внеклассных занятиях или на вечеринках Чан Мирэ. Мирэ тогда была одной из самых популярных девчонок в школе, как минимум потому, что её богатенькие предки потакали всем капризам младшего чада и позволяли жить так, как вздумается. — Вам больше поговорить не о чем, придурки? — голос Донхёка заставил присутствующих вздрогнуть от неожиданности. — Я курить. А потом в общагу. Джемин, идёшь? Повернув голову к Джено и словно отыскав поддержку, Джемин ответил: — Конечно. Парни, я скоро вернусь. Малыш, закажи мне кофе. — Хёк-и, ты там только обязательно иди в общагу. У тебя завтра тест. Провалишься и прощай стажировка, — тоном заботливой мамочки напомнил Ренджун. Донхёк лишь закатил глаза, показывая средний палец. Курить хотелось настолько сильно, что руки дрожали. Свежий осенний воздух был жизненно необходим. Хёк натянул капюшон толстовки на макушку, накинул сверху кожаную куртку и вышел на улицу первым, пока Джемин ворковал со своим ненаглядным парнем, выбирая желаемый напиток. За углом здания никого, к счастью, не наблюдалось. Влажность ощущалась сразу, дождь должен был пролиться на столицу в ближайший час. Донхёк оперативно проверил карманы, нащупал пачку любимых сигарет с зажигалкой. Он всегда подкуривал с завидной быстротой, но в этот раз зиппа не подчинялась с первого нажатия. Со второго и третьего, к слову, тоже. — Давай помогу, — Джемин не спрашивал, он ловко выхватил зажигалку из слабо гнущихся пальцев Хёка и одним прокрутом колёсика добыл пламя. — Спс, — промямлил Донхёк, как следует затягиваясь и приятно жмурясь. — Не благодари, дружище, — Джемин также закурил, последовав чужому примеру. — Ты заметно напрягся. Совсем не рад возвращению первой любви? — Завали ебало, сделай одолжение, — Хёку смотреть на довольное лицо друга было до тошноты неприятно. На самом деле тошнило по другой причине, но признать это даже наедине с мыслями Донхёк был не готов. Джемин был тем единственным другом, которого в своё время посвятили в детали романтической драмы. Для всех прочих история Минхёна и Донхёка прослыла самой что ни на есть известной чёрной комедией. — Хочешь его увидеть? — Да с чего бы? — повышенный голос Хёка выдавал его с потрохами, необходимо было срочно менять фокус беседы. — Я так понимаю, ты в общагу не вернёшься? У Джено останешься? — Ага. Мы планировали. Если Рен сжалится и свалит на выходные домой. — Сомневаюсь, что Рен предпочтет наблюдать ваши кроличьи совокупления. — А вдруг присоединиться захочет? — Джемин подмигнул Хёку, того сразу передернуло. Отлично работающее воображение разыгралось как следует. — Фу, Нана. Умоляю. — Сам по темам скачаешь, — усмехнулся Джемин, сделав очередную затяжку. — И всё-таки, я бы на твоём месте захотел повидаться. Окурок полетел в урну, Хёк засунул руки в карманы: — Как хорошо, что ты не на моем месте. Оставайся в своей оргии и не возвращайся, — ударив кулаком кулак Джемина, Донхёк ушёл прочь. Ему было очень грустно от того, что сбежать так легко от собственных мыслей не получалось. Нана часто делал вид, будто хранит самую сокровенную тайну Хёка. Только вот правда состояла в том, что сам Хёк рассказал лишь о чувствах, которые в эпизоде отчаянной попойки не удалось держать в узде. Язык под градусом знатно развязался, и типичная история из разряда "я его дразнил, потому что нравился он мне" нашла своё воплощение в рассказе пьяного Ли Донхёка. Да и то, достаточно сдержанно, без мокрых мечт гормонально нестабильных вчерашних школьников. Тогда Джемин, как преданный друг, поклялся молчать и слово держал, временами позволяя себе безобидные подколы. Донхёк два года реагировал относительно спокойно по той простой причине, что был убеждён — Ли Минхён убрался из его жизни в свою Канаду с концами. Не было повода заводиться из-за глупого прошлого, тем более впереди перспективно улыбалось светлое будущее. "А там у стеллажа с чем-то супер заумным стоит Ли Минхён!" — Донхёка