Номер "54"

Сан-Франциско, США. Октябрь 2022 г. 4 утра. Солнце нежно-розоватым отблеском только-только показывается вдали, за высокими серыми небоскребами. Отель «Ritz-Carlton» еще спит. Даже машины редко-редко проползают по пустынным улицам. Сан-Франциско застыл в полудреме, там, снаружи, за огромными панорамными окнами номера, занавешанными плотными темными шторами «Блэкаут». Итан тихонько приоткрывает дверь сьюта, пытается выйти из номера в коридор, и … не может это сделать. Дверь упирается во что-то тяжелое и плотное. Как будто рядом с дверью кто-то бросил мешок картошки. Барабанщик просовывает встрепанную голову в щель между дверью и стеной, смотрит вниз, и глаза его становятся круглыми от изумления. - Дамиано? Ты… Ты что тут делаешь? Дамиано, в мятых черных джинсах и белой майке, сидит на светло-фисташковом ковровом покрытии коридора, опираясь спиной о дверь сьюта с цифрой «54». Видимо, он тут давно. Потому что явно уже успел задремать, и сейчас смотрит на Торкио слегка расплывшимся взглядом. - Дами! Да ответь же… - шепчет Итан, встревоженно оглядываясь назад, в глубину сьюта. – Ну, или отодвинься, и дай хотя бы выйти, что ли… Мне нужно в мой номер! От этих слов фронтмен моментально просыпается. С трудом расправляет затекшие конечности. Ноги и поясница ноют так, как будто Дамиано всю ночь разгружал товарные вагоны. А не сидел на мягком ковре, в ожидании того, кто сейчас недоумевающе уставился на Давида своими огромными темными глазами. - Ну да, ну да…- едкий сарказм в голосе не скрыть. - Тебе нужно в ТВОЙ номер. Отлично. А не поздновато ты вспомнил, что он у тебя есть? - Кто-он? – Итан уже начинает злиться. Этот диалог в 4 утра в коридоре, ведущийся барабанщиком и вокалистом театральным шепотом, выглядит глупо и нелепо. - Твой номер, Торкио. Всего лишь твой номер. Итан коротко выдыхает. Снова бросает взгляд назад. Дамиано слегка отодвигается в сторону, и Торкио наконец, протискивается в узкий проем. Осторожно прикрывает дверь, стараясь делать это как можно бесшумнее. Останавливается перед сидящим Дамиано. Снова вздыхает, оглядывается по сторонам. И принимается поспешно застегивать пуговицы на полурасстегнутой фиолетовой рубашке. - Ну, и смысл? - Ты о чем? – недоумевает барабанщик. Дамиано легко поднимается с пола. Потягивается. Кривится от боли, разминая шею. И показывает пальцем на рубашку Торкио. - Смысл ее застегивать? Что бы пройти три шага до твоего сьюта? Тут пусто, нет никого. Ни папарацци, ни горничных. Или это шоу для меня? Что бы не соблазнять меня своими прелестями? Брось, Торкио. Что я там не видел. Терпение Итана заканчивается. - Да пошел ты, Давид… - вспыхнув злым румянцем, барабанщик неожиданно отпихивает стоящего перед ним фронтмена, и развернувшись, направляется дальше по коридору. К дверям номера «58». Вставляет электронный ключ. Дверь с тихим жужжанием открывается. Торкио делает шаг в номер, и тут его внезапно толкают в спину. От неожиданности, парень влетает в просторную прихожую сьюта, зацепляется каблуком ботинка за порог, и чуть не падает носом прямо в зеркальный платяной шкаф для верхней одежды. Но сильные руки подхватывают Торкио за плечи, удерживают, разворачивают и припечатывают спиной к стене напротив. - И куда это мы собрались? – издевательский голос Дамиано заставляет Итана скривиться от раздражения. – Давай уж, поговорим, Ит. Всё равно у нас у обоих бессонница, да? - Отстань, Дамиано! – Торкио злится еще больше. Дамиано навис над ним, оперевшись руками на стену, по обе стороны от головы Торкио. И несмотря на преимущество в росте, барабанщик чувствует себя в высшей степени, неудобно и глупо. Ну, не драться же ему с фронтменом, на самом деле? - А вот и не отстану, - упрямый Давид сейчас напоминает Итану маленького ребенка, который сидит в песочнице, вцепившись в машинку, и не хочет отдавать игрушку другому ребенку. Хотя игрушка-то вовсе и не его. – Может, я как раз хочу пристать, и очень даже сильно хочу? А что? Вроде как раньше ты был не против. До того, как у тебя появилась новая лучшая подружка. Голос