сотрясало от того, насколько детально он воссоздал в мыслях картину, предоставленную Джено. Хёк даже раскрасил важные детали. Повзрослевший? Скулы определённо очерчены лучше. Прибавил пару сантиметров, они с Минхёном наверняка сравнялись в росте, иначе и быть не может. Коротко подстрижен? Волосы определённо чёрные. Очки? Обязательно круглая оправа. Стильно одет? Белая идеально выглаженная рубашка, серый кардиган, часы, зафиксированные на самом изящном на свете запястье. Донхёк мог часами украдкой рассматривать эти руки. На фото или в реальной жизни — значения не имело. Также брюки со сто процентной вероятностью черные, строгие, но прекрасно подчеркивающие спортивные бедра и фантастический зад. Путь в общагу занял бы десять минут медленным шагом, Донхёк же, сам не осознавая почему, свернул на тропу воспоминаний. Квартал, где когда-то жил Минхён, находился совсем близко. Хёк старательно избегал отпечатанных на сердце улиц так долго, сейчас же двинулся смело в сторону детской площадки, которая положила начало холодной войне. Они познакомились ещё до того, как судьба благосклонно определила их в один класс начальной школы, а после средней и старшей. Если говорить откровенно, мать Минхёна и мать Донхёка встретились на кулинарных курсах, когда сыновья ещё пешком под стол ходили, и были уверены, что мальчишки-погодки молниеносно найдут общий язык. Только вот не угадали, чёрная там кошка пробежала или кто покрупнее, дети не поладили от слова совсем. Ситуацию не изменило и то, что Хёка засунули в школу на год раньше, лишь бы он последовал примеру прекрасного хёна-Минхёна, который читал бегло классику в семь лет. Любимые мамочки в скором времени сократили общение, а после и вовсе перестали общаться. Только вот проклятие Минхёна и Донхёка только получило своё начало. Крупная капля каким-то чудом миновала объёмный капюшон и ударилась об нос Хёка. Серые тучи плотнее застелили небо. Вместо того, чтобы поторопиться укрыться от неминуемой непогоды, Донхёк замедлился. Он уже заметил ярко-жёлтые рамы детских качелей. С годами краска сохранила свой первозданный вид, не было видно ни трещин, ни потёртостей. Возможно кто-то делал на площадке косметический ремонт, Хёк не знал. Знал лишь, что место это хранило сокровенные воспоминания. На этих самых качелях сидел Ли Минхён в их первую встречу. Тогда его ноги были настолько короткими, что не касались земли. Зрение не успело испортиться настолько сильно, поэтому никаких очков на переносице не наблюдалось. Они были совсем детьми, но уже тогда Донхёк почувствовал что-то странное. Что-то такое, о чём было говорить страшно и, казалось, неправильно. Другие ребята бегали по пятам за девчонками, дёргали их за цветные бантики на хвостиках, таскали им жуков, мирно ползающих в траве, чем приводили в дикий ужас. Хёка же в ужас приводило собственное сердце, что стучало слишком громко при взгляде на молчаливого, совсем нелюдимого мальчишку. Адекватных идей как справиться с волнением тогда очевидно не нашлось. Поэтому Донхёк начал дразнить Минхёна и не смог остановиться до самого выпускного класса. Поводы находились разные. В первую очередь очки и брекеты — верный признак всех ботаников. Сам Донхёк не носил ни того, ни другого, поскольку не было необходимости. Вот и цеплялся каждый раз язвительными шутками на этот счёт. Минхён, стоило отдать ему должное, занял верную позицию с самого начала. Он или не реагировал на глупые дразнилки, или отвечал так, что в большинстве случаев заставлял Донхёка на несколько секунд теряться в сценарии начатого каламбура. Каждый из ребят и Донхёк, и Минхён обрели собственных последователей в лицах одноклассников и прочих школьников. И если хулиган-Хёк заслужил своеобразный авторитет среди мальчиков, по Минхёну сходили с ума девчонки. Они души ни чаяли в холодном как айсберг красавчике-отличнике, но при этом всегда обходительном и галантном. Каждая