Давида становится хриплым, низким. Он прижимается сильнее. Горячее дыхание обжигает шею Торкио, частично скрытую черным шелковым платком. Барабанщик судорожно выдыхает, и чувствует, как по спине бегут предательские мурашки. Красивое лицо Дамиано так близко. Его губы почти касаются нежной кожи за ухом барабанщика. Встрепанные каштановые кудри лезут в лицо, щекочут шею. - Скажи мне, Эдгар…- бормочет шатен. - Если тебе неприятно, скажи… Я остановлюсь. Может быть… Какое тут «скажи»!!!! Сердце у Итана бьется так, что того и гляди, выскочит. Щеки горят огнем. От знакомого аромата кудрявых волос хочется взвыть, запустить пальцы в шевелюру Давида, и никогда не отпускать. А, к чертям всё! Торкио резко поворачивает голову, и одним движением впивается в горячие, сухие губы. Целует, так жадно, так страстно, как будто эти губы-все, что есть в целом мире. Как будто эти губы - глоток воды для путника, умирающего от жажды в пустыне. Давид стонет, изумленный и обрадованный таким неожиданным напором. И отвечает яростно, дерзко. Проводит языком по отзывчивым, нежным губам, проникает внутрь. Теперь поцелуй становится страстным, откровенным. Влажные горячие языки сплетаются и расходятся, то касаясь друг друга, то отстраняясь вновь. Играя и соблазняя, захватывая, и не давая выдохнуть. Чувствуя, что уже задыхается, Торкио хватает Давида за шевелюру, оттаскивает от себя. Дышит громко, часто, прерывисто. - Господи, Дами, что ты творишь… Давид беззвучно смеется, глядя на раскрасневшееся лицо барабанщика. - Я еще даже не начал… - шепчет он весело. Ловкие пальцы расстегивают маленькие пуговки на фиолетовой атласной рубашке Торкио. Проникают под тонкую прохладную ткань. Ласкают гладкую загорелую грудь. Торкио тихо стонет, откидывая голову назад. Длинные черные волосы накрывают плечи, шелковой волной завешивают крепкую спину. Рубашка срывается одним быстрым движением, и смятая, летит на пол. Давид на секунду отстраняется, стаскивает с себя белую майку, и прижимается всем своим идеально подкаченным торсом к разгоряченному телу Торкио. Пальцы фронтмена скользят по смуглой спине барабанщика, гладят, сжимают, потом перемещаются на талию. Проникают под пояс черных брюк, и продолжают свои дразнящие поглаживания на мускулистой заднице. Барабанщик стонет и прижимается сильнее. Брюки невозможно тесные, и каждое движение рук Дамиано вызывает чересчур много ощущений. - Тихо, тихо, тихо… - шепчет фронтмен- Не спеши, малыш! А то кончишь слишком быстро. Но уже бесполезно. Торкио полностью съехал с катушек, и абсолютно перестал контролировать себя. Он вцепляется в ремень джинсов Давида, расстегивает пояс, ширинку, тянет вниз плотный темный деним. Вместе с черными «боксерами», джинсы оказываются отброшены в сторону. Минуту спустя, туда же отправляются и брюки барабанщика, вместе с нижним бельем. На Торкио остается только шелковый черный платок, завязанный на шее, но он, до поры до времени, не привлекает внимание фронтмена. Одежда улетела прочь, парни полностью обнажены, и ничто уже не мешает, нет никаких раздражающих преград. Оба возбуждены до предела, оба хотят только одного. И терпеть даже до кровати совсем нет сил. - Иди сюда, - Давид мягко толкает Торкио вперед. Тот мгновенно считывает его мысли. Нагибается, облокачивается выпрямленными руками о стену. Прогибает идеально прокачанную, красивую спину. Коротко выдыхает от предвкушения. От одного открывшегося ему вида обнаженного, дрожащего от возбуждения Торкио, у Дамиано стоИт так, что каждая секунда ожидания причиняет почти физическую боль. Ему хочется схватить эти упругие ягодицы руками, с силой сжать, развести в стороны. Коснуться кончиками пальцев и мокрым языком нежной розовой дырочки. Ласкать, раздвигать, проникать внутрь, в податливую узкую глубину. Хочется увидеть, почувствовать, как Торкио будет стонать и выгибаться у него на пальцах, снова и снова вздрагивая от наслаждения, когда умелые длинные пальцы фронтмена задевают внутри чувствительный комочек простаты. О да, это будет его маленькая месть за эту бессонную ночь у дверей номера «54». - Так что, Ит… Ты больше не перепутаешь номера? Ни сегодня… Ни завтра… Никогда? Будешь хорошим мальчиком? – На эти насмешливые слова Дамиано, Итан бессвязно мычит что-то в ответ, что-то, видимо, означающее согласие. Едва ли Торкио соображает, что там говорит ему Давид, но сейчас он готов согласится на всё, что угодно. Бесконечные, долгие минуты Итан стонет и дергается от движения внутри него безжалостных пальцев, умоляя Дамиано остановиться. Дать отдохнуть. Умоляя трахнуть его, наконец, и дать ему кончить. Наконец, тот решает сжалится. Урок усвоен хорошо. И можно поставить ученику достойную оценку. Дамиано останавливает сладкую пытку. Цель достигнута. Торкио возбужден до предела. Раскрыт и подготовлен. Нежно скользнув языком по ложбинке между идеальными полушариями, фронтмен распрямляется. Кладет ладони на бедра барабанщика. Мягко придвигает к себе, заставляя прогнуться сильнее. И плавным, уверенным движением входит в растянутую, но все равно, такую упругую, узкую дырочку. Оба выдыхают от ощущения наполненности, удовольствия, накрывающего желания. Давид набирает темп. Двигается все быстрее, все жестче. Он знает, как любит Торкио этот напор, эту яростную доминирующую атаку. Фронтмен одной рукой хватает Торкио за прядь длинных темных волос. Тянет на себя, заставляя выгнуться еще сильнее. От этого, ощущения барабанщика становятся еще ярче, еще горячее. Черный шелковый платок на гибкой, смуглой шее, так и притягивает взгляд Давида. Он выпускает роскошную шевелюру, вцепляется в завязанные концы платка. Прохладный тонкий шелк приятно касается горячих пальцев. Давид жадно гладит нежную кожу под тканью. Тянет за темный шелк. Ткань сильнее перехватывает подрагивающую шею барабанщика. Тот пытается сделать судорожный вдох. Но безжалостный шершавый шелк не дает ему вдохнуть, пережимает горло, заставляет замереть в тщетной попытке поймать хоть глоток воздуха. Давид усиливает напор, вбиваясь в дрожащее, отзывчивое тело. От ощущения толстого, крепкого, горячего члена, ритмично скользящего внутри, Торкио уже на пределе. Он приоткрывает рот, пытается вздохнуть, крикнуть… - Кончай уже, Ит, малыш, давай, давай! - хрипло стонет фронтмен, обжигая жарким дыханием покрасневшее, горячее ухо барабанщика. Этот шепот действует, как спусковой крючок. Торкио замирает на секунду. Захлебывается в безмолвном крике. Пальцами судорожно цепляется за стену. И выгибаясь всем телом, вздрагивает в накрывшем его оргазме. Раз, другой, третий… О, господи… Это нереально… Это невозможно хорошо… Давид удовлетворенно стонет в такт спазмам, сжимающим его член. Его «принцесса» удовлетворена, и теперь он может подумать и о себе. Сжав сильнее упругую задницу Торкио, возбужденный до предела, Давид дает себе полную свободу. Короткими, сильными движениями он догоняет Торкио в его удовольствии, хватает наслаждение за загривок, как норовистую кобылку, и подчиняет себе, ныряя в глубину ощущений, не в силах сдержать стон блаженства и удовлетворения. Падает на спину Торкио, прижимая его грудью к стене. Дышит тяжело, часто… Перед глазами у обоих все кружится, ноги не держат, и до ужаса хочется рухнуть на постель и расслабленно замереть. - Пойдем в кровать, - Дамиано наконец, распрямляется, тянет Итана за собой, и оба спотыкаясь, бредут в спальню. Падают на кровать, обнимают друг друга нежно, любовно, прижимаясь телами, переплетаясь ногами. Только бы не расцепляться, только бы чувствовать всем телом тепло другого. Бессонная ночь дежурства в коридоре сказывается на Давиде. И он практически мгновенно засыпает. Торкио лежит на спине, нежно перебирая спутанные кудри фронтмена. Потом тихонько отстраняется, нащупывает на тумбочке айфон. Смотрит на часы, и нажимает на знакомый контакт. - Это я, - шепчет он едва слышно. - Прости, если разбудил! Просто хотел сказать, что всё хорошо. И … спасибо! - Ну вот! - Вик тихо смеется в трубку. - Я же говорила, что это сработает! Ревность-лучшее средство. Хорошего вам утра, парни. И я правильно понимаю-на завтрак вас сегодня можно не ждать?