из одноклассниц многое бы отдала за возможность делить парту с Минхёном. Но его высочество рандом так или иначе в шутку или по воле судьбы ежегодно делал соседями двух заклятых врагов. Писать каракули в чужой тетради, незаметно доставать стержень из чужой авторучки, загибать страницы в чужом учебнике — всё это казалось Донхёку апогеем шалости. Реакцией на продуманные до мелочей "пранки" часто служило простое: "Какой же ты придурок." Другим же одноклассникам наблюдать нравилось, они весело смеялись. И если публика была довольна, спектакль обязательно продолжался. Чем старше становились Донхёк и Минхён, тем более серьёзную форму обретали их "конфликты". Хёк не стеснялся подставить старосте класса Минхёну подножку, когда тот намеревался подготовить доску для учителя. Мог от всей души зарядить мячом по затылку в спортивном зале и сделать вид, мол я случайно. Или пролить, к примеру, банановое молоко на отглаженные стрелками брюки Минхёна. Нередко доходило до драк, но стычки быстро пресекали преподаватели, оставляя горе-подростков после уроков на отработку. — Ты доволен, кусок придурка? — Минхён очевидно злился, пока окунал в ведро тряпку и мыл парты. — Из-за тебя я вынужден торчать в школе, хотя должен быть на курсах. — Я ничего не могу поделать с тем, что меня бесит одно лишь твоё существование. Да и зачем забиваешь и без того огромную голову информацией, есть же википедия. Скоро мозг перестанет помещаться, и череп треснет, — парировал Донхёк, пока размазывал воду по полу шваброй. — Википедию пишут люди, болван. В том числе и такие недалёкие как ты. Поэтому я лучше книги почитаю, чтобы не превратиться в необразованное ничтожество. — А ну-ка повтори, ботаник? — Хёк приподнял швабру, но угроза оставалась неубедительной. — Что ты мне сделаешь, а, мачо? — Минхён в ответ приподнял тряпку. — Давай же, ударь меня и получи выговор, кретин. Вспомни, что сказал завуч Чон. Ещё один выкидон с твоей стороны и загремишь на дисциплинарное слушанье. Мне-то бояться нечего, я в школьном совете, через год стану его председателем, а ты в лучшем случае станешь на учёт в полицейском участке, прокуришь лёгкие или обрюхатишь какую-нибудь девчонку. Полный придурок. Минхён вернулся к уборке, а Донхёка изнутри разрывало от возмущения. Ему было только пятнадцать, он ещё даже не целовался ни разу, не потому что шанса не было, ему признавались в любви неоднократно, не хотелось просто. А тут выдвигались настолько мерзкие обвинения. И идиотом Хёк себя не считал, просто не видел смысла гнаться за высшими баллами. Он без труда усваивал школьную программу, но ленился выполнять задания в срок. Какой из него придурок, кретин и недалекий, если он просто расставил приоритеты? Донхёк присел на заветные качели, вставил в уши наушники и, прислонившись затылком к раме, закрыл глаза. Воспоминания школьных лет пестрой плёнкой прокручивались в памяти. Каким бы умником не был бы Ли Минхён, он не выделялся из толпы и поддерживал хорошие отношения со всеми. Ездил в школьные поездки, посещал дни рождения и даже внеплановые вечеринки. Сейчас, думая о том, как закончилась их история, Хёк даже не смог натянуть грустную улыбку. Все эти годы Минхён расшатывал рассудок, заставляя испытывать раздражение и бесконечную нежность. Пусть и не сразу, но Донхёк смог принять свою влюблённость. Он зарыл её куда-то очень глубоко, под страхом смерти не собирался никому показывать, не представляя, насколько очевидным является. И, к сожалению, не для всех вокруг, а для Минхёна. Безответная запретная любовь стала верным спутником на протяжении всей школьной жизни, поэтому в какой-то момент Донхёк смирился. Минхёну было девятнадцать, а Хёку восемнадцать, когда случился выпускной, а после и вечеринка у Мирэ в честь окончания школы и по случаю отъезда почётного председателя школьного совета на обучение в Канаду. Они стали совсем взрослыми, каждый обрёл необходимый ему авторитет. Донхёк расцвел, теперь и ему не давали прохода девчонки, до которых по-прежнему не было никакого дела. Однако образ мачо приклеился намертво. За Минхёном уже так очевидно не бегали, он вызывал больше уважение и из-за зацикленности на учёбе превратился в ботана не только для Донхёка. При всём при том Минхён близко дружил с Мирэ, потому так или иначе являлся вип-гостем на любом мероприятии. Попойка была, конечно, не санкционирована, но проводилась в тщательно закрытом от посторонних глаз загородном доме, добраться в который уже было задачей со звездочкой. В тот вечер на Донхёка обрушилось осознание происходящего. Это случилось в один момент после нескольких банок пива. Хёк пытался отыскать среди толпы Минхёна, поскольку тогда это показалось жизненно необходимым. Люди кругом танцевали, много выпивали и веселились. Хёк постоянно прятался от Джемина, Джено и Ренджуна. У него оставалась целая жизнь, чтобы разделить её с друзьями и всего несколько часов, чтобы помозолить глаза Минхёну. Донхёк беспорядочно бродил на первом этаже и в огромном дворе в поисках своего ботаника, но позже включил мозг. Конечно, Минхён был вынужден прийти на празднование подруги, которая старалась специально для него, но это не отменяло тот факт, что Минхён ненавидел шум. Его раздражали пьяные люди, глупые пошлые игры. За продолжительное время вражды, Хёк изучил если не всё о противнике, то точно многое. Он даже знал любимый вкус мороженого Минхёна, его любимую группу и запомнил все продукты, на которые у Минхёна аллергия. Поэтому, остановившись и подумав, Донхёк быстро понял, где искать любимого всей душой ботаника. Хёк поднялся по лестнице и двинулся прямиком в комнату Мирэ. Дёрнул дверь, к счастью, незапертую, за ручку и ожидаемо обнаружил Минхёна. Тот сидел на краю кровати с увесистым томом французской классики. Ничего собственно нового. — Интересно, тебя закопают с книгой в руках? — Хёк впервые за долгое время набрался смелости остаться с Минхёном наедине. Возможность вполне выглядела последней, алкоголь оказывал необходимую поддержку, поэтому Донхёк вошёл в спальню, закрывая за собой дверь. В комнате было настолько тихо, что в ушах слегка звенело. — Я предпочитаю кремацию. — Ты же католик? — быстро ответил Донхёк, уставившись на Минхёна, который в свою очередь оторвал взгляд от страниц и посмотрел на Хёка. — И что? Просто отнесут в колумбарий. Не будут развеивать в живописном месте. Они действительно говорили о похоронах. Язык Донхёка немного не успевал за мыслями, оттого заплетался. Непозволительно сильно хотелось язвить, а лучше задеть побольнее. Чтобы страдали оба, потому что в противном случае получалось совсем нечестно. Больше десяти лет Донхёк мучился из-за невозможности собственных чувств и хотел как можно быстрее поставить жирную точку: — Скажи, ты когда дрочишь, смотришь на конспекты по тригонометрии? — Хёк подошёл ближе, останавливаясь около Минхёна и смотря на него сверху вниз. Староста отложил книгу, снял очки, аккуратно размещая их на твёрдой обложке, и поднялся на ноги. У Донхёка органы местами поменялись, сердце стучало в горле, ушах и пятках. Он стоял настолько твёрдо, насколько мог на ватных ногах. Только теперь он разглядел Минхёна как следует, который, казалось, впервые был похож на подростка, одетый в черную футболку, всё ещё идеально отглаженную и благоухающую средством для стирки вперемешку с одеколоном, и в голубые джинсы. Хёк видел крошечные родинки на лице так близко, как не доводилось разглядеть раньше. И был готов умереть на месте. — Ты пришёл спросить это? Серьёзно? — Минхён смотрел спокойно, эмоции не читались совершенно. — А если скажу, что держу перед собой твою фотку, когда мастурбирую? Сможешь с этим справиться, Донхёк-и? Хёк уже хреново слышал, соображал он тоже плохо. Минхён приблизился вплотную, в мыслях поселился белый шум. — Чего заткнулся, мачо? Я терпел твои издевательства столько лет, значит, пора получить заслуженную награду, — Минхён рывком притянул Донхёка к себе за рукав рубашки. Он впечатался своими губами в губы Донхёка так сильно, что получилось даже немного больно. Они замерли оба на несколько секунд. Невозможность происходящего на какой-то момент перестала иметь значение, Хёк зацепился за шанс понять, чего был лишён всё это время, как за спасательный круг. Он медленно зашевелил губами, понятия не имея, как люди целуются. Ему было восемнадцать, кто-то в этом возрасте воспитывал ребёнка, порой и не одного, что, конечно, не пример для подражания. Так или иначе, Донхёку было стыдно из-за собственной неопытности, но давать заднюю он не собирался. Минхён, словно дождался одобрения действий, сразу запустил обе ладони в волосы Хёка, притягивая к себе за затылок ещё ближе. Эти великолепные пальцы, которые Донхёк любил так сильно, массировали кожу и нажимали именно в тех местах, где было особенно приятно, пока Минхён продолжал целовать медленно и аккуратно. Он не спешил подключать к процессу язык, поэтому Донхёк решился первым и, не встретив сопротивления, едва не свалился в обморок. Их поцелуй со вкусом пива и арбузных леденцов был не похож ни на что из того, что доводилось Хёку испытать. Тогда он не думал, он просто хотел брать больше, брать всё, что охотно дают. Тяжёлые вздохи, слабые стоны в полной тишине должны были восприниматься неловко. Возможно, Донхёк был достаточно пьян, но ему было плевать абсолютно на всё. В голове промелькнула мысль, а что если происходящее подстроено? Вдруг это акт мести? Но даже неожиданное озарение не стало препятствием. Донхёк обнимал Минхёна, гладил его крепкое тело сквозь тонкую ткань, не стеснялся сжимать ладонями зад. Минхён совершенно не сопротивлялся, повторял те же манипуляции, чем дарил незабываемое наслаждение. Каждую секунду Хёк желал толкнуть Минхёна на кровать, гормоны очевидно шалили, хотелось действовать инстинктивно, и будь что будет, но он все не мог оторваться от сладких в прямом смысле губ, целуя своего ботаника снова и снова. Когда в комнату влетела Мирэ, оба отпрыгнули друг от друга. Их щёки и губы пылали, волосы взъерошились, а одежда помялась. – Я так и знала, — губы Мирэ тронула улыбка. Сейчас Хёк не мог вспомнить испугался ли он настолько сильно, стало ли невыносимо стыдно, отрезвел ли он окончательно, возможно, всё вместе, но он мигом выбежал из комнаты, не оглядываясь. Дрожащими пальцами он набрал номер Джонни, своего близкого хена, который обещал забрать на машине и доставить домой, и вылетел из дома одноклассницы, словно стены виллы объяло пламенем. В ушах пел Бруно Марс, обычно Хёку было непросто сдерживаться и не подпевать в такт. Сегодня он слушал грустную балладу о расставании, пока усиливался дождь. Подождал окончания песни и со всех ног поспешил в общагу. Асфальт стал слишком скользким, и подошвы новых кед постоянно разъезжались. Донхёку исполнилось двадцать, а он продолжал представлять себя главным героем клипа, где музыка в наушниках — фон, а весь мир — съёмочная площадка, при этом старась скорее достичь точки прибытия и спрятаться от дождя. Совсем скоро он, Джено, Джемин, Ренджун, Ченлэ и Джисон станут трейни. Агент обещал дебют почти сразу, поскольку таланта было не занимать. Неважно, что одному из них пришлось потратить два года в академии искусств, а самый младший станет звездой ещё до того, как окончит школу. Хёк уверенно шёл к своей мечте петь на сцене. Не за горами был тот день, когда возможность побегать вот так исчезнет. Он уже решил, что возьмёт псевдоним и станет Ли Хэчаном, тогда, определено, жизнь перестанет быть прежней. Мыслям о Ли Минхёне не найдётся места, наконец-то будет легче. Донхёк заскочил на порог общежития мокрым вихрем, консьерж смерила его недовольным взглядом, но комментировать свои мысли не стала. Хёк топал до конца коридора к своей комнате, внимательно изучая носы промокших кед. Он забрался рукой в карман, доставая ключи, и когда поднял голову, увидел его. Минхён собственной персоной стоял напротив двери в комнату, одетый в чёрные брюки, белую рубашку и серый кардиган. Хёк бы даже посмеялся над своими экстрасенсорными способностями, но его застали врасплох. — Привет, Донхёк, — Минхён улыбнулся, и Хёку стало не по себе ещё сильнее, он мог на пальцах рук посчитать сколько раз видел улыбку на прекрасном лице, скулы на котором теперь выделялись ещё лучше. — И тебе привет, Минхён, — идея разговаривать как с давним приятелем, а не с заклятым врагом, бывшим одноклассником, а не с первой любовью пришла мгновенно. — Давно не виделись. “Два года и тринадцать дней." — Ага, давненько, — Хёк все никак не мог подцепить ключи, пальцы дрожали. — Какими судьбами в нашем захолустье, думал, участвуешь сейчас в гарвардских дебатах? — Гарвард находится в США, Хёк-и, я был в Канаде, — Минхён продолжал улыбаться, его доброжельность настораживала. Донхёк не стал объяснять смысл собственной шутки, пусть бывший одноклассник думает, что он всё ещё недалёкий. — Можно войти, нам нужно поговорить? — О чем? – резко выдал Хёк. — О многом. — Сомневаюсь, что спустя два года остались темы для разговоров, у меня завтра тест к тому же, — Донхёку очень хотелось провалиться сквозь землю, исчезнуть куда угодно, лишь бы не быть под прицелом этих невозможных глаз. — Я знаю о тесте, когда поговорим, я с радостью помогу подготовиться. — Даже боюсь спросить, откуда тебе известно, — Хёк все же открыл двери. — А ты не бойся, спрашивай, — Минхён буквально толкнул Донхёка в его же комнату, и сам вошёл следом. — Только сначала прими душ, чтобы не заболеть. Ты легко простужаешься, а я пока тебя подожду. — Минхён, словно бывал в чужой общаге миллионы раз, вальяжно прошёл внутрь и уселся на стул за письменный стол. Донхёк потерял дар речи, сознание отрицало происходящее. Он просто не знал, как ему поступить, чтобы было правильно. Поэтому скинул верхнюю одежду, взял полотенце, сменную одежду и закрылся в ванной комнате. Закрылся — сказано громко, поскольку замок был сломан. Хёк умолял всевышние силы, чтобы Минхён не решился проверить ручку. Горячий душ был обязан немного расслабить. Однако Донхёк занервничал только сильнее, он кое-как натянул футболку и шорты, посушил полотенцем волосы, которые, будучи влажными, казались темно-коричневыми. Всё также нерешительно предстал перед Минхёном. Бывший же одноклассник не смущался вовсе, он листал одну из тетрадей Донхёка, как будто задался целью проверить её и выставить средний балл. — Положи мои вещи, я не разрешал их трогать, — приказ звучал слабенько, но Минхён послушался и повернулся на стуле к Хёку, вытянув руки перед собой. — Конечно, прости. — Меня уже начинает тошнить от этой вежливости, правда, можешь уже сказать, что происходит? Как ты меня нашёл и зачем? — Хёк присел на край кровати Джемина, рефлекторно сжимая пальцы в кулаки. — Не знаю с чего начать. — Тогда начни сначала! — выкрикнул Донхёк, он полагал, что имеет право злиться. Минхён смотрел виновато, из-за этого взгляда мысли не собирались в кучу. — Не ты один дружишь с Джонни-хёном. Я знаю о тебе многое, Хёк-и. — Боже, прекрати меня так называть, мурашки по коже, — у Донхёка и правда кожа превратилась в гусиную, но не то чтобы ощущения были неприятными. — Я вернулся. Совсем скоро мы дебютируем вместе. — Что за чушь? — Хёк скептически нахмурил брови. — С чего бы ботанику становиться айдолом? Минхён усмехнулся: — С того, что ботаник экстерном окончил экономический колледж и теперь наконец-то свободен и может жить так, как хочет. — Что это значит? — Окончить экстерном? — Нет, блять, Минхён, что значит свободен? Какая ещё жизнь как хочешь? — Зови меня Марк. Мне нужно привыкать к сценическому имени, — Минхён улыбнулся, разглядывая скривившееся лицо напротив. — Ты можешь не притворяться, Хёк, я знал о твоих чувствах с самого начала. Потому что чувствовал тоже самое. — Каких чувствах? — к горлу подступал ком, Донхёк едва выдавил из себя глупый вопрос. — Я не хотел скрывать, но поступить иначе не мог. Зачем такой огромный мозг, если им не пользоваться, правда? Вот я и старался придумать идеальный способ, чтобы в итоге остаться рядом. Учёба занимала большую часть моего свободного времени все эти годы, но это была лишь оправданная жертва, чтобы в перспективе быть счастливым. — Что за хрень я слушаю, Минхён? Ты можешь выражаться не как умная колонка, а как, мать его, человек?! — Марк. — Заткнись и продолжай, Канада! – Так заткнуться или продолжать? – Я придушу тебя, обещаю, — Хёк закрыл ладонями лицо, тяжело вздыхая. — Музыка – моя страсть. И я мечтал стоять на сцене. — Впервые слышу об этом, — Донхёк чувствовал себя обманутым, поскольку думал, будто знает всё о своей первой любви. — Ты и не должен был. Потому что в противном случае мечта осталась бы мечтой. Мой отец никогда не позволил бы мне стать айдолом, если бы я не получил образование, способное прокормить меня на крайний случай. Хёк неоднократно слышал, как Минхён играет на гитаре, но приписывал это увлечение к очередному таланту гения. И никогда не задумывался, насколько серьёзное место в жизни Минхёна занимает музыка. — Все эти годы ты был тем, кто заставлял меня двигаться вперёд и вместе с тем из-за тебя я сотни раз хотел всё бросить, хотел послать учёбу куда подальше и признаться. В наш последний день я расклеился настолько, ну ты сам помнишь. Глаза Донхёка неприятно пекли, он не был готов расплакаться, верить в услышанное тоже особо не получалось. — Согласись, признайся я тебе, что бы мы делали? Ты бы стал артистом, а меня бы запихнули в Сеульский... — Я бы просто поддержал! Любую идею. Я бы ждал тебя из ебаной Канады, да что угодно бы делал, кусок ты кретина! — Хёк закусил нижнюю губу. Слова срывались с языка раньше, чем их удавалось обдумать. Многое становилось на свои места. — Кто тебе разрешал решать за двоих, а? Ты действительно думаешь, что приехал, и я в ноги к тебе упаду?! Послушаю эту слезливую диснеевскую историю и прощу тебя? — Хёк, — Марк поднялся и подошёл ближе, сразу присаживаясь у чужих коленей. — Зови меня Хэчан, мудила ты четырёхглазая! — Хэчан-и, я не жду, что ты простишь меня и поймёшь сразу, но я уверен, что это произойдёт, — Марк погладил пальцами идеально гладкие ноги, Хэчана от этого жеста затрясло в разы сильнее. — Может, у меня есть мужик, ты не подумал? — слезы уже не получалось сдерживать, как и громкие всхлипы. — Нет у тебя никого, — Марк нежно поцеловал колено Хэчана. – С чего ты взял, что я тебя всё ещё люблю, придурок?! — Такие чувства, как наши, быстро не проходят, — Марк уселся удобнее, обнимая Хэчана за ноги. — Отпусти меня, Марк! — Хэчан испугался того, как легко получилось обратиться новым именем. — Да я жил все эти годы ради этой минуты, терпел твои дебильные шуточки, поэтому будь добр не указывай мне что делать. И смирись. — Я тебя не простил! — Хорошо. Я обязательно заслужу твоё прощение. У нас на это вся жизнь. — Это же не самый масштабный пранк в истории? Если это так, Марк, обещаю, я зарежу тебя, а потом и сам покончу с жизнью! — Хэчан нёс откровенный бред, рука сама опустилась на черную макушку Марка. Подобное развитие событий он не мог предугадать даже в самой смелой фантазии. — Моих интеллектуальных способностей бы не хватило. — Не сомневаюсь! — У меня одно опасение...— Марк приподнял голову, встречаяь с заплаканным взглядом Хэчана. — Какое? — Как я справлюсь со своей ревностью, когда на мировой сцене начнёт выступать настолько горячий мачо? Хэчан несильно ударил Марка по плечу, Марк же ловко перехватил его руку, целуя пальцы. Они не были героями нашумевшей голливудской ленты. Они только начали писать свою историю, у которой обязательно будет счастливый